CC BY
29
70
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия: Социальные науки, 2020, № 3 (59), с. 70—78
УДК 316
СОЦИАЛЬНАЯ ПАМЯТЬ МОЛОДЕЖИ ГОСУДАРСТВ - УЧАСТНИКОВ ЕВРАЗИЙСКОЙ ИНТЕГРАЦИИ: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА
© 2020 г. Г.И. Осадчая, Е.Ю. Киреев
Осадчая Галина Ивановна, д.соц.н.; проф.; руководитель Центра исследования процессов евразийской интеграции Института социально-политических исследований -обособленного подразделения Федерального научно-исследовательского социологического центра
Российской академии наук, Москва osadchaya111@gmail.com Киреев Егор Юрьевич, к.соц.н.; старший научный сотрудник Центра исследования процессов евразийской интеграции Института социально-политических исследований -обособленного подразделения Федерального научно-исследовательского социологического центра
Российской академии наук, Москва yegorkireev@gmail.com
Статья поступила в редакцию 18.03.2020 Статья принята к публикации 20.07.2020
Cоциальная память молодежи государств - участников евразийской интеграции рассматривается как важнейший ресурс интеграции на евразийском пространстве, обосновывается важность социологической оценки её состояния. Представлен обзор сложившихся подходов к объяснению феномена социальной памяти, анализу ее структуры, форм и способов реконструкции социальной памяти. Представлена авторская модель социологического анализа социальной памяти поколения Y - миллениалов постсоветских государств, позволяющая на эмпирическом уровне дать характеристику представлений об общем советском прошлом, Второй мировой войне и роли СССР в событиях тех лет, отношения молодежи государств-членов к вступлению в ЕАЭС и к интеграционным процессам на постсоветском пространстве, оценить механизмы формирования социальной памяти. Предлагаемая теоретическая модель исследования социальной памяти молодежи государств - участников евразийской интеграции нацелена на понимание и объяснение памяти посредством смысловых символов прошлого и настоящего.
Ключевые слова: социальная память, молодежь, евразийская интеграция, социологический анализ.
Введение
Социальная память молодежи постсоветских государств, включившихся в процессы евразийской интеграции, - важнейший интеграционный ресурс. Она представляет собой ключевой механизм социализации, самоидентификации, передачи ментальных и социальных ценностей, является одним из инструментов управления обществами. Обострение борьбы за коллективное понимание образов и смыслов прошлого, активизация попыток создания новых, синтетических форм памяти, основанных на возможностях новых технологий, манипулировании, актуализируют потребность эмпирического изучения темы. Однако сегодня в научном дискурсе нет логически завершенной теории, позволяющей получить достоверное, эмпирически подтвержденное знание о содержании данного феномена, сохранении и понимании общественного исторического опыта молодежью Содружества Независимых Государств. Целью нашего исследования является разре-
шение данного противоречия. Разработка теоретической модели измерения данного социального феномена вносит вклад в теоретическую рефлексию социальной памяти молодых поколений, открывает возможность характеристики глубинной основы актуального осознания молодым поколением социальной реальности как отражения общепризнанного знания сообществ, в которые оно включено, личных переживаний, социальных практик, установления зависимости между отношением к прошлому и отношением к интеграционным процессам в Евразии.
Методология
Для разработки теоретической модели социологического анализа социальной памяти молодежи постсоветских государств использованы общенаучные методы и приемы исследования: анализ, синтез, индукция, абстрагирование, моделирование, наработки современных российских и зарубежных ученых.
Результаты и их обсуждение
Несмотря на активное обсуждение в последние годы проблем социальной памяти, в научном дискурсе так и не сложилась логически завершенная теория, поскольку интерпретация понятия памяти задается особенностями предметного поля разных наук (психологии, истории, философии, культурологии, социологии) и даже подходов и направлений в рамках одной науки. Концептуальные различия, стремление к междисциплинарному исследованию этого сложного феномена привели к серьезным противоречиям и даже к требованиям отказаться от опоры на классические концепции изучения памяти, что вряд ли следует признать разумным.
