CC BY
12
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
УДК 179.9 И. Б. Смирнова
преподаватель кафедры отечественной и зарубежной литературы МГЛУ; e-maiL: [email protected]
СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЙ АНАЛИЗ МОТИВА «ПАРИ» КАК ОТРАЖЕНИЕ ФРАНЦУЗСКОЙ КУЛЬТУРЫ XIII СТОЛЕТИЯ
В статье анализируется сюжетообразующий мотив средневекового французского романного цикла «о пари» в социально-философском аспекте. Ключевые слова: «пари»; «табу»; модус; бытие; обладание.
Smirnova I. B.
Lecturer, Department of Literature, MSLU; e-maiL: [email protected]
SOCIO-PHILOSOPHICAL ANALYSIS OF THE "BETTING" ON THE MATERIAL OF THE FRENCH "COURTLY-REALISTIC" WORKS OF THE 13th CENTURY
The articLe anaLyzes the pLot-forming motif of the medievaL French noveL "about betting" in the sociaL and phiLosophicaL aspects. Key words: "betting"; "taboo"; modus; being; possession.
Социально-философский анализ мотива «пари» проводится на материале французских куртуазно-реалистических произведений XIII в.: «Роман о Фиалке» Ж. де Монтрей, «Роман о Розе» Ж. Ре-нара и анонимный «Роман о графе Пуатье». Проблема пари выражается в них мировоззренчески концентрированно: как в поэтическом слове, так и в сюжетообразующем символе. Исследование мотива «пари» дает срез средневековой французской культуры в социально-философском, нравственном, культурологическом, психологическом и историческом аспектах. Постановка вопроса о правомерности и целесообразности заключения пари на верность своему слову, нравственному долгу, продолжает быть актуальной и для современности, поскольку выявляет этическую и гражданственную позиции человека в острой жизненной ситуации.
Проблема пари подобна «Древу познания», которое своими корнями уходит к собственному выбору «духовное - бездуховное» / «нравственное - безнравственное» (этические измерения индивидуального эгрегора) и ответственности перед собой, а самыми верхними ветвями кроны касается оглядки на чужое мнение: «что подумает соперник, общество, она / он» и ответственности перед другими. Высвечивая социально-психологические контрасты между наивностью протагониста, принародно хвалящегося достоинствами любимой женщины, хитростью и прагматичностью злоумышленника, который пользуется его промахом с целью занять чужое место при дворе, и конечной мудростью «саморегулирующейся» фабулы, награждающей и наказывающей героев по заслугам, мотив «пари» в цикле произведений, на него нанизанных, возвращает человека к самому себе. Азартная игра в «пари» обесценивает рациональный элемент взаимоотношений - идею «проверки» крепости любви - перед лицом иррационального - взаимной веры друг в друга, - которая, осознавая себя, способна открыть в себе бесконечность душевно-духовных потенций и затем отразиться ею в другом, собою ее в другом взаимно раскрывая.
На первый взгляд, частично основанные на исторических событиях сюжеты этого ряда произведений преимущественно психологически исследуют семейную среду протагонистов. Однако главную пружину всякого сценария любви между мужчиной и женщиной в такого рода мотиве «пари на верность» позволяют выявить глубинная философская рефлексия и культурологическая ретроспекция. Основной анализируемой корреляцией сил, управляющих динамикой фабулы, в этих двух аспектах предстает корреляция «доверие - недоверие». С психологической точки зрения, анализ мотива пари на примере романных старофранцузских сюжетов XIII в., выходит на душевные состояния «комфорта - дискомфорта» в личной и общественной жизни. С философской точки зрения мы желаем поднять анализ мотива «пари» на вышеупомянутых примерах на уровень категорий «бытийности -небытийности», где модус бытия превзойдет своей абсолютной неотменной значимостью модус обладания и выявит бесспорные преимущества доверия. С культурологической же точки зрения анализ мотива «пари» во французских острых романных сюжетах восходит, в частности через символику цвета и цветка, к сфере
взаимодействия мужских и женских энергий, принявших в древности названия Ян и Инь.
