CC BY
36
социально-экономическая устойчивость и национальная безопасность*
е. ю. хрусталёв,
доктор экономических наук, профессор, ведущий научный сотрудник E-mail: stalev@cemi. rssi. ru Центральный экономико-математический институт РАН
в. н. рассадин,
кандидат экономических наук, ведущий научный сотрудник E-mail: vn_rassadin@mail.ru Институт народнохозяйственного прогнозирования РАН
Проведение перестройки в конце 1980-хгг. и особенно реформ в начале 1990-хгг. повлекло за собой моментальное изменение социально-экономического статуса производственной и социальной сферы. Это повлияло на социально-экономическую устойчивость как производства, так и основ национальной безопасности. Преобразования по М. Фридману несли заведомо разрушительный характер. Но из возможных альтернативных форм был выбран наихудший - «аргентинский» сценарий.
Ключевые слова: оборонная достаточность, рыночное регулирование, оборот денег, теневая экономика, идеологическая парадигма, задачи реформирования, сценарии.
Руководители Советского государства и КПСС, формируя глобальную внешнюю и внутреннюю политику, исходили из достаточности следующих двух заранее определенных факторов: военной безопасности и обладания ядерным потенциалом. Необходимое же обеспечение национальной безопасности должно включать, прежде всего, насущные нужды человека как в физиологической, так и в интеллектуальной областях, а именно: обеспечение
* Статья подготовлена при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) (проект 10-06-00608-а).
продовольственной безопасности; обеспечение физиологического и психического здоровья нации; обеспечение надежности нематериальных благ, прежде всего удовлетворение интеллектуальных, информационных и образовательных потребностей населения.
К тому же определение уровня военной достаточности в годы холодной войны преследовало достижение гипертрофированных целей, превышающих в разы оборонную достаточность и мобилизационную готовность. Ярчайшим примером крупнейшей военно-политической ошибки, одной из последних, доконавшей Советский Союз, был ввод войск в Афганистан.
И на «звездные войны» Р. Рейгана СССР реагирует совершенно неадекватно — значительно увеличивая военные расходы, перекрывающие в десятки раз максимально необходимые на достижение предполагаемой оборонной достаточности.
Но в начале 1990-х гг. во власть пришли очень энергичные и достаточно молодые люди. Казалось бы, наконец наступило время реальных позитивных перемен. Придав стратегический лоск воззрениям американского экономиста М. Фридмана, наши реформаторы мгновенно без какого-либо скрупулезного социально-экономического анализа
сочли их приемлемыми, но, скорее всего, для своих подспудных целей. В теории М. Фридмана отсутствовала необходимость наличия государственного контроля за изменением цен, функционированием финансов и рыночным движением собственности, т. е. то, что было присуще социалистическому способу производства, а в определенной степени и большинству экономически развитых капиталистических государств, что и показал недавний кризис.
Ни одна макроэкономическая система не может (dues ex machine), не разрушаясь мгновенно, перейти из фазы полной регламентации к самопроизвольному так называемому рыночному регулированию. Или из фазы «военного коммунизма» — к новой экономической политике.
Не случайно, потеряв ориентацию, с 1992 г. организация и управление производством, к примеру, вооружений и военной техники (ВВТ) менялись не менее десяти раз. Как бы дорого оборонно-промышленный комплекс (ОПК) не обходился нашей экономике, но у представителей военно-промышленной элиты, как и у большинства участников процесса производства ВВТ, было два достойных качества: испытанный делом профессионализм — отсюда безальтернативная высокая технологическая и производственная дисциплина и очень низкий уровень коррумпированности. В какой-то мере, может быть, и из-за того, что обеспечение материальными благами работников ОПК превышало средний по стране уровень.
Теоретически примитивное и априори непрофессиональное проведение перестройки и реформ 1980-1990-х гг., естественно, не повлекло за собой для большей части населения России обещанного коренного изменения своего социально-экономического статуса в лучшую сторону. Более того, экономическую стагнацию дополнила морально-нравственная деградация, которая представляла большую угрозу для национальной безопасности России, чем все ушедшие в прошлое расходы в СССР на оборонный комплекс.
Произошла не мгновенная эффективная перестройка хозяйственного механизма страны, а банальная легализация теневого сектора, который стал основным в распределении товаров народного потребления. К тому же не сразу, но набирая обороты в сфере государственного производства и обращения товаров, этот криминальный сектор к тому времени накопил солидный опыт.
