СОЦИАЛЬНАЯ СУЩНОСТЬ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА: ПРОБЛЕМЫ СТАНОВЛЕНИЯ В УСЛОВИЯХ ОБЩЕСТВЕННОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ
УДК 316.343.624
Процессы общественных преобразований в современной России затрагивают сущностные изменения в современном российском социуме. В результате рыночных преобразований в число приоритетных социальных групп не только по численности, но и по степени социально-экономической значимости выдвигается предпринимательство. Особый интерес в этой связи представляет исследование проблемы становления предпринимательства как субъекта социального развития социума.
Цель настоящей статьи - рассмотреть социальную сущность предпринимательства в условиях трансформации общества. Это представляется теоретически и практически значимым, поскольку в современных условиях предпринимательство в России как субъект социального развития социума находится в противоречивом состоянии. С одной стороны, расширяется значение и потребность в широкомасштабном развитии предпринимательства, позволяющего решить ряд социальных проблем социума. В частности, в условиях социально-экономического кризиса оно существенно снижает напряжение на рынке труда и помогает замедлить снижение уровня занятости населения. С другой стороны, условия и реальные ресурсы предпринимательства не достаточны для реализации стратегии социального развития российского общества.
Отдельные аспекты социологического анализа социальной сущности, ролевых позиций и функций предпринимательства в развитии современного российского социума нашли отражение в научных публикациях. В частности, разработка в 90-е гг. прошлого века и начала 2000-х гг. адаптационных стратегий социально-экономического развития территорий и регионов, в первую очередь старопромышленных регионов Урала, северных городов и закрытых административно-территориальных образований (В. В. Алексеев, Е. П Анимица, Е. Т. Артемов, В. П Баев, А. Э. Бедель, Е. В. Виноградова, В. А. Пубарев, В. Н. Кабалина, Н. И. Крысин, И. А. Медведева, А. А. Передерий, А. М. Петро-сьянц, Т. Ю. Сидорина, В. А. Сухих, И. Д. Тургель,
в. Г. попов, в. н. Климов
Р. З. Халиуллин и др.) затронула вопросы определения места в их реализации современного предпринимательства. Большая часть этих работ носит характер социально-экономических, политических или социоисторических исследований.
В то же время следует отметить, что социологические подходы к изучению социальной сущности и роли предпринимательства в социальном развитии современного российского общества пока не вышли еще за пределы стадии разработки. Такого рода подходы слабо рассмотрены применительно к условиям социумов российских территорий в период общественных преобразований. В немалой степени это связано с недостаточно полным и всесторонним анализом социальной природы и сущности предпринимательства в развитии общества.
Этимология термина «предприниматели» достаточно очевидная [15, Р. 705, 707]. «Entrepreneur», «entreprendre» (фр.) - «предпринимать», «затевать», «браться», «приниматься за что-либо». «Enterprise», «entrepreneurship» (англ.) - предприятие, дело, предпринимательство. Предпринимательство отсюда - особый род инновационной экономической деятельности, основанный на использовании рискового капитала, и особая социальная группа - «предприниматели», профессионально осуществляющих такую деятельность.
В таком же примерно контексте рассматривается сущность предпринимательства как феномена экономической сферы жизни современного общества в хозяйственном праве. Предпринимательство - «инициативная самостоятельная деятельность граждан, физических и юридических лиц, направленная на получение прибыли или личного дохода, осуществляемая от своего имени, на свой риск, под свою имущественную ответственность или от имени и под юридическую ответственность юридического лица», причем имущественная ответственность предпринимателя предполагается в пределах, «определяемых организационно-правовой формой предприятия» [11, с. 597].
Очень часто это определение дополняется характеристикой тех видов хозяйственной деятельности, которые относятся к предпринимательству: «Предприниматель ... может осуществлять любые виды хозяйственной деятельности, не запрещенные законом, включая коммерческое посредничество, торгово-закупочную, консультационную и иную деятельность, а также операции с ценными бумагами» [12, с. 138]. Такого рода определения предпринимательства, как правило, являются достаточными для законодательного оформления и регулирования предпринимательской деятельности, но социальная сущность и социальные функции предпринимательства в них выражены далеко не полно. Этим объясняется необходимость в социоисторической реконструкции интерпретации данного феномена.