Разработанная теоретическая модель социологического анализа социальной памяти молодежи государств - участников евразийской интеграции включает в себя совокупность идей, смыслов, определений, позволяющих связать в единое целое проблемное поле нашего исследовательского интереса. Она предполагает методологическую рефлексию концепта социальной памяти, учитывающую реалии настоящего и обсуждаемые модели будущего, уточнение понятийного аппарата, предложение авторского методического подхода, позволяющих изучить поставленную проблему с учетом целей эмпирического исследования - оценки восприятия молодым поколением образа советского прошлого, событий двадцатого века, прежде всего Великой Отечественной войны, механизмов социализации прошлого, сохранения социальной памяти, выявления зависимости между отношением к прошлому и отношением к интеграционным процессам в Евразии.
Логика построения теоретической модели социологического анализа содержания социальной памяти молодежи требует опоры на предшествующее знание. Поэтому проанализируем идеи, сформулированные учеными, изучающими данную тему, порождающие полезную и адекватную систему понятий для нашего анализа. Вслед за М. Хальбваксом мы полагаем, что отдельные группы обладают присущей для каждой из них социальной памятью, и воспоминания могут фигурировать только в сознании индивидов, которое структурируется в соответствии с существующими социальными договоренностями. Воспоминания человека - не постоянны, текучи, их изменения связаны с характером и требованием настоящего, являются результатом социальной практики. Память формируется в результате коммуникативного взаимодействия и интеракции индивида и группы, в первую очередь семьи, имеет реконструктив-
ный характер пережитого с точки зрения настоящего. Ум реконструирует свои воспоминания под давлением общества [1].
Мы принимаем идею теории А. Ассман о двух видах социальной памяти: коммуникативной (устная передача индивидуального опыта, характеризующаяся высокой степенью неформальности передачи) и культурной (воплощаемая в символических средствах: тексты, картины, фото, которые обеспечивают долгосроч-ность памяти или повторяемость памяти: участие, ритуал и усвоение, и активно используемая социальными институтами) [2]. При этом полагаем, что первая и вторая формы могут переходить друг в друга, но могут и противостоять друг другу, подчеркиваем увеличивающуюся роль в формировании коммуникативной памяти возможностей СМИ.
Особенность социальной памяти о событиях ХХ века молодых граждан постсоветских государств поколения У состоит в том, что изучаемые явления произошли до их рождения. Обращаясь к концепции «постпамяти» М. Хирша [3], мы соглашаемся, что они обладают особым видом памяти. Она формируется под влиянием визуальной репрезентации произошедшего (фотографии, собственное воображение). При этом эмоционально окрашенная информация в большей мере влияет на социальную память, нежели передаваемая когнитивная информация. Согласны и с тем, что память в семье и других группах постоянно подвергается модификациям в процессе переосмысления, пересказа [3]. Однако не считаем, что семья обладает ограниченным набором инструментов влияния на конструирование социальной памяти молодого человека.
В связи с особенностями эмпирического объекта следует отметить возможность контрпрезентационного измерения истории. В данном случае социальная память молодых используется как инструмент дезинтеграции общественно-политической обстановки, призывов к активным действиям по смене режима. Я. Зерубавель вводит понятие «контрпамяти» как альтернативного представления об истории внутри маргинальных групп [4]. Благодаря различным практикам коммеморации в публичное пространство транслируются иногда противоположные трактовки истории и отношения людей к настоящему.
Часто обращение к прошлому является реакцией на существующее положение вещей, которое не позволяет молодежи выстроить образ будущего, а потому заставляет искать ответы в прошлом. Так, З. Бауман во введении к своей последней работе «Ретротопия» [5], с отсылкой к Светлане Бойм [6], говорит об «эпохе но-
стальгии», которая является защитным механизмом в период ускоренных ритмов жизни и исторических потрясений и выражается в стремлении к эмоциональной общности с коллективной памятью, что находит свое отражение в ряде политических платформ и идеологий, которые сводятся к обещанию «вернуть всех домой». Опасность «эпохи ностальгии» видится автором в возможности усиления экстремистских и националистических движений. Неопределенность и страх перед будущим заставляют обращаться к прошлому, подобный разворот, по мнению З. Баумана, прослеживается на всех уровнях общественной жизни - мировоззрения и жизненных стратегий. Ретрото-пия характеризуется отказом от утопии, избирательным запоминанием и забыванием. «Эпидемии ностальгии» часто случаются после революций и потрясений. Например, по мнению С. Бойм, распространенные сегодня в России представления о последних десятилетиях СССР как о «золотой эпохе» порождены падением коммунизма, то есть определенным травматическим опытом. Вслед за З. Бауманом мы в теоретической модели социологического анализа социальной памяти учитываем, что ретротопи-ческие настроения и практики сегодня часто культивируют представления о таком прошлом, которого на самом деле не было.
