СОЦИОЛОГИЧЕСКОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ЕВРОПЕЙСКИХ НАЦИЙ: ОПЫТ ФИЛОСОФСКОЙ КРИТИКИ Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

софские изыскания обоих мыслителей лежат в области морали.

2. Проявление прощения как одной из труднейших способностей человека в обеих концепциях отождествляется с проявлением доброты в отношении другого,

3. Прощение понимается как часть любви и орудие в борьбе со злом.

Однако понимание зла, некоторым образом, отлично,поскольку непротивленцы в отношении этого понятия весьма категоричны. Невозможно искоренить всяческое проявление недоброго, если отвечать злом на зло. Наказание для них сродни физическому ущемлению, насилию, а значит, не может быть чем-то добрым, В противовес этому философия противления, напротив, "одобряет" наказание, превращая его в одно из средств борьбы со злом. И сегодня принято говорить о справедливости в отношении как жертвы, так и обидчика, Именно наказание выступает мерой определения вредоносности проступка. Следует учитывать, что всякое наказание должно быть объективным и лишено личностных притязаний. Прощение, напротив, зачастую имеет субъективистский характер. Личные притязания и общественные нормы отчасти расходятся, и, если прощение со стороны жертвы получено, вовсе не значит, что наказание не имеет никакой силы. Очень верно говорит A.A. Гусейнов, когда указывает на тот факт, что наказание не есть проявление насилия, но показа-

тель верховенства законов [1]. Поэтому между позициями непротивления и противления можно найти больше общего, чем кажется на первый взгляд, ведь цель для них едина - борьба с насилием.

Литература:

1. Гусейнов A.A. Возможно ли моральное обоснование насилия? // Вопросы философии. - 2004. -№3. - С. 19-27

2. Гусейное A.A. Л.Н. Толстой. Непротивление злу насилием [Электронный ресурс! https://iphras.ru/ uplfiie/ethics/biblio/N/IO.html {дата обращения: 19.02.2021}

3. Ильин И.А. О сопротивлении злу силою [Электронный ресурс] https://legitirnist.ru/nb/phi I osophy/ ijliti_o_soprotivieniyu_zlu_siloyu.pdf {дата обращения: 19,02.2021)

А. Яетов О.6.95.03,032. Холмгрен М.Р. прощение и внутренние ценности личности // Социальные и гуманитарные науки. Отечестеенная и зарубежная литература. Сер.З, философия: реферативный журнал. - 1995, -

5. Мелешко Е.Д. Хр. жизнь: ступени осуществления нравственного идеала // Мелешко Е.Д. Христианская атака Л.Н. Толстого [Электронный ре суре] http://to! stoy-i it. ru/toUtoy/pubiic/melesh ko-hnstianskaya-etika-foistogo/index.htm (дата обращения: 19,02.2021)

6. Мень А. Беседа об искуплении [Электронный ресурс] http://yakov.works/Nbrary/l3_m/myen/ 00068.html(дата обращения: 20.02.2021}

7. Толстой Л.Н. Наше жизнепонимание [Электрон ный ресурс] http://tolstoyht.ru/toistoy/phtiosophy/ nashe-zhizneponimanie.htm (дата обращения: 19.02.2021}

Ш

0 OJ

-О

1

оГ со

си

ÜI 2

S

209

SOCIOLOGICAL VIEW OF THE ESTABLISHMENT OFEUROPEAN NA TIONS: EXPERIENCE OF PHILOSOPHICAL CRITICISM Maltsev Kon Stan tin Gennadievich, DSc ofPhilosophical sciences, Professor Alaverdyan Artem Levushovich, PhD of Philosophical sciences, Associate Professor

Department of Theory and Methodology of Science, Belgorod State Technological University named after V.G, Shukhov, Belgorod

The purpose of the study is to identify the reasons for the discrepancy in the issue of the time of the emergence of European nations in modern Western sociology in the perspective of the meaning of 'ixpxn" for interpreting the meaning of representing a nation in the political economic paradigm (J. Agamben). it is established that the horizon of the representation of the nation and the national, normatively set by the dominant "liberal metaphysics" which determines the direction of research in disciplinary-organized science and their results, have objective significance, provided that the interrelated foundations / axioms are recognized that form the paradigm of presenting reality as a given object for thematization in subject of scientific research. The scientific novelty of the philosophical interpretation of the beginning and the emergence of reality of European nations is due to an essential feature of liberal metaphysics, defined by K. Schmitt as a "fundamental rejection of truth" in favor of "endless discussion" on the "organization oftruth" (F.R, Ankersmit). in this form, "liberal metaphysics" is as an ideology and the representation of a nation simultaneously has the character of scientific objectivity and a political program As a result of the study, it was concluded that a nation as a civic association based on civic loyalty of freely self-determining autonomous individuals is valid as a project and the meaning of disagreements about the time of its emergence is revealed as a "historiographic recalculation" (M. Heidegger), whose task is to provide a justification for a political project - "civil nation ",

Keywords; nation; paradigm representation; civic loyalty; "; national identity; ethnicity; ideology.

DO! 10.24923/2222-243X.2021 -39.37

УДК 101,1:316 ВАК РФ 09.00.11

СОЦИОЛОГИЧЕСКОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ЕВРОПЕЙСКИХ НАЦИЙ: ОПЫТ ФИЛОСОФСКОЙ КРИТИКИ

& Мальцев К.Г.,2021 & Алавердян АЛ, 2021

> <

Ш £

О

О

О О

о с

Целью исследования является выявление причин расхождения в вопросе о времени возникновения европейских наций в современной западной социо логии в перспективе значения ЧхрхП "для истолкования смысла представления нации в экономической парадигме политического (Дж. Агамбен). Устанавли вается, что горизонт представления нации и национального, нормативно заданный господствующей "либеральной метафизикой" обусловливающий направление исследований в дисциплинарно организованной науке и их результаты, имеют объективное значение при условии признания взаимосвязанных основоположений/аксиом, образующих парадигму представления действительности как налично данного объекта для тематизации в предмет научного исследования. Научная новизна философского истолкования начала и становления действительностью европейских наций обусловлена существенной особенностью либеральной метафизики, определенной К. Шмиттом как "принципиальный отказ от истины" в пользу "бесконечной дискуссии" по "организации истины" (Ф.Р. Анкерсмит); в таком виде "либеральная метафизика" есть как идеология и представление нации одновременно имеет характер научной объективности и политической программы. В результате исследова ния сделан вывод о том, что нация как гражданская ассоциация на основе гражданской лояльности свободно самоопределяющихся автономных инди видов действительна как проект и смысл разногласий о времени ее возникновения выявляется как "историографический перерасчет" (М. Хайдеггер), зада чей которого является обеспечение обоснования политического проекта "гражданской нации".

Ключевые слова: нация; представление в парадигме; гражданская лояльность; 'йрхп "* национальная идентичность; этническое; идеология.

210

МАЛЬЦЕВ Константин Геннадьевич, доктор философских наук, профессор

АЛАВЕРДЯН Артем Левушович, кандидат философских наук, до цент

кафедра Теории и методологии науки, Белгородский государственный технологический университет им. В. Г. Шухова, Белгород

Введение

Актуальность данного исследования обусловлена тем, что вол-рос о временя возникновения европейских политических наций по-прежнему является дискуссионным: общей перспективы, е которой выстраивается представление о нации как гражданской ассоциации, по-видимому, недостаточно для того, чтобы обеспечить согласие в вопросе о том, когда считающиеся релевантными факторы, всегда принципиально социальные, производят действительность национальной идентичности и национальной общности. Цель исследования определяется постановкой проблемы: различение "идентичности" и "общности" и представление нации в горизонте названного различения, - приводит к расхождению в определении времени возникновения нации примерно в двести лет: от утверждения Л. Гринфельд [10], что первая европейская нация, английская, как "национальная идентичность" сложилась уже в семнадцатом веке, до более распространенного в социологической литературе (Гелнер 19], Андерсон [4], Манн [21; 22]) положения, что европейские "национальные общности" возникли только в Х!Х веке (по утверждению М. Манна, даже во второй его половине). Задачи исследований. сопоставить аргументы "сторон" и выяснить, какие еще различия в представлении нации необходимо следуют из определенного таким образом расхождения в понимании нации, является задачей настоящей статьи. Методология поскольку речь идет о представлении и о понимании, то есть пред-понятия, определяющие налично данное для последующего социологического объяснения, то методом исследования выбрана философская критика: методологическое значение для нас имеют утверждения М. Хайдеггера, который писал: "Любой науке как таковой, то есть как науке, каковой она является, остаются недоступными ее основные понятия и то, что они в себя вбирают; это связано с тем, что никакая наука с помощью

своих собственных научных средств ничего не может сказать о себе" [26,321]; и далее: "Никогда математически нельзя составить представление о том, что такое математика, никогда нельзя на филологическом уровне обсуждать, что такое филология, никогда нельзя с биологической точки зрения определить, что такое биология" [26, 321]; пред-понятия, в которых представляется наличное как уже разграниченное и готовое для тематизации в предмет научного исследования, относятся к области философии безотносительно к тому, отдает ли себе самой в этом отчет позитивная наука, к которой относится и социология.