Впервые термин «предприниматель» был впервые введен в научный оборот в качестве системно осмысленного понятия английским экономистом и демографом Ричардом Канти-льоном в его труде «Эссе об общей природе коммерции» (Лондон, 1755 г.). Для Канти-льона главный, отличительный признак предпринимателя - это деловой риск, связанный с неопределенностью, нефиксированностью его результирующих доходов. В этом смысле крестьянин, ремесленник, торговец, разбойник и даже нищий могут рассматриваться как предпринимательские элементы, коль скоро они приобретают (или присваивают) чужой товар и продают свой (или перепродают приобретенный) по заранее неизвестной им цене, отражающей текущие, в том числе ситуационные, колебания спроса и предложения. Основная экономическая функция предпринимателя, таким образом, сводится к поддержанию спроса и предложения на товарных рынках. Находясь сам в перманентной ситуации неопределенности, предприниматель своей деятельностью вносит вклад в обеспечение общего «равновесия» в обществе [1, с. 193].
Как устойчивое социальное явление, предпринимательство зарождается и развивается в эпоху Нового времени (XVI—XIX вв.), то есть вместе со становлением капитализма как господствующего способа производства, хотя истоки предпринимательского типа деятельности (по крайней мере, в виде отдельных элементов) можно отнести и к более ранним временам. Однако подобая предпринимательская активность не оказывала заметного влияния на господствующие экономические отношения. Американские социологи А. Шапиро и Л. Сокол отмечают, что «в средние века
предпринимательская активность по умолчанию была оставлена группам, не вписывающимся ни в какие из основных "классов" феодального общества», поскольку была связана не с «положительными», нормативно закрепленными за отдельными сословиями и организационно оформленными видами хозяйственных занятий (земледелие, цеховое ремесло, гильдейская торговля, военное дело, отправление религиозного культа), но, скорее, с несанкционированными традиционной общественной моралью видами или аспектами деятельности - ростовщичеством (абсолютно запретным для христиан), утилизацией отходов, инновациями (использование новой техники, запрещавшееся контролировавшими ремесло цехами), рекламой, конкурентной «игрой» на ценах (запрещавшейся купеческими гильдиями и цехами) [14, Р.74].
Это, безусловно, не означает, что в традиционном (добуржуазном) обществе не существовало социальных групп, извлекавших выгоду из своей деятельности. Уже в XIII в. католическая доктрина освящала предпринимательство, признавая его моральность в случае служению «общему благу». В дальнейшем это разрешение на прибыль с производительного капитала (при сохраняющемся категорическом запрете на взимание ссудного процента) существенно подтолкнуло развитие европейской экономики.
Однако, питаемая интересами поддержания системной упорядоченности общества и строгого, сословно закрепленного распределения в нем социальных ролей, социальная этика феодализма в целом культивировала враждебное отношение к идее предпринимательства как проявления неприкаянно-свободного духа деятельности, отягощенной к тому же неумеренной страстью к наживе и формально осуждаемым церковью сребролюбием [2, с. 9-10].
Английский социолог Карл Поланьи отмечает, что вплоть до заката феодализма в Западной Европе экономические системы строились на комбинации ограниченного числа институциональных принципов: взаимности (модель «симметрии»), перераспределения (модель «центричности») и домашнего хозяйства (модель «автаркии») - которые проявляли себя как регулирующие производство и распределение обычаи и общие нормы поведения, в свою очередь вытекавшие из социальной организации феодального общества. «Мотив же прибыли не играл здесь заметной роли. Совместное действие обычая и закона, магии и религии побуждало индивида
следовать тем правилам поведения, которые в конечном счете позволяли ему занять свое место в экономической системе» [6, с. 67], -отмечает Поланьи.
