CC BY
37
УДК 82-13
И. Б. Смирнова
соискатель каф. литературы МГЛУ; e-mail: [email protected]
БЫТОВАНИЕ МОТИВОВ ПАРИ И ПОХВАЛЬБЫ В ПАРАЛЛЕЛЬНЫХ ФРАНЦУЗСКОМУ ЦИКЛУ «О ПАРИ» РУССКИХ ЭПИЧЕСКИХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ О ВЕКЕ ВЛАДИМИРА
Статья посвящена изучению мотивов богатырской похвальбы и заключения сделки в русском фольклоре X-XI вв. В жанрах сказки, побывальщины и былины обнаруживаются сюжетные параллели с произведениями французской литературы XI11—XV вв. Рассматриваются типы версий со сделкой на женскую верность и типы былинных сказаний с различной тематикой похвальбы и сценарием ее искупления. В связи с результатами сопоставительного анализа русских и французских образцов цикла «о пари» выявляются черты национальных менталитетов, исторические особенности двух данных этапов художественной объективации.
Ключевые слова: волшебные и чудесные мотивы древнерусского фольклора; волшебные и чудесные мотивы французского средневекового цикла о пари; легитимная и нелегитимная похвальба; французский куртуазно-реалистический роман; типы героев и героинь древнерусского и старофранцузского цикла о пари.
I. B. Smirnova
Postgraduate Student, Chair of Literature, MSLU; e-mail: [email protected]
MOTIVES OF BET AND BOASTING IN RUSSIAN EPICS OF THE VLADIMIR'S EPOC, PARALLEL TO THE FRENCH MEDIEVAL CYCLE "ON BET"
The paper studies the motives of heroic bragging and betting in Russian folklore X-XI centuries. In the genre of fairy tale, epics and pobyvalschina story parallels with the works of French literature of the XIIIth, the XIVth and the XVth centuries are found. We consider the types of stories with betting on women's fidelity and the types of epic stories with epic boasting and various redemption scenario. In connection with the results of the comparative analysis of Russian and French samples of the cycle "on bet" are revealed features of both mentalities and historic features of these two phases of artistic objectification.
Key words: magical motives in the ancient folklore; magical motives of the French medieval cycle on bet; legitimate and illegitimate boasting; French courtly-realistic novel; types of heroes and heroines of the ancient Russian and the old French cycle on bet.
Введение. Эволюция пари: от мифа к роману
1. Французские средневековые сюжеты о пари
Основные разновидности французского сюжета с пари, рассматриваемые в связи с «Романом о Фиалке» Жербера де Монтрей первой трети XIII в., делятся относительно волшебных мотивов на три основных типа: сказка, «полусказка» (гротеск сказки и были) и быль1. Сказочным по преимуществу сюжетом является мифологический сюжет Пуату о Мелюзине, давший рождение двум стихотворным романам, написанным традиционными восьмисложниками: французскому - Жана Аррасского (окончен до 1393) и английскому - Кудретта (окончен до 1405 г.). Главная героиня его - существо сказочное, водная нимфа из мира элементалей, обладающая внешней женской красотой (не считая драконий или змеиный хвост), могуществом и богатством. Полусказочным - является сюжет французских рыцарских романов цикла «о пари» начала XIII в. - анонимного «Романа о графе Пуатье» (1173-1230) в качестве версии с женой главного героя и «Романа о Фиалке или о Жераре Неверском» (1227-1230) Жербера де Монтрей в качестве версии в подругой-невестой главного героя. Главная героиня его - уже человек, однако в сюжете присутствуют атавистические сказочные мотивы из фольклора: битва с драконом (в обоих романах) и с великаном Брюдалиганом (в «Фиалке»), а также волшебный любовный напиток (в «Фиалке»). Наконец, вполне «реалистичным»2 можно считать сюжет «Романа о Розе или о Гийоме Дольском» (1199-1201) Жана Ренара как версию с сестрой главного героя, которая впоследствии становится также супругой германского короля Конрада. Здесь главная героиня тоже лицо вполне «реалистичное», как и все персонажи романа, среди которых много исторических и полуисторических лиц, хотя король Конрад, в отличие от королей первых двух французских сюжетов «о пари», и не имеет однозначного исторического прототипа. Здесь вовсе нет волшебных мотивов.
1 Тип, отражающий чисто физическое восприятие физического мира, без фантастики. - И. С.
2 Отражающим чисто физическое восприятие физического мира, без фантастики. - И. С.
2. Русские средневековые сюжеты о пари
При исследовании параллельных сюжетов из русского фольклора, содержащих «пари» ^ относительно волшебных мотивов обнаружилось также три основных типа сказаний: сказка, «полусказка» и быль. Целиком сказочные сюжеты обнаружились в пятитомнике «Русских народных сказок» А. Н. Афанасьева, наиболее яркие из которых - «Василий Царевич и Елена Прекрасная» и «Данило Безсчаст-ный», который лучше было бы назвать по аналогии с первым «Дани-ло Безсчастный и Лебедь-Птица Красная Девица». Главная героиня их - волшебница, поэтому здесь - в русской сказке - усматривается прямое соответствие мифическому сюжету о Мелюзине. «Полусказочный», т. е. сказание в полупрозаическом полуритмическом жанре «побывальщина», обнаружился под названием «Дворянин Безсчаст-ный Молодец» в собрании песен П. Н. Рыбникова. Главная героиня их - не волшебница, а очень активная и предприимчивая женщина, охотно прощающая главному герою похвальбу, возвращающая ему и себе поруганную мнимым проигрышем пари честь и даже усилиями собственного ума повышающая статус обоих (свой и мужа). Отчасти сюда можно отнести и «Елену Прекрасную», поскольку Василий-царевич продает ее за мнимую измену купцу, и в том городе, куда ее увозят, она под видом мужчины становится царем. Здесь усматривается соответствие по наличию чудесных (не волшебных, а связанных с чудесами церкви) мотивов - полусказочным представителям французского цикла «о пари», т. е. анонимному «Графу Пуатье» и «Фиалке» Жербера де Монтрей, а по активному характеру главной героини - более «реалистичному» представителю всё того же цикла - «Розе» Жана Ренара. Наконец, вполне и целиком «реалистичный» сюжет на мотив «пари» обнаружился в сборнике архангельских былин и исторических песен А. Д. Григорьева, в количестве десятка версий, перепетых разными областями и наречиями, с вариантами имен и легкими вариациями сюжета, вписывающимися, однако, в единую общую схему. И герой (Алеша Попович), и героиня (Елена Петровна) этого сюжета - персонажи былинные, т. е. полуисторические, и по художественному исполнению в фольклоре - вполне правдоподобные: не обладающие ни особой сверхъестественной красотой, ни могуществом, ни
1 Заимствованный из французского в XIX в., современный эквивалент др.-рус. «сделка», «заклад», «рукобитье».
богатством. Чудесные мотивы в сюжете - отсутствуют вовсе. Поэтому здесь по этому признаку произведений «о пари» возможно провести типологическую параллель между песней и французским «Романом о Розе». Но по главной идее, т. е. интенции неизвестного сочинителя-сказителя, провести параллель с французскими произведениями жанра рыцарского романа уже нельзя. В «куртуазно-реалистической» «Розе» честь оклеветанной насмешником девушки - остается до замужества чистой, не запятнанной. Идеей романа предстает именно добродетель и моральная чистота Лиенор, вступающей в брак с королем. А главная героиня русской эпической песни об Алеше Поповиче Елена Петровна оказывается действительно состоящей с главным героем в любовной связи. Однако песня не о женской чести, а о молодецкой удали богатыря, ловко умыкнувшего девушку из-под надзора двух братьев и домашней опеки, спасшего ее от грозившего ей наказания, увезшего и взявшего в жены, красиво завершившего любовную историю венчанием в «Божьей Церкви» и в иных версиях - обменом кольцами. Таким образом, приоритет активности принадлежит здесь герою, а не героине, как во французской поэме, ему же поэтому принадлежит и слава. Тогда как во французской «Розе» Ренара женщина, по существу, усилиями собственного ума прославляет себя самое. Эта французская версия цикла «о пари» с сестрой будет подхвачена в XV в. прозаической «Санской новеллой» (La Nouvelle de Sens). Во всех - поэтических и прозаической, былинных и романной - версиях «сюжета о пари с сестрой» сестра, в порядке вещей, выходит замуж. С той только разницей, что русский родовой инстинкт в лице братьев Петровичей ее эгоистически приберегает для родительской семьи, а западный - в лице брата Лиенор Гийома и брата Исмари Жака де Вуазина - желает выдать за короля.