Основная часть

Гражданская лояльность и "клетка национального государства". Первое, о чем следует сказать, определяя перспективу представления нации в западной социологии, это о ее нормативности; во-первых, истолкование эт-ничности строго как социально-культурного, и никогда - "природного", "естественного" феномена; во-вторых, принципиальный индивидуализм, который выступает не только как методологическое требование (противоположное холизму, который тоже признается в этом качестве: методологического принципа, - хотя бы в "дюркгеймовской традиции"), но как основоположение, определяющее способ представления.

Таким образом, например, рассуждения Гумилева о процессе этногенеза в связи с образованием европейских наций, и следовательно, его утверждение о том, что европейские средневековые нации сложились в !Х веке [11,364] и что из этих средневековых 1\Ыюпез "выросли современные нации" что "отличает европейский от прочих суперэтносов мира" [11, 127], - просто нерелевантны по отношению к представлению нации, существующему в западной науке в целом, и социологии в частности. Напротив, почти как аксиома расценивается утверждение о том, что под "нацией" следует понимать "историческую социально-политическую группу", а под "этносом1- "культурную группу" [6, 931, - и что это - именно "социальные категории" [6, 93]. Несмотря на то, что некоторые авторы (например, Э. Смит [25]) признают, что "этническая составляющая" присутствует в современных нациях, но именно в качестве, определенном выше и, более того, даже это "качество" преобразуется в европейских политических нациях как гражданских ассоциациях, в основании которых, в конечном счете, личный выбор и гражданская лояльность политическому порядку [см.: 2].

Что касается индивидуализма как основоположения, то лучше всего его суть определена Калхуном: "С точки зрения современного Запада, индивиды существуют в себе и сами по себе: ни сети отношений, ни всеобъемлющая иерархия не являются основным источником идентичности. Эта современная идея индивида как локуса неразложимой идентичности -по крайней мере потенциально самодостаточной, самостоятельной и саморазвивающейся..."[12,102],-такое понимание должно быть подготовлено, и произошло это не раньше XVIII века, в философии Просвещения, получив завершенную форму в философии И, Канта [14], Л, Гринфельд 10] с этим утверждением, по-ви-димому, не согласна, когда относит появление "автономного индивида" как гражданина к XVII веку, по крайней мере в Англии; к этому нам еще предстоит вернуться.

Итак, большее число сторонников среди социологов имеет отнесение возникновения европейских наций к XIX веку; можно выделить три основных позиции: Э. Гелнера [9], Б. Андерсона^] и М.Манна[21; 22],-на которых вместе, различаясь в подробностях, основано представление нации в современной западной социологии. Э. Гелнер, концепция которого чаще всего определяется как "модернистская" [см.: 18], описывает появление европейских наций как современный социальный процесс (национализм как явление "связан с определенным рядом социальных условий, и эти условия, как оказалось, стали условиями нашего времени" [9, 259], имеющий культурное значение, обусловленный в конечном счете экономическими трансформациями, вызванными промышленной революцией. Он утверждает: "Корни национализма - в определенном типе разделения труда, очень сложном и к тому же бесконечно, беспредельно изменчивом" [9,67]; современная нация есть продукт индустриального общества, которое "по самой природе своей производственной деятельности... является огромным, анонимным, мобильным" [9,14], и следовательно "нуждается в хорошей коммуникативной системе для общения, независимо от ситуации" |9,14], Такова, по Гелнеру, современная письменная культура, для которой характерна всеобщая грамотность и которая, следовательно, зависит от системы образования, которую может обеспечить только государство, в котором связь культуры и политики становится действительным: "Основное предназначение и идентификация человека связаны теперь с письменной культурой, в которую он погружен и внутри которой способен успешно фун-

а]

0 ги

-о

1

03

со си 2

Ё 211

кционировать, Это - высокая культура, передаваемая не путем неформального общения с непосредственным окружением, а при помощи формального обучения" [9, 7\.

Нация определяется Гелнером через "различие в культуре"; политической она является из-за "критической связи с государством"; тогда национализм как необходимая рефлексия "принадлежности нации" есть "принцип односторонности культурных единиц как основ политической жизни и обязательного культурного единства правителей и подданных" [9, 258]; по Гелнеру, "определение наций может отталкиваться только от реальностей эпохи национализма" [9, 126]; национальная общность сознает себя лишь в противоположении другим национальным общностям: "Национализм -это то, что относится к сообществам, объединенным общей культурой и отличающимся от соперничающих или враждебных сообществ различиями в культуре" [9, 9]; наконец, главное: национализм "не заключет в действительности в природе вещей, не таится в сердцах людей и не составляет основу общественной жизни в целом" [9,258], - он случаен в смысле исторически сложившейся единичной констелляции социальных обстоятельств [9,34], а нация не есть "естественный способ классификации людей" [9,114], хотя нельзя считать его произвольным, но-"уходящим корнями в своеобразные культурные требования индустриального общества" [9, 88] и является "внешним проявлением глубинного процесса урегулирования отношений между государством и культурой, которое совершенно неизбежно" [9,88].

Нация, по Гелнеру, хотя и является результатом "объективных социальных процессов", но всегда рефлексивна в том смысле, что катализатором возникновения и функционирования всех социальных груп является: "желание, дрбровольное присоединение и отождествление, с одной стороны, и страх, сдерживание, принуждение - с другой" [9, 123]: "Наиболее устойчивыми являются группы, где преданность и отождествление (добровольное присоединение) переплетаются с внешними факторами, позитивными и негативными, -надеждами и страхами" [9, 123], - именно такой социальной группой, по Гелнеру, являются современные европейские нации. Определение принадлежности национальной общности через индивидуальный осознанный поиск выгоды и защиты акцентируется Гелнером, когда он утверждает, например, что "два человека принадлежат одной нации лишь только в том случае, если они признают принад-

лежность друг друга к этой нации" [9, 35], то есть, помимо необходимого объединения "одной культурой", которая понимается как "система идей, условных знаков, связей, способов поведения и общения" [9,35], необходимо осознание, которое предполагает мотив: в том случае, когда субъект интерпретируется через интересы, которые отличают его от других субъектов, но акцидентально (например, в зависимости от социального положения), но между которыми возможно единство ("по основанию разумности": И. Кант [например: 13; 15]} через компромиссы, - такое понимание вырабатывается только в эпоху Просвещения и является сутью либеральной интерпретации моральной и политической философии Канта. Нации - "продукт человеческих убеждений, пристрастий и наклонностей" [9, 35], для их действительности важны вместе социальные условия и добровольное признание: "Именно взаимное признание такого объединения и превращает их в нацию, а не другие общие качества - какими бы они ни были, - которые отделяют эту группу от всех, стоящих вне ее" [9, 35]: "Исходя из этих условий - хотя только из этих условий, - нации действительно могут определяться на основании как доброй воли, так и культуры" [9,126], - "однородность, грамотность и анонимность - вот ключевые черты таких сообществ" [9,280].

М. Манн, в соответствии со своей концепцией "четырех источников социальной власти", описывает возникновение наций как один из результатов неповторимой исторической констелляции социально-исторических обстоятельств [подробнее см.: 3; 19], но относит их "окончательное" возникновение ко второй половине XIX века, хотя признает существование прото-наций. "Прото-нации" (или "этнические сообщества") существовали до наций: "В "этническом сознании", чувстве, что все население разделяет общую идентичность и историю (как правило, мифическую), не было ничего необычного в предшествующей истории, особенно учитывая наличие общего языка, религии или политического единства" [21, 275]; тем не менее, "это была лишь одна из немногих "специализированных" идентичностей, значительно ослабленных локальными, региональными, корпоративными и классовыми идентичностями" [21, 275-276], - до Французской революции "термин "нация" в целом означал родовую группу, обладающую общими кровными узами.

Такой термин, как "политическая нация", существовал в Великобритании XVIII в., и он

употреблялся в отношении тех, кто обладал правом голоса и правом занимать должность (и то и другое обеспечивалось соединением правильной родословной и имущества}. Нации тогда были в основном, по терминологии Смита, горизонтальными и ограничивались господствующими классами. Смит также определяет вертикальные, то есть межклассовые, этнические сообщества, которые, по его словам, были широко распространены в аграрных обществах, тем самым продвигая перенниали-стскую теорию компромисса (как она развита в Armstrong 1982}" [21, 276], но Манн "в целом оспаривает такой перенниализм": "Я признаю некоторую "до-модерновую" историю нации. Я выделяю два "протонациональных" этапа в развитии наций, начавшиеся еще до обсуждаемого периода. Я называю их религиозно- и коммерческо-этатистскими этапами. Я также утверждаю, что "долгий девятнадцатый век" превратил протонзции в полноценные нации в течение двух других этапов - милитаристского и промышленно-капиталистического" [21, 276].