Предпринимательство в таких условиях становилось уделом «несистемных» групп традиционного общества, которые, с одной стороны, подвергались институциональной дискриминации (запрет на определенные виды занятий, на приобретение собственности, юридическое неполноправие), а, с другой, в силу своей «чужеродности» освобождались, по факту, от тех ограничений и табу, которые действовали в отношении «системных» социальных групп общества. Таким путем чужеродные для системы социальные элементы (например, этнические и конфессиональные меньшинства, иммигранты) фактически «вгонялись» в сферу предпринимательской деятельности. Таким, например, было положение евреев в ряде стран Европы (в том числе и в дореволюционной России).
В. В. Радаев распространяет это наблюдение и на феномен современной массовой иммиграции. Объясняя феномен так называемого этнического предпринимательства, он отмечает, что отсутствие у иммигрантов и беженцев - как «несистемных», маргинальных элементов - необходимой квалификации, проблемы языка, трудности адаптации к действующим в обществе-реципиенте социокультурным нормам, формальная и скрытая дискриминация по отношению к ним, как правило, закрывают им «дорогу к престижным занятиям и к высокому положению, скажем, в бюрократической или военной иерархии». Как следствие этого, иммигранты вытесняются либо на вторичный рынок труда с непрестижными видами занятий и низким уровнем оплаты труда, либо в криминальную сферу.
В этих условиях присущее некоторым этническим меньшинствам на новой родине активное предпринимательское поведение может рассматриваться как стремление компенсировать в экономической сфере свои исходно низкие статусные позиции. Предпринимательство в этом контексте представляет собой уникальную «нишу» для малых этнических групп: здесь открывается достаточно много возможностей продвижения по пути улучшения своего материально-экономического положения и в то же время меньше зависимость от факторов институциональной дискриминации, блокирующих достижение высокого социального статуса [8, с. 83-84].
Вышеприведенный исторический экскурс позволяет высказать ряд замечаний теоретического свойства. В структуре традиционного (добуржуазного) общества или общества «социалистического», которое, как и первое, построено на примате внеэкономических институтов и ценностей, предпринимательство не находит своей определенной, системно обусловленной позиции, но функционирует, скорее, на случайной, эпизодической основе, в «разрывах» социальной ткани. При этом «несистемный» характер предпринимательства не исключает того, что оно и в традиционном обществе способно выполнять общественно полезные функции. Но здесь признание этого факта, как правило, проявляет себя в скрытых, латентных, нелегитимных формах и находится в противоречии с официально установленными нормами поведения и господствующей моралью.
В переходных обществах, как можно ожидать, оценка места предпринимательства в социальной структуре общества и, в особенности, его социальных функций носит амбивалентный характер, отражая временные компромиссы между старыми, традиционными, и новыми, капиталистическими, институтами. Например, очень характерным в этой связи выглядит спектр общественных позиций и оценок, сопровождавших развитие индивидуального (индивидуальная трудовая деятельность) и мелкого группового (кооперативного) предпринимательства в СССР во второй половине 1980-х гг. - «от полного одобрения...» до «абсолютного неприятия» [5, с. 3].
Рудименты подобной амбивалентности в отношении к предпринимательству характерны и для ряда современных западных обществ, испытавших на себе значительное воздействие таких традиционных (по сути, докапиталистических) институтов, как римско-католическая церковь. Исследователями отмечался тот факт, что отставание ряда стран Южной Европы (Италия, Испания, Португалия) по общей динамике экономического развития и индексам деловой активности от протестантских стран Северной Европы коренится в сильном влиянии социальной доктрины католицизма, которая отдает приоритет ценностям общественного блага перед индивидуализмом и считает, что наилучшие условия для успешного функционирования экономики и решения социальных проблем общества обеспечиваются «справедливыми» законами и политическими институтами, а не поощрением личной инициативы, индивидуального стремления к получению прибыли [13, Р. 294].
Специалисты справедливо указывают, что социальная сущность предпринимательства как способа извлечения прибыли или дохода не должна пониматься столь отвлеченно -в категориях «экономического человека» классической политэкономии. Предприниматель осуществляет деятельность по производству, оказанию услуг или приобретению и продаже товаров в обмен на другие товары или деньги не только к собственной выгоде, но и к выгоде заинтересованных в этом лиц или предприятий (организаций) [7, с. 17]. В более широком контексте можно характеризовать предпринимательство как деятельность, осуществляемую «в целях получения прибыли на основе сочетания личной выгоды с общественной пользой» [9, с. 48].