По данным за 1975 г., в сбережения было превращено 49,5 млрд руб., или около 20 % всего объема личных денежных доходов населения, в то
же время из сбережений в доходы было превращено 39,5 млрд руб., или около 50 % остатка вкладов за этот год [1]. При этом характерно, что росла доля доходов, превращаемых в сбережения, и доля сбережений, превращаемых в доходы. Оборот денег, связанный с превращением доходов в сбережения и обратным превращением сбережений в доходы, становится чрезвычайно большим. Достаточно сказать, что если в 1965 г. этот оборот составил 25 % к объему торговой выручки, поступающей в Госбанк СССР, то в 1970 г. - 32 %, а в 1975г. - 41 %. Практически это означает, что уже во времена так называемого застоя сложились две сферы денежного оборота, обслуживающего население: через Государственный банк СССР и через систему сберегательных касс. «Теневики» стали основными «прорабами» перестройки, которые выстраивают свою сферу негосударственного денежного оборота.
В конце 1980-х гг. в результате экономического спада в нашей стране многие промышленные предприятия, организации стали выпускать собственные деньги. Стали появляться различного рода талоны внутрихозяйственного пользования, чеки, купоны, карточки, расчетные билеты с указанием фиксированного номинала. Так, например, появляются рубли Агропрома Краснодарского края, расчетные знаки Государственного Агропрома Украины, расчетные билеты комбината «Тувако-бальт», продуктовые талоны различной меновой стоимости и т. д. Всех видов эмитентов не перечесть. Эти денежные суррогаты затем менялись у населения на банкноты Госбанка СССР и далее -на доллары. Так возник до сих пор не изученный источник огромных теневых накоплений.
Дату же начала формирования материального сектора теневой экономики следует отнести еще ко времени издания инструкции Минфина СССР от 29.08.1960 № 300 «О порядке использования прибыли, получаемой от производства товаров широкого применения из отходов». В частности, в ней идет речь о том, что прибыль предприятий, получаемая от реализации вырабатываемых из отходов собственного производства товаров широкого потребления, остается в их распоряжении и зачисляется в фонд ширпотреба (а не в фонд развития производства или госбюджет). Для этих целей разрешается использовать также отходы и других предприятий, а средства централизованного фонда ширпотреба можно направлять на прирост оборотных средств других предприятий. Из этих средств можно премировать и работников вышестоящих органов ведомственного управле-
- 9
ния. Отчисления в фонд ширпотреба списываются с баланса после окончательного утверждения годового отчета и распределения прибыли. А это чисто техническая процедура. Понятие же «отходы» при массово низком технологическом производстве грешит значительным произволом в их учете. Так, реальная и законодательная слабость общественных институтов, будь то КПСС или профсоюзы, позволила именно чиновникам, в отличие от стран классических, цивилизованных рыночных отношений, почти полвека тому назад приступить к созданию условий для перехода к рыночному беспределу.
Подобное послабление после до мелочей регламентированного социалистического хозрасчета 1930-1950-х и начала 1960-х гг. и жесткого уголовного права применительно ко всей структуре хозяйственной деятельности могло бы вселить надежду на наступление некоторой либерализации с «человеческим лицом» в системе официальных, хозяйственных и торговых отношений. Если бы, с одной стороны, Советский Союз всячески не пытался превзойти своих противников, невзирая на тот ущерб, который стал неизбежным следствием погони за военным паритетом с США и НАТО, а тем более за количественным превосходством над экономически более сильным соперником. С другой стороны, СССР затрачивал огромные ресурсы на наращивание своих мобилизационных мощностей как в специализированной военной промышленности, так и в базовых отраслях экономики. О чем подробно написал ведущий специалист в области обороны Василий Шлыков [5].
Роль теневого сектора в подготовке и осуществлении развала социалистического способа производства стала решающей. Свою негативную по масштабам и менталитету роль в нашей нынешней экономике вместо ОПК стал играть сырьевой сектор, но если ОПК был инновационной копилкой, пусть большей своей частью невостребованной гражданской сферой, то добыча сырья стала фактором исключительно частнособственнической выгоды с очень опасной общественно-негативной ориентацией. Послевоенное локальное выделение оборонных производств и превращение их в военно-промышленный комплекс (ВПК) со своими технологическими нормами и подготовкой особых кадров создали технологическую базу для теневой экономики широкого профиля. И как результат — завышение стоимости сырья для гражданского сектора экономики превращает в убыточные все предприятия основных отраслей промышленности, пытающихся освоить внутренний рынок России,
10 -
даже если они затрачивают труд в стоимостной оценке ниже общественно необходимых затрат.