Для нас важен подход к социологическому анализу социальной памяти Дж. Олика, который выделил в качестве предмета исследования фигурации памяти - постоянно меняющиеся соотношения прошлого и будущего, в которых перемешиваются образы, исторические контексты, приверженности определенным ценностям и традициям [7].
В рамках нашего подхода поддерживается теория темпоральной стабильности социальной памяти Х.-А. Хайнриха и постструктуралистская теория Л. Басу, которые были подробно проанализированы в трудах Л.В. Коротецкой [8]. Опираясь на результаты исследований немецкого общественного мнения, Х.-А. Хайнрих показал, что воспоминания людей, как правило, содержат ключевые исторические события, причем в качестве «глобальных категорий». Если общество приписывает конкретным историческим события первостепенное значение, то они вспоминаются членами общества на протяжении длительного времени и их оценки быстро не меняются, поскольку выстраивание согласованного образа прошлого на уровне институтов протекает медленно. Оценки и толкования произошедшего могут быть забыты или заменены в зависимости от существующего контекста, обусловленного текущим положением дел. Как
правило, данные оценки меняются вследствие революционных социальных изменений.
Для понимания сущности социальной памяти как разнородного феномена общественной жизни можно использовать постструктуралистскую теорию Л. Басу. Исследователь анализирует комплекс памяти, возникший вокруг исторической фигуры, в рамках категории «диспо-зитив памяти», преобразовывая категорию философской концепции М. Фуко. Л. Басу предлагает рассматривать «диспозитивы памяти» в соотнесении с крупными историческими фигурами и ключевыми событиями прошлого, которые постоянно воспроизводятся в культуре. Медиа, политика и темпоральные связи конструируют новые идентичности исторических фигур, наделяя их значением и возможностью трансформации. Л. Басу отмечает, что память о герое имеет две стороны: первая - коммерциализация и фетишизация, вторая - построение собственных идентичностей, в том числе партийных.
В нашей модели поддержан подход П. Нора к пониманию социальной памяти и определению роли мест памяти (памятники, города, события, праздники, фестивали, книги) для её формирования, сохранению национальных культурных символов [9].
В рамках исследования мы имели в виду опыт эмпирического исследования социальной памяти польских социологов, изложенный в книге «Коллективная память о польском обществе в период трансформации» Петра Тадеуша Квятковского, в которой представлены изменения в отношении поляков к прошлому после вступления в Европейский союз. В работе анализируется «разговорная» коллективная память, «восприятие и опыт прошлого «средними людьми», не профессионально вовлеченными в историю», используются опросы общественного мнения, публикации в прессе и другие источники. Интерес представляет анализ семейной традиции, «коммодификации» прошлого, которая прогрессировала вместе с развитием рыночной экономики» [10].
При формировании авторского подхода к анализу «социальной памяти» учитывались работы российских ученых. Так, например, утверждение Ю.А. Левады, что любое общество неизбежно должно обладать какими-то «способами фиксации своих прошлых состояний», без чего невозможно представить продолжение его жизнедеятельности и развития [11]. Одним из таких способов он называл социальную память. Ю.А. Левада разделял короткую и долговременную социальную память. Первой присуще воспроизводство сложившегося типа социальных отношений, второй - фиксация на отдален-
ном прошлом, которое уже не может быть воспроизведено в настоящем, а потому опосредовано рядом иных состояний, связанных с переоценкой и перестройкой самой сущности социальной памяти. Автор также специально выводил мифологический тип исторического сознания, который служит воспроизведению иллюзорного прошлого, «золотого века» и мифологических персонажей в целях создания новой, необъективной реальности. Задача мифа -санкционировать и навязать определенный тип социальных отношений, подчинить прошлое сегодняшним мифологическим оценкам в угоду сегодняшним иллюзиям.
Представление о памяти как о некоем сфокусированном сознании вслед за Ю.А. Левадой развивал Ж.Т. Тощенко [12]. По его мнению, историческое сознание отражает информацию о прошлом в неразрывной связи с настоящим и будущем. Историческая память является средством выражения прошлого опыта. Ж.Т. То-щенко обращал внимание на избирательность памяти, игнорирование одних событий и заострение внимания на других, ее нередко персонифицированный характер. Историческая память, по мнению Ж.Т. Тощенко, отражает косвенное восприятие исторических событий.