Поскольку идея заклада и пари связана с необходимостью предъявления доказательств, анализ конфликтологии цикла «о пари» заставляет предположить, что заключение морального пари на верность предшествует в XIII в. юридическим требованиям неоспоримых аргументов. Здесь мы предполагаем ситуацию, когда социальные модели задаются моделью семейных отношений, которая восходит к Ян - Инь архетипу, предполагающему некоторую динамику в развитии. Последняя бывает обусловлена, в частности, изменением познавательных установок коррелятов, призванных сосуществовать в гармонии. Иррациональное (силы веры / доверия / любви), с одной стороны, и рациональное (требование представить доказательства верности) с другой - вступают между собой в конфликт, в той мере, в какой доверие - право и обязанность женщины и женской половины психики: Анимы, а требования рассудка - право и обязанность мужчины и мужской половины психики: Анимуса. Поиск баланса, согласия и гармонии начал является в фабуле художественного произведения, также как в жизненной практике, залогом удачи, успеха, блага, достижения намеченной цели, состоятельности совместного проекта, принципиальной завершимости жизненной задачи.
Подобно тому как в Западно-Франкском королевстве XIII в. борются за власть папа и император, а в философии противоборствуют реализм и номинализм, две формы художественной объективации конкурируют в литературном и художественном творчестве: мифологическая и историческая. Это соперничество проявляется, в частности, в структуре сюжета куртуазного романа первой половины XIII в. Гротескный момент его эволюции проявляется в том, что роман, уже не способный оставаться в сфере чистого вымысла, начинает постепенно обращаться познавательно к миру повседневности. Фантастические и чудесные образы отступают под напором исторической необходимости усматривать в совокупности социокультурных, экономических и юридических причин скрытые пружины, определяющие решения и поступки героев: таким образом средневековое художественное сознание переориентируется с «идеализации и абстрагирования» (Д. С. Лихачев) на документальность конкретно-исторического события. Внимание
современного исследователя средневековых источников, получающего через призму проблемы пари как картину нравов XIII в., так и актуальный жизненный урок привлекает целеполагание реального жизнестроительства.
Введение в ткань романа мотива «пари», связанного генетически с мотивом «табу», оказывается одним из признаков перехода к исторической объективации романных событий. Если любой миф: будь то кельтский миф о Мелюзине, древнегреческие мифы о Психее или о Фетиде, древнеяпонский миф о волшебнице Юки Онна и прочие подобные сюжеты древнего эпоса и фольклора в своей идее проверки верности (данному слову) останавливается на идее табу, при нарушении которого разрушается целостность и единство влюбленной или супружеской пары, то полуисторические романы «о пари» в своей идее необходимости проверки на верность (данному слову) идут дальше, вводя мотив азартной игры на титулы и земли спорщиков, что трансформирует онтологическую проблематику верности - неверности (другу / супругу) в социально-экономическую проблематику соответствия гражданским нормам поведения и представлениям о семье как о взаимно-ответственном экономическом союзе. Мифологической объективации любовной интриги уже недостает для того, чтобы представить сюжет «о пари» во всей его остроте.
Полумифологические полуисторические способы объективации оправданы в романах о пари также тем фактом, что данные куртуазно-реалистические произведения выстроены частично на жизненном материале. Авторы этих как стихотворных, так и прозаических романов желают оставаться в рамках правдоподобия: география и герои предстают реалистичными, вымышленные персонажи взаимодействуют с историческими. Несмотря на рудименты восточновизантийских и сказочных эпизодов, логика развития фабулы становится более достоверной, что и делает возможным в процессе анализа текста произведений на мотив «пари» осуществить социально-философский анализ пари.
Нарастание реалистических тенденций, по мнению А. Д. Михайлова, выразилось в начале XIII в. «не в увеличении бытовых деталей и повысившемся интересе к сниженным темам, а в изображении острых конфликтов, подсказанных <...> феодальной действительностью» [Михайлов 2006, с. 258]. По выражению
Мишеля Зенка [Zink 1992, с. 162], «реалистические» романы XIII в. не являются таковыми в современном смысле слова, но их задача состоит в отражении объективной реальности в романическом средневековом искусстве. Неартуровский куртуазный роман является прародителем будущей новеллы. Чувства героев передаются в нем посредством внутренних монологов и диалогов, основную сюжетную линию сопровождает более или менее богатый приключенческий материал: похищения, совпадения, неожиданные столкновения и встречи. Но всё это совершается в современном автору мире, даже встречаются ссылки на известные исторические лица. Цикл историй «о пари» можно считать частью более общей категории произведений об оклеветанных добродетельных женщинах.
