CC BY
19
ЛИТЕРАТУРА
1. Artis M.J., Okubo T. Globalisation and business cycle transmission // The North American Journal of Economics and Finance. 2009. Vol. 20. Issue 2. P. 91-99.
2. Синцеров Л.М. Волны глобальной интеграции // Известия АН. Серия географическая. 2000. № 1. С. 69-78.
3. Зимин Б.Н. Размещение промышленности в развитой промышленной среде: Дис. ... д-ра геогр. наук. в форме науч. доклада. М.: Ин-т географии РАН, 1993. 67 с.
4. Hall V., McDermott C.J. Regional business cycles in New Zealand: Do they exist? What might drive them? // Motu Economic and Public Policy Research Trust. October 2004. Р. 4-10.
5. Morys M., Ivanov M. Common Factors in SouthEast Europe's Business Cycles 1899 - 1989 // 15th World Economic History Congress Utrecht. The Netherlands. August 2009.
6. Montoya L.A., Haan J. de Regional Business Cycle Synchronization in Europe? // Bruges European Economic Research Papers. 11 une 2007. P. 124-139.
7. Kose M.A., Otrok Ch., Whiteman Ch.H. International Business Cycles: World, Region and Country-Specific Factors // American Economic Review. 2003. Vol. 93. № 4. P. 1216-1239.
8. Magnusson K. The Impact of U.S. Regional Business Cycles on Remittances to Latin America // SSE/EFI Working Paper in Economics and Finance. 2009. № 710.
9. Martincus C.V., Molinari A. Regional Business Cycles and National Economic Borders: What are the Effects of Trade in Developing Countries? // Review
of World Economics (Weltwirtschaftliches Archiv). 2007. Vol. 143. № 1. Р. 140-178.
10. Fiess N. Business Cycle Synchronization and Regional Integration: A Case Study for Central America // World Bank Policy Research Working. 2005. April.
11. Ormerod P., Phelps P. Brazil, Russia, India, China (BRIC) and the West 1950 - 2009: Random Matrix Theory and Business Cycle Synchronisation // Harward Business Review. 2009. August. P. 1-13.
12. Is Asia's business cycle gaining independence? // Asian Development Outlook 2007 Books, Periodicals, Studies, and Reports. March 2007. Сайт Азиатского банка развития. [Электронный ресурс]. URL: http:// www.adb.org/documents/books/ado/2007/part010502.asp.
13. Ruffer R., Sanchez M., Shen J.-G. Emerging Asia's growth and integration how autonomous are business cycles? // Working Paper. 2007. Series № 715. January.
14. Завадский М. Через Китай // Эксперт. 2010. № 356. С. 46-48.
15. Calderon C., Chong A., Stein E. Trade Intensity and Business Cycle Synchronization: Are Developing Countries any Different? // Inter-American Development Bank Banco Interamericano de Desarrollo (BID) Research department Departamento deinvestigacion. Working Paper. 2003. № 478. January.
16. Fanelli J.M., Gonzalez-Rozada M. Business Cycles and Macroeconomic Policy Coordination in Mercosur // September, 2003 Сайт проекта Экономические исследования. [Электронный ресурс]. URL: http:// repec.org/esLATM04/up.5956.1082748866.pdf.
17 сентября 2010 г.
УДК 314.7
СОЦИАЛЬНАЯ СТАБИЛИЗАЦИЯ В РОССИЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ: РОЛЬ РЕГУЛИРОВАНИЯ МИГРАЦИОННЫХ ПРОЦЕССОВ
В.С. Глушко, А.В. Сериков
Миграционные процессы представляют собой объективный социально-исторический процесс. Остановить или предотвратить миграционные потоки практически невозможно, особенно в долгосрочной перспективе, поскольку
Глушко Виктор Сергеевич - аспирант кафедры социологии, политологии и права Института по переподготовке и повышению квалификации преподавателей гуманитарных и социальных наук Южного федерального университета, 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 160, e-mail: vs-glushko@mail.ru, т. 8(863)2643466;
Сериков Антон Владимирович - кандидат социологических наук, докторант и доцент той же кафедры, e-mail: aserikov@inbox.ru, т. 8(863)2643466.