В теоретической модели учтено мнение М.Б. Ямпольского. Он рассматривает социальную память как общие воспоминания, которые не являются производным личного опыта, атрибут совокупности людей, объединенных общими воспоминаниями. Коллективная память выступает способом интеграции, создания сообщества. «Аффект» недостижимости прошлого, который содержится в коллективной памяти, может выражаться в критике присвоения прошлого либо ностальгии. Социальная память или постпамять может выступать в качестве главного источника ужаса, боли, гнева, агрессивности [13].
Для осмысления и интерпретации феномена «социальная память» для нас был полезен современный научный дискурс толкования более широкой категории «память» в контексте различных наук. Так, в работах Л.П. Репиной «Феномен памяти в современном гуманитарном знании» [14], «События и образы прошлого в исторической и культурной памяти» [15] обосновываются понятия «историческая память» и «историческое сознание» как характеристика культуры человеческого общества, концепция надындивидуальной памяти, представляющая, по её мнению, непрерывный процесс формирования идентичности с помощью меморизации событий в общественном сознании и реконструкции «общего прошлого» и с учетом потребностей настоящего. Автор не отождествля-
ет понятия «история» и «память» и не абсолютизирует их различия, полагая, что необходим комплексный анализ «образа прошлого». Вклад в решение этой задачи вносит предлагаемое нами исследование.
О.О. Дмитриева в статье «Историческая память и механизмы ее формирования: анализ историографических концепций в отечественной науке» [16] также анализирует взгляды отечественных и зарубежных ученых на интерпретацию категории «историческая память», выделяет типы и формы, раскрывает механизмы её формирования, особенности конструирования национальной идентичности. Автор представляет свое определение «рекоммеморации» как «целенаправленного процесса забвения определенных исторических фактов».
Р.Ю. Сабанчеев посвящает свою статью «Концепция «мест памяти» Пьера Нора как способ исторической реконструкции» [17] анализу концепции «мест памяти» французского историка Пьера Нора, обосновывая преимущества предложенного способа исторической реконструкции Нора. По его мнению, она «позволяет иначе взглянуть на многие факты прошлого, очистить их от мифологизации и излишней политизации, а также переосмыслить проблемы коллективной памяти, роль личности в истории и значение исторических событий в ее существовании».
Н.Л. Мысливец и О.А. Романов свою статью «Историческая память как социокультурный феномен: опыт социологической реконструкции» [18] посвятили осмыслению генезиса, сущности и перспектив социологического изучения исторической памяти.
Ряд статей, опубликованных в последние годы, посвящены анализу соотношения исторической и социальной памяти. Так, в статье П.Ю. Черникова «Проблема изучения исторической и социальной памяти» [19] выявлены отличительные особенности исторической и социальной памяти в контексте индивидуального и общественного сознания, соотношения исторической памяти и традиции. Автор обосновал необходимость разработки проблемы определения места индивидуальной памяти в пространстве истории, забвения как социокультурного феномена.
В статье Ю.А. Папениной «Теоретические основы понятия «социальная память»» [20] обосновано, что человек воспринимает информацию ориентируясь на личные культурно-исторические установки и на принятую в социуме систему ценностей и социальную память поколений.
А.В. Верещагина, В.Н. Нечипуренко, С.И. Са-мыгин в статье «К проблеме определения соци-
альной памяти: понятие, основные характеристики, функции и роль в формировании патриотизма» [21] рассматривают социальную память «как социально созданное и общепринятое знание, относящегося к прошлому определенного сообщества». Здесь дан анализ содержания и функций социальной памяти, индивидуальной и коллективной памяти, культуры и культурной памяти, показана роль процесса инкультурации в сохранении социальной памяти, формировании идентичности общества и индивидов. Раскрыты особенности влияния социальной памяти «на социально конструируемые образы желаемого будущего, а также формирование патриотических установок».
Интерес для разработки теоретической модели нашего исследования представляет статья Е.Ю. Рождественской и В.В. Семеновой «Социальная память как объект социологического изучения» [22], в которой раскрыты проблемы социологического изучения феномена социальной памяти на примере результатов эмпирического исследования коллективной памяти бывших «афганцев».