Главенствующая роль доверия героя героине в достижении намеченных автором и героями целей подтверждается счастливой развязкой, которая намечается с того момента, как протагонисту становится известна истина о несокрушимости возлюбленной и низости инициатора пари, добывшего ложные свидетельства якобы преступления. При анализе пари преимущество доверия героине, не совершавшей зла, предстает бесспорным. Спорным остается «порядок» и «статус» проверок и доказательств верности (слову) относительно друг друга, который выявляет парадоксально:
1) абсолютную и исключительную ценность первичного уговора между женихом и невестой или супругами (который автор данного исследования предлагает называть «первичным пари» и в котором фигурирует мотив табу, порождающий в куртуазном реализме соответствующую цветочную символику);
2) бессмысленность какой-либо проверки первичного пари вторичным (собственно пари как азартная игра);
3) избыток веры в женское обещание при заключении первичного уговора;
4) недостаток веры в женское самооправдание при заключении вторичного;
5) тайный духовный смысл отказа от прямого обладания ради повышения качества бытийности каждого героя и их союза, сублимации человеческого существа и интеграции его в высшее божественное Я.
Если первый вывод самоочевиден, то второй нуждается в пояснениях. «Вторичное пари», а именно, пари, на которое вынуждает
протагониста герой-злоумышленник, является преступным для протагониста в отношении самого себя (см. статью о легитимности - нелегитимности похвальбы [Смирнова 2016]), в отношении девушки, которую он «подставляет» недостойному испытанию, в отношении королевского придворного этикета, поскольку инцидент недоверия обнародуется. Хотя «вторичное пари», на первый взгляд, подтверждает веру героя в преданность и нравственность героини, оно бросает тень на протагониста тем, что он вступает в азартный спор как лицо, заинтересованное в обогащении. Защитить честь он мог бы скорее уклонившись от заключения пари и от испытаний женщины. Ведь мы не можем исключить такой исход, при котором невиновную героиню клеветник мог бы взять силой, только ради выигрыша.
Таким образом, сюжеты на мотив «пари» обнаруживают полумифологический полуисторический характер объективации, который выявляет, в свою очередь, в плоскости жизненной практики большую степень бытийности в абсолютном доверии и неразглашении тайны отношений, чем в проверке на верность (слову) и обнародовании результатов испытаний (независимо от того, каков результат). Речь идет о доверии не только по отношению к партнеру, но также по отношению к судьбе и Провидению, которое направляет человеческие пути к конечному благу и предполагает требовательность человека к себе самому скорее, чем к окружающим.
В качестве итога философского анализа, можно коротко сформулировать то восприятие проблемы пари, которое формирует у читателя / слушателя средневековый французский материал. Идея всякого пари обесценивается любовью. Так, мы вправе на данном этапе исследования сделать вывод: заключение пари, которое следует за невольной нелегитимной похвальбой достоинствами женщины, остается, с одной стороны, безнравственным (ставит женщину под удар), а с другой - бессмысленным (обнаруживает несостоятельность игры). Что подтверждается также древневосточными духовными писаниями, например: «Брахман не должен ... совершать безумные поступки, которые принесут в будущем страдания и беды (Текст 70). <...> Он не должен заключать с кем-либо пари, браниться, носить венок на голове . ибо подобные действия достойны осуждения (Текст 72)» [Ману-самхита, с. 102].
Основной же философско-нравственный вывод, лишенный амбивалентности в отличие от вышеприведенного, заключается в том, что пари как обоюдное испытание влюбленных либо супругов, осложняющееся во всех версиях сюжета длительной разлукой, обусловливает вынужденный отказ от прямого обладания ради последующего взаимного обретения на более высокой ступени качества бытия и интенсивности общения. Вспомним наставление, которое дал в сновидении Раме1 его добрый гений Дэва Нахуша ^еуа КаИошИа)2, относительно влюбленной в него Ситы3: «Если ты заключишь эту женщину в свои объятья, твое счастье убьет ее. Но если ты откажешься от обладания ею, она будет жить счастливая и свободная на земле и твой невидимый дух будет управлять ею». Почувствовав, что высочайшая любовь есть в то же время высочайшее отречение, он положил свою руку на лоб белой женщины, благословил ее и сказал «Прощай! Оставайся свободной и не забывай меня!» [Шюре 2017, с. 62].
