CC BY
83
УДК 801.81 М901
Мулляр Лилия Анатольевна
кандидат философских наук,
доцент кафедры социальных и политических дисциплин
филиала Северо-Кавказской Академии Государственной службы в г. Пятигорске [email protected]
СОЦИАЛЬНО-ОНТОЛОГИЧЕСКИЕ СМЫСЛЫ ФОЛЬКЛОРНО-СКАЗОЧНОЙ ИНИЦИАЦИИ
Аннотация:
В статье истолкованы смыслы и особенности фольклорно-сказочной инициации, обозначены и охарактеризованы инициальные стадии, показана роль инициации как технологии становления зрелой/успешной личности.
Ключевые слова: социальная онтология, фольклорная сказка, инициация, успех, удача, сегрегация, транзиция, агрегация.
Социальный институт «инициация» повсеместно и перманентно присутствует в культуре: процедуру приобретения полномочий зрелого («спелого» / успешного) человека в процессе приобщения к особому знанию и ценностям в той или иной форме проходит большинство членов социума. Инициация бидоминантна: как внешне-результативная процедура она связана с изменением жизненной пропозиции, с социальным продвижением по индивидуально-свое- образной траектории от «ничто» к «нечто»; как внутренне-результативная - предполагает самостояние, личностный рост и обретение себя как «всё», как социально зрелой / «спелой» личности.
Глубинные социально-онтологические смыслы инициации - «...явления уже не только в области мировоззрения, но и в области конкретной социальной жизни» [1, с. 15] - следует, на наш взгляд, искать в компромиссном соотношении инфантильности и возмужания как социально-онтологических состояний личности: удаление от состояния социального неофита (инфантильность, ориентация на удачу), развертывание социальнозначимых качеств личности, приближение к состоянию социального прозелита (инициативность, ориентация на успех). В рамках социально-онтологической парадигмы считаем правомерным констатировать, что инициация, будучи технологией успешности, производит над инициируемым онтологическое изменение: формируется отношение к себе как «личности, способной к самостоятельному выбору» [2, с. 69]; социальная ответственность за актуализацию своей индивидуальности; стремление к конструктивной социальной активности; готовность самостоятельно справляться с жизненными проблемами, проявляя «творческую адаптацию к новизне конкретного момента» и «умение выразить и использовать все потенциальные внутренние возможности» [2, с. 81].
Мы убеждены, что в плане обоснования инициальной парадигмы наиболее продуктивно исследование фольклорно-сказочных текстов, поскольку «совершенно очевидно, что структура сказок имеет характер инициаций» [3, с. 182]. Учитывая перманентное присутствие сказки как в социокультурном, так и в личном пространстве, ее сюжетно-содержательную универсальность, можно считать, что «первым и самым старым вариантом жизненного сценария является первоначальный «протокол», который поступает в сознание ребенка» [4, с. 232] именно в виде сказки. Кроме того, благодаря образно-концептуальной природе сказки, глубочайшие и сокровенные социально-онтологические смыслы преодоления с легкостью входят в эмоциональный (форма) и интеллектуальный (смысл) строй индивида уже на ранней стадии развития и освоения социального бытия: «.содержание сказки ужасающе серьезно: оно заключается в переходе через символическую смерть и возрождение от незнания и незрелости к духовному возмужанию» [3, с. 187]. Прояснение специфики фольклорно-сказочной интерпретации «инициации» и «успеха» позволяет констатировать их соотношение и влияние на трансфигурации личности, установить связь между мировоззренческими «обстояниями» личности и ее позиционированием в социальных реалиях.
Сказка, как перманентная и универсальная игра словами, есть «местопребывание» и «месторазвитие» (термин П. Савицкого) инициальных паттернов и алгоритмов «достижитель-ности» социальной зрелости: «Стать зрелым мужем - это значит снова обрести ту серьезность, которою обладал в детстве, во время игр» [5, с.170]. Сказка содержит память о мифолого-
магическом ритуале инициации как своей древнейшей основе, с которой она связана и, вместе с тем, которую она преодолевает: с одной стороны, сюжеты мифов об инициациях воспроизводятся сказкой практически постоянно и повсеместно, ибо до достижения цели сказочный герой доходит, только преодолевая социально-онтологические препятствия - долгий путь лишений и страданий как расплата за нарушение запрета или необходимость ликвидировать беду-недостачу; с другой стороны, сказка переинтерпретирует мифолого-магический ритуальный мотив инициации в фольклорно-сказочный мотив трудной задачи, предъявляя собственные ини-циатические модусы стратегии достижения. По сути, сказка осуществила смену ритуальной мифолого-магической инициации вербальной образно-концептуальной инициацией. К комплексу фольклорно-сказочной инициации относятся следующие семиологемы: изгнание из дома, похищение, лес, встреча с иерофантом, заколдовывание, убиение и оживление, получение волшебного средства, трудная задача, долгий и сложный путь в Иное царство и обратно. Что касается организованности и градуированности процедур фольклорно-сказочной инициации, то, в соответствии с фазами инициации по А. ван Геннепу [6], мы выделяем инициальные стадии, выдержанные «в разомкнутости» на сегрегацию, транзицию/лиминацию, агрегацию/инкорпорацию.