Проблемы социальной памяти молодежи России привлекали внимание очень молодых исследователей - студентов, аспирантов - и менее глубоко анализировались. Здесь можно отметить работы Л.И. Миклиной «Социальная память как фактор формирования ценностных ориентаций современной российской молодежи» [23], «Социальная память современной российской молодежи» [24], где рассматривается социальная память россиян в связи с текущим состоянием общественного сознания, раскрываются влияние социальной памяти на ценности российской молодежи, теоретические подходы к изучению ценностных ориентаций и памяти, результаты эмпирического исследования. Автор дает определение понятия «социальная память», выделяет базовые компоненты его структуры, особенности коллективной памяти молодого поколения.
Н.А. Поварницына статью «Роль социальной памяти в формировании культурной идентичности современной молодёжи» [25] посвятила анализу особенностей и причин кризиса идентичности молодёжи в современных условиях.
О.А. Веревкина, М.А. Колповская [26] в 2015 г. сделали попытку анализа особенностей исторической памяти молодежи о событиях Великой Отечественной войны.
Т.П. Емельянова, Т.В. Белых, В.Н. Шабанова в статье «Образы прошлого, настоящего и будущего у представителей поколения «бэби-бумеров» [27] обосновали значительную однородность социально-психологических характе-
ристик представителей поколения «бэби-бумеров» и показали групповые различия в оценках прошлого, настоящего и будущего.
Стоит также отметить, что за последнее время по вопросам социальной памяти были проведены отдельные тематические конференции. Так, например, VIII Социологические чтения памяти В.Б. Голофаста получили название «Наше прошлое: ностальгические воспоминания или угроза будущему?». В рамках чтений участники пытались подойти к раскрытию феномена прошлого, культурной памяти и её оценки с позиций междисциплинарного подхода [28].
Категория социальной памяти стала предметом анализа отдельных научно-исследовательских работ, по итогам реализации которых, в частности, были выпущены сборники статей. В этой связи особый интерес представляет сборник, подготовленный Институтом научной информации по общественным наукам РАН и Центром по изучению культурной памяти и символической политики Европейского университета в Санкт-Петербурге, посвященный методологическим вопросам изучения социальной памяти. На страницах данного сборника затрагиваются вопросы, связанные с политизацией прошлого, развитием исследований памяти и становления memory studies как отдельного научного направления [29].
Для нашего исследования особый интерес представляет анализ исторической политики, проводимой на территории государств, ранее составляющих единое объединение. В частности, в статье И.О. Дементьева «Разделенная история»: изучение исторической политики на землях бывшей Восточной Пруссии в свете современных дискуссий» на основе историографического анализа рассматриваются сходства и различия подходов к исторической политике и политике памяти, предпринимается оценка продуктивности использования понятий «места памяти» и «конфликты памяти» в странах Балтийского региона [30].
Целый ряд публикаций посвящены Великой Отечественной войне и ее осмыслению с позиций исследований прошлого. Л. Гудков, на основе анализа результатов социологических опросов, обращается к рассмотрению Великой Победы как опорному символу истории России [31]. Важным представляется и тезис о том, что сохранение исторической памяти о Великой Отечественной войне является не только прерогативой государства, но и других социальных институтов, например Русской православной церкви [32].
Стоит отметить, что отдельные исследования социальной памяти проводятся в некоторых государствах - участниках евразийской инте-
грации. В Казахстане исследовательский интерес фокусируется на осмыслении советского прошлого и политики памяти в современном Казахстане [33] и участия Казахской ССР во Второй мировой войне [34], в том числе на ком-меморативных практиках и социокультурной памяти в постсоветском Казахстане [35], а также роли казахских национальных войсковых формирований в годы Второй мировой войны [36].
В Беларуси в 2019 г. Национальной академией наук была проведена специализированная конференция, посвященная исторической памяти о Беларуси как факторе консолидации общества, институциональных механизмах ее формирования и сохранения в условиях цифрового общества [37]. Исследования особенностей социальной памяти молодых граждан государств -участников евразийской интеграции не предпринимались.