На первом, который исследователь называет "религиозным" этапе, "начиная с XVI в., протестантизм и католическая контрреформация создали потенциальные протонации двух типов. Во-первых, христианские церкви распространили сети дискурсивной грамотности буквально через область каждого крупного языка и (с большими вариациями} к людям среднего класса... Во-вторых, там, где различные церкви организовывали различные государства или регионы, их конфликты тоже могли достичь более общенародного, протонационального уровня, как это случилось во время религиозных войн" [21, 276-277]. Однако на этом этапе собственно нации не образовались: "Обе "натурализующие" тенденции сильно варьировались, так как большинство церквей (и вся католическая церковь) носило в основном транснациональный характер, в то время как границы государства лишь иногда совпадали с языковыми и церковными границами. Если мы посмотрим на историю Запада телеологически, от настоящего к прошлому, то тогда этот религиозный этап строительства нации покажется массовым навязыванием миру идеологической власти. Тем не менее безотносительно ко всякой теологии он производил только рудиментарные протонации" [21, 277]: "государство еще не было достаточно релевантно всей общественной жизни, чтобы слиться с такой лротонациональной идентичностью и укрепить ее" [21,277].

На втором этапе, "начавшемся около 1700 г., это ограниченное чувство единого сообщества испытало дальнейшую секуляризацию, поскольку коммерческий капитализм и мили-таристско-государственная модернизация (в разных странах преобладало что-то одно) взяли на себя большую часть работ по расширению грамотности. Контракты, правительственные отчеты, учебники по армейской муштре, деловые переговоры в кофейнях, академии при знатных чиновниках - все эти институты секуляризовали и немного распространили вниз общую культуру грамотности господствующих классов" [21,277], но "нация по-прежнему не мобилизовывало общество" [21,278],

Становление современных европейских политических наций в общем связано с "ростом государства", который начался после 1850 года; развитие промышленного капитализма предполагало существенное расширение гражданских прав, что вело ("непреднамеренные последствия") к"сплочению наций-государств, росту национальных классов" [21,22]; механизмы контроля в растущем государстве, представительство и бюрократия, актуализировали "представительские конфликты": "какие классы, религиозные или языковые сообщества должны быть представлены и где они должны быть представлены, то есть насколько централизованным и национальным должно быть" [21,22]. Модернизация в самом широком значении осуществлялась в контексте революционизированной современности, а революционную программу "можно модифицировать: режим и возникающие акторы власти могут выбирать или дрейфовать между различными путями модернизации, в разной степени опираясь на монархическое управление, верховенство закона, экономический либерализм, демократию и национализм" [21, 39]; здесь многие страны действительно "двигались в сторону национализма и демократии" [21, 273], причем революция, считает Манн, оказалась "незавершенной" и власти удалось "избежать революции - путем компромисса с восходящими классами и нациями" [21, 273]. Кристаллизация современного государства происходила в "различных точках вдоль двух осей: на оси "представительства"... и на "национальной" оси - от централизованной нации-государства на одном конце и до нежестко связанного конфедеративного режима - на другом" [21, 69]. Государство в процессе роста и модернизации все больше становится милитаристским, и "милитаристские государства начали формировать идеологию вокруг классов и наций" [21,

а]

0 ni

-о

1

аГ со

си

¿>i 2:

S

213

320], то есть нация по своему происхождению есть инструмент мобилизации, а национализм - "идеология мобилизации; в нации происходит "натурализация социальной жизни" [22, 130]. Мобилизация предполагает расширение социального гражданства и политизацию: "Социальное гражданство медленно расширялось, по мере того как законы эффективно реализовывались государствами на ихтерри-ториях в ответ на социальную борьбу, которая была обращена внутрь этих территорий. Это была универсальная тенденция транснационального процесса индустриализации, но она получала (внутри)национальное выражение в одной стране за другой. Борьба вокруг социальных прав имплицитно национализировала население, расширяя общие права и культуру, а также осуществляя перераспределение среди граждан. Массы явно были на авансцене, выдвигая существенные материальные требования и получая несколько меньшие блага" [23,440], - "нации появляются в начале Х!Х в. и фокусируются на союзах между модернизующимися "старыми порядками" и мелкой буржуазией. Основными модернизаторами были либеральные гражданские служащие и специалисты. Многие национальные организации прошли через сети дискурсивной грамотности от идеологического гражданства. Теперь новые классы требовали политического гражданства, а также иде ологического грэж-данства, осуществляемого главным образом через финансируемое государством или регулируемое государством образование, что помогло объединить нацию и государство в на-цию-государство" [22,213-214],- в социальном смысле навоевропейская нация есть нация среднего класса.

Манн дает следующее определение нации: "Нация - это экстенсивное межклассовое сообщество, подтверждающее свою четко выраженную этническую идентичность и историю и утверждающее свое собственное государство" [21, 275]. Нации приписывают себе "особенные добродетели" и, как правило, "вступают в конфликт с другими, "неполноценными" нациями" [21,275]. Нации "возникли в XVIII в. в Европе и Америке и позже на других континентах" [21, 275], но не как народные (народ вообще, по Манну, до XIX века был "вне политики"), а как элитарные нации; современные политические нации представляет собой "экстенсивное" и политическое сообщество, для возникновения которого до этого времени не было ни исторических, ни социологических условий; "До образования наций господству-

ющие классы и лишь в редких случаях угнетенные могли организоваться экстенсивно и политически. Поскольку культура господствующего класса была в значительной степени изолирована от культуры крестьянских масс, лишь немногие политические блоки отличались принадлежностью к общей культуре, как это происходило внутри наций" [21, 275].

Собственно нации, как "кросс-классовые, связанные между собой через государство и, наконец, агрессивные сообщества" появляются в конце XVISI века: "К 1840 г. все ведущие державы были квазинациями, но трех различных типов. Нации британской и французской метрополий усиливали существующие государства, они являются примерами наций как "усилителей" государства (state-reinforcing). В Пруссии-Германии нация была больше любого из существующих государств и переходила от аполитичной роли к роли "создателя" государства (или пангосударственной роли). В австрийских землях нации были меньше государственных границ, и они стали "подрывателями" государства (state-subverting)" [21, 278]. Причиной этого Манн называет "проникновение растущего милитаризма третьего этапа в различные экономические, идеологические и политические отношения власти" [21, 278],

Первоначально кросс-классовое единство нации сознавалось и создавалось как противостояние растущим поборам становящегося все более милитаристским территориального государства: "Единственными, кто был способен противостоять государственным поборам, были собственники, но теперь их число стало превышать возможности традиционной политики партикуляристского сегментаризма, которые в любом случае никогда оперативно не реагировали на их требования. Они обратились к универсальным сплачивающим призывам, таким как "народ" или "нация" [21, 287]; "финансовые кризисы политизировали "народ" и "нацию"" [21, 287] и "слово "нация" расширило свое значение от кровных уз до гражданства. Тем не менее оно сохранило семейные метафоры - нация стала "родиной" или "отечеством" для всех, кто присоединился к единой национальной семье наряду с другими национальными семьями" [21, 287-288].

Нации, "обладающие самосознанием, таким образом, по сути были рождены из борьбы за представительное управление. Какими бы ни были зверства, впоследствии совершенные во имя нации, мы не должны забывать, что ее возникновение опирается на те демократические идеалы этого периода, которым сегодня мы

придаем наибольшую ценность" [21,288]. "Оборотной стороной" Манн называет ее "темной стороной", нации, объясняемой ее происхождением, стало то, что "демократические идеалы были рождены войной. Без давления призыва на военную службу, военных налогов и регрессивных военных займов "народ" остался бы аполитичным и по большей степени игнорирующим государство. Теперь ограниченный "народ" отчасти контролировал государство, хотя все же главной функцией государства было ведение войн. Таким образом, нация стала чуть более агрессивной" [21, 288], но агрессивный национализм "расцвел" лишь в специфических условиях конца XIX -начала XX веков.

Нация "выстраивалась как "расширенная семья", члены которой были "эмоционально сплоченными", а значит-лучше мобилизуемыми на борьбу за "свое и своих": "Семья была основной моральной и эмоциональной действующей силой, потому что она была местом большей социализации, в том числе и для переживания и социального выражения любви и ненависти... Интенсивная организация семьи и общины может создавать сильные эмоции, возможно, желание жечь хлеб или бунтовать, но не широкую солидарность в рамках всего класса и нации. Эта интенсивность должна быть мобилизована более экстенсивными организациями власти. Именно здесь первые две протонациональные фазы складывания нации оказались весьма значимыми" [21,291].