Подобное псевдорыночное перераспределение оборотных средств не может быть элиминировано государственными субсидиями и льготами. Особенно если они осуществляются банками за пределами сферы материального производства. Достаточно сослаться на то, что цены сырьевой и энергетической составляющих при изготовлении ВВТ регулируются внешними рынками и частными монополиями. Последние реализуют для предприятий ОПК необходимую им продукцию по договорным ценам, выше аналогичных мировых примерно на 20 %. Такой подход к ценообразованию (монопольный, но не рыночный) приводит к появлению «выгодных» и «невыгодных» цен. Предприятия стремятся поставить на рынок только то, что можно продать, зачастую игнорируя выполнение программ, обеспечивающих государственную, экономическую и технологическую безопасность страны.
Два резко различных по прибавочной стоимости уровня цен на продукцию сырьевых и обрабатывающих отраслей означают, что не может быть установлен реальный курс рубля в иностранной валюте. А разномасштабные отклонения цен от стоимости делают невозможным паритетное использование российских денег во внешнеторговых отношениях.
Наиболее сильно идеологическое искажение экономических реалий проявилось в период с 1971 по 1982 г., т. е. в период начала и последующего печального исхода для СССР так и не преодоленной стагнации общественного производства, так как понимание социальной устойчивости — это не только укрепление военного противостояния Западу, а прежде всего, сглаживание технологического разрыва, снижающего безопасность страны. С 1971 по 1982 г. динамика величин прироста национального дохода, фонда накопления, фонда потребления, валового общественного продукта, капитальных вложений, основных и оборотных фондов, численности занятых в сфере материального производства не соответствовала показателям макроуровня национальной безопасности страны, предписанными постановлениями ЦК КПСС и Советского правительства [4, с. 270].
Каким бы ни был характер постановлений, он ведь адресно относится к бюрократическому исполнительному аппарату, который, как правило, признает только «телефонное право» как руководство к действию. В системе бюрократического творчества адекватная смысловая ретрансляция указаний сверху невозможна, во-первых, из-за
наличия сведений ограниченного доступа, во-вторых, из-за суммарности локальных искажений и, в-третьих, зачастую из-за их ирреальной сути.
Какие бы не были оценки перехода от распределительной государственной экономики к рыночной, несомненно, есть как минимум один положительный фактор, присущий цивилизованному рынку, - в цепочке рыночного цивилизованного передвижения товаров сопутствующее информационное обеспечение минимизирует суммарное искажение объективного взаимоотношения «спрос — предложение». Но процесс коммуникации в цивилизованном рынке всегда опирается на принудительный характер разумных доводов как на основу любой коммуникации. Отсюда следует абсолютизация исполнительности хозяйственного права, чего не происходит.
Напротив, большинство сообщений в идеологической парадигме амбивалентно и основано на воздействии на чувства адресатов, т. е. когда получателя информации «обольщают», чтобы убедить его действовать в соответствии с меркантильной, а не нравственной системой ценностей. Особенно в условиях рыночной инверсии. В этом суть теневого управления экономикой, когда рыночные отношения и степень выражения через них экономических интересов различных групп потребителей и производителей связана с той рыночной структурой, которая ими же и создается. Однажды Милтон Фридман, выступая перед комиссией конгресса США, не указал на то, что неоклассическая теория, ярыми адептами которой являются отечественные либералы («чикагские мальчики»), оказывается верной только в условиях относительной полной занятости. Он явно слукавил, выдавая свой бред за панацею от всех бед. Но «тертые калачи» конгрессмены, если и по наитию, все же ему не поверили. Не было смысла ломать такой надежный американский образ жизни.
Ведь первостепенной угрозой для социальной безопасности является бездарное управление, когда творцы партийных и административных догм воспринимают любое указание верха как руководство к действию, с поправкой на собственные теневые интересы.