в экономическом, социальном и культурном отношениях мир становится все более и более связанным и взаимно зависимым, а интенсивность межгосударственных, поликультурных, межнациональных контактов все время возрастает. В связи с этим резко расширяется
Victor Glushko - post-graduate student of the Sociology, Political Science and Law Department at the Institute for Retraining and Improvement of Teachers' Proficiency in Humanities and Social Sciences of the Southern Federal University, 160 Pushkinskaya Street, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: vs-glushko@mail.ru, ph. +7(863)2643466;
Anton Serikov - Ph.D. of sociology, doctoral candidate and associated professor of the same Depaetment, e-mail: aserikov@inbox.ru, ph. +7(863)2643466.
интеракционное поле взаимодействия разных культур, которые в ценностном отношении отличаются друг от друга; появляются новые субэтнические группы и сообщества мигрантов, в частности, на Юге России.
В настоящее время в России происходит трансформация масштабных этномиграцион-ных потоков, особую роль в которой занимает формирование государственной системы мониторинга, учета и регулирования миграций. Однако в изучении этномиграционной проблематики остаются определенные пробелы, связанные с недостаточным уровнем существующего социологического анализа влияний этномиграций на процессы социальной стабилизации.
Среди российских политологов и социологов, изучающих политические и управленческие аспекты этномиграционных и диа-спорных проблем на Юге России, нужно упомянуть работы А.В. Бедрика, И.В. Горш-колеповой, Г.Д. Гриценко, А.В. Дмитриев, Т.Ф. Маслова, Н.С. Слепцова, А.Н. Панина, И.А. Соловьева, Г.С. Денисовой, Л.Л. Хоперской, А.В. Серикова, В.В. Черноуса [1] и др.
Трансформацию этнической структуры населения региона, произошедшею в результате постсоветских миграций, изучали М.А. Аствацатурова, В.С. Белозёров, Н. В. Мкртчян, А. М. Искандарян, С. В. Рязан-цев, В.Н. Титов [2] и др. Процессы трудовой адаптации мигрантов и межрегиональной трудовой миграции анализируются непосредственно в работах Г.И. Глущенко, Е.С. Краси-нец, А.А. Контарева, С.Е. Метелёва, Т.Т. Тарасовой, В.А. Харченко [3] и др. Криминальные практики, совершаемые мигрантскими меньшинствами, анализируются Э.А. Паиным, А.А. Аслахановым, Е.А. Мельник, Е.В. Галуза, Ю.А. Кашуба [4] и др. Однако на фоне этих довольно обширных междисциплинарных исследований практически не изученной остается проблема социального регулирования этнических миграций на Юге России.
Целью статьи является изучение процессов социального влияния этнических миграций на возможность достижения социальной стабильности, сотрудничества и партнерства в российском обществе.
Миграционные процессы в России изучаются уже в течение длительного времени -с начала 1990-х. Актуальность регулирования миграционных процессов особенно очевидна в свете утвержденной Указом Президента РФ от 9 октября 2007 г. №1351 Концепции
демографической политики Российской Федерации на период до 2025 года. В ней была сформулирована задача обеспечить к 2016 г. миграционный прирост не менее 200 тысяч человек ежегодно, а к 2025 г. - более 300 тысяч [5] (при том, что планка в 200 тысяч человек была преодолена уже в 2007 г.).
Одной из наиболее актуальных исследовательских проблем является изучение ми-грантофобии и толерантности. В этих исследованиях подчеркивается, что мигрантофобия обычно существует в явном и латентном виде. Латентная мигрантофобия в психологическом отношении проявляется как фрустрация и относительная депривация. Наличие и распространенность мигрантофобии существенно влияет на уровень экономического развития государства, хотя бы в том, что любая скрытая мигрантофобия может быстро перерасти в непредсказуемый и агрессивный межэтнический конфликт (как это произошло в 2007 г. в Кондопоге). Наличие явной мигрантофобии и ксенофобии в социальном и интеракционном плане появляется в открытой дискриминации мигрантов (например, при аренде или продаже жилья, найме или трудоустройстве на работу, оформлении детей в детский сад или школу, получении медицинского и социального обслуживания, оформлении пенсионного стажа и государственной пенсии и т.д.).