Известный российский социолог Ф. Э. Шереги предлагает теоретико-социологическую модель предпринимательства, акцентирующую внимание на том, что его социальная сущность удостоверяется в процессе обмена продуктом труда, который измеряется в стоимостных категориях и совершается, как минимум, между двумя субъектами. По существу, этот обмен представляет собой отчуждение социальности и одновременно ее обретение, поскольку складывающееся на его основе общественное отношение сводится к установлению взаимной идентичности (взаимопонимания, «взаимопроникновения») участвующих в обмене субъектов: отчуждая свою сущность в форме продукта труда, предприниматель-субъект должен с необходимостью исходить из предположения о том, что такова же сущность (потребность) другого индивида, которому предназначается продукт, и что в результате обмена он получит эквивалент сущности потребляющего [10, с. 13]. Это позволяет рассматривать предпринимательство не только как активность субъекта, детерминированную индивидуальным интересом извлечения прибыли, но и как интегративный феномен социальных отношений - как социальный институт.
Такой характер предпринимательства получает свое наиболее полное выражение в условиях капитализма, где вещная идентификация личности доминирует, а универсальные отношения обмена предстают как опредмеченные общественные отношения. Работая на рынок, предприниматель вынужден устанавливать идентичность с максимальным числом производителей и потребителей и тем самым возводит свою индивидуальность до уровня общественной тотальности [10, с. 17]. Тот факт, что предприниматель по роду своих занятий тотально «нагружен» пониманием обществен-
ных потребностей, имеет важное значение, поскольку отсюда, в частности, вытекает вывод о том, что предприниматель - это субъект, не только действующий в узком канале своих индивидуальных интересов, но и могущий иметь собственное видение общественных потребностей и проблем, а, следовательно, объективно вовлекаемый в управление обществом.
Таким образом, социальная сущность предпринимательства раскрывается двояко: со стороны его субъекта и со стороны общества. В первом случае предпринимательство выступает одной из санкционированных обществом форм свободной реализации индивидом своих интересов, которая соотносится с целым рядом фундаментальных конституционных прав граждан («право на свободное использование своих способностей и имущества»; право на имущественную собственность, единоличное и коллективное владение и распоряжение ею, включая землю и природные ресурсы; «право свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию») [3, ст. 34, 35, 36, 37]. Общественный же характер предпринимательства выражается в выполнении им социальной функции как можно более полного, гибкого и адресного удовлетворения потребностей общества в товарах и услугах, без чего предпринимательство, собственно, и не может существовать. Потребляя, общество дает стимулы развитию предпринимательства. По существу, налагаемые обществом ограничения свободы предпринимательства касаются, прежде всего, случаев, когда интересы извлечения личной выгоды вступают в непримиримое противоречие с общественными интересами (незаконные и общественно опасные виды «предпринимательства», например, торговля наркотиками, проституция и т. п.; недобросовестная конкуренция и установление монопольных цен на товары и услуги и т. п.).
«Взаимопроникновение» частно-индивидуальных и общественных интересов находит также материализованное выражение в таком институте как налогообложение: санкционируя свободу предпринимательской деятельности и обеспечивая ему все возможные формы институциональной защиты и поддержки, государство в обмен претендует на фиксированную часть прибыли предпринимателя для формирования своего бюджета. Тем самым, общественная функция предпринимательства многократно усиливается: рост предпринимательской прибыли, в идеале, влечет за собой и рост общественных доходов.
Предпринимательство в этом смысле является одной из форм конструктивного сочетания индивидуально-личных и общественных интересов - причем в их предельных функциональных проявлениях и - самое главное - не за счет «растворения» одних интересов в других или подавления одних другими. Важно отметить при этом, что гармонизация индивидуальных и общественных интересов в контексте функционирования и развития предпринимательства предполагает поддержание известного «равновесия» между ними, нарушение которого чревато ущемлением либо одних, либо других интересов.