Для того, чтобы четко представить себе главную идею каждого из исследуемых произведений на мотив «пари», с учетом национального колорита, изображаемого времени и системы ценностей, необходимо определить роли героев в отношении ключевого сюжетообразую-щего мотива - заключения пари и также определить их положение в отношении побудительного импульса заключения пари - публичной «легитимной или нелегитимной» (С. В. Козловский) похвальбы. Исследование этих двух параметров позволило сделать следующие заключения.
3. Эволюция и деволюция: диахронические процессы в цикле о пари
Рассматривая историю форм объективации и завершения (М. М. Бахтин) в художественных произведениях как амбивалентную: прогрессивную и регрессивную, нельзя не констатировать следующие симптоматические изменения. При переходе от сказочного эпоса («Елена Прекрасная», «Лебедь-Птица», «Мелюзина») к полусказочным побывальщинам («Дворянин Безсчастный Молодец», «Жерар Неверский») сюжет с «пари», во-первых, «очеловечивается» (А. В. Карельский), т. е. переходит окончательно из мира волшебства и элементалей в мир людей, - нейтральный симптом; во-вторых, навеки утрачивает память о причинах раздора главных героев - отрицательный симптом; в-третьих, приобретает в ценности идеи любви между М и Ж1, которая начинает превосходить ценность идей женской верности, добрачной непорочности и семейной репутации, становящихся более формальными перед эссенциальной идеей брака - любовью.
I. Основная часть
1. Побудительные мотивы героев цикла «о пари»
А. Сказочные сюжеты
Рассмотрим побудительные мотивы героев сказок. Жена, которой в русском сказочном эпосе (Лебедь-Птица Красная Девица), похвастал муж, мстит ему за похвальбу, показывая тем самым, что согласилась помочь ему во всем (вспомним трудновыполнимые задания князя Владимира) при условии замужества (вспомним выгоды волшебниц в браке «бессмертной» со «смертным»). Не сохраняя тайны своего успеха в выполнении этих заданий, Данила губит, собственно, не только благополучие брака, свое будущее и семью, но в первую очередь - свою жену, которая вынуждена вернуться в мир сказочных существ, и никогда уже не станет человеком, как того бы желала. Этот побудительный мотив жены особенно четко оговаривается
1 Литерами «М» и «Ж» в статье обозначаются обобщающие абстракции «Мужское» и «Женское», включающие такие значения как: «мужчина и женщина», «Мужское и Женское Начала мира», «мужское и женское начала человеческой психики».
во французском мифическом сюжете о Мелюзине, где водная нимфа мечтает через брак войти в мир людей. Наказывая мужа за несохранение тайны волшебной жены (в русской сказке), либо за несоблюдение табу (во французском мифе), женщина-«птица» или женщина-«змея» утверждает силу Ж над М и также показывает, что ее предложение о браке было не просьбой, а именно предложением, которое она теперь берет безвозвратно назад, поскольку он не оправдал ее доверия. В сказочном сюжете героиня оказывается сильнее героя: от нее исходило предложение о браке, ей принадлежит богатство и / или могущество, и она властна все, что предоставила мужу, у него разом отнять, что она и делает.
Идею сказочных сюжетов можно рассмотреть еще иначе, под другим углом зрения. Поскольку из ведической философии известно, что положение человека во всем мироздании - самое привилегированное и что любое изменение уровня развития (в положительную или отрицательную сторону) возможно только через мир людей, через земное воплощение, то легко объяснимо стремление элементалей (Парацельс) [22] вступить в сношение со смертными. Из изучаемых сказочных сюжетов становится ясно, что земной мужчина это предложение принимает, но впоследствии изгоняет волшебницу из мира людей своей невольной похвальбой, нарушающей уговор или табу.
Закономерно возникают вопросы: заслуженно ли страдает героиня и виновен ли герой. Похвальба не была осознана как этический поступок, а получилась сама собой от преизбытка восхищения, поскольку героиня-волшебница действительно обладает сверхъестественной красотой и магическими способностями (вспомним слова Елены Прекрасной: «Василий-царевич! Я так хороша, что боюсь, как бы меня не изурочили») [4, с. 297]. Т. е. вина героя в его сознании не присутствует. А героиня - виновна постольку, поскольку пожелала купить «чело-векость» (статус земной женщины) этой своей прирожденной красотой и могуществом. Можно также сказать, что сказочные сюжеты «о пари» преподносят герою урок не привязываться к внешней красоте, волшебному могуществу и даровому богатству.
В сказке о Елене Прекрасной похвальба героя на пиру женой вполне спонтанна (его провоцирует брат Иван-царевич: «Подходит к нему брат и спрашивает: - Ты, братец, что сидишь, ничем не похвалишься? - Да чем похвалюсь я? - говорит Василий-царевич. - Ну, хоть тем похвались, что жена у тебя хороша. - Да, правда твоя, братец,
жена у меня хорошая») [Ibid.] и можно допустить, что безвинна, а героиня не способна простить не вскрытую тайну, а свою испорченную репутацию. В сказке о Лебеди-Птице Красной Девице герой хвалится женой «спьяну», и героиня оскорблена ответной ложной похвальбой Алеши Поповича, похоже, лишь потому, что предупреждала Данилу («Да не хвались ты мною! Что за едину ночь дом построили с тобою») [4, с. 291], с целью предупредить расстройство отношений, т. е. ее гордость оскорблена непослушанием мужа. В сюжете о Мелюзине героиня не способна простить не нарушение табу, а свой открывшийся позор (как же так: у нее змеиный хвост!). Итак, подытожим: героиня-Волшебница (так мы назовем этот первый тип героини «Ж» сюжетов о пари) ценит больше репутацию, придворный этикет, формальный status quo и самое себя, чем любовь как таковую. «Волшебница» не преодолевает в своей любви плена условностей (что хвалиться нельзя или что она не человек), а потому возвращается в свой исходный мир, из которого так стремилась вырваться. Она не хочет понимать, что похвальба не была сознательно-преднамеренной (вспомним, например, что Ремонден из «Мелюзины» подсмотрел за женой по навету брата), либо, понимая это - не желает простить. Есть все же небольшая уступка для «Лебеди-Птицы». Разрушая напоследок перед уходом все произведения своего волшебства - терем, мосты, сады - она всё же спасает Даниле жизнь, тем, что с позором изгоняет его «гонителей», т. е. Владимира со свитой, желавших рубить ему голову за проигранное пари, по предъявлении Алешей Поповичем в качестве доказательства ее измены нательной цепочки.
В. Полусказочные сюжеты
Рассмотрим побудительные мотивы героев «полусказок». Бессчастному Дворянину «бабка» подсовывает героиню-«Помощницу» (так мы назовем этот второй тип героини «Ж» сюжетов о пари): это безымянная «Девица-Красавица» (у Рыбникова). Ее французские соответствия - Эврио из «Фиалки» и Лиенор из «Розы», причем по параметру «активность / пассивность» последняя соответствует ей лучше. Сюжет Рыбникова приближается к жанру русской исторической песни и французского куртуазно-реалистического романа, где героиня не только не обвиняет мужа в похвальбе, заключении пари и опасных испытаниях, но сама прилагает все усилия к тому, чтобы «трагедия обстоятельств» (А. П. Бондарев) вернулась к «предустановленной
гармонии» (Лейбниц) ^ Таким образом, имеются все основания «обвинить» это сюжетное решение (как форму объективации и завершения) в утрате памяти о греховности похвальбы, особенно «нелегитимной» (похвальбы женой или подругой). Женщина не обвиняет мужчину в похвальбе потому, что именно не знает этой его вины, либо не чувствует в этом его вины. Зато при этом дорожит любовью больше, чем репутацией, а потому и помогает мужу выиграть «игру» с пари и торжествует в счастливом браке. Героиня-«Помощница» была и остается среди людей (а не в волшебном мире), способна простить, помочь и одерживает победу. В этих полусказочных сюжетах (русской побывальщине и французском куртуазном романе) женщина возвращает мужчине его верховное право могущества. Пусть она в сюжете активнее, но от вины освобождается муж и утверждает свой выбор, свое решение и свой поступок заключения с ней брака, либо его восстановления. В культурологическом плане это признаки возвращения патриархата и связанной с этим экспансии христианства с верховным Богом-Отцом. В русской полусказочной побывальщине Рыбникова, французских пари-сюжетах «о Розе» (без пари), «о Флоре и Жанне» (анонимном прозаическом романе XIII в.) и анонимной прозаической «Санской новелле» XV в. женщина оправдывается от навета собственными усилиями, приравниваясь заслугами и удалью к мужчинам. Сюжет «Елена Прекрасная» во второй своей части о путешествии героини за море также относится к типу «полусказки», поскольку здесь главная героиня проявляет себя совсем как человек, а не волшебница.