Миграция является для России одной из важнейших социальных проблем и одновременно - возможным решением стоящих перед ней демографических вызовов. В настоящее время Россия занимает второе место в мире после США по числу легальных и нелегальных мигрантов, число которых достигает по разным оценкам экспертов и журналистов от 7 до 15 млн человек. Практически все они маргинализируются: из современных российских мигрантов средним классом становятся примерно 5-6 % [6].
Столь большая статистическая дифференциация по числу мигрантов в регионах объясняется тем, что метолы учета мигрантов, беженцев и внутренних переселенцев разнятся в федеральных агентствах и ведомствах.
В новейшее время крупные миграционные потоки были связаны с распадом Советского Союза и разрушением социалистического блока.
Из стран Прибалтики в 1990-е годы уехало примерно 14 % населения. В целом русская диаспора в неславянских государ-
ствах сократилась примерно на 20 %. Однако в дальнейшем можно ожидать усиление трудовой ("маятниковой") миграции. Таким образом, в настоящее время примерно полтора миллиона тех, кто считает себя этническими русскими, проживают за пределами границ бывшего Советского Союза, включая более миллиона жителей в США (которые, однако, разобщены по идеологическим и социальным предпочтениям и никак не представлены среди правящей элиты Вашингтона); примерно сто тысяч живут в Канаде, 80 тыс. - в Бразилии; 50 - в Аргентине; 40 - во Франции; 35 - в Румынии и 20 тысяч в Австрии [6]. По данным Центризбиркома РФ за границей (с учетом постсоветского пространства) насчитывается более полутора миллионов избирателей, которые довольно активно принимали участие в избирательных компаниях по выборам Государственной Думы и Президента РФ [7].
В последние годы в России произошло существенное снижение общей миграционной подвижности населения. По разным экспертным оценкам и данным Федеральной миграционной службы, на территории России насчитывается около 19 миллионов мигрантов (вклад которых в ВВП России составляет около 8 %). Подавляющее большинство из них (около 80 %) граждане стран СНГ. При этом более 80 % легальных иностранных работников занято в пяти основных видах экономической деятельности: строительстве, оптовой и розничной торговле (включая ремонт автотранспортных средств, мотоциклов, бытовых изделий), сельском хозяйстве, обрабатывающих производствах, добыче полезных ископаемых, транспорте и связи [8].
В настоящее время Россия переживает "настоящий миграционный бум". С одной стороны, его положительное значение состоит в "лидирующих позициях нашей страны на постсоветском пространстве", с другой -приносит ежегодные убытки в 200 млрд руб. Постсоветская миграция играет большую роль в экономической сфере всех транзитивных обществ. Как источник постоянных финансовых накоплений, она способствует социальной стабилизации не только российского социума. По экспертным оценкам, сумма денежных переводов, отправляемых грузинскими мигрантами из России на родину, со-
ставляет примерно 20 % от ВВП Грузии [9]. В Таджикистане при официальном бюджете страны в 485 миллионов долларов российские гастарбайтеры, которые в основном трудятся в строительной и торговой сфере, вывозят более миллиарда долларов. Неформальный и зачастую просто криминальный характер этих денежных потоков приводит к массовым случаям нарушения валютного и экспортного законодательства и возникновению большого объема институтов по обналичиванию "серых" денег. С проблемами нелегальной миграции и роста "неформальной" экономики сталкивается не только Россия. В Чехии большие миграционные потоки украинцев, словаков, вьетнамцев и русских. В Бразилии каждый второй житель Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро работает в нелегальной экономике. Каждый седьмой мигрант из Латинской Америки находится в США незаконно и нарушает миграционное законодательство.
Отличающиеся в культурном отношении группы мигрантов почти всегда стремятся сохранить свой язык (хотя бы в повседневном общении) и некоторые элементы культуры в течение нескольких поколений. Обычно у них есть множество традиций, обычаев, религиозных и политических институтов, различия в которых могут носить визуальный характер (цвет кожи, тип лица) или выражаться в стиле одежды, поведения или "необычности" образа жизни. Часто язык или диалект мигрантов существенно отличается от языка местного населения. В принимающем обществе некоторые группы мигрантов обычно специализируются на определенных видах работы (обычно низкого статуса) и живут в непрестижных районах, в том числе и по причине ограниченности юридического статуса: у них, как правило, отсутствует гражданство принимающей страны. Мигранты привыкают жить в двух или более местах, в этом и проявляется двойственность социального статуса человека - новая группа может, конечно, согласиться с его принятием, однако для ее значительной части мигрант еще длительное время будет оставаться непредсказуемым, а его поведение будет вызывать недоумение хотя бы просто потому, что точно неизвестно, насколько долго он будет находиться в составе группы. Значит, в принципе, узы социального доверия не успевают сложиться.