С усилением и милитаризацией территориального государства "усиливались" и нации: "В течение второй половины XIX и начала XX в. стадия промышленного капитализма, его классовые сражения и его влияние на государства привели к усилению возникших наций. Государства впервые взяли на себя основные гражданские функции, обеспечивая функционирование систем коммуникации, каналов, дорог, почтовых служб, железных дорог, телеграфных систем и, что еще важнее, школ. Государства в основном реагировали на нужды индустриализации, прямо выражаемые как капиталистами, так и другими классами, военными и государственными элитами. Оценив возросшие коллективные силы индустриального общества, они подталкивали государство в направлении большей социальной координации. В свою очередь, государственные инфраструктуры усиливали плотность социальных взаимодействий, но ограничивали их территорией конкретного государства" [22, 407-408]. Социальное поведение "натурализовывалось"

и становилось "более национально-гомоген-ным": "Довольно непреднамеренно большинство действий государства приводило к развитию нации как единого сообщества, связывая интенсивные и эмоциональные организации семьи и соседских сообществ с более экстенсивными и инструментальными организациями власти" [22, 408]. При этом нации не были и не стали "тотальными сообществами" (как правило, иногда "приближаясь" к этому, в Германии, например), "Внутри нации сохранялся локализм, так же как и региональные, религиозные, языковые и классовые барьеры" [22, 208]. Нация также не была сообществом, "свободным от конкуренции", "Народная межклассовая нация естественным образом включала концепции гражданства, хотя и разных типов. Но они, в свою очередь, обостряли две доминирующие политические кристаллизации XIX в., поднимая вопрос о представительстве - кто должен быть полноценными гражданами и "национальный" вопрос - где именно должно находиться гражданство, то есть насколько централизованными должны быть государство и нация" [22, 408]. Большинство государств не стало национально-гомогенными, но промышленный капитализм "усилил давление в сторону как более представительских, так и более национальных обществ. Натурализация была особенно эффективной, так как она была неосознанной, непреднамеренной, ин-терстициальной и тем самым не вызывавшей противодействия. Она вовлекала эмоции, как и рассудок, скрыто изменяя концепции вовлеченных сообществ" [22,408].

Американский социолог определяет "социальный состав" новоевропейских наций: "К концу XIX е. народные нации - во всех трех вариантах - мобилизовывали средний класс и многих крестьян и рабочих во всех европейских странах. На этом этапе нации также стали более пассионарными и агрессивными" [22, 409], Кристаллизация нации осуществлялась в перспективе концепта "национального интереса", и тем самым вызывала "агрессивный национализм" Исследователь утверждает, что "социальным ядром" нации стал "средний класс", и именно его он называет носителем "агрессивного национализма" [22, 411], но лишь в меру "вовлеченности среднего класса в политику", которая никогда не была высокой, - поэтому: "государственная дипломатия и милитаризм оставались во многом скрытыми от народных групп вне зависимости от того, обладали эти группы правом голоса или нет" [22, 411-412].

а] О си

-О

Я

Ф СО

си

¿>1 2:

Ё 215

Колониальная политика, активно проводившаяся западными государствами с середины XIX века, также вела к росту национализма (мобилизующий потенциал наций в сочетании с концепцией "территориальных интересов" - усугублял борьбу между отдельными нациями), а значит, к интенсификации национальной идентичности; в последующем - антиколониальное освобождение также осмысливалось преимущественно как национально-освободительная борьба, хотя, по мнению большинства исследователей, нации еще только нужно было создать, и в большинстве случаев сделать это не получилось.

"Средний класс" является "ядром нации" и в другом, тоже социологически релевантном отношении, - через понятие и социальный институт социального гражданства. Средний класс в целом лоялен к существующей власти и к капитализму; "нация-государство среднего класса, созданная в конце XiX века, оказалась в решающем смысле вполне нашей современной нацией-государством" [22, 180]: "Нации-государства и нации оказались таким же решающим фактором, как капитализм и классы, в формировании цивилизации XX в. Средний класс был основным представителем, обеспечившим ее появление в XX в., и его более этатистские фракции определили работу его наиболее интенсивных и порой разрушительных форм" [22, 236]. Манн вводит такое понятие, как "членство в нации", и полагает его (вплоть до настоящего времени) "высокостра-тифицированным" [23,386]: он описывает процессы постепенного включения в нацию социальных групп и связывает это с процессом получения социального гражданства и ростом социального сочувствия к "исключенным": "Размах социального обеспечения шире там, где средний класс может с состраданием относиться к судьбе бедных и рассматривать их по сути как таких же людей, как они сами. Это было конкретизировано как нация - мы имеем огромное сходство с нашими согражданами. События, увеличивающие народную солидарность и значимость нации, положительно сказываются на социальном гражданстве, а события, которые их уменьшают, - отрицательно. 8 свою очередь, достижение социального гражданства укрепляет сплоченность национального государства. Национальная "клетка" все более закрывает нас внутри себя благодаря развитию социальных прав" [23,399]. Вообще же, "классы с более устойчивыми гражданскими правами также были национально организованными, но существующее государ-

ство было их государством. Так как оно символизировало их воображаемое сообщество, они могли легче идентифицировать себя с его величием, честью и геополитическими интересами. Поскольку государство стало нацией-го-сударством, священные государственные интересы становились национальными" [22, 476].

Наконец, Б. Андерсон ввел в отношении нации термин "воображаемые сообщества" [4]; прослеживая процесс нациестроительства в процессе антиколониальной борьбы, он утверждает, что политическая нация была способом, которым местные образованные элиты утверждали свою самостоятельность относительно метрополий. Важными здесь представляются два обстоятельства: во-первых, сознательный элемент в нациестроительстве; во-вторых, никаких "естественных" (то есть "природных"}, факторов в процессе нациестроительства нет: это - созданные ("искусственные") сообщества - результат "самоопределения" индивидов и социальных групп в определенных исторических обстоятельствах [Подробнее см.: 16].

Таким образом, социальные условия, ссылкой на которые объясняют появление наций как социальных общностей, и, в особенности, политических наций как политической формы единства народа в новоевропейском государстве-нации, начали действовать (то есть стали причиной) не раньше Х!Х века. Однако нация в своей действительности определяется еще и через сознание как идентификация: национальная идентичность, возникновение которой датируется более ранним временем: у Манна, как мы видели, XVIII веком. Таким образом, может быть поставлен вопрос: во-первых, кто идентифицировал себя как "нацию" и, во-вторых, какие свойства "национальной идентичности" можно полагать инвариантными, и как и почему различаются "национальные идентичности", возникшие раньше появления "народных наций". Наконец, следует выяснить, насколько обосновано представление о непрерывности генезиса современной политической нации от тех первых форм национальной идентичности.

Две формы "национальной идентичности" (Л. Гринфеяьд): содержание и критика. Сама Л. Гринфельд расценивает свое исследование как социологическое, - при этом ее представление нации существенно отлично от тех, которые мы рассмотрели выше; на основании своего представления она приходит к иным выводам относительно времени возникнове-

ния европейских наций. Нам следует установить социологическую значимость ее аргументации и выяснить происхождение утверждений относительно времени происхождения и сущности исходного для ее концепции различения на "гражданские" и "этнические" нации, - исходя из особенностей ее представления: задача для философского истолкования смысла.

Для удобства анализа определим утверждения, на которых основывается ее понимание нации (из которого, добавим, следуют ее последующие объяснения нации и национального).

Первое: Гринфельд заявляет, что методология ее исследования основывается на принципах веберовской социологии.

Второе: таким образом, осознанный выбор дает форму национальной идентичности; методологический индивидуализм веберовской социологии интерпретируется через "личный мотив": индивидуальный смысл любого социального действия, в особенности - идентификации.

Третье: основополагающим различением, как мы сказали, является противоположность между индивидуалистической и коллективистской установками и между гражданскими и этническими нациями: из четырех возможных комбинаций действительными являются три: гражданская нация может быть индивидуалистической или коллективистской (либертарианской и авторитарной соответственно), этническая нация, по Гринфельд, может быть только коллективистски-авторитарной [10,16]; "этническая составляющая" по себе оценивается отрицательно настолько, что Гринфельд делает вывод: "Нет более великой и - страшной - ошибки, чем считать, что все нации рождены и созданы равными. Люди рождаются равными, но нации - нет. Некоторые рождаются как сообщества суверенных личностей, где основной упор делается на свободу и равенство людей, некоторые создаются как "красивые великие личности", которые могут питаться людьми и проповедовать расовое превосходство и подчинение государству. Права наций, которые мы сейчас полагаем бесспорными, - в немалой степени, благодаря американской наивности, - имеют очень разную значимость и подоплеку в столь различных случаях" [10, 465], - из представления Гринфельд переход к оценочным суждениям необходим, - но насколько это возможно в социологическом исследовании, "основанном на веберовской методологии", один из принципов которой

различение отнесения к ценности и оценки" (которые Вебер полагал недопустимыми в научном исследовании и расценивал как выход за его границы [8]), это - вопрос.

Четвертое: существует преемственность между характером сформировавшейся раньше национальной идентичностью - и появившейся позже "народной нацией": определенность национализма, не обязательно, но как правило, сохраняется в поведении группы; время возникновения национальной идентичности следует считать временем возникновения нации. При этом речь не идет об известном в западно-европейской философии соединении реального (понятия) и действительности: по Гринфельд, нация действительна в "национальной идентичности".