В экономике решающую роль играет проблема власти. Но большая концентрация экономической власти не может быть объяснена только кознями дьявола, ибо причины концентрации коренятся в самой экономике. Концентрация власти (исполнительной, законодательной, судебной) ведет к концентрации экономики, а та опять ведет к концентрации власти. Когда отрасль, концерн или
объединение сложились в единую монопольную структуру как хозяйственная, банковская либо торговая единица (неважно, под влиянием каких причин), доступ иным формам организации труда и производства (или иным формам собственности) в нее, как правило, закрыт. И никакое либеральное антимонопольное законодательство не в состоянии разрушить сложившуюся олигополию. Единственный путь - насильственная деперсонализация рынка - реальное разделение власти и введение частного имущественного права и его социализации для всех форм собственности, включая, а не исключая государственную. В реальной хозяйственной обстановке во всех этих и подобных случаях совсем не обязательна и не предпочтительна ведущая роль только рынка или КПСС. В ряде далеко не частных ситуаций рынок и партии не должны играть решающей роли, особенно в формировании социальных программ продовольственной безопасности и здоровья нации.
Ведь объективной основой, материальным существом экономики являются технологические процессы. Увязка одной замкнутой на выпуск фиксированного продукта технологии с другой осуществляется на материально-вещественной основе. В производственном потоке все элементы технологических структур, как стационарные, так и переменные, должны возобновляться вне зависимости от экономических форм воспроизводства капитальных и текущих расходов, следовательно, на базе единообразных и повторяющихся принципов обмена, а не части их. Вот отрывок из интервью одного из создателей систем управления в области космической техники академика Б. Е. Чертока: «Мы шли по пути создания особо надежных изделий, строго засекретив этот процесс, и создавали, например, надежные радиоэлектронные изделия, микросхемы высокой интеграции особым отбором. Все они были секретными, использовались только для изделий оборонной промышленности. Их было запрещено применять, например, для телевизоров, радиоприемников, для бытовой радиоаппаратуры. Американцы поступили иначе. Они всю эту технику пустили в широкое массовое производство и на опыте их использования даже в бытовой технике отрабатывали их надежность. Вот тут-то, может быть, и сказались преимущества не мобилизационной, а рыночной экономики. Им было экономически выгодно этот огромный опыт распространить на широкий рынок» [2]. Вот и вся меркантильная идеология.
Но в условиях крайней несбалансированности даже на конкурентных рынках складываются мо- 11
нополистические тенденции, которые усиливают дефицит средств либо способствуют росту цен, либо происходит и то и другое вместе. Между размерами рыночного пространства и эффективностью рынка существует очевидная связь. Страна либо должна найти особое придающее ей необходимую устойчивость место в системе мирового разделения труда (что характерно для малых стран Европы), либо создать свой, достаточно широкий рынок (по примеру зон фунта, а когда-то и нашего «переводного рубля»). Либо в перспективе резко усилить уровень самодостаточности и самозащиты, т. е. замкнуть воспроизводственные циклы внутри себя. Для начала хотя бы в производстве продовольствия, медицинских препаратов и частично вооружений.
После кризисов 1998 и 2008 гг. стало отчетливо видно, что при отсутствии понятных перспектив даже наиболее гибкие финансовые структуры теряют возможность осуществлять краткосрочные вложения. Именно отсутствие перспектив не позволяет предложить новые финансовые инструменты для вложений банковских ресурсов, привлечь средства населения. А «замороженный» для производства стабилизационный фонд свидетельствует, что правительство тоже не видит перспектив либо на всякий случай скрывает их.
В итоге это ведет к нарушению воспроизводственного процесса в экономике и к структурному кризису. А недоучет влияния прошлой всеобъемлющей милитаризации СССР — к выбору методов реформирования, не соответствующих экономическому и технологическому потенциалу гражданских отраслей народного хозяйства и требованиям стратегии национальной безопасности.
Отсюда в основные задачи реформирования следует включить управление потенциалом национальной безопасности. В условиях не устоявшихся цивилизованных рыночных отношений этот фактор, если еще не стал, то станет определяющим в реализации приоритетных национальных программ и ключевым в тактике и стратегии национальной безопасности.
Конечно, репрессивные методы реформирования социальных и экономических отношений не могут дать прочный и приемлемый результат. И к этому склоняет далеко не позитивный прошлый — как советский, так и перестроечный опыт реформации.