На стадии сегрегации (предварительная инициация) герой-неофит исключается из привычного мира: круг инициальных действий для него очерчен движением от «потери Дома / со-циума»-упадка (беда-недостача) до «возвращения Домой / в социум» - успеха / удачи (ликвидация беды-недостачи). Изгнание или обязательное нарушение запрета позволяет герою включиться в цепь преобразований, чтобы стать Другим. Сложные или затруднительные обстоятельства, свойственные социальному бытию как некая бессознательная враждебность среды, приобретают в сказке форму зловредного поведения волшебного вредителя - иерофанта. Особую значимость в предварительных испытаниях имеет образ-концепт «лес»: семиологема таинственного темного / дремучего леса - непременный атрибут сказки, поскольку любое изменение состояния следует рассматривать как совершающееся в тайне - во тьме: «.кругом ночь черная, лес густой, ветер злой». Чтобы разгадать тайну, герой-неофит должен пройти через «тьму / дремучесть леса» - бытия, прежде чем получит доступ к социально-онтологическому «свету». Первая стадия инициации - «сегрегационная темнота» - закономерно завершается «схождением» в транзицию: стартовые возможности неофитного состояния полностью исчерпаны, герой включен в инициальную трансмиссию социоментального опыта. На стадии транзи-ции/лиминации (непосредственная инициация) неофит проходит испытания-преодоления и продвигается на новый уровень развития - прозелита. Лиминация открывает перед героем пространство «иного» царства как «месторазвития» трансмутаций, транзция нагружает сознание героя необходимостью решать трудные задачи и является «местовоплощением» трансмутаций неофита в зрелую личность. Сказочные инициальные испытания на стадии транзиции обеспечиваются ритуальным общением с иерофантом - испытание словом; службой у иерофанта - испытание делом; вредительством иерофанта - испытание заколдовыванием или смертью; боем с иерофантом - испытание силой. Если герой преодолеет инициальные трудности адекватно социально-онтологической программе, иначе говоря, проживет и переживет все, что оказалось необходимым в данном индивидуальном бытии, то он заявит себя в качестве социально зрелой личности и достигнет успеха: «То, что я сам делаю, определяет то, кто я есть на самом деле» [7, с.582]. Если герой преодолеет инициальные испытания несамостоятельно, а социально-онтологическую программу за него «отработает» замещающая волшебная сила, то он, даже при условии внешне-формальных изменений (например, воцарение) в своей судьбе, останется инфантильной личностью, стяжавшей удачу. Анализируя фольклорносказочный материал на предмет испытательно-транзиционных форм, можно обнаружить, что сказка вообще предъявляет оба варианта «достижительности», но (!) в русской сказке, в соответствии с особенностями российской социокультурной реальности, преобладает вторая позиция. Таким образом, в границах фольклорной сказки закладываются генетически исходные формы социально зрелого сознания и поведения. По мере их развития, разрастания неофит «выходит за пределы самого себя» и обретает прочность личностного самостояния. На стадии агрегации / инкорпорации (завершающая инициация) происходит воскрешение (пробуждение спящей красавицы, мертвой царевны), исцеление (Илья Муромец, Иван-царевич), освобождение из плена (Рапунцель, Василиса Премудрая, Марья Моревна, Дюймовочка), снятие заклятья (Карлик-нос, Нильс, Кай, Финист - ясный сокол, Элиза), обогащение/воцарение (Кузьма Скоробогатый, Емеля, Иван-дурак). Инкорпорация в социальное сообщество осмысливается как новое существование. Это выражается в смене имени («Тебя больше не будут звать Дюймовочкой. У нас, эльфов, другие имена. Мы будем называть тебя Майей!»), внешнего вида («.и такой он стал пригожий, что ни в сказке сказать, ни пером описать»), экономического и социально-
го статуса («.признаем царя Ивана!», «Емеля женился на Марье-царевне и стал править царством»), что является общей закономерностью всех переходных обрядов. Инициальную трансформацию мы понимаем как узловой момент социогенеза личности и связываем с ее «достижительными» стратегиями успешного / удачного осуществления иного социальноонтологического состояния: самостоятельно, тогда инициация «актант-активна» (успех) и означает, что герой/героиня - субъект - находится «внутри», «в центре» действия как его главный участник; тот, кто прошел инициацию самостоятельно и достиг успеха, приобрел знание и власть над самим собою, ибо он достиг необусловленного никем другим, кроме себя самого, состояния социальной зрелости, содержащего в себе безграничные возможности, по отношению к которому все остальные состояния служат лишь предварительными стадиями, несоизмеримыми с ним. Это состояние, являющееся конечной целью любой инициации, и есть осуществленная «достижительность» - успех; при помощи / за счет волшебных сил, тогда псевдоинициация «актант-пассивна» (удача); в случае псевдо-инициальной стратегии удачи роль героя / героини ограничивается созерцанием того, что делает за него волшебный покровитель, поэтому удача, как отчуждение собственных сущностных сил, сопряжена с посредственностью; герой / героиня - предикат - находится «сбоку», «в стороне» от действия как наблюдатель; удачное переживание инициальных трудностей консервирует слабость личности, способствуя сохранению инфантильного «Я исходного». Если человек не прошел самостоятельно своей «инициации возмужания», «застрял» в инфантильной зависимости от значимых Других, то он не родился как прозелит / зрелая личность. Таким образом, фольклорно-сказочная инициация состоит в трансмиссии социоментального опыта и служит реальным «подспорьем» социальноонтологическому самоопределению личности в пространстве социума.
Ссылки:
1. Ефимкина Р. Пробуждение спящей красавицы. Психологическая инициация женщины в волшебной сказке. СПб., 2006.
2. Роджерс К. Становление человека. М., 1994.
3. Элиаде М. Аспекты мифа. М., 2005.
4. Берн Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры. Минск, 1998.
5. Ницше Ф. Стихотворения. Философская проза. СПб., 1993.
6. Геннеп А., ван. Обряды перехода. М., 1998.
7. Штомпка П. Социология. Анализ современного общества. М., 2005.