С. Сюжеты, стремящиеся к максимальной достоверности
Идея русской исторической песни «об Алеше Поповиче и Елене Петровне», соответствующая степенью своей историчности и «реалистичности» французскому «Роману о Розе» Жана Ренара, т. е. версии «с сестрой», по классификации Г. Париса [46], по некоторым авторитетным мнениям, состоит в том, что братья не в силах уберечь в меру повзрослевшую сестру от любви, не могут удержать ее взаперти и ничего о ней по сути не знают. Речи в этом сюжете нет о поруганной чести Ж, здесь поругана наивная гордость братьев и их похвальба на пиру красивой непорочной молодой сестрой. Обвинитель ее в любовной связи, бахвал и инициатор пари «Алешка» берет ее, в конечном счете, в жены,
1 Harmonía prestabilita.
и тем утверждает свою удаль, ловкость и повышает богатырский статус среди равных. Во французской версии сюжета пари «с сестрой» обвинитель женщины в любовных похождениях не состоит с ней в любовной связи. Своей находчивостью и изобретательностью она снимает с себя обвинение, публично обвиняя его, в свою очередь, либо в краже парного предмета (другие, не французские версии о пари), либо в насилии над ней (французская версия «о Розе»), что он отвергает вместе с фактом их личного знакомства. Женщина одерживает победу над клеветником. Если в русской песне повышает свой богатырский статус герой, то во французской версии - героиня (Лиенор удостаивается брака с германским королем, Исмари - с французским). Итак, русская и французская полуэпические полуроманные версии «с сестрой» расходятся в своей главной идее. Французская версия находится как бы в плену у генеральной линии - у мотива «о пари» (без пари как такового), где важна не молодецкая удаль героя, «создающая» правду, а эта самая «правда» чистоты и непорочности красавицы-героини. Русская версия - о хитрости, удали и уме героя-богатыря, который как бы создает свою правду, заключая брак с героиней, этим очищаемой и оправдываемой. Любопытно, что этот русский былинный сюжет является самым распространенным сюжетом своего времени и известен в количестве 23 списков. Центрально-русские и белорусские его варианты имеют не былинную, а балладную форму [5].
2. От «Волщебницы» к «Помощнице»
«Роман о Розе» Жана Ренара, как и русская песня про Алешку, -не только сюжет о спасении женской чести, но и сюжет о никчёмной заботе брата / братьев о чести и репутации сестры в момент, когда для нее приходит пора замужества. Потому он назван также «Роман о Гийоме Дольском»: это роман о страданиях и победах брата в борьбе за честь и славу сестры и своего семейства, где он единственный мужчина. Этот сюжет был задуман отчасти для прославления роли брата: по крайней мере, данный мотив в нем присутствует. Чувствуется его забота о судьбе сестры, высмеивается невольное предательство простодушной матери. Сестра может быть оклеветана или возвышена в соответствии с репутацией брата. Сюжет «Романа о Розе», возможно, имеет целью как-то оправдать попечение брата о чести сестры и сделать ее сообразной ее высокому предназначению: браку с королем.
Авторское намерение прославить роль брата вступает здесь в конфликт с бойким характером главной героини. Не М защищает честь Ж, а наоборот. Она спасает и отвоевывает честь брата. Вина за утрату тайны Лиенор падает как на ответственного - на брата, но читатель при этом видит, что никто не виновен. Сюжет, благодаря этому, прочитывается как сатирический, как пародия на серьезность рыцарского романа. Брат - лишь орудие судьбы, всем вершит героиня. Но брат -и посредник: через его славу двор короля узнает о славе его сестры. Так он становится главным героем (главнее Конрада), достойным дать название роману.
Героиня «Романа о Фиалке» прощает и похвальбу ее именем, и оскорбление от своего жениха, поскольку ценит любовь. Итак, главная героиня «полусказок», не зная, что виновен похвалившийся, полагает, что виновата во всем она сама, а потому сама либо действует (как в побывальщине Рыбникова и в «Розе» Ренара), либо остается верной в бездействии (как во французской «Фиалке» де Монтрея), стремясь всей душой очиститься от возведенной на нее вины и спасти положение. Героиня-«Помощница» не винит мужа / жениха в похвальбе, и он сам не винит себя в этом. Похвальба в полусказке - мотив побочный. Главное - Ж ценит любовь М превыше репутации, и «Фиалка», т. е. Эврио, - больше, чем безымянная «Дева» Безсчастного Дворянина, потому что первая - не удерживается и борется за правду (как если бы сама была виновата), а вторая - лишь уповает на Бога (твердо зная, что ни она, ни муж ни в чем не виноваты, а правда восторжествует в конечном счете сама по себе). Так, по чувству «Помощница» оказывается чище «Волшебницы».
Но «Волшебница» более искушена, осведомлена и образованна. Быть может, она и не дорожит репутацией, а лишь ведает, что хвалиться - грех. Быть может, также знает, что виноват при матриархате может быть только М, а не Ж. Она ищет его вину, придирается - и находит. Поскольку «Волшебница» за вину наказывает, то это сюжет в современном западноевропейском и славянском понимании языческий, примитивный, морально устаревший. «Помощница» же все прощает, со стороны Ж нет мести: это сюжет христианский, куда менее примитивный с точки зрения отношений в браке, обновленный. Поскольку «Помощница» не ведает об эпической вине героя, сюжет как бы утрачивает мудрость эпоса, которую однако легко вновь отыскать, обращаясь к русским былинным историям на мотив похвальбы.
Герой полусказки и сам утрачивает эпическую память и не чувствует себя провинившимся ни в похвальбе, ни в заключении пари. Интерес к азартной игре в Средневековье на Западе возобладал над моралью. Как показывает анализ сходных между собой фольклорных сюжетов, «Волшебница» знает тайное (о похвальбе), иногда даже без внешнего известия об этом событии. «Помощница» - уже не ведает тайного.
3. Грех и отсутствие греха в похвальбе: смена матриархата патриархатом
С идеей «похвальбы как греха» связаны крест (либо нательная цепочка с крестом) и обручальное кольцо (либо именной перстень): те аксессуары, которые похищает персонаж «Служанка» у своей госпожи, чтобы обеспечить вещественные доказательства насмешнику, положившему себе нажиться на пари. По этой причине к типу «сказок» легче отнести и анонимный роман «Граф Пуатье», самый архаичный из цикла французских куртуазных романов о пари. Этот самый древний из куртуазных романов еще хранит следы идеи греховности похвальбы, т. к. злоумышленник похищает нательный крест. Крест и кольцо - напоминают о святости соблюдения морали и семейных уз. Злоумышление, похищение и похвальба выступают в контрасте с этими символами святости.
Цветок романов «о Розе» и «о Фиалке» как знак отсутствия прегрешения в похвальбе появляется у главной героини цикла о пари во Франции XIII в. Символические цветы Розы и Фиалки связаны не с греховностью похвальбы, а именно с женской неверностью (в версии с невестой) либо утратой непорочности (в версии с сестрой).
Своей новой патриархальной правдой «полусказки» отменяют ветхую правду матриархата, как бы обвиняя Ж в инициативности и повышенной активности, которая со времен Сотворения мира принадлежит Красному мужскому началу: Розе Омара Хайяма [33] и Древнего Китая [35]. Женское начало от истока мира пассивно, женщина рождена быть безынициативной, особенно в вопросе заключения брака, пассивность присуща и подобает Фиолетовому / Синему женскому началу: Фиалке Омара Хайяма и Древней Японии. В глазах полусказочных сюжетов с пари сказочные сюжеты показывают ненормальный status quo женщины, делающей мужчине предложение. Самым классическим сюжетом в вопросе М и Ж ролей предстает «Роман о Фиалке» Жербера де Монтрей, утверждающий мужскую
активность и женскую пассивную верность. Мужская похвальба в западноевропейское Средневековье - уже не грех, а грех - женская неверность.