Иногда миграции между в целом враждебно настроенными этническими группами (или народами) могут спровоцировать межгрупповую напряженность, поскольку, как отмечал Макс Шеллер, основную цель мигрант будет видеть в "совершении постоянных актов мести своему духовному прошлому" [10]. Такое поведение часто отличало мигрантов из социалистических стран, мощные лобби которых в Соединенных Штатах были одним из факторов радикализации политической риторики в отдельные периоды холодной войны (антисоветских взглядов придерживался известный эмигрант из Польши бывший Государственный секретарь США З. Бжезинский).
Эрозия этнических ценностей наблюдается не только у мигрантов, но и в среде различных маргинальных групп и сообществ, формирующихся в крупных городах и городских агломерациях, особенно в районах интенсивного экономического роста. Особую группу маргиналов составляют лица, рожденные и воспитанные в национально-смешанных семьях, которые, как правило, являются неустойчивыми. Такие люди, попадая в культурную систему, в своих традициях и ценностях значительно отличающуюся от того, к чему они привыкли, обычно сталкиваются с состоянием внутреннего психологического беспокойства и экзистенциальной неуверенности, которое этнические социологи называют "культурным шоком". После первоначального и короткого периода восхищения новой культурой, мигрант испытывает длительную психологическую фрустрацию, возникающую из-за интеракционных трудностей в понимании другого образа жизни и ожиданий социально приемлемого поведения. Иногда культурный шок сопровождается неожиданным или непривычным для человека опытом - что проявляется, к примеру, в "экзотической" одежде местных жителей или в их бихевиоральных привычках. Некоторые местные традиции могут удивлять, раздражать или даже казаться враждебными.
Культурный шок у мигрантов ученые рассматривают как необходимую часть процесса постоянной адаптации к незнакомой культуре и как способ расширения "культурной компетентности" с различных ценностных точек зрения. Например:
1) как потерю собственной культуры и, в результате, отрицательные эмоции, печаль, депрессия и сожаление о потере;
2) как "ритуал перехода", своеобразная "инициация" (в традициях аборигенных племен) и переход от одной культуры к, по крайней мере, некоторой степени знакомства с другой;
3) как процесс ресоциализации и интеграции в другую культуру;
4) как психоаналитический процесс реорганизации собственной личности, а также идентификационных оснований и возможность разрешения старых конфликтов развития новыми методами и способами.
Реальная ресоциализация мигрантов включает в себя как позитивные, так и негативные аспекты. Сначала человек проявляет повышенное любопытство к новым и необычным условиям жизни. К примеру, ему может понравиться теплота, внешняя открытость и приветливость встречающих его людей (особенно, если он сам приехал из замкнутой и консервативной в эмоциональных проявлениях культуры). Но через некоторое время он начинает испытывать фрустрацию, сталкиваясь с непонятными и необъяснимыми с его рациональной и логической точки зрения явлениями. По мнению Татьяны Гончаровой -Алгайер: "Иностранец, как правило, не знает кода чужой бытовой культуры, знаков и символов, которые совершенно естественно и бессознательно включаются и воспринимаются "своими" и поэтому может вызвать реакцию: "глупый иностранец не знает, как правильно". Это касается жестов, манеры одеваться, манеры вести разговор. Реакцией на чужой код может быть и оторопь, и насмешка, и обида» [11].
Интересной особенностью культурного шока является его аверсивный характер по отношению, как к принимающей культуре, так и к своей собственной. Вернувшись после длительного периода трудовой миграции домой, человек также испытывает некоторое психологическое беспокойство. Это своеобразный "реверсивный культурный шок". Теперь также должно пройти некоторое время по ре-социализации: нужно подождать, пока не завершится обратная адаптация к собственной (как правило, традиционной) культуре. Любое длительное воздействие со стороны другой культуры значительно меняет личностные
особенности человека, укрепляя его психологическую устойчивость. Поэтому, испытав культурный шок, мигрант неизбежно поменяет некоторые свои ценности и установки и никогда уже не сможет вернуться домой таким, каким он был раньше.