Попутно мы должны заметить, что при описании процесса становления действительных национальных идентичностей, который, как мы сказали, не различается с определением их понятия, не только различным факторам придается разное значение и вес, но и "набор" этих "факторов" - различен в каждом случае, что интерпретируется как удержание эмпирического вместе с теоретическим: сомнительная, с точки зрения веберовской методологии, практика, но ее анализ выходит за предметные границы нашего исследования.

Гринфельд утверждает, что именно "мысли Макса Вебера оказались наиболее созвучными моим собственным" [10, 22]: "символическая природа социальной реальности"; индивид, "совершающий субъективно осмысленные действия", то есть направляемый мотивом; рациональность социального действия индивида, предполагающая рефлексивность идентичности, к которой он себя относит посредством "свободного выбора", - определяют, считает Гринфельд, специфику ее анализа, в котором "перевернут порядок следования" в рассуждении и, следовательно, в представлении причинно-следственных связей, которые "обычно считаются существующими между национальной идентичностью и нациями" [10, 22], что позволяет ей утверждать: "Национальная идентичность есть просто характеристика идентичности наций" [10, 22], - и что "национализм определяет современность, а не определяется ею" [10, 23]. Собственно, мы имеем именно "переворачивание" утверждения Э. Гелнера, что национализм определяется социальными процессами, происходящими в современности (притом, что удерживается принципиальное положение о том, что "нация определяется через эпоху национализма", а не наоборот).

а]

0 ги

-о

1

03

со

си

¿>1 2:

Ё 217

Это позволяет Гринфельд отнести время формирования "национальной идентичности" до времени действия социальных условий, расцениваемых как причина появления "народных наций": осуществить "переворачивание" причинно-следственных связей. Социальная реальность есть символическая, то есть культурная по своей определяющей форме; "субъективные смыслы" и "ощущения субъектом социального действия" есть реальность также, как "социальные факторы", и между ними существуют взаимодействия, относительно которых "никогда нельзя знать заранее, какой из факторов будет играть роль причины, а какой - результата на определенном этапе формирования общества и социальных перемен" [10, 24]. Социальное действие рационально; разум есть то, что у человека стоит на месте "инстинкта животного"; на разум влияют "рамки той ситуации", в которой субъекты действия находятся: "Через эти специфические моменты разум связан со структурными макросоциальными процессами" [10, 23], - но социологическое исследование становится возможным, если началом его полагается "изучение субъектов социального действия" в том смысле, что следует выяснить, "какие специфические моменты оказали влияние на их интересы и мотивации" [10, 23]: не следует "овеществлять структуры или идеи": "Как идеи, так и структуры обретают действенную реальность только в человеке" [10, 24],

Формирование национальной идентичности, таким образом, происходит через осмысление отдельными индивидами социальной ситуации (переосмысление особенно интенсивно в периоды кризиса прежней идентичности}; затем такое переосмысление возможно приобретает черты универсальности; затем - к идентичности постепенно присоединяются "остальные", мотивированные привлекательностью ("выгода" или "страх"} новой перспективы.

Национальная идентичность - особый вид идентичности, не похожий на другие. Гринфельд утверждает, что те особенные "реальности", из которых обычно определяется нация: "общая территория", "общий язык", "общие государства, традиции или раса", - ни по отдельности, ни все вместе недостаточны для консти-туирования национальной идентичности: она, как национализм (многозначность этого термина также следует иметь в виду и различать его как "наименование" национальной идентичности и как политическую идеологию "пре-восходства'Уисключительности одной нации)

"не обязательно соотносится хоть каким-либо из этих факторов, хотя, как правило, его можно соотнести с некоторыми из них" [10, 12]; в значении названия национальной идентичности, национализм есть в первую очередь "политическая идеология или класс идеологий" и "эту идеологию нет необходимости соотносить с какой-либо отдельной общностью" [10, 12] (Гринфельд даже утверждает, что при определенных условиях, глобальную общность можно будет расценивать как "национальную идентичность": то, что имеющиеся в наличии национальные идентичности преимущественно "партикулярны"есть случай, определенный спецификой исторического развития). Специфика национальной идентичности в том, что ее "невозможно объяснить в общих терминах, определяющих любой другой тип идентичности" 10 , 16], главное здесь то, что она прежде всего перспективна, а не категориальна [см.: Конструктивистская парадигма]: "Национализм не имеет отношения к членству в человеческих общностях, а только к членству в общностях, определяемых как "нации"" [10, 16], -она отличается от религиозной и классовой идентичности, языковой и территориальной; даже "французскость" и "немецкость" как особенные идентичности не следует, по Гринфельд, прямо отождествлять с соответствующей национальной идентичностью, которая может "вобрать" их "в себя", всегда существенно преобразуя. Национальная идентичность также не является "психологической необходимостью", и тем более, не является естественной (то есть этнически определенной): этнич-ность, может быть, и универсальна как "этническое наследство", но она непосредственно, как утверждает Гринфельд, не определяет мотивы и действия индивидов. Национальная идентичность есть "самовосприятие", ее "нельзя предугадать, исходя из объективных характеристик"[10,17] иона всегда актуальна, то есть не может быть "латентной". Хотя "эт-ничность" определяется Гринфельд как "естественная группа" и признает даже существующие "врожденный свойства", но "сама по себе этничность не имеет отношения к национальности. Этнические свойства представляют собой некий поддающийся организации сырой материал, которому можно придать смысл разнообразными способами" [10, 18], и "этничность не порождает особенную идентичность" [10,17], - однако такое признание крайне важно для выстраивания ее концепции: национальная идентичность может определиться как этническая, и это существенно повлияет

на характер такой идентичности и ее оценку. Высшую ценность имеет именно такая национальная идентичность, которая вообще исключает "этничность": таковой является США: "Население США, идентичность которого, безусловно, национальна, обладающее хорошо развитым чувством особенности (исключительности), именно таково: у него нет этнических свойств, потому что это население не есть этническая общность" [10, IS]. Таким образом, мы имеем некий "признак", по которому можно различать нации и значение которого нам предстоит установить,

Гринфельд утверждает, что "наиболее общая идентичность, с самым широким охватом, та, которая, по общему мнению, определяет саму сущность человеческой личности и определяет ее поступки во многих сферах социальной жизни, является, естественно, мощнейшей из всех. Образ общественного строя (social order) отражается в ней наиболее полно, она представляет этот образ в микрокосме" [10,24-25], и что "такой самой общей идентичностью в современном мире стал национализм" [10, 25], Первая часть этого ее утверждения сомнительна как социологически, так и психологически; во всяком случае, как мы видели, противоположной позиции придерживается М. Манн, полагающий необходимым перенесение непосредственных и эмоционально интенсивных семейных отношений на нацию именно для того, чтобы сделать национальную идентичность действенной. В любом случае, цикл кризисов идентичности, который пережила Европа и завершением которого была эпоха религиозных войн, раскрыл возможность для нового типа идентичности - национальной, считает Гринфельд.

Национальная идентичность определяется Гринфельд так: "Специфичность национализма, отделяющего национальность от других видов идентичности, проистекает из того, что источником личной идентичности в рамках национализма является народ. Народ рассматривается как носитель верховной власти, как главный объект преданности и основа коллективной солидарности. Народ - есть масса населения. Форма и природа этой массы могут чтобы понять сущность идеи "нации"" [10, 9]. Следует помнить о согласном мнении многих исследователей (например, X. Арендт [5], Дж. Агамбен [1]): в традиции европейской политической мысли слово народ "семантически многозначно", и, по меньшей мере, следует различать "политический народ" от "черни" которые символически и регулярно отождествляются

посредством политической репрезентации в "суверенный народ" как источник учредительной власти и для легитимации действительного политического порядка: нация представляется в этом отношении как "форма политического единства" народа. Л. Гринфельд последовательно интерпретирует (за исключением одного попутно сделанного замечания, что "народ постепенно формируется", "присоединяясь к национальной идентичности": "Связь между понятием "нация" и реальностью не была совершенной, совершенство вообще встречается редко. Не весь народ Англии был фактически включен в нацию в это первое столетие ее существования - и многие длительное время оставались вне ее. Дар разума, теоретически обязательно сопутствующий человечеству, на практике считался распределенным неравномерно и поэтому не все заслуживали одинакового наслаждения правами, которые следовали из этого подарка. Несмотря на это, поклонение идее нации наиболее активной и имеющей возможность высказаться части населения Англии знаменовало глубокие изменения в политической культуре. Это не могло не повлиять на реальность, и в конце концов между идеей и реальностью возникла более тесная связь" [10, 33]) данное различение таким образом, что в процессе национализации "народные массы сразу возвысились до положения элиты" [10, 11], полагая, что национальная идентичность в том виде, как она ее описывает, и есть действительность этой формы: ""Народ" стали видеть носителем верховной власти, основой политической солидарности и главнейшим объектом преданности" [10, 11] в его наличной данности. Не менее последовательное игнорирование философского различения реальности (понятия) и действительности (схематично: речь идет о примере Канта со "ста талерами", между понятием которых и их действительностью "в кармане" есть разница, не в essentia, но в existentia) является необходимым условием производимых ею "отождествлений", доходящих до того, что утверждает, например, что концепция Локка есть описание действительности: "Джон Локк во втором Treatise on Civil Government также определял политическую общность или "общее благо" (commonwealth) как "гражданское государство" или договор между разумными существами (rational beings), а не как мистическое единство, возникающее из общего происхождения: "ничто не может сделать любого человека членом государства (commonwealth)), кроме того факта, что дан-

nJ

0 OJ

-0

1

03

со

си

¿>1 2:

S

219

ный человек действительно присоединяется к этому государству на основании определен-ных обязательств". Он не пользовался словом "нация", но общество, о котором он вел речь, несомненно, представляло собою нацию" [10, 376), Она утверждает, ссылаясь на свою "зигзагообразную модель семантического изменения", что в процессе появления национальной идентичности "слово "нация" в его "соборном" значении "элита" было применено в отношении населения страны и стало синонимичным слову "народ"" [10,11 ]. Таким образом, то, что "национальная идентичность в ее современном смысле есть, следовательно, идентичность, которая выводится из принадлежности к "народу", основной характеристикой которого является определение его как нации" [10, 11], по ее мнению, означает, что "каждый представитель переопределенного подобным образом "народа" приобщен к его высшей, элитарной сущности, и именно вследствие этого стратифицированное национальное население воспринимается как, по существу, однородное, а классовые и статусные различия как искусственные" [10,11), и случилось это в Англии, в XV!! веке, став действительностью. Она устанавливает непосредственную связь между "национализмом" и "демократией", утверждая, что "изначально национализм развивался как демократия" [10, 14], что "национализм был той формой, в которой демократия впервые явилась миру, спрятанная в идее "нация", как бабочка в коконе" [10, 14], и что только в результате последующего "извращения", связанного со способом формирования национальной идентичности после английской, в подражание ей, и во враждебности к ней, "с распространением национализма в различных странах и в связи с тем, что главный упор в национальной идее стал делаться на исключительность народа, а не на верховность его власти, изначальное тождество национальных и демократических принципов было утеряно" [10,14].

Мы подошли к самому "смысловому ядру" концепции возникновения национальных идентичностей Л. Гринфельд: "Изначальная национальная идея возникла в английском обществе в XVI в., которое и стало первой нацией в мире. Англичане оставались единственной нацией на протяжении почти двухсот лет (за исключением, возможно, народа Голландии). Индивидуалистический гражданский национализм, который развился в Англии, унаследовали английские колонии в Америке, и он стал отличительной чертой Соединенных Шта-

тов" [10, 18]. Все остальные "национализмы" возникли вследствие и в зависимости от "изначальной нации": "Важность английского варианта очевидна. Рождение английской нации было рождением не одной конкретной нации, а наций вообще, рождением национализма. Англия была тем местом, где процесс зародился и начался. Анализ этого случая необходим для того, чтобы понять изначальную национальную идею,условияее развития и социальное применение" [10, 27], - и "когда в XVIII в. национализм начал распространяться, новые национальные идентичности возникли не в результате создания новой идеи, а путем заимствования идеи уже существующей. Господствующее положение Англии в Европе XVII! в. и затем господствующее положение Запада в мире, сделало национальность каноном. Поскольку сфера влияния ставших нациями передовых обществ Запада распространялась все шире, общества, желающие попасть в международную систему с центром на Западе, фактически не имели иного выбора, кроме как стать нациями. Развитие национальных идентичностей было по существу интернациональным процессом, а источники этого процесса во всех случаях, кроме первого (Англия), находились вне возникающей нации" [10,18].

Характерными чертами английской национальной идентичности Гринфельд полагает: "чувство уважения к личности и особо уважение к личному достоинству человека" [10,33]; "принцип личной свободы и политического равенства" [10, 89]; "свобода вместе с равенством и разумом составили самую основу английской национальности" [10, 375.]; в политическом отношении это значило "настоятельное требование, чтобы народ имел право участвовать в политическом процессе и управлении страной через парламент" [10,46], то есть "права политического гражданства" [10, 47]; социально - "тенденцию к уравнению условий существования разных социальных слоев" [10, 52]; самое главное -"принципиальный индивидуализм, обязательство отстаивать свои собственные права личности и права личности других людей" [10,33]; особенно в случае Англии, "национальность возвышала каждого члена общности, которую эта национальность наделила суверенностью (верховной властью). Национальная идентичность, в сущности, является вопросом о личном достоинстве" [10, 461] и "в то время как везде возвеличение нации стало возвеличением самого себя, в случае Англии оно стало возвеличением самого себя как человека - сво-

бодного разумного индивидуума - и поэтому возвеличением человеческого достоинства, человечества в целом" [10, 33]. Повторим, что все это полагается действительностью Англии, начиная с XVI! века. Здесь нет необходимости "спорить": достаточно вспомнить, какой процент населения пользовался до середины Х!Х века избирательными правами и кто был исключен из политики (по самым оптимистическим подсчетам, если верить авторам от Поланьи [24] и до Манна - не больше 10%); удерживать при рассуждении описания социальных трансформаций, связанных с промышленной революцией, и законодательную практику Английского парламента до 50-х годов XIX века; прочитать описания "английской действительности" в литературе того времени, хотя бы Диккенса, - чтобы понять, что у Гринфельд мы имеем не социологическое описание, но что-то совершенно другое; речь идет об "идеальном типе", но способов его конструирования М. Вебер насчитывал по меньшей мере одиннадцать.

Нам будет вполне достаточно "идеально-типического" представления Гринфельд и других "основных европейских национализмов" (тем более, что проводя свою классификацию она сама говорит именно об "идеальномтипе" 110,16]). Они все возникли, как мы уже сказали, вследствие заимствования; их специфика определялась следующими причинами, которые можно условно разделить на три группы; во-первых, относительно всех национализмов Гринфельд устанавливает конститутивное значение зависимости от Англии и, следовательно, того, что она называет рессентимен-том; во-вторых, культурно-исторические традиции, определившие "преимущественную форму", который принял каждый национализм вследствие рессентимента; в-третьих, специфику в интерпретации идеи народного суверенитета, определенную названными выше "факторами". Наконец, все основные европейские национализмы были/становились в различной степени этническими, причем имеет значение как сама эта "степень" так и то значение эт-ничности, которое может варьироваться от культурной и до природной (например, характеризуя "российский рессентимент" Гринфельд употребляет выражение "звериная реакция" - единственный раз в своей книге): именно здесь обретается значение того, к чему мы обещали вернуться: признание (неохотное, правда) за этничностью возможности быть природной.

Таким образом, важнейшее различение, на котором выстраивается вся разбираемая кон-

цепция - различение между гражданскими и этническими нациями: к первым безусловно относятся только английская и американская, ко вторым - все остальные, "в меньшей" (французская), "большей" (немецкая) или "исключительной" (русская) степени. Следует отметить, что современная западная социология не обнаруживает основанийдляэмпирическогораз-личения на "гражданские" и "этнические" нации, но признает необходимость нормативного различения. Например, Брубейкер считает, что с самого первого шага в социологическом исследовании следует отказаться от (в других случаях конститутивного)жесткого различения (которое, к тому же, нельзя последовательно провести) между гражданскмими нациями и нациями этническими [7,20-21]: "национализм не поддается четкому разбиению на типы с ясно очерченными эмпирическими и моральными профилями" [7, 265]. Тем не менее, Брубейкер не отказывается от него вовсе, полагая необходимым в аналитическом и прежде всего в нормативном исследовании, причем важнейшей задачей является "отделить работу по аналитическому упорядочению от деятельности по нормативному оцениванию" [7, 265]; нормативное должно быть в любом случае сохранено в той степени, в какой мы заинтересованы в обосновании политических целей в отношении нации и национализма; такая заинтересованность предопределена, как мы сказали, "либеральной метафизикой", в горизонте которой выстраивается концепция Гринфельд.