III. Поиск истоков пари 1. Обращение к древнерусской словесности
Французский рыцарский роман в истории форм художественной объективации и завершения восстанавливает патриархальную иерархию, но забывает об источных посылах заключения пари. С целью отыскать эти посылы пришлось обратиться к типологическим параллелям русского былинного эпоса, содержащим различные варианты похвальбы и проистекающие их них последствия для героя и героини.
Сюжет о пари зарождается в колыбели сказочного, полусказочного и былинного эпоса. Во французском эпосе мы не обнаружили прецедента «пари», зато в восточнославянском эпосе он представлен весьма многообразно. Поскольку сказки, побывальщины и песни Руси были записаны гораздо позже, чем на Западе, можно судить о времени их возникновения лишь по хронологическим отсылкам содержания. Если французские «цветочные» романы о пари отсылают ко времени правления Филиппа-Августа (1165-1223, король с 1180) («Роза») и Людовика VIII Льва (1187-1226, король с 1223) («Фиалка»), то русские былинные песни - впрочем, так же, как сказки и побывальщины на мотив пари - ко времени Великого князя Владимира (980-1015, великий князь с 978 г.). Они группируются, таким образом, вокруг этого персонажа в цикл «о Великом князе Владимире Красное Солнышко». Правда, историки утверждают, что в сказания о Киевском дворе XI в. богатыри попадают из летописей XIII в. [5], но этот факт тем паче роднит старофранцузские сюжеты о пари с древнерусскими. Разницей в хронологии отсылок содержания легко объясняется и различие художественных взглядов на пари: двор Владимира более архаичен в сравнении с дворами французских королей Филиппа-Августа и Людовика Льва. Устное народное творчество при Великом Киевском князе носит эпический характер, тогда как Франция XIII в. - эпоха заката эпоса и расцвета рыцарского романа. Эпические сказания, в соответствии с общенациональным породившим их духом, судят о человеческих поступках в категориях «праведности / греха», определяющих человеческий поступок в очах Бога. А романные истории, скорее, зиждутся на
взаимодействии категорий «благородства / неблагородства», определяющих человеческий поступок относительно других людей, в глазах общества. Обмирщенные западные сюжеты о пари не взыскуют причин изображаемого между героями раздора, венец их интриги - удачный брак и / или возвращение утраченной недвижимости. Русские же сюжеты - пронизаны православной обрядовостью («Поклоны ведет по писаному, кресты кладет по ученому») и интересуются статусом похвальбы с религиозной точки зрения. С. В. Козловский говорит о значении эпических фактов в развитии русского права, вместе с его понятием «нормы», ссылаясь на юридическое исследование Д. Я. Самоквасова: «Сюжеты былин показывают не просто устное право, но фактически судебные прецеденты» [30, с. 210]. Таким образом, изучая прецеденты нелегитимной похвальбы, мы осуждаем или оправдываем право заявлять о себе в свете тем или иным образом. Характер отбора эпических сюжетов (в нашем случае - застольной похвальбы) определяет рамки дозволенного и дает представление о нравах богатырства. Обращая внимание на эпический параллелизм русского богатырства и западноевропейского рыцарства, нельзя не отметить параллелизма представлений о «легитимности» похвалебных заявлений.
2. Эпическая и романная интерпретации мотива похвальбы
Здесь не будут сопоставляться все особенности русского эпического и французского куртуазно-реалистического жанров, здесь лишь исследуется вопрос древних эпических истоков западноевропейской (французской) средневековой темы и проблемы «пари на женскую верность». (Здесь также не изучается похвальба во французском героическом эпосе, поскольку в ней не встречается тематики интересующей нас женской верности, каковая возникает впервые в жанре куртуазного романа). Разница в терминологии, принятой для обозначения хронологически единого периода - «Древняя» Русь и «Средневековая» Франция - уже указует на очевидную возможную разницу интерпретаций сходных литературных (фольклорных) мотивов: интерпретаций, дополняющих и расширяющих одна другую. Не является парадоксальным в этом свете тот факт, что интерпретация мотива пари «Романом о графе Пуатье», отсылающим к веку мажордома Франции Пипина Короткого (714-768, король с 751 г.), почти не отличается от интерпретации этого мотива более поздними «цветочными»
поэмами, т. е. является романной, куртуазно-реалистической: в это время Франция осмысливает себя уже как страну феодальную, находящуюся в промежутке между Древностью (Древнеримской культурой) и Возрождением (Новоевропейской культурой). Тогда как Русь XIII в. еще не предчувствует антропоцентричности, XIII в. на Руси -еще век эпоса: ему принадлежит «идея единого круга богатырей» для защиты Киева на основании упоминания о «Калкском побоище и 70-ти храбрах» Лаврентьевской летописи [20].
3. Разница форм западноевропейского и восточнославянского эпоса и понятие о веке Великого князя Владимира
При великом князе Владимире Киевская Русь достигает расцвета. В 988 г. она принимает христианство, которое князь выбирает из трех влиятельных в то время религий своего региона: христианства, иудаизма и мусульманства. Растет градостроительство, распространяется грамотность. Если в летописях ГХ-Х вв. упоминается 25 русских городов, то в XI в. - уже 89. Самыми крупными из них являются Киев и Новгород, в которых проживало по несколько тысяч жителей. В конце XI - начале XII вв. происходит распад Киевской Руси на множество отдельных независимых княжеств. Это система своеобразного коллективного владения Русью и перехода престолов по старшинству с каждым новым поколением становится все более запутанной. С конца IX - до середины XII вв. имеет место период феодальной раздробленности, но до середины XIII в. главным культурным и религиозным центром Руси остается Киев, а его престол - на Руси первостепенным.
Изучение русских былин в России началось только в XIX в. Россияне впервые познакомились с эпическими героями киевского цикла по сборнику «Древнерусских стихов» 1804 г., собранных и записанных в середине XVIII в. любителем народного творчества Киршей Даниловым. С того момента литературоведы принялись собирать в разных областях России народные песни (колядки, пасхальные, свадебные, погребальные, рабочие, крестьянские или просто сезонные). Удивительно, что во многих областях сквозь века сохранились в почти первозданном виде героические песни-славы, воспевающие героев, царей и князей Святой Руси, а также великие события национальной русской истории. Героический эпос Руси подразделяют по тематике на сказочный, исторический и приключенческий. Русский
героический эпос признают наиболее полным и богатым собранием песен, какого не имеет ни одно западноевропейское государство [47]. На Руси не было создано развитых эпических ансамблей и циклов, отечественный эпос состоит из отдельных песен. Памятники эпического творчества, собранные в XVШ-XX вв., бытовали в народе в устной форме, что влекло за собой искажение имен собственных, географических названий, исторических реалий, нарушение и конечное исчезновение стиха, перешедшего в прозу, и изменение стиля изложения. Если героический эпос Западной Европы сохранился только в рукописях, то в России - преимущественно в изустной форме. Источники по теме «похвальбы» были собраны в XVIII в. в пермской губернии Киршей Даниловым; в XIX в. в архангельской области А. Д. Григорьевым (песня «Алеша Попович и Елена Петровна»), в районе Онеги П. Н. Рыбниковым (побывальщина «Данило»), П. В. Киреевским - во всех областях России. Русские эпические песни сохранились в бесчисленных вариантах, по ним восстанавливают почти всю историю России.
IV. Бытование похвалебных мотивов в русских эпических сюжетах
1. Нелегитимная похвальба
«Могуч богатырь» из песни «Рождение богатыря» [26] - легендарный образ русского воина, который рождается на земле, чтобы прославить Русскую землю, двор престольного князя и самого себя. Мечтой каждого рожденного на Руси во времена Владимира юноши было попасть в Киев, чтобы показать свою удаль и утвердиться среди лучших, т. е. повысить воинский статус. В смятение приходит «лютый Скимен-зверь», власть которого над миром сменяется властью новорожденного человека. На пиры к престольному князю и уездным князьям богатыри приглашались, но возможно было и приехать «без зова», чтобы заявить о себе, «выслужить службу» и занять достойное место за всеобщим почестным (почетным) столом. Мотив застольной похвальбы часто в песнях и былинах возникает уже в зачине, так как обычай похваляться на пиру был распространен повсеместно и с социологической точки зрения являлся социальным стимулом к совершению «похвальных» дел и подвигов для Руси, киевского князя и русского народа.
