CC BY
71
УДК 323.2
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ ДЕМОКРАТИЗАЦИИ В УСЛОВИЯХ ПОСТСОВЕТСКОГО ТРАНЗИТА
© С. Н. Шкель
Уфимский государственный нефтяной технический университет Россия, Республика Башкортостан, 450062 г. Уфа, ул. Космонавтов, 1.
Тел.: +7 (347) 240 3 6 98.
E-mail: stas-polit@yandex. ru
В статье рассмотрены основные социально-экономические факторы, оказывающие влияние на политико-режимную трансформацию стран постсоветского пространства. Раскрыты особенности проявления в контексте постсоветского транзита таких социальноэкономических параметров, как уровень индустриализации, урбанизации, структура занятости населения. Обоснован тезис, согласно которому влияние на демократизацию этих факторов в специфических условиях посткоммунизма носит амбивалентный характер.
Ключевые слова: социально-экономические факторы, демократизация, постсоветские трансформации, посткоммунистические политические режимы, страны постсоветского пространства.
На исходе почти двадцатилетнего независимого развития стран, возникших на развалинах СССР, становится очевидным, что успех демократизации в этих государствах во многом оказался ограниченным. В то же время итоги политических трансформаций и степень утверждения демократии в разных странах имеет существенные различия. Политическая наука делает только первые шаги в деле осмысления постсоветского развития и объяснения причин разных исходов политического транзита. В этой связи вопросы о факторах и проблемах демократизации в контексте посткоммунистического развития становятся все более актуальными.
Многие исследователи склонны полагать, что демократический режим имеет тесную взаимосвязь с модернизацией, и незавершенность последней является главной объяснительной переменной в неудачном исходе демократизации. Под модернизацией, как правило, имеют в виду развитие в направлении от традиционного общества к современному, что предполагает трансформацию социума по следующим параметрам: от субэтнической (родоплеменной) идентичности к национальной (общегражданской); от этатизма к рыночной экономике и стабильному росту благосостояния населения; от преобладающего аграрного типа хозяйствования к индустриальному.
Так, например, один из ярких представителей теории модернизации С. Липсет охарактеризовал предпосылки демократии в контексте экономического детерминизма [1]. Условиями демократии, по его мнению, являются открытая классовая система, экономическое богатство и капиталистическая экономика - чем выше уровень индустриализации, богатства и образования, тем больше перспектив имеет демократия. Для практической проверки этой гипотезы он воспользовался различными характеристиками экономического развития (благосостояние, индустриализация, урбанизация, образование) и рассчитал их средние значения для стран Европы и англосаксонского мира, а также Латинской Америки, считающихся в большей или меньшей степе-
ни демократическими. Анализ статистических данных привел его к выводу, что средний уровень благосостояния, степень индустриализации и урбанизации, а также уровень образования всегда существенно выше в более демократических странах. Поэтому различные аспекты экономического развития (индустриализация, урбанизация, благосостояние, образование) настолько тесно взаимосвязаны, что вместе образуют единую важнейшую политическую составляющую демократии [2].
Эмпирический опыт политического развития стран бывшего СССР дает основание предположить, что эффекты модернизации в специфических условиях постсоветской среды не могут пониматься столь однозначно и отчасти требуют переосмысления. Применительно к анализу политических трансформаций в странах постсоветского пространства положения С. Липсета применимы только отчасти. Уже в самых первых работах, посвященных анализу политических трансформаций в странах постсоветского пространства, политологи указывали на ряд существенных отличий, выделяющих республики бывшего СССР в сравнении с другими странами, пошедшими по пути поставто-ритарного развития. Например, американская исследовательница С. Терри выделяет ряд специфических аспектов постсоветских трансформаций, два из которых связаны с политико-экономическим фактором [3].
Во-первых, большинство более ранних переходов происходило в странах, находившихся на более низком уровне социально-экономического и промышленного развития, т. е. на стадиях, когда было значительно проще осуществить приватизацию и сформировать рыночную среду с минимальными социальными издержками. В частности, становление демократии в странах Запада шло параллельно с процессами индустриализации и развитием рыночных отношений. Именно поэтому теория С. Липсета выглядит вполне логичной для стран первых демократий, где рынок, индустриализация и урбанизация развивались органично и эволюци-
онно. Страны Третьего мира в процессе их постав-торитарного перехода тоже не имели развитых промышленных секторов, и, учитывая это, достаточно убедительным казался тезис о том, что по мере их индустриализации и экономического роста демократический режим утвердится сам собой. Однако постсоветские страны на старте поставтори-тарного перехода имели совершенно иной социально-экономический облик и в связи с этим должны были решать радикально иные проблемы. В рамках советского режима республики СССР достигли значительного уровня индустриализации и урбанизации, поэтому основная специфика состояла в том, что страны постсоветского пространства столкнулись с необходимостью демонтажа значительной части уже существующих секторов промышленности при одновременной перестройке и модернизации остальных ее частей.