Итак: всякий национализм - "местный" поскольку национальная идентичность формируется в ответ на "кризис", то есть - уникальную и единственную констелляцию "социальных обстоятельств". Следовательно, "национальные идеи часто переосмысливались в терминах местных традиций. Эти традиции могли сосуществовать с господствующей идейной системой, на которой покоилась к тому времени отвергаемая традиционная идентичность. Национальные идеи могли быть переосмыслены и в терминах тех элементов самой господствующей идейной системы, которые не отвергались. Подобное переистолкование подразумевало, что в зарождающееся национальное сознание включались элементы донациональ-ного образа мышления. Эти элементы затем в нем развивались и усиливались" [10,19]. Идея национальной идентичности - "заимствовалась" и менялась под воздействием "социальной ситуации" и в "терминах традиции": "Эффект от этого структурного и культурного

а]

0 ги

-О

1

сл со

си

¿>1 2:

Ё 221

влияния часто совмещался с влиянием определенного психологического фактора. Они, совместно, неизбежно влекли за собой переосмысление импортированных идей и определяли направление этого переосмысления. Для каждого общества, импортировавшего идею нации, центром внимания непременно становился источник импорта - объект подражания по определению, - и оно реагировало на этот источник. Поскольку в собственном восприятии подражателя образец был лучше подражания - это подразумевается в самом понятии образца, - то связь между образцом и подражанием скорее подчеркивала несовершенство подражателя, и реакция на источник заимствования обычно принимала форму ressentiment (чувство ненависти, злобы и обиды)" [10,19]. Гринфельд определяет "социологическую основу рессентимента": "Социологическая основа для развития ressentiment - или структурные условия, необходимые для развития этого психического состояния - имеют двоякий характер. Первое условие (структурный базис самой зависти) - изначальная сравнимость субъекта и объекта зависти, или скорее вера субъекта в изначальное равенство между ними, которое делает их в принципе равнозначными, Второе условие - это реально существующее неравенство (воспринимаемое как случайное) такого размера, что оно исключает практическое достижение теоретического равенства. Наличие этих условий создает ситуацию, чреватую ressentiment, независимо от темпераментов и психического склада отдельных личностей, составляющих рассматриваемое население" [10, 20]. Следствия для Гринфельд также представляются вполне объяснимыми: "Созидательная сила ressentiment - и ее социологическая важность - состоит в том, что это чувство может в конце концов привести к "переоценке ценностей", то есть к трансформации ценностной шкалы. Эта трансформация происходит таким образом, что изначальные высшие ценности очерняются, их заменяют другими, которые в изначальной шкале ценностей были несущественными, поверхностными или даже имели отрицательный смысл. Термин "переоценка ценностей", возможно, не совсем правилен, потому что в действительности происходит не полный переворот первоначальной иерархии. Принять ценности, прямо противоположные тем, что были у других, значит заимствовать их с обратным знаком. Общество с хорошо развитой институциональной структурой и богатыми культурными традициями вряд ли будет за-

имствовать что-либо и где-либо целиком и полностью. Однако поскольку созидательный процесс, возникающий в результате ressentiment, по определению есть реакция на чужие ценности, а не на собственное, не зависящее от других положение, то новая, порождаемая этим процессом система ценностей обязательно находится под влиянием изначальной системы ценностей. Именно благодаря этому, философии ressentiment характеризуются свойством "прозрачности": за ними всегда можно рассмотреть те ценности, которые они отрицают. Чувство ressentiment, испытываемое теми группами, которые импортировали идею нации и служили глашатаями национального сознания своих общностей, обычно приводило к тому, что из собственных местных традиций производился отбор элементов, враждебных изначальному национальному принципу" [10, 20]. Таким образом, "в некоторых случаях, особенно в России, где местные, культурные ресурсы отсутствовали или были явно несущественными, ressentiment было наиважнейшим фактором, который обусловил национальную идентичность. Где бы ни существовало это чувство, везде оно способствовало развитию партикуляристской гордости и ксенофобии. Ressentiment эмоционально питало зарождающееся национальное чувство. Если национальное чувство ослабевало, оно черпало силы в ressentiment" [10, 20-21].

Во Франции это привело к "перевороту", в результате которого произошла замена английского индивидуализма на коллективизм: "В Англии именно сумма личных достоинств индивидуумов, составляющих общность, дала достоинство коллективному образованию, имевшему все основания называться нацией. А во Франции, наоборот, коллективное достоинство целого восстановило личное достоинство тех, кто заявлял о своем членстве в этом коллективе. В Англии свободу нации давала личная свобода людей, ее составляющих. Во Франции свобода нации создавала личную свободу составляющих ее людей. В Англии источником власти была личность, думающее разумное человеческое существо, отдельные личности делегировали свою власть своим представителям и, таким образом, наделяли властью нацию. Во Франции власть исходила от нации, и она наделяла властью отдельных личностей" [10,165]. Чем дальше от "центра", -тем более существенными становились "подмены". В Германии, в которой Англия и Франция вместе "принимались за образец", реакция на их "неустранимое превосходство" привела

к включению 8 национальную идентичность "обожествления государства" и "идеи превосходства немецкой нации", что "снимало" одновременно "недостижимость образца" \л "необходимость усилий по приближению к нему". Важным было и то, что рессентимент в первую очередь испытывали "неприкаянные интеллектуалы", социальное положение которых было "несоразмерным" их "значению" (которое они "сами себе приписывали"), то есть в национальной идее нашли выражение зависть и требование компенсации; кстати, по Грин-фельд, "Германия - единственная орана, подтверждающая точку зрения, что национализм - это феномен, порожденный средним классом. Его лидеры на пути к национальной идентификации - выходцы скорее из буржуазии, чем из аристократии. Это исключение, однако, подтверждает правило, что интеллектуалы из среднего класса, предвестники и архитекторы немецкой национальности, имели мало общего и с буржуазией в целом, и с дворянством, глядевшим на них сверху вниз, да и с крестьянством, из которого большинство их и вышло. С самого начала в Германии светские интеллектуалы из среднего класса стояли в стороне, обладая своим "лица необщим выраженьем", своими возможностями, желаниями и собственными особыми разочарованиями" [10, 278]. Наконец, в "дикой России", "не имевшей собственной культуры", ее национальная идея стала одновременно "государственнической" (как того добивался Петр 1, утверждает Грин-фельд) и "зоологической", так как, повторим, "культуры не было" и наличная фактичность стала единственным "материалом" для нацие-строительства, - тем сильнее проявились здесь "зависть к Западу", переросшая в "ненависть к Западу" в связи с "культурным бессилием".

В этой перспективе "переосмысливалась" и "идея народного суверенитета": индивидуалистическому (либертарианскому) пониманию в "английском национализме" был противопоставлен коллективистский (авторитарный) национализм, В первом случае "принадлежность к народу", то есть национальность, "является, в принципе, открытой и добровольной", во втором - "считается, что национальность есть нечто врожденное, приобрести ее нельзя, если у человека ее нет, и нельзя изменить, если она имеется, кличной воле она не имеет никакого отношения и является как бы генетической характеристикой" [10, 15]; то есть во втором случае речь идет об "этнической нации" Важно и то, что "в обоих случаях идея "нация" подразумевала символическое возвышение насе-

ления (и поэтому создание нового социального устройства, новой структурной реальности). Но, если в первом случае идея вытекала из сложившейся общественной ситуации, которая предшествовала ее возникновению - народ вел себя как некая политическая элита и в реальности осуществлял верховную власть, -то во втором случае последовательность событий была противоположной. Здесь идея верховной власти народа была импортирована как неотъемлемая часть национальной идеи и послужила толчком к трансформации социальной и политической структуры" [10,14-15].

Итак, под одним термином "нация" скрываются два различных феномена национализма [ 10,14], - "это также означает наличие двух резко отличающихся друг от друга форм национальной идентичности и национального самосознания и два резко отличающихся друг от друга типа национальных общностей - наций" [10, 14]: "В то время как Франция, со многих точек зрения, представляет собой случай противоречивый - ее национализм был коллективистским и тем не менее гражданским - Россия и Германия являют собой яркие примеры этнического национализма" [10, 18].

Наконец, "характер каждой национальной идентичности определяется на ранней стадии ее развития" [10,27] и "влияние каждой национальной идентичности на политическое, социальное и культурное строение соответствующих наций, так же, как и на их историю, может быть отнесено на счет ее изначального определения" [10, 27]. 8 этом отношении относительно позднее и последующее появление "народных наций" почти ничего не значит: "Именно это определение, а не национализм как таковой, направляет массы. Даже с точки зрения своей эффективности, национализм был могучей силой уже до того, как стал массовым явлением, просто потому, что он мотивировал элиты, обладавшие властью и контролировавшие общественные ресурсы" [10, 27]. Впрочем, Гринфельд считает необходимым ослабить свое сильное утверждение, когда добавляет: "Полностью ли от происхождения национализма - а этим происхождением определяется его природа, то есть установление определенных традиций в качестве доминантных и подавление других, - зависит и его социальное и политическое выражение? Предопределено ли поведение нации - ее поведение в истории - этими доминантными традициями? Я отвечаю - нет. Доминантные традиции создают предрасположенность к определенному типу поведения и вероятность

а]

0 ги

-о

1

03

со

си

¿>1 2:

Ё 223

того, что при определенных условиях такое поведение будет иметь место. Без этих условий это будет невозможно; наличие определенного вида идей является необходимым условием для некоторых видов социальных действий. Если знать природу конкретного национализма, то можно будет ожидать от данной нации определенного типа поведения, потому что некоторые типы поведения более вероятны, а некоторые типы - менее. Но общество - открытая система, и будут или нет полностью реализованы существующие возможности - зависит от многих факторов, которые абсолютно не связаны с природой этих возможностей" [10, 29|.

Таким образом, Гринфельд, в соответствии со своей концепцией, дает ответ на вопрос о времени появления европейских наций: "для Англии - это XVI в., для Франции - промежуток между 1715 и 1789 гг., для России - вторая половина XV!)! в., для Германии - конец ХУШ и начало XIX вв. и конец ХУШ - середина XIX вв. для США" [10, 26].