Если богатырь рождается на земле для славных дел, то конец богатырству приходит от чрезмерного бахвальства. В песне «Как перевелись богатыри» рассказывается о том, что погибли все богатыри, «порасхваставшись» тем, что побьют «силушку небесную»:
Как билисе оны да добилисе,
Наконец-то оны заломилисе,
Наконец-то оны закаменили ведь
Да с тымыоны с добрыми коньма,
Да сделались оны каменьямы неподвижныма,
Как все тут богатыри решилисе,
Не стало боле видь да богатырей
На туёй Руси святорусьскиих.
Как перевелись богатыри. Якушов Г. А. Пудога [18]
Мораль сей песни выражена в поговорке: знай себе цену, а бахвальству - меру.
В небольшом былинном зачине «Пир у князя Владимира», сохранившемся от безымянной песни [38], перечисляются всевозможные темы похвальбы:
Во славном-то во городи во Киеви Да у ласкового князя у Владимира Пособран был поцестен пир Да на мнози князей да бояров, А на сильныих могучии богатыри. Еще вси на перу да напивалисе, Это вси на поцестном наядалисе, Еще вси они на перу да порасхвасталисе. Айото фастат иной иднем, А богатый-то фастат да богачесвом, Да еще умный фастат отцем-матерью, Да безумной фастат молодой женой <. .>
Пир у князя Владимира. Пименова Н. М. Водлозеро [23]
Здесь уже можно заметить, что похвальба бывает «разумной» и «неразумной». Богатырям запрещалось хвастать за пиршественным столом особенно молодой супругой или красивой подругой.
Мотив похвальбы или / и заклада звучит в сюжетах «Добры-ня и Алеша», «Добрыня и Змей», «Алеша Попович едет в Киев», «Иван Гостиный Сын», «Данило Ловчанин», «Про Ставра» и «Дюк
Степанович». С. В. Козловский дает наиболее вероятный вариант хронологии эпических песен: «Добрыня (Гостиный Сын-наездник) -Алеша (Попович) - Дюк (Гостиный Сын)». Они принадлежат к двум этапам развития былин: Киевскому (Добрыня, Алеша) и Владимиро-Суздальскому (Дюк). Для Дюка Киев уже не столица, а провинция1.
В былине «Добрыня и Алеша» [13] Владимир посылает Добрыню на двенадцать лет «на заставу», не объясняя публично причины его назначения. Назначает его туда как бы ни за что: потому что силен, и потому что больше некого. Однако послан он туда на самом деле за то, что похвастал женой и семьей. Славный воин вроде не виноват в похвальбе: ведь сидел молча, пока его не спросил лично Владимир «Стольней-Киевской».
Говорил тогда князь стольней-киевской,
Говорил таковы слова:
«Вот вси у меня теперь расхвасталися,
А один Добрыня свет Никитьевич
Ничем не хвастает. А что же ты ничем не хвастаешь?»
Отвечал в ответ Добрыня таковы слова:
«Ай же ты, ласковый князь, красно солнышко,
Я осмелюсь слово вымолвить.
Мни вот нечим теперь выхвастывать:
Нету ни имения, ни богачества,
Ни без счету золотой казны,
Только есть одна по нраву молода жена,
Молода жена, любима семья,
Любима семья, Настасья свет Никулична».
Добрыня и Алеша Богданова Л. С. Сенногубский сельсовет Заонежскогорайона [13]
После назначения Добрыня догадывается, что зря похвастал женой, и надо ехать исполнять княжескую службу. Он покоряется:
«Не хватило ума разума в головушке На малый на единый час:
1 Исследователь делит героический цикл Киевской эпохи на три фазы изменения мировоззрения. Образ Добрыни соответствует умозрительной стадии, образ Олеши - идеалистической стадии, образ Дюка - чувственной стадии.
Я-то с глупа разума повыхвастал, Я похвастал только своей молодой женой, Молодой женой, любимой семьей, Любимой семьей Настасьей свет Никуличной. Рассердились русские богатыри На меня-то на доброго на молодца; Насказали они князю да Владимиру И назначили меня теперь на заставу».
Добрыня и Алеша [там же]
Через три года мать просит Владимира его вернуть, но великий князь коротко без объяснений отказывает: «Так надо». Двенадцать лет спустя после назначения Олеша Попович добивается обручения с супругой Добрыни Настасьей Никуличной, обманув ее, говоря будто он ездил в поле и видел, что Добрыня мертв. Свадебный пир длится символически двенадцать дней. Добрыне об этом обручении доставляют весть голуби, он покидает заставу и скачет в дом к матери будто «от Добрынюшки поклон привез». Просит у нее одежду и гусли Добрыни, чтобы попасть на пир. Настасья Никулична приглашает его к столу. В чару с вином, которую ему подают, он кладет свой перстень, которым обручался с Настасьей Никуличной, протягивает ей ее - и она, выпив вино до дна, находит перстень и узнает мужа. Просит Добрыню простить ее за новое обручение. Добрыня, догадавшись об обмане Олеши, ее охотно прощает, а Олеше задает трепку:
Как хватил Олешу за желты кудри, Выдергал со стола его со честного, Как стал по терему Олешеньку потаскивать, Стал гуселками Олешу поколачивать, У Олешеньки уж кости заряжай дали. Говорит князь стольне-киевской: «Оставь еще хоть ево во живности».
Добрыня и Алеша [там же]
Песня кончается счастливо:
Стали жить да быть с Настасьей Никуличной, Лучше старого стали жить, лучше прежнего. Стали жить да быть да век коротати.
Добрыня и Алеша [там же]
В песне «Добрыня и Змей» [14] великий князь Владимир «накидывает» на богатыря «служебку» не за вину, а за подвиги. Князю надо вызволить любимую племянницу из Змеиных гор. Боярин Ка-рамышинский рассказывает Киевскому Князю о сражении Добрыни со Змеей на Пучай-реке и подсказывает, что он и есть тот богатырь, которого следует послать в горы. Добрыня мужественно и проворно справляется с задачей и по просьбе племянницы Владимира добивает «Змею», а затем ее «змеенышей», доставляет девицу в Киев, щедро награждается золотом. В этой песне задание Владимира, собственно, тоже последовало за похвальбой. Но ни словом не упоминается о том, какого она была рода: допустил ли Добрыня ли или кто-то другой «ошибку», хвастаясь недолжным образом или без должной меры:
Как красно солнышко да при вецери,
Почестен пирото вись да при весели,
А вси оны, стали ёны пьянехоньки,
А вси ёны, стали ёны веселешеньки,
А вси ёны порасфастались.
Как тот да-ка видь князь да Владимер-то,
Говорил-то ён да таковы слова:
Ай же вы, князья да видь бояра,
Как сильние могуции богатыри,
Накину я вам службу великую.
Как надо съездить в горы змеиныи <. .>
Добрыня и Змей. Якушов Г. А. Пудога [14]
Былина «Алеша Попович едет в Киев» [1; 16] повествует о происхождении героя от Ростовского попа. В этой эпической песне Алеша Попович, получивший в народе прозвище «бабий насмешник» или «бабий пересмешник», выступает вполне благовидно. Ему принадлежит роль благородного мстителя за похвальбу, функция стража порядка. Узнав, что некий Василий Прекрасный из «орды» желает убить князя Владимира, чтобы отнять у него красавицу жену Апраксию, он едет сразиться с «ордой». Илья Муромец, узнав о его подвиге, докладывает Владимиру Красное Солнышко, и Киевский властелин устраивает в честь победы пир, куда приглашает Алешу. (Сам же Алеша при этом, быв в княжеском тереме прежде Ильи Муромца, ему о подвиге не похвастал!) Семья Владимира Святославича предлагает ему богатые дары, но Алеша просит взамен гулять две недели с дружиной по кабакам, на что получает дозволение Владимира:
И говорил Алеша таково слово:
«Не надоть мне ка села с приселками,
Не надоть мне города с пригородками,
Не надоть мне золотой казны,
А дай ка мне волю по городу Киеву,
И чтобы мне ка кабаки были не заперты,
А в трактирах чтобы гулять дозволялося».
И брал он тут свою дружинушку хорошую да хоробрую
И своих братьицей названых.
И гуляли они времени немало тут,
Гуляли неделю, гуляли две,
А на третью неделю просыпалися,
И садилися удалы на добрых коней,
Поехали во далече чисто поле,
В то раздольице широкое [1].
В песне «Иван Гостиный Сын» [17] Владимир назначает «служеб-ку» даже не за вину или за подвиг, а просто ради забавы. Призывает к похвальбе и странному подвигу доскакать от Киева до Чернигова за время от обедни до заутрени:
Владимир князь распотешился,
По светлой гридне похаживает,
Таковы слова поговаривает:
«Гой еси, князи и бояра
И все русские могучие богатыри!