Вторая политико-экономическая специфика стран бывшего СССР тесно связана с первой. В данном случае имеется в виду «двойной характер» осуществляемых преобразований, связанный с необходимостью одновременно создать демократическую политическую систему и рыночную экономику. Даже несмотря на преобладание госсектора при авторитарных режимах в странах Южной Европы, элементы рыночной экономики никогда не подвергались здесь систематическому искоренению, как это было при коммунизме. Сложность «двойного перехода» заключается в том, что в условиях развитой промышленности радикальная трансформация одновременно политической и экономической систем рождает глубокие внутренние противоречия. Эти процессы являются почти взаимоисключающими. Если в рамках капиталистической экономики процесс индустриализации и связанный с этим экономический рост, дифференциация классовой структуры общества, распространение образования, укрепление среднего класса и развитие гражданского общества содействовали утверждению демократических институтов, то в постсоветских условиях демократия и рынок вступают в конфликт. Как указывает С. Терри, «тяготы, порождаемые радикальными экономическими преобразованиями, усиливают политическую нестабильность, которая, в свою очередь, препятствует созданию правовой и институциональной инфраструктуры приватизации, замедляет приток иностранных инвестиций, что в конечном счете способствует и продлению посткоммунистического спада, и дальнейшей политической поляризации» [3].
Конечно, нельзя отрицать влияния индустриализации и урбанизации на распространение массовой грамотности и образования в советский период. Эти процессы были свойственны всем республикам бывшего СССР и сыграли ключевую роль в формировании национального самосознания и распространении среди населения демократических ценностей. Национальное единство как предваритель-
ное условие для утверждения демократии [4] было бы невозможно без промышленной модернизации, осуществленной в постсоветских странах в рамках СССР. Не случайно в авангарде демократизации в период «горбачевской» перестройки шли именно прибалтийские республики, которые заметно опередили остальные в экономическом развитии и среднем уровне благосостояния населения. Эти республики наряду с Россией к 1990 году имели самый высокий в СССР уровень урбанизации. В России к этому периоду городские жители составляли 73.9%, в Эстонии - 71.5, Латвии - 71.1, Литве - 68.8% [5].
Социально-экономический кризис, обусловивший процессы реформирования в середине 1980-х годов, наиболее негативно повлиял на индустриально развитые республики. В связи с этим вполне логичным представляется тот факт, что начало либерализации было инсталлировано самой партийной властью в лице М. С. Горбачева. Республики, где доля промышленности и городского населения была сравнительно невелика, напротив, являлись наиболее консервативными регионами СССР. К таковым можно отнести, прежде всего, республики Средней Азии. Так, в Туркмении доля городских жителей к 1990 году равнялась 45.4%, Узбекистане - 40.3, Кыргызстане - 38.1, в Таджикистане всего 31.4% [5].
Статистические данные распределения населения по среднедушевому совокупному доходу по республикам СССР также показывают взаимосвязь между уровнем благосостояния и качеством политического процесса. Так, в прибалтийских республиках к 1990 году доля населения, имеющая совокупный доход свыше 300 рублей, была наиболее значительной. Если в целом по СССР этот показатель был на уровне 8.8%, то в Эстонии он равнялся 19.8%, Латвии - 14.5%, Литве - 13.8%. В этих же республиках уровень бедности был самым минимальным. Доля населения с доходом до 75 рублей в Эстонии и Латвии не превышала 1%, а в Литве была на уровне 1.2%. Республики с наибольшей долей бедного населения показали и высший уровень автократии в период постсоветского развития. Так, доля населения с доходом до 75 рублей максимальной была в Таджикистане - 45.1%, Узбекистане -34.1, Азербайджане - 29.7, Туркменистане - 26.9%. Одновременно с этим население с доходом свыше 300 рублей во всех этих республиках было незначительным. Только в Азербайджане доля таковых несколько превышала 2%, а в остальных республиках была намного меньше [5].