Исследования "культурного шока" оказали большое влияние на развитие методологии социальных исследований. Об этом убедительно написала американский исследователь Мэри Бейтсон [12]. По ее мнению, глубина испытываемого культурного шока является хорошим свидетельством глубины ценностных различий между культурами. К примеру, в европейской культуре смерть и траур рассматривается как сугубо индивидуальное и личное дело, и поэтому не принято расспрашивать родственников, друзей и знакомых об усопшем человеке, чтобы излишне не печалить их и не ранить их чувства. Однако в некоторых восточных культурах обычным считается прямо противоположный стиль поведения. Часто друзья специально напрямую расспрашивают родственников, провоцируя слезы и печаль, что, по мнению, к примеру, филиппинцев, помогает лучше справиться с горем.
Если мигрант переходит из одной культуры в другую, он сталкивается со значительным психологическим напряжением. Если нормы поведения, которые человек рассматривает как "нормальные" и "привычные", заведомо отвергаются другой культурой, это может привести к ситуации маргинализации мигранта или даже серьезным проблемам с законом. В Москве было много случаев, когда иностранные студенты попадали в камеры предварительного заключения за то, что пытались использовать в пищу "безнадзорных" животных (собак, кошек или голубей).
Большие тагетированные притоки мигрантов в отдельные местности часто вызывают у местного населения рост ксенофобии и этноцентризма, т.е. наборов суждений, стереотипов или отношений людей, которые используют для оценки другой культуры (мигрантов) идеализированные представления о собственной культуре как предпочитаемом жизненном стиле. Этот термин был введен в академический оборот боле ста лет назад
философом и психологом Вильямом Самнером в работе "Народные обычаи" в 1906 г. [13]. Однако только через полвека критические замечания Р. Мертона привлекла внимание социологов к понятию "этноцентризм" и формулированию теории "референтной группы". По мнению сторонников этой теории, этноцентризм не является универсальным социальным феноменом, это просто отдельный вид межгрупповых отношений в транзитивные в историческом отношении периоды развития общества.
В понимании социологов этноцентризм предполагает одновременное продвижение и структурное развитие внутригрупповой солидарности и рост внешнегрупповой враждебности. Этноцентризм является базовым аспектом человеческого существования: большая часть людей ограничена исключительно знанием собственной культуры и в силу данной ограниченности рассматривает ее как стандарт при сравнении с другими культурами. Несмотря на многочисленные неточности и упрощения, на которые обычно указывают критики и социальные ученые, такие стереотипы в полной мере отражаются в массовой культуре, в кинофильмах и на телевидении. Таким образом, психологически этноцентризм - это форма групповой идентификации в виде эмоционального и абсолютного разделения ценности своей этнической или национальной группы.
В социологическом отношении рост неприятия в России к мигрантам заключается в том, что эти группы воспринимаются как ставящие под сомнение традиционные ценности или иерархию социального доминирования. Воспринимаемая угроза, в свою очередь, ведет к возникновению предрассудков и проективной дегуманизации мигрантов как людей. Поскольку в российском обществе в целом распространена терпимость к агрессивным поступкам против социальных аутсайдеров и мигрантов, любые различия в прошлом поведении, исторические интерпретации или внешнеполитическая конъюнктура могут использоваться как достаточные оправдания для перманентного враждебного восприятия сообществ мигрантов. Враждебные действия часто интерпретируются как социальный механизм по сохранению практик политического
доминирования по отношению к группам, численный рост которых всерьез угрожает сложившемуся межэтническому и демографическому балансу. Этнические стереотипы играют каузальную роль в формировании предрассудков как социально разделяемых перцепций групповых характеристик, которые выступают потенциальными основами для групповой мобилизации против групп, которые воспринимаются как "угрожающие".
Исследования "культурного шока" у этнических мигрантов в России находятся пока только на стадии формулировки проблемы и сбора первичной информации. Социологическое изучение этой проблемы все еще не завершено: по-прежнему остается множество неясных вопросов. Возможно, самая главная задача, которая стоит у детей иммигрантов, -это развитие позитивного чувства идентичности, а возможно, необходимы специальные институциональные меры по максимально безболезненной инкорпорации мигрантов в российскую повседневность. Но ясно одно -под действием глобальных социальных трансформаций количество межкультурных ситуаций, вызывающих беспокойство и дискомфорт от общения с представителями других этнических групп, будет только возрастать.