Есть ли в Киеве таков человек,
Кто б похвалился на триста жеребцов,
На триста жеребцов и на три жеребца похваленые:
Сив жеребец, да кологрив жеребец,
И который полонян Воронко во Большой орде,
Полонил Илья Муромец сын Иванович
Как у молода Тугарина Змеевича;
Из Киева бежать до Чернигова
Два девяноста то мерных верст,
Промеж обедней и заутренею?» [17].
В ответ на такой призыв отчаянный богатырь Иван Гостиный (Купеческий) Сын бьется об заклад «Не о сте рублях, не о тысячу, -О своей буйной голове». И конь его не подводит.
Трагическая песня «Данило Ловчанин» [12] повествует о неправедной «нелегитимной» (С. В. Козловский) похвальбе, которая
спровоцирована самим Владимиром Красное Солнышко. Князь Владимир выступает в былине неприглядным персонажем, позарившимся на чужую жену и опрометчиво погубившим ее вместе с ее супругом. Данило хвастает женой, и Мишатычка Путятин предлагает его жену Василису Никуличну в жены Владимиру, который предъявляет к претенденткам на брак весьма высокие требования:
Тут возговорит сам Володимир князь: «Ох вы гой есте, мои князья бояра! Уж вы все у меня переженены, Только я один холост хожу, Вы ищите мне невестушку хорошую, Вы хорошую и пригожую, Чтоб лицом красна и умом сверстна: Чтоб умела русскую грамоту И четью петью церковному, Чтобы было кого назвать вам матушкой, Величать бы государыней» [12].
Жена Данилы Денисьича, по мнению Мишатычки, подходит как нельзя лучше. Владимир испытывает Данилу, вынуждает его сразиться с его братьями, и тот кончает жизнь самоубийством (кидается на копье). Вслед за ним и Василиса тоже накладывает на себя руки. Разочарованный Владимир выпускает из темницы мудрого казака Илью Муромца, предсказавшего несчастье:
Тут возговорит старой казак, Старой казак Илья Муромец: «Уж ты батюшка, Володимир князь! Изведешь ты ясного сокола -Не пымать тебе белой лебеди!» Это слово князю не показалося, Посадил Илью Муромца во погреб [12].
В песне «Про Ставра» [25] «безумие» похвальбы достигает своего апогея. Зачин традиционен: описание пира.
Как у ласкова князя у Владимёра Раводилосе пированьё-столованьё, Столованьицё-пированьё да почестен пир. Ище все на пиру напивалисе, Ище все на чесном гости наедалисе, Ище все на пиру да стали весёлы,
Ище все на пиру да стали хвастати. Ище кто-то ведь хвастат да своей силушкой, А второй-от хвастат своей храбросью, А третьей-от хвастат своей удалью (Шибко удалый был!).
Семенов М. В. Про Ставра [25]
Во время застолья очередь на похвальбу доходит до Ставра Годи-новича. Жену он называет не просто «первой красавицей», как это по оплошности сделали герои сказки о Прекрасной Елене, побывальщины о Даниле, песен «Добрыня и Алеша» и «Данило Ловчанин», а также герои французских куртуазно-реалистических поэм «о пари» «Граф Пуатье» и «Роман о Фиалке», а произносит особую претенциозную речь, где уверяет, что она покорит Владимира:
«А ище нечем мне Ставру будёт похвастати,
А похвастаю я да молодой женой,
Василистой да понече Микуличьной:
Василиста-то моя ноньце Микуличьня
Как во городе нонеце ле у вас у Киеве
И во том же во городе Чернигове
Всех кнезей всех бояр она повыкупит,
А ище князя-то Владимёра с ума сведёто» [там же].
Владимир за обиду сажает его в погреба, чтобы заморить голодом. А Василиса мстит Владимиру за мужа. Она велит брить ее наголо, садится на коня и едет навстречу трем богатырям, которым представляется как «от орды за данью к Владимиру». Вместе с богатырями Василиса попадает в княжеские «белокаменные палаты» и на пиру у Владимира сватается к Забаве Кутятишне. Любимая племянница говорит Владимиру, что не пойдет замуж за женщину. И Владимир велит испытать «Василия Микулица». Василиса меряется с богатырями силой и побеждает, затем трижды выигрывает в игре на гуслях, забрав на пари «Киев со Черниговым»: «Плюнул царь, сам прочь по-шол: "Никакая это не женщина"». В награду Василий Микулиц просит выпустить «подтюремщика Ставра». Владимир угождает переодетой Василисе из уважения. Она забирает Ставра будто «в прислужники», перед ним в шатре раздевается, и происходит узнание:
Говорил-то тут Василей да таково слово:
«Уж как знаеш ли ты, Ставёр Годиновичь?» -
«Уж как знаю я Василисту нонь Микуличьну» [там же].
Ставр и Василиса едут ко двору Владимира «свадебку доигрывать». Василиса объявляет Владимиру о проигрыше пари. Владимир признает ее незаурядность и освобождает их от всех налогов:
Говорил тут ведь Владимер да таково слово:
«Как прощаю вам все беды великия
(Они налоги большие платили),
Уж вы будете жить в городе век по веку и не платить
будете дани великия.
Торгуйте, где уЪодно». (Дал документы всем.) Ище тут они с князем да роспростилисе Как поехали во путь во дорожецку. Больше всё [там же]
Стоит отметить, что эта женщина действительно заслуживает «сумасбродной» похвальбы Ставра. Она оправдывает его славословие, чем снимает с него всякую возможную вину перед Владимиром и вообще идею греха восхваления жены. Это не только в значительной мере «романная» версия былинной песни, но и отчасти сатирическая, высмеивающая слабость, недостаточность и наивность мужчины перед необычно сильной, искусной и умной женщиной.
Эта версия сюжета «о пари» во Франции разрабатывается стихотворным «Романом о Розе» Ренара и анонимным прозаическим «Романом о Флоре и Жанне». Впоследствии активная героиня средневекового французского цикла «о пари» будет заимствована Бокаччо для одной из новелл его «Десятидневника». Эта героиня - принадлежит уже к полусказочному типу «Помощница» русских побывальщин. Знак красной «Розы» действительно отмечает героиню (Лиенор), обладающую мужскими качествами: ведь Роза в Древнем Китае и средневековой Персии - символизировала мужчину и мужское начало мира. Такая героиня не только утверждает принародно свою моральную и физическую силу и сообразительность, но и пытается архаически насадить русскому и французскому средневековью матриархат, давно канувший в лету, еще в дописьменную пору мифических «Лебеди-Птицы», «Елены» и «Мелюзины». Итак, версия сюжета о похвальбе «со Ставром» и «с Лиенор» - уже почти сатира на жанр (русской былины и французского куртуазного романа). Она не столько поучительна, как прочие версии сюжета с пари, сколько занимательна и по характеру повествования в высшей мере развлекательна.
Данные произведения на фоне более традиционных схем былинной объективации и завершения выглядят в цикле «о пари» не просто ярко, но вызывающе.
2. Легитимная похвальба
В песне «Дюк Степанович» [15], гораздо более объемной, чем все вышерассмотренные русские сюжеты, описываются три вариации так называемой «легитимной» похвальбы с ее последствиями. Хотя такое хвастовство, казалось бы, дозволяется богатырским этикетом, но каждый раз оно влечет за собой испытание. Это свидетельствует о вызывающем характере вообще любой разновидности похвальбы и доказывает, что бахвальство - если и не грех, то вызов. Для молодого богатыря, каковым в былине предстает 12-летний Дюк Степанович, вызов и является целью. Он приехал ко двору Владимира, чтобы прославить свои личные качества: а как этого достичь, о них не заявляя! В былине идея предосудительной похвальбы как «пустозвонства» перерастает в идею «похвальной» целесообразной похвальбы «как заявления о своих заслугах». Мотив необоснованного самопрославления похвальбой заменяется новым, более мощным мотивом обоснованного самоутверждения. Оппозиция греха / праведности в таком хвастовстве снимается, она больше не должна оцениваться как должная или не должная, но просто предстает формой заявления в обществе о себе, своих возможностях и способностях.
Итак, Дюк Степанович просит благословения матери ехать в Киев:
А придумалось Дюку да приохвотилось Аж как съездить ему далее в стольнёй Киев град. А посмотреть князя да со кнегиною, Аш как всех тут русских богатырей.