Опираясь на проведенный нами критический анализ социально-гуманитарных исследований феномена социальной памяти, дадим краткую характеристику нашей теоретической модели социологического анализа, ориентированной на применение в эмпирическом исследовании, концептуально представляющей нашу теорию социальной памяти. В качестве рабочей дефиниции мы используем определение категории «социальная память молодежи государств -участников евразийской интеграции» как актуальной социальной информации о совместном прошлом народов, ранее входивших в состав единого государства, и совокупности актуальных практик, сформировавшихся под влиянием текущей реальности, общественно-культурного контекста в постсоветских государствах и личного социального бытия молодых людей, раз-новекторно оценивающих прошлое и по-разному ориентированных на перспективы евразийской интеграции. Исходим из того, что память функционирует благодаря воспоминанию и забвению, выполняет важные функции передачи знания о прошлом, культурных компетенций, ценностей, привносит новую информацию в социальное взаимодействие, задает рамки «приемлемого» социального поведения в социуме, поддерживает социальную идентификацию, определяет трактовку событий прошлого, выступает фактором проектирования будущего и установок на евразийскую интеграцию. В исследовании в интересах анализа выделяем два вида социальной памяти: коммуникативную и культурную, отмечая значительное влияние в современном обществе на процессы формирования памяти и само его содержание медиа, присутствие в обществах большого количества нарративов, связанных с разнородными общественными структурами и сообществами.
С нашей точки зрения, социальная память молодежи не оказывает сильного влияния на ее повседневную жизнь, оставаясь потенциальной силой, которая спонтанно может проявиться в общественной жизни или может быть использована какими-либо политическими силами для дезинтеграции общественно-политического дискурса. Она изучается как массовые обыденные представления, основанные на опросе, содержащем оценочные суждения социальной общности - молодежь о советском прошлом, носителями которой являются индивиды. В нашем случае социальная память ассоциируется не только с коллективной памятью, но и с социальной памятью индивида. Оценка содержания социальной памяти молодежи постсоветских стран в нашем исследовании представляется как эмоциональное отношение к СССР, характеристика фреймовых конструкций советского прошлого, а также результат сопоставления исторических событий, названных информантами в ходе повествования, с которыми они ассоциируют совместное прошлое и разделенную историю постсоветских стран, после распада СССР, особенностей их коннотации с перечнем знаковых социальных событий, оказавших, с нашей точки зрения, влияние на социально-экономическое, политическое и социально-культурное развитие единого Союза и каждой страны.
В качестве эмпирического объекта выбраны молодые граждане (поколение У - миллениа-
1ч
лы ) постсоветских государств, ориентированных на экономическую интеграцию. При этом мы считаем, что поколения миллениалов в постсоветских государствах в силу большого количества дифференцирующих факторов неоднородны. Восприятие прошлого всегда опосредовано разделяемыми ценностями и пережитым жизненным опытом, сформировавшимся миропониманием, оно по мере взросления меняется и оценивается с позиции настоящей социальной реальности и представлений о будущем, конструирует изменяющееся поле смыслов социальной реальности. Поэтому смысловые конструкты произошедших в прошлом событий могут совпадать/не совпадать внутри молодых поколений как в каждой изучаемой стране, так и, тем более, в разных странах.
Социальная память поколения Y анализируется нами как постпамять, поскольку к моменту распада СССР самым старшим из них было не более 6 лет и при построении картины событий, произошедших до их рождения или в период раннего детства, они опирались на рассказы близких им людей - родителей, учителей, формы визуальной репрезентации произошедшего и собственное воображение.
В основе реализации модели социологического анализа социальной памяти лежит методическая стратегия: анкетный опрос и глубинные интервью молодых граждан поколения Y государств-членов ЕАЭС и кандидатов на вступление в ЕАЭС (Армения, Беларусь, Казахстан, Кыргызстан, Россия, Молдова, Таджикистан), проживающих, обучающихся или работающих в г. Москве. Планируется опросить 1750 респондентов (по 250 человек из каждой группы) в городе Москве в возрасте 18-38 лет, отобранных методом снежного кома по двум основным признакам: возраст, гражданство - и 350 информантов (50 информантов из каждой группы) с использованием неслучайной выборки, отобранных методом снежного кома по тем же признакам. А также планируется экспертный опрос 50 представителей научного сообщества государств - членов ЕАЭС и руководителей евразийских ассоциаций и организаций с целью выявления проблем и противоречий в практиках по реконструкции общей социальной памяти.
Выводы
Предлагаемая теоретическая модель исследования нацелена на понимание и объяснение памяти как гибкой фигурации смысловых символов, возникающей на пересечении прошлого и настоящего, контекстов и образов, на характеристику сложных механизмов социального воспроизводства конструирования прошлого, с учетом его рефлексивной природы. Она создает условия для оценки содержания социальной памяти молодежи постсоветских стран как эмоционального отношения к СССР, характеристики фреймовых конструкций советского прошлого, позволяет зафиксировать доминирующие представления молодежи о СССР, уточнить механизмы социализации прошлого, сохранения информации, установить зависимость между отношением к прошлому и отношением к интеграционным процессам в Евразии, степень влияния социальной памяти на позицию человека, предложить формы и способы её реконструкции в интересах расширения социального взаимодействия народов постсоветских стран.