Таким образом, решением возникающих при этом социально-психологических девиаций может стать законодательное, экономическое, институциональное и социальное регулирование этнических миграций, а также имплементация специальной программы "культурной терапии", которая будет не только способствовать гармоничному меж-этническому общению, но и стимулировать дальнейший межэтнический интерес, а, в конечном счете, межэтническое и межкультурное понимание между местным населением, гражданскими институтами, организациями, этнодиаспорами и мигрантами.
ЛИТЕРАТУРА 1. См. напр.: Гриценко Г.Д., Дмитриев А.В., Мас-лова Т.Ф. Мигранты в социокультурном пространстве региона. Социологические очерки / Под ред. М. К. Горшкова. М.: Альфа-М, 2009. 176 с.; Слепцов Н.С. Конфликтогенность миграционных процессов на Юге России // Факторы конфликто-генности на Северном Кавказе / Южнороссийское обозрение. № 26. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2005. 180 с.; Сериков А.В., Черноус В.В., Понедел-ков А.В., Старостин А.М. Современные миграционные процессы: состояние, перспективы, опыт
государственного и общественного регулирования. Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2008. 350 с.
2. Аствацатурова М.А. Диаспоры в Российской Федерации: формирование и управление (Северо-Кавказский регион). Ростов н/Д-Пятигорск: Изд-во СКАГС, 2002. 628 с.; Белозёров В.С. Этническая карта Северного Кавказа. М., 2005. 304 с.; Мкртчян Н.В. Миграционная ситуация в Южном федеральном округе // Проблемы миграции и опыт ее регулирования в полиэтничном Кавказском регионе. Ставрополь: Изд-во СГУ, 2003. 304 с.; Ис-кандарян А.М. Миграционные процессы на постсоветском Кавказе // Миграции на Кавказе: Мат-лы конф., Ереван, 2003. 132 с.; Титов В.Н. О формировании прессой образа этнического иммигранта (взгляд социолога) // Социологические исследования. 2003. № 11. С. 57-65.
3. См. напр.: Галуза Е.В., Денисова Г.С., Кашуба Ю.Л., Контарев А.А. и др. Миграционные процессы в современной России. Ростов н/Д: Изд-во "Терра", 2004. 318 с.; Метелёв С.Е. Международная трудовая миграция и развитие российской экономики. М.: Изд-во "Юнити-Дана", 2006. 272 с.
4. Мельник Е.А. О социальных и криминогенных последствиях вынужденной миграции в южных районах России // Социологические исследования. 1998. № 5. С. 78-86.
5. Концепция демографической политики Российской Федерации на период до 2025 года. Указ № 1351 от 9 октября 2007 г. // Министерство образования и науки Российской Федерации (официальный сайт). [Электронный ресурс]. URL: http://mon. gov. ru/dok/ukaz/vosp/4202.
6. Карачурина Л.Б., Мкртчян Н.В. Демографические и социально-экономические факторы динамики миграционной активности населения России: современная ситуация и перспективы // Науч. тр. ИНП РАН // Гл. ред. А.Г. Коровкин. М.: МАКС Пресс, 2008. С. 571-604.
7. Официальный сайт Центральной избирательной комиссии Российской Федерации. URL: www.cikrf.ru.
8. Димаев А.Р. Миграция населения как социальный феномен: факторы динамики // Социология власти. 2007. № 3. С. 65-74.
9. Зыкова Т. Рубль в переводе // Российская газета. 2008. № 62 (4619).
10. См.: Козер Л. Основы конфликтологии: Учебн. пособ. СПб: Светлячок. 1999. С. 68.
11. Гончарова-Алгайер Т. Американцы и россияне: столкновение цивилизаций // Washington Profile. 2005. 22 июля.
12. Bateson M.C. 1968. Insight in a Bicultural Context // Philippine Studies. Vol. 16. Р. 605-621.
13. Sumner W.G. Народные обычаи: Исследование социологического значения обычаев, манер, привычек, нравов и этики // Рубеж (альманах социальных исследований). 1998. № 12. С. 4-32.
23 ноября 2010 г.