Носов В. П.
Дюк Степанович [15]
Его встречает княгиня, у которой он справляется, где Владимир. Узнав, что он на воскресной службе в храме, туда направляется. Становится ему «под леву руку», что возмущает Чурилку и придворных князя. На пиру после службы Чурила Пленкович его срамит, сообщая Владимиру о его вызывающем поведении. Владимир упрекает Дюка, но тот нечаянно хвастает своими домашними пирогами, которые вкусней княжеского угощения. Чурилка предлагает «ударить об
заклад», заключить пари «о своей буйной головы». Решено скакать на конях через Енисей. Приближенный князя проигрывает соревнование и просит о пощаде, и Дюк на первый раз его прощает. Чурило предлагает новый заклад, о лучшем платье. Дюк Степанович снова выигрывает. Описывается его шикарная кунья шуба со знаменитыми сказочными пуговками, которые «кричат» по-звериному. Чурило вновь просит его простить и тут же предлагает и третий заклад, несмотря на просьбу Дюка «больше не находить в третий раз». Третий заклад - об имуществе, «о золотой казне». Богатыри описывают поочередно имущество Чурилы и Дюка. Последний имеет в богатстве бесспорное значительное превосходство. Общество богатырей вновь просит Дюка за Чурилу, но Дюк на сей раз не уступает и преподносит урок всем любителям азартных пари:
Ай-я как стали тут все тут юпрашивать,
А и стали тут вси да юоваривать.
А и говорил ле Дюк да таковы слова:
«А не могу я прощать больше в третей раз»
Ауж как брал тут Дюк саблю вострую,
А и смахнул тут Чуриле буйну голову,
Говорил ле еще да таковы слова:
«Пускай не находит на меня третий раз» [там же]
Заключение. Попытка юридического оправдания нелегитимной похвальбы
1. Общая классификация мотива пари в русском эпосе
В русском былинном эпосе похвальба богатырей отражает в разных сюжетах с пари различную степень спонтанности и осведомленности: 1. наивность по неопытности; 2. оплошность по глупости и неосмотрительности; 3. намеренность и цель самоутверждения. По своему объекту «нелегитимная» или просто опасная своими последствиями похвальба подразделяется на две большие группы: 1. заявление о необычных способностях чудесного существа (волшебницы или необычной женщины); 2. заявления о своих собственных способностях и заслугах. В последнем случае она перестает оцениваться с точки зрения греха / праведности, становясь просто способом социальной адаптации, реабилитации либо повышения статуса. Говорят о результате похвальбы - «как цели, к которой стремился герой» [20].
С. В. Козловский приводит характеристику похвальбы в русской былине: 1. «глупая» (сестрой, женой, иногда и детьми); 2. «иная» (обычная, своим трудом); 3. «умная» (родом, родителями) [Ibid.]. В первом случае герой неизбежно наказывается («Добрыня и Алеша», «Алеша Попович едет в Киев», «Данило Ловчанин», «Про Ставра»), во втором - проходит испытание, после чего на пиру получает право сесть ближе к князю, подвинув всех остальных («Добрыня и Змей», «Иван Гостиный Сын» и «Дюк Степанович»).
Феномен хвастовства был нераздельно связан с понятием «почест-ной пир», поскольку хвастовство не допускалось русским обществом в иных условиях. О неразумности похвальбы «наперед», т. е. перед делом или поступком, красноречиво говорят русские народные пословицы, собранные Вл. Далем: В хвасти нет сласти, а будь на деле верен. Делай - не хвались (не хвалясь), а Богу помолись (помолясь)! И сяду не еду, и еду не еду, а приеду, так еду. Не путем дворянский сын расхвастался. Сам себя ни хвали, ни хули! Похвальба на лучинковых ножках. Хорошо летаешь, да где-то сядешь (да как-то садиться станешь). Чем похвалишься (хвалился), тем и подавишься (подавился). Французы тоже однозначно утверждают: Les actes valent plus que les paroles. De fortune et de santé, il ne faut jamais se vanter. Qui trop embrasse, mal étreint. Grands diseurs, petit faiseurs. Promettre et tenir sont deux.
2. Различное и общее в интерпретации западноевропейского и восточнославянского пари
Итак, по структуре сюжетов «о пари» можно сделать вывод, что Запад в рыцарском романе пристальнее вглядывается в эпизод с пари, тогда как для восточных славян решающим является эпизод предвосхищающей его похвальбы. И стоит похвальба, пари, репутация и судьба «азартных игроков» на Руси не состояния и титула, а головы на плечах. Причины такой высокой оценки - более серьезная, по характеру этическая постановка вопроса на Руси, а на Западе - менее серьезная, по характеру игровая. Здесь сказывается и национальный менталитет, и разные этапы эволюции художественного сознания, выбирающие соответствующие способы объективации и завершения. Тот факт, что сохранившийся в устной форме русский эпос богаче и разнообразнее сохранившегося в письменной форме западноевропейского, предоставляет большие возможности для анализа социальной практики похвальбы на русском материале.
Перефразируя вывод С. В. Козловского относительно древнерусского эпического героя, мы вправе заявить: хвалящийся герой цикла «о пари» относительно понятий «нормы» и «права» - всегда маргинал, но «решающий определенную проблему, для которой непригодны прежние способы ее решения». Чтобы доказать себе и другим честь невесты / жены - ему приходится обнародовать как свое доверие (в пари), так и свое недоверие (в согласии с приговором).
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Алеша Попович едет в Киев. Русские былины [Электронный ресурс]. -Режим доступа : http://www.byliny.ru/content/text/alesha-edet-v-kiev
2. Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым : в 3 т. [под ред. А. А. Горелова] / А. Д. Григорьев. - СПб. : Тропа Троянова, 2002.
3. Былины Севера : в 2 т. - Т. 1. Мезень и Печора / [Записи, вступ. ст. и комм. А. М. Астаховой ; под ред. М. К. Азадовского]. - М.-Л. : Академия Наук СССР, 1938. - 655 с.
4. Афанасьев А. Н. Народные русские сказки А. Н. Афанасьева [Текст] : в 5 т. - Т. 2 / А .Н. Афанасьев. - М. : ТЕРРА - Книжный клуб, 2008. - 320 с.
5. Балашов Д. М., Новичкова Т. А. и др. Русский былинный эпос [Электронный ресурс] / Д. М. Балашов, Т. А. Новичкова и др. - Режим доступа : http://feb-web.ru/feb/byliny/texts/bl1/bl1-021-.htm
6. Боккаччо Д. Декамерон / Д. Бокаччо. - М. : Правда, 1989. - 749 с.
7. Бондарев А. П. Учебное пособие по теме: Эпос. Лирика. Драма (на материале Средних веков, Возрождения и Классицизма) / А. П. Бондарев. -М., 1986. - 129 с.
8. Бондарев А. П. Автор, герой и рассказчик в эстетической деятельности // Культурно-языковая реальность: философское и регионоведческое измерение. - М. : ФГБОУ ВПО МГЛУ, 2012. - С. 245-258. - (Вестн. Моск. гос. лингвист. ун-та ; вып. 11 (644). Сер. Философия и культурология).
9. Веселовский А. Н. История эпоса. Лекции профессора А. Н. Веселовско-го. - СПб., 1882. - 334 с.
10. Веселовский А. Н. Алеша «бабий пересмешник» и сюжет Цимбелина. [Электронный ресурс] / А. Н. Веселовский // Южнорусские былины. -Режим доступа : http://www.knigafund.rU/books/22673/read#page5
11. Былины и песни южной Сибири [Текст] : собрание С. И. Гуляева / Гуляев С. И. ; под ред. проф. д-ра истор. наук В. И. Чичерова. - Новосибирск : Новосиб. обл. гос. изд-во, 1952. - 333 с. : портр. - Б. ц.
12. Данило Ловчанин. Русские былины [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://www.byliny.ru/content/text/danilo-lovchanin
13. Добрыня и Алеша [записана в 1932 г. от А. С. Богдановой. Сенногуб-ский сельсовет Заонежского района] // Сайт Петрозаводского университета [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://philolog.petrsu.ru/ pdf7253-266.pdf
14. Добрыня и Змей // Якушов Г. А. Пудога [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://philolog.petrsu.ru/pdf/pudoga10.pdf
15. Дюк Степанович / В. П. Носов // Сайт Петрозаводского университета [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://philolog.petrsu.ru/pdf/ nosov.pdf
16. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии, собранные П. С. Ефименком, д. чл. императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, состоящего при Московском университете / П. С. Ефименко. - М. : Типо-литография С. П. Ар-хипова и Кш, 1878.