Заключение

Задачей нашей статьи было не столько выявить причины расхождений в определении времени происхождения европейских наций в европейской социологии, сколько выявить смысл вопроса о начале европейских наций в горизонте представления нации как действительности, то есть осуществить философское истолкование. Выводы, к которым мы пришли в результате нашего исследования могут показаться неожиданными (и дискуссионными), но они - следуют из нашего анализа.

Первое. Представление нации в западной социологии осуществляется в горизонте, заданном "либеральной метафизикой"; такое представление в экономической парадигме политического нормативно и ценностно задано основоположениями: во-первых, представлением об индивиде как "неразложимом локусе" действительности и следующим из этого представления специфическим "методологическим индивидуализмом", требующим сведения любых социальных феноменов к самоопределению автономного индивида преследующего свои интересы; во-вторых, нормативно-ценностным упорядочением различных "национализмов", от истинного / нравственного / подлинного до извращенного/преступного/производного.

Второе. Видимые противоречия в определении времени, когда европейские нации стали действительностью - несущественны: не-

противоречивое представление нации в заданном "либеральной метафизикой" концептуальном каркасе невозможно или, более слабый вариант утверждения, еще не было представлено, - то есть понятие нации в обозначенном горизонте - отсутствует. Нация представлена как серия дискурсов, иногда пересекающихся, иногда противоречащих друг другу; единство этой серии обеспечивается извне - каркасом "либеральной метафизики", в данном случае - идеологически. Нация как гражданская ассоциация есть проект/утопия, реализация которой находится в процессе сейчас. Дискурсы нации есть по существу то, что Хайдеггер называл "историографическим пересчетом прошлого", тоесть происходит именно то, в чем обвиняют "националистов": посредством ретроспекции начало помещается "в прошлое". Это нисколько не "умаляет" их научной объективности, которая полностью определяется парадигматически, то есть для науки - извне. Постановка вопроса о времени появления европейских наций как вопроса о начале раскрыла возможность для демонстрации сказанного.

Третье. Сказанное никоим образом не означает, что наций нет, но только то, что в изученном представлении представлены отдельные фрагменты, которые только еще должны быть объединены как нация - гражданская ассоциация, которой не было и нет, и относительно возможности которой самые либеральные авторы, не совсем лишенные философского интереса, настроены весьма скептически: например, К. Хюбнер утверждал про гражданскую лояльность как мотив национальной самоидентификации: "Представление философов современного Просвещения, согласно которому в конечном счете именно государственный строй их страны является источником верности ей (конституционный патриотизм) абсолютно чуждо действительности" [28, 346; см, также 20).

Начала и концы социологических научных объективных объяснений - вне границ социологии как науки; их местом может быть философия как область смысла и понятия (и в конечном счете, - причин "не верить" в этом М. Хайдеггеру нет, - так оно и есть), - но современность так устроена, что "простейшее философское познание в эпоху завершенного Нового времени - это знание, что и почему философия должна была сделаться невозможной и для этой эпохи остается ненужной" [27, с. 431 [, - остались дискурсы и идеология.

Литература:

1. Агам бен Дж. Homo sacer. Суверенная власть м голая жизнь. - М. : Европа, 2011. - 256 с.

2. Алавердян А.Я., Мальцев К.Г. "Гражданская на ДНЯ" и суверенный народ: исследование необходимости национальной формы политического единства // Гуманитарные и социально-экономические науки. - 2020. - № 5 (114).-С. 24-31.

3. Алавердян А.Л., Мальцев К.Г, Социологе-исторический дискурс нации: метод и структура II Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. - 2020.

- №4 (208). - С. 4-14.

4. Андерсон Б. Воображаемые сообщества: Размышления об истоках и распространении национализма. М. : Кзнон-Пресс-Ц; Кучково поле, 2001.- 288 с.

5. Арендт Ханна. О революции. -М.: Европа, 2011.

- 464 с,

6. Балибар Э., Валлерстайн И. Раса, нация, класс. Двусмысленные идентичности. М.: Логос, 2004. -238 с.

7. Брубейкер Р. Этичность без групп. - М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2012. -403 с.

8. Вебер М. Основные социологические понятия / М. Вебер / Избранные произведения. - М. : Прогресс, 1990. - С, 602-643.

9. Геллнер Э. Нации и национализм, - М. : Прогресс, 1991.-320 с.

10. Гринфельд Л, Национализм. Пять путей к современности. М.: ПЕРО, 2012.528с.

11. Гумилёв Я,Н. Этногенез и биосфера Земли. - М. : ACT: Астрел ь, 2006. - 510 с.

12.Калхун К. Национализм. - М. : Территория будущего, 2006.-288 с.

13. Кант И. К вечному миру / И. Кант. Сочинения в восьми томах. - Т. 7.- М.: Мысль, 1966, - С. 5-56.

14. Кант И. Критика практического разума / И. Кант. Сочинения в восьмитомах, - Т. 4,- М,: Чоро, 1994. -С 373-565.

15. Кант И. Основоположение метафизики нравов / И. Кант. Сочинения в восьми томах. - Т. 4. - М.: Чоро, 1994.-С. 153-246,

16. Лома ко Л.Л., Мальцев К.Г. Категоризация, ф рей-мирование, дискурсивная формация: к вопросу о способах интерпретации нации и националь-

ного в горизонте порядка суверенных нации государств // Kant. - 2020. - № 3 (36). - С. 145-156.

17. Лома ко Л.Л., Мальцев К.Г. Конструктивистская парадигма в исследовании нации, национализма, этнонационального конфликта: некоторые критические замечания П Евразийский юридический журнал. - 2020. - № 8 (147). - С, 430- 434.

18.Ломако Л,Л,, Мальцев К.Г. Модернистский и конструктивистский способы концептуализации нации и национализма: сопоставительный а на лиз // Социально-гуманитарные знания. - 2020. -№ 3. - С. 273-291.

19.Мальцее К.Г. Понятие политического и мировой беспорядок: перспективы согласия, войны и глобального имперского порядка: монография. Книга 1. Глобальная перспектива и государство-нация суверенного народа в экономической па радигме политического / К.Г. Мальцев, АЛ. Алавердян, Л.Л. Ломако, A.B. Мальцева. - Белгород : Изд-во БПУ, 2020.-727 с.

20.Мальцев К.Г., Алавердян АЛ. Современная политическая философия и "миф нации" К. Хюбне-ра И Евразийский юридический журнал. - 2020. -№10(149).-С. 472-476.

21.Манн М. Источники социальной власти: (в 4 т.]. Т. 2, кн. 1: Становление классов и наций-государств, 1760-1914 годы. - М.: Дело, 2018. -503 с.

22.Манн М. Источники социальной власти: [в 4 т.]. Т. 2, кн. 2: Становление классов и наций-государств, 1760-1914 годы. - М.: Дело, 2018. -507 с.

23.Манн М. Источники социальной власти в 4 т. Т. 3: Глобальные империи и революция, 1890-1945 годы. - М.: Дело, 2018. - 682 с.

24.Поланьи К. Великая трансформация. Полити ческие и экономические истоки нашего времени. - СПб.: Алетейя, 2002, - 320 с.

25.Смит Э. Национализм и модернизм: Критичес кий обзор современных теорий наций и национализма. - М.: Праксис, 2004. - 270 с.

26.Хайдеггер М, Ницше, в 2-х томах. - Т. 1. - СПб. : Владимир Даль, 2006.-608 с.

27.Хайдеггер М. Размышления VII-X1 (Черные тет ради 1938-1939). - М.: Изд-ео Института Гайдара, 2018.-528 с.

28.Хюбнер К. Нация: От забвения к возрождению. М.: Кэнон +, 2001.-400 С.

Ш

0 CU

-0

1

03

со си

ÜI 2

S

225

THE ONTOLOGiCAL ESSENCE OF THE KNOWLEDGE ECONOMY

Mukin Vladimir Antonovitch, PhD of Physics and Mathematics science, Associate Professor, Department of Philosophy, Sociology and Pedagogy, Honored worker of education of the Chuvash Republic

Semenov Vladislav L'vovitch, PhD of Economics, Dean of Faculty of Management and Social Technologies Sokolova Larisa Yur'yevna, Senior Department of Philosophy, Sociology and Pedagogy Chuvash State University named after i.N, Ul'yanov, Cheboksary

The purpose of the study is to compare the parameters of the knowledge economy at the Russian level with the processes taking place at the world level, in order to identify general trends and predict the transformations of socio-economic phenomena. The article examines the characteristics ofthe knowledge economy: economic freedom; global competitiveness; human development index; innovative activity of the economy; information and communication technologies OCT); the degree of corruption. The scientific noveity lies in the identification of the ontological essence of the knowledge economy. As a result, the theoretical and practical content of the knowledge economy is revealed, showing the sources and basis of its formation; a comparative analysis of the knowledge