В чем выражается особая заинтересованность общества (в лице государства) именно в предпринимательской форме удовлетворения общественных потребностей? С. А. Кузьмин справедливо считает, что ответ на этот вопрос может быть получен только при рассмотрении предпринимательства в системе современного общественного производства, которое, в идеале, должно иметь гетерогенный характер. Централизованная плановая система и даже в значительной степени крупный корпоративный бизнес, действуя на принципах «выделения главного звена», могут обладать преимуществом долгосрочного, стратегического видения развития экономики, однако издержки такого типа деятельности заключаются в том, что он оставляет за бортом, втуне все остальные, «неглавные» ресурсы, которые потенциально могут служить обществу. Для вовлечения таких ресурсов
в экономический оборот нужна совершенно иная, более прямая и короткая, связь между частным интересом и деловой инициативой, более гибкое приспособление к особым условиям и масштабам производственного цикла, т. е. преимущественно микроэкономический, предпринимательский подход, который реализуется в условиях свободного рынка. В этом отношении предпринимательство обеспечивает не только большую разносторонность экономической активности и более рациональный и эффективный подход к освоению ресурсов, но и более полную мобилизацию человеческого фактора производства - энергии, способностей, таланта, инициативности населения [4, с. 180-181]. К этому можно добавить и то, что предпринимательство, распространяя свою активность на всю цепочку производства и сбыта продукции, способно более оперативно доходить до каждого потребителя, гибко реагировать на спрос и на необходимость изменения в соответствии с ним производственной схемы и номенклатуры продукции. По существу, на каждом шагу предпринимательство более оперативно своей деятельностью удостоверяет общественный характер производства. Этим объясняется, почему государство заинтересовано в развитии предпринимательства: оно выступает в качестве инструмента эффективного управления экономикой и обществом именно в тех сферах, где неприменимы или нежелательны другие институциональные формы реализации общественных интересов.
1. Автономов В. С. Поиск новых решений (модель человека в западной экономической теории 1900-х - 1920-х годов) II Истоки: Вопросы истории народного хозяйства и экономической мысли. Вып. 2. - M., 1990.
2. Верхан П. Х. Предприниматель. Его экономическая функция и общественно-политическая ответственность. Mинск, 1992.
B. Конституция Российской Федерации. M., 200б.
4. Кузьмин С. А. Социальные системы: развитие и метаморфозы. К вопросу о перспективах переходной экономики России [Текст] I С. А. Кузьмин. - M. : Изд-во «Academia», 2005.
5. Осипенко О. Свое дело. M., 1991.
6. Поланьи, Карл. Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени I пер. с англ. СПб., 2002.
7. Предпринимательский тип хозяйствования. - M. : «Путь России»; «Экономическая литература», 2002.
S. Радаев В. В. Этническое предпринимательство: мировой опыт и Россия Ц Политические исследования (Полис). - 199B. - № 5.
9. Рыночное предпринимательство: теоретические основы и практика регулирования: учеб. пособие. -M. : Институт международного права и экономики, 1994.
10. Шереги Ф. Э. Социология предпринимательства: прикладные исследования. - M. : Центр социального прогнозирования, 2002.
11. Экономическая энциклопедия I под ред. Л. И. Абалкина. - M. : «Экономика», 1997.
12. Энциклопедический словарь предпринимателя I сост. С. M. Синельников, Т. Г. Соломоник, Р. В. Янбори-сова. - СПб. : Алга-фовд; АЯКС, 1992.
1B. Rivoseechi, Mario. Économie et équité Ц Civilization latine. Ed. by G. Duby. - Paris, 198б.
14. Shapero A., Sokol L. The Social Dimensions of Entrepreneurship Ц Encyclopedia of Entrepreneurship. New Jersey, 19S2.
15. The World Book Dictionary. Volume one: A-K. Ed. by Robert K. Barnhart. - Chicago; L.; Sydney; - Toronto: World Book, Inc. A Scott Fetzer Company, 199б.