Однако возможен также чисто исторический подход к вопросу об этических сторонах пари, обращенных к спорщикам, обществу и женщине. И этот подход здесь отменяет всё вышеприведенное обсуждение, подводя под мотив пари основу феодальной традиции почитания старшего. Если с философских позиций мы оценивали пари и соизмеряли его воспитывающее воздействие на всех участников придворного действия, то с исторической позиции мы вынуждены вовсе элиминировать онтологический и социальный аспекты проблемы пари. Как только мы исторически принимаем во внимание тот факт, что похвальба подругой или молодой женой выглядит не столько наивной и аморальной (что может быть дурного в непосредственном восхищении очевидными достоинствами?), сколько попросту неуместной в присутствии монарха, все действия испытателя-«клеветника» оправдываются тем, что он мстит невоспитанному протагонисту за личную обиду короля.
1 Первый создатель арийской религии, которого Зенд-Авеста называет Иима ^ша) и который выведен в древнеиндийском эпосе «Рамаяна» в двойной тиаре - завоевателя и посвященного.
2 Божественный Преобразователь.
3 Сита в сновидении Рамы предстает не только в земном человеческом, но и в аллегорическом образе: «Я - женщина, возвеличенная тобою, я - белая раса, я - твоя супруга».
Ведь как при древнерусском великокняжеском дворе, при княжеских дворах феодальной Европы - не говоря уже о королевских дворах - употребление превосходных степеней качеств подобало лишь в отношении высшего сюзерена и, соответственно, его супруги (если таковая у него имелась).
Таким образом, исторический подход к оценке пари растворяет одну в другой философскую и культурную проблематики, утверждая, что нехорошо похваляться достоинствами подруги или супруги при сюзерене. Этот подход отсылает к идее строгой упорядоченности средневекового универсума: «Мир средневекового и ренессансного человека - космический, природный, животный, растительный, в той мере, в какой он противостоит хаосу, - упорядочен и иерархичен. В ряду небесных светил солнце главенствует над луной, в ряду металлов золото - над серебром, в ряду минералов драгоценные камни - над обыкновенными, в растительном царстве дуб господствует над лесными деревьями, роза - над цветами и т. п.» [Бондарев 2014, с. 50]. В то же время он учит благоговейному почитанию короля как образа и наместника христианского Бога на земле, что и вполне объяснимо в «золотой» век французского Средневековья - эпоху теоцентризма.
Анализ пари проливает свет на истоки сформулированной современной философской антропологией и герменевтикой «проблемы человека». В исследуемых романах также прослеживается взаимообусловленность провиденциальных сил и индивидуальных устремлений. Моральные усилия влюбленных, ориентированные на достижение социально-психологической гармонии между ними, совпадают в развязке с волей Провидения, требующего от героев совершения усилия, направленного на осознание своей роли в деле нравственного жизнестроительства.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Бондарев А. П. Мифология. История. Человек: Литература Великобритании и США: учеб. пособие. 2-е изд., доп. и перераб. М. : МГЛУ, 2014. 567 с.
Ману-самхита: Законы человечества / отв. ред. В. Осипенко (Пара-
хамса д.). 3-е изд. М. : Философская книга, 2013. 384 с. Михайлов А. Д. Французский рыцарский роман и вопросы типологии жан-
ра в средневековой литературе. М. : КомКнига, 2006. 352 с.
Смирнова И. Б. Бытование мотивов пари и похвальбы в параллельных французскому циклу «о пари» русских эпических произведениях о веке Владимира [Электронный ресурс] // Вестник Московского государственного лингвистического университета; вып. 10 (749). М. : ФГБОУ ВО МГЛУ, 2016. С. 111-140. Режим доступа: www.vestnik-mslu.ru/Vest-2016/10_749_CMYKnet.pdf ).
Шюре Э. Великие посвященные: очерк эзотеризма религий / пер. с фр. Е. Писаревой. СПб. : Азбука : Азбука-Аттикус, 2017. 576 с. (Азбука-классика. Non-Fiction).
Zink M. Littérature française du Moyen Age. P. : Presses universitaires de France, 1992. 397 p.