Следует подчеркнуть, что предложенная модель имеет свои ограничения. В рамках эмпирического исследования невозможно полноценное описание модели взаимодействия памяти на индивидуальном и общественном уровне, процессов возникновения памяти о конкретном прошедшем событии, ее закрепления в общественном сознании.
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 20-011-00899 «Социальная память молодежи государств - участников
евразийской интеграции: структура, состояние и механизмы формирования».
Примечание
1. Поколение миллениалов, или поколение Y, поколение людей, родившихся с 1980 по 1999 г., встретивших новое тысячелетие в юном возрасте, характеризующееся прежде всего глубокой вовлечённостью в цифровые технологии.
Список литературы
1. Хальбвакс М. Социальные рамки памяти / Пер. с фр. и вст. ст. С.Н. Зенкина. М.: Новое издательство, 2007. 348 с.
2. Ассман А. Длинная тень прошлого: мемориальная культура и историческая политика; Пер. с нем. М.: Н.Л.О., 2014. 328 с.
3. Hirsch M. The Generation of Postmemory: Writing and Visual Culture After the Holocaust. N.Y.: Columbia University Press, 2012.
4. Зерубавель Я. Динамика коллективной памяти // Империя и нация в зеркале исторической памяти. М.: Новое издательство, 2011. C. 10-25.
5. Бауман З. Ретротопия / Пер. с англ. В.Л. Силаевой; под науч. ред. О.А. Оберемко. М.: ВЦИОМ, 2019. 160 с.
6. Boym S. The Future of Nostalgia. New York: Basic Books, 2001.
7. Олик Дж. Фигурации памяти: процессо-реляционная методология, иллюстрируемая на примере Германии // Социологическое обозрение. 2012. № 1. С. 40-74.
8. Коротецкая Л.В. Социальная память: социологический анализ дискурса прошлого в немецком самосознании: Дис. ... кандидата социологических наук. М., 2018. URL: https://mgimo.ru/upload/2018/ 04/koroteckaya-diss.pdf (дата обращения: 10.03.2020).
9. Нора П., Озуф М., Пюимеж Ж. де, Винок М. Франция-память / Пер. с фр.: Дина Хапаева. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1999.
10. Kwiatkowski P.T. Pami^c zbiorowa spolec-zeñstwa polskiego w okresie transformacji. Wydawnic-two Naukowe SCHOLAR. Warszawa, 2008. URL: http://www.publio.pl/pamiec-zbiorowa-spoleczen stwa-polskiego-w-okresie-transformacji-piotr-tadeusz-kwiatkowski,p48786.html (дата обращения: 10.03.2020).
11. Левада Ю. Время перемен: предмет и позиция исследователя. Издательство «Новое литературное обозрение», 2016. 872 с.
12. Тощенко Ж.Т. Историческое сознание и историческая память. Анализ современного состояния // Новая и новейшая история. 2000. № 4. URL: http://vivovoco.astronet.ru/VV/JOURNAL/NEWHIST/H IMEM.HTM (дата обращения: 10.03.2020).
13. Ямпольский М.Б. Парк культуры: культура и насилие в Москве сегодня. М.: Новое издательство, 2018. 198 с.
14. Репина Л.П. Феномен памяти в современном гуманитарном знании // Ученые записки Казанского университета. Том 153. Кн. 3. Гуманитарные науки. 2011. С. 191-201.
15. Репина Л.П. События и образы прошлого в исторической и культурной памяти // Новое прошлое / The new past. 2016. № 1. С. 82-99.
16. Дмитриева О.О. Историческая память и механизмы ее формирования: анализ историографических концепций в отечественной науке // Вестник Челябинского государственного университета. 2015. № 6 (361). История. Вып. 63. С. 132-137.
17. Сабанчеев Р.Ю. Концепция «мест памяти» Пьера Нора как способ исторической реконструкции // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. 2018. № 1. С. 33-38.
18. Мысливец Н.Л., Романов О.А. Историческая память как социокультурный феномен: опыт социологической реконструкции // Вестник РУДН. Серия: Социология. 2018. Т. 18. № 1. С. 9-19.
19. Черников П.Ю. Проблема изучения исторической и социальной памяти