В то же время, как показывает постсоветский опыт политического развития стран бывшего СССР, социально-экономические факторы в специфических условиях посткоммунизма не могут рассматриваться как исключительно определяющие. Так, например, Кыргызстан по уровню урбанизации и доли бедных слоев населения к 1990 году можно отнести к самым отстающим в социаль-
но-экономическом отношении республикам. Доля населения с доходами до 75 рублей здесь составляла 24.8% [5]. Однако в постсоветский период политическое развитие Кыргызстана отличалось куда большим полицентризмом и демократизацией политической системы. Одновременно с этим индустриально развитая Белоруссия, имеющая к 1990 году сравнительно небольшой уровень бедности с долей населения с доходом до 75 рублей на уровне 1.5 и 67.1% городских жителей, в своем политическом развитии демонстрирует опыт возрождения автократии в европейской части постсоветского пространства.
Объяснение специфики политико-режимной трансформации этих государств можно найти в культурно-историческом наследии, однако, на наш взгляд, не менее значимыми в данном случае являются и социально-экономические факторы. Если обратиться к современным экономическим параметрам и показателям уровня демократизации стран постсоветского пространства, то нетрудно заметить, что наиболее далеко продвинулись по пути демократизации политического режима не столько наиболее индустриально развитые страны, а те, в которых уровень концентрации промышленности сравнительно ограничен. Потому можно утверждать, что особенности промышленной структуры для каждой из новых стран постсоветского пространства задали особые возможности и ограничители в политическом развитии.
Уровень демократизации режимов стран постсоветского пространства можно представить на основе данных ежегодных экспертных исследований неправительственной некоммерческой организации «Freedom House», проводимых в рамках проекта «Переходные нации» («Nation in Transit»). Несмотря на некоторые недостатки, в целом доклады этого проекта признаются большинством политологов вполне адекватными политической реальности и активно используются в академических целях [7]. Согласно докладу от 2008 года, из всех стран бывшего СССР статуса консолидированной демократии достигли только три государства Балтии. Может показаться, что это является неопровержимым доказательством экономического детерминизма «теории Липсета». Однако это не совсем так. На самом деле экономической основой демократизации в этих странах являлись не советские промышленные гиганты (хотя, как уже указывалось, значение советской индустриализации в процессах консолидации прибалтийских наций бесспорно), а совершенно новые, изначально рыночные предприятия. При этом ставка была сделана на сферу услуг и транзитную экономику [6]. В результате быстрой приватизации и рыночных реформ большинство советских предприятий обанкротилось. Реформаторы не считали нужным их спасать, даже несмотря на социальные издержки их закрытия. По их мнению, эти предприятия, созданные для работы в командной экономике, просто не мог-
ли выжить в условиях рынка: «развал того, что нежизнеспособно,- не аргумент против трансформации, а лишнее подтверждение ее успешности» [8].
Страны Прибалтики наиболее последовательно из всех бывших республик СССР в своих экономических реформах соблюдали принцип, согласно которому ни одна из отраслей не пользуется каким-либо внутренним «режимом наибольшего благоприятствования». Единственным критерием реструктуризации являлась способность предприятия или отрасли адаптироваться к новым экономическим условиям и, в особенности, способность выступить с конкурентоспособной продукцией на рынках Запада. Убыточные предприятия безжалостно закрывались. Например, Литва, которая в советские годы имела передовую для СССР электронную промышленность, полностью ее потеряла, но сохранила аграрные, текстильные и мебельные предприятия, которые уверенно и успешно переориентировались на западные рынки.
Итогом постсоветского реформирования стало значительное изменение структуры экономики прибалтийских стран, сопровождающееся сокращением доли промышленности и аграрного сектора при значительном росте сферы услуг. Так, например, в Эстонии в 1989 году доли промышленности и сельского хозяйства в ВВП составляли 35.1% и 22.0% соответственно. В 1996 году доля сельского хозяйства сократилась до 5.2%, а в 1999 году - до 3.3%. Удельный вес промышленности уменьшился до 14.8% в 1996 году и 13.7% в 1999 году. В то же время доля торговли увеличилась с 7.0% в 1989 году до 15.3% в 1996 году; доля транспорта - с 6.9 до 9.7% за аналогичный период и до 13.2% в 1999 году [9]. Также увеличилось значение финансовых организаций, страховых компаний, рынка недвижимости и ориентированных на предпринимателей услуг. На современном этапе в промышленности Эстонии занято лишь 34.2% населения. Только 7.1% в аграрном секторе [9]. Зато 58.7% в сфере услуг, на долю которого приходится более 67% ВВП страны [8].