А вот совершенно справедливая позиция, высказанная в интервью информационному каналу «Вести-24» Владиславом Сурковым, первым заместителем Руководителя Администрации Президента
12 -
РФ, который возглавил рабочую группу по созданию в России центра исследований и разработок: «Мы богаты представителями разных профессий. Но страну, прежде всего, выведет вперед инженер. Мы должны это запомнить. Мы должны сделать инженера, изобретателя, ученого, представляющего прикладные отрасли знания, главным человеком в стране. Мы должны строить страну такой, какой хочет видеть он. Если инженер скажет: у нас должна быть такая политическая система и мне будет здесь комфортно — она должна быть такой».
Сценарии стратегии развития. Незадолго до своей кончины Егор Гайдар начисто отрицал возможность использовать репрессивные методы в качестве первого варианта экономического реформирования. И вместо обвальной либерализации цен и огульной приватизации имущества считал наиболее приемлемым мягкую, постепенную либерализацию режима, т. е. создание элементарных основ свободы слова на массовых каналах информации, восстановление системы разделения властей, установление системы сдержек и противовесов, восстановление реальной федерализации, реальных выборов. Нельзя сказать, что это невозможно сделать. Хотя бы потому, что это делалось, причем во многих странах. Отсюда следует, что он не мог не знать, что абсолютизация рынка, доведенная до абсурда, и отторжение государства от управления экономикой — это беспредел, а не панацея от прошлых бед и обид, это скорее разорение, и не только с его точки зрения, советской неэффективной экономики и вполне здраво организованного образования, медицинского обслуживания, дошкольного воспитания. Он наверняка был знаком с возможными стратегиями развития российской экономики по уже реализованным сценариям, которые были известны, к примеру, Всемирному банку.
Определенная исследовательская работа по созданию сценариев стратегии развития российской промышленности в результате ее резкого сокращения была в свое время проведена при поддержке Всемирного банка. В качестве реперных вариантов были приняты «аргентинский», «бразильский» и «корейский» стилизованные подходы. Было установлено, что в некоторой степени адекватны: «аргентинский» — почти полному развалу ВПК, «бразильский» — установлению стабилизирующих факторов и дальнейшей реанимации ВПК, «корейский» — созданию среды для эффективного роста и развития ВПК.
Незадолго до самоотставки Бориса Ельцина в России сложился и начал укрепляться «аргентинс-
кий» вариант развития как ОПК, так и всей обрабатывающей промышленности. Достаточно обратить внимание на структуру импорта России того времени с превалирующей долей добавленной стоимости. Наш экспорт проще измерять в метрических мерах: тоннах нефти, металла, зерна. Деньги -только в долларовом исчислении.
Построение сплошь свободного рынка — это не меньшая утопия в своей полезности, чем создание неколебимой бескризисной распределительной системы в рамках единого по определению государства. Существуют товары, цена на которые не может ориентироваться только на закон стоимости либо только на монопольно устанавливаемую рентабельность. И причина этому лежит не в области экономических, а в области социальных норм и отношений.
В конце концов у нас был и ценовой беспредел (либерализация), и государственно-монопольный сговор (приватизация). Единственное, чего не было— это серьезного анализа предложенных сценариев и соответствующих выводов.
И вновь неожиданно актуальными звучат слова Карла Каутского, который еще в 1911 г. писал, что торговая политика России не является ни полити-
кой меркантилизма, ни политикой воспитательных пошлин — это политика финансовых пошлин, отражающихся пагубно на промышленности и сельском хозяйстве. Конечно, правительству известно то значение, какое имеет развитая промышленность для могущества страны, но кроме пошлин, которые в его руках являются не чем иным как налогами, оно знает лишь одно средство для содействия промышленности: привлечение иностранных капиталов. В действительности это означает отдачу России под залог иностранным державам [3].
Список литературы
1. Зайцев А. Личные сбережения трудящихся при развитом социализме // Вопросы экономики. 1980. № 3.
2. Интервью академика Б. Е. Чертока // Экономист. 2000. № 8.
3. Каутский К. Торговая политика и социал-демократия, 1911. Т. 2. Кн. II. С. 187.
4. Рассадин В. Н. Оборонно-промышленный комплекс. Конверсия. М.: МАКС Пресс, 2002.
5. Шлыков В. Что погубило Советский Союз? // Военный вестник. 2002. № 9.