17. Иван Гостиный Сын. Русские былины [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://www.byliny.ru/content/text/ivan-gostinyj-syn
18. Как перевелись богатыри // Якушов Г. А. Пудога [Электронный ресурс]. -Режим доступа : http://philolog.petrsu.ru/pdf/pudoga18.pdf
19. Киреевский П. В. Собрание народных песен П. В. Киреевского. [Записи Языковых в Симбирской и Оренбургской губерниях]. - Т. 1. [Подгот. текста к печ., ст. и комм. А. Д. Соймонова] / П. В. Киреевский - Л. : Наука, 1977.- 328 с. : нот. - АН СССР, Ин-т рус. лит. (Пушкинский дом). - (Памятники русского фольклора).
20. Козловский С. В. История и старина: мировосприятие, социальная практика, мотивация действующих лиц [Электронный ресурс] / С .В. Козловский. - Режим доступа: http://book.e-reading-lib.org/book.php?book=99231
21. Мелетинский Е. М. Народный эпос. / Е. М. Мелетинский // Теория литературы. - М. : Наука, 1964. - 485 с.
22. Парацельс (Филипп Ауреол Бомбаст Теофраст Парацельс фон Гогенгейм). Книга о нимфах, сильфах, пигмеях, саламандрах и о прочих духах / пер. с лат. А. Шапошникова. - М. : Эксмо, 2005. - 400 с. (Антология мудрости).
23. Пир у князя Владимира // Пименова Н. М. Водлозеро [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://philolog.petrsu.ru/pdf/pudoga18.pdf
24. Пропп В. Я. Морфология сказки / В. Я. Пропп. - М. : Наука, 1969. - 168 с.
25. Про Ставра / М. В. Семенов [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://philolog.petrsu.ru/pdf/msemen.pdf
26. Рождение богатыря. Русские былины [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://www.byliny.ru/content/text/rojdenie-bogatyrya
27. Рыбников П. Н. Песни, собранные П. Н. Рыбниковым : в 3 т. / под ред. Б. Н. Путилова. - Петрозаводск : Карелия, 1991.
28. Рыбников П. Н. Песни, собранные П. Н. Рыбниковым : в трех томахъ / gод ред. А. Е. Грузинскаго. - М. : Сотрудник школ, 1910.
29. Рыжова С., Рыжов В. Исторические прототипы героев русских былин [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://his.1september.ru/article. php?ID=200100503
30. СамоквасовД. Я. Древнее русское право. - М. : Унив. тип., 1903. - 444 с.
31. Смирнова И. Б. Исторические корни мотива «пари» во французской литературе XIII века и его романная разработка // Теория и история литературы. - М. : Рема, 2011. - С. 100-117. - (Вестн. Моск. гос. лингвист. ун-та; вып. 22 (628). Сер. Филологические науки).
32. Смирнова И. Б. Мифопоэтический образ Фиалки в исторической поэтике куртуазного романа // Текст и метатекст. - М. : Рема, 2012. - С. 120-132. -(Вестн. Моск. гос. лингвист. ун-та; вып. 22 (655). Сер. Филологические науки).
33. Смирнова И. Б. Флористический образ человека в рубаи Омара Хайяма -ключ к эзотерическому мотиву пари во французских «цветочных» романах // Слово в языке и слово в литературе. - М.: Рема, 2013. - С. 120-136. (Вестн. Моск. гос. лингвист. ун-та ; вып. 21 (681). Сер. Филологические науки).
34. Смирнова И. Б. Цветочный символ средневекового французского аллегорического «Романа о Розе» Гийома де Лорриса как уникальное западноевропейское проявление единой «флористической» концепции человека. Цикл: Восток и Запад: спор или диалог? // Романские языки в дискурсивном порстранстве. - М. : ФГБОУ ВПО МГЛУ, 2014. - С. 220-242. (Вестн. Моск. гос. лингвист. ун-та; вып. 10 (696). Сер. Языкознание).
35. Смирнова И. Б. Древневосточные истоки флористического сознания и цветочные символы в поэзии // Литература и словесное творчество. -М. : ФГБОУ ВПО МГЛУ, 2014. - С. 160-172. (Вестн. Моск. гос. лингвист. ун-та; вып. 21 (707). Сер. Филологические науки). - Режим доступа : http://www.vestnik-mslu.ru/Vest-2014/Vest-21z.pdf
36. Смирнова И. Б. Роль цвета в цикле о пари // Художественное сознание и действительность. - М. : ФГБОУ ВО МГЛУ, 2015. - С. 154-172. - (Вестн. Моск. гос. лингвист. ун-та; вып. 23 (734). Сер. Гуманитарные науки). - Режим доступа : http://www.vestnik-mslu.ru/Vest-2015/Vest-734z.pdf
37. Смирнова И. Б. Анималистический символ французского куртуазно-реалистического романа: мифический генезис и басенная перспектива // Романские языки: Античность, Средневековье, Современность. - М. : ФГБОУ ВО МГЛУ, 2016 - С. 172-189. (Вестн. Моск. гос. лингвист. ун-та; вып. 12 (751). Сер. Языкознание). - Режим доступа : http://www.vestnik-mslu.ru/Vest-2016/2016_12_751.pdf
38. Онежские былины / подбор былин и науч. ред. текстов Ю. М. Соколова ; подгот. текстов к печати, прим. и словарь В. Чичерова. - М. : Гос. лит. музей, 1948. - 937 с. : ил. - (Летописи Гос. лит. музея / общ. ред. В. Бонч-Бруевича. - Кн. 13).
39. D'Arras J. Mélusine ou La Noble Histoire de Lusignan. Roman du XIV siècle. -P. : Le Livre de Poche, 2003. - 860 p.
40. Coudrette. Le Roman de Mélusine / traduit, présenté et commenté par Laurence Harf-Lancner. - Paris : Flammarion, 1993. - 192 p.
41. A bilingual edition of Couldrette's Mélusine, or, Le roman de Parthenay Couldrette / ed., with pref. and intr. by Matthew W. Morris. - Lewiston, N.Y. : E. Mellen Press, 2003. - 544 p.
42. Gerbert de Montreuil. Le Roman de la Violette ou de Gérard de Nevers / éd. par Douglas Labaree Buffum. - P. : Champion, 1928. - 362 p.
43. Gerbert de Montreuil. Le Roman de la Violette / récit traduit et présenté par Mireille Demaules. (= Жербер де Монтрей. Роман о Фиалке. Прозаическое переложение на современный французский язык Мирей Демоль). - P. : Stock, 1992. - 255 p.
44. Paris G. Légendes du Moyen Age. - P. : Hachette, 1904. - 291 p.
45. Paris G. Poèmes et légendes du Moyen Age. - P. : Société d'édition artistique, 1900. - VIII, 268 (I) p.
46. Paris G. Le Cycle de la Gageure // Romania. Recueil trimestriel. - № 32. - P., 1903. - P. 481-551.
47. RambaudA. La Russie épique: Etude sur les chansons héroiques de la Russie / traduites ou analysées pour la première fois par Alfred Rambaud. - P. : Maisonneuve, 1876. - XV, 504 p.
48. Jean Renart. Le Roman de la Rose ou Guillaume de Dôle / ed. Félix Lecoy. (= Жан Ренар. Роман о Розе, или Гийом де Доль. Издатель Феликс Лекуа). -Paris : Champion, 1979. - 231 p.
49. Jean Renart. Le Roman de la Rose ou Guillaume de Dôle. (= Жан Ренар. Роман о Розе, или Гийом де Доль. Прозаическое переложение на современный французский язык) / Jean Dufournet, Jacques Kooijman, Rene Menage, Christine Tronc. - Изд. 2-е, испр., с прим. Жана Дюфурне. - Paris : Champion, 1999. - 170 p.
50. Le Roi Flore et la Belle Jeanne : Conte du XIII siècle / adapté par G. Michaut, prof. à la Sorbonne. - P., 1923. - (Poèmes et récits de la vieille France).
51. Le Roman du Roi Flore et de la belle Jehanne / publié par Fr. Michel. - P. : Didot, 1842. - xvi + 672 p.
52. Le Roman du Comte de Poitiers : Poème français du XIII siècle / publié avec introduction, notes et glossaire par Bertil Malmberg. - Lund, 1940. - 210 p.