Таким образом, специфика стран постсоветского пространства задавала несколько иные эффекты влияния экономического фактора на политическое развитие. Если в условиях капиталистической системы развитие индустриализации и урбанизации содействовало становлению демократии и демократизация могла рассматриваться как результат экономического роста, то страны бывшего СССР стали осуществлять поставторитарный переход в рамках совсем иной логики. Сами задачи демократизации в СССР актуализировались не в силу экономического роста, а напротив, были обусловлены экономическим кризисом, связанным с неэффективностью административно-командной экономической системы [10]. При этом проблема постсо-циалистической трансформации осложняется тем, что в отличие от других авторитарных режимов в
социалистических странах устройство политической системы неразрывно связано с организацией ежедневной экономической жизни. Политическая нестабильность накладывается на то, что социалистическая система управления экономикой не может работать вне тоталитарной политической власти. Она разваливается, когда контроль государства за всеми сторонами жизни общества ослабевает [11]. Это связано с высокой концентрацией и монополизацией основных секторов промышленности, созданных в советский период, что делает их рыночную перестройку крайне болезненной или вообще невозможной.
В этих условиях высокая степень индустриализации выступает не столько стимулом демократизации, сколько ее ограничителем. Успех демократии зависит не столько от дальнейшей индустриализации, сколько от успеха приватизации и возможностей быстрой структурной перестройки промышленности.
Конечно, нельзя отрицать влияния индустриализации и урбанизации на распространение массовой грамотности и образования в советский период. Эти процессы были свойственны всем республикам бывшего СССР и сыграли ключевую роль в формировании национального самосознания и распространении среди населения демократических ценностей. Национальное единство как предварительное условие для утверждения демократии было бы невозможно без промышленной модернизации, осуществленной в постсоветских странах в рамках СССР. Однако характер индустриализации в каждой конкретной республике имел специфику. Именно особенности промышленной структуры для каждой из новых стран постсоветского пространства задали особые возможности и ограничители в политическом развитии.
Можно выделить несколько основных параметров промышленного развития республик бывшего СССР, которые оказали существенное влияние на специфику их политической трансформации в период их независимости. К таковым можно отнести: степень индустриализации и урбанизации; центр-периферийные характеристики индустриализации; отраслевую структуру промышленности; географическую локализацию промышленности.
ЛИТЕРАТУРА
1. Lipset S. M., Some Social Requisites of Democracy: Economic Development and Political Legitimacy // American Political Science Review. №53. 1959. P. 55.
2. Lipset S. M. Political Man: The Social Bases of Politics. -Baltimore (Md), London: The Johns Hopkins Univ. Press, 1981. P. 33-53.
3. Terry S. M. Thinking about Post-Communists Transitions: How Different Are They? // Slavic review. 1993. V. 52. №2. P. 333-337.
4. Растоу Д. Переходы к демократии: Попытка динамической модели // Полис. 1996. №5. С. 5-15.
5. Народное хозяйство СССР в 1990 г.: Статистический ежегодник // Госкомстат СССР. М.: Финансы и статистика, 1991. С. 68-73, 115.
6. Миронюк М. Г., Тимофеев И. Н., Ваславский Я. И. Универсальные сравнения с использованием количественных методов анализа: обзор прецедентов // Полис. 2006. №5. С. 39-57.
7. Баженов Р. Эстонская модель: плана нет, но все по нему работают // Комерсантъ. 1995. №181(899). 30 сентября. С. 6.
8. Путь в Европу / Под. общ. ред. И. М. Клямкина и Л. Ф. Шевцовой. М.: Новое издательство, 2008. С. 39.
9. Экономика Эстонии: год 2005 - итоги, год 2006 - перспективы // BRC Info: Балтийский исследовательский Центр. URL: http://www.brcinfo.ru/publics/weeks.php?id=99
10. Филатов Н. Н. Концептуализация задачи «ускорения» в период перестройки: политологический анализ интеллектуального опыта // Вестник Башкирского университета. 2008. Т. 13. №1. С. 162.
11. Гайдар Е. Т. Гибель империи. Уроки для современной России. М.: РОССПЭН, 2006. С. 80.
Поступила в редакцию 21.10.2009 г. После доработки — 21.09.2010 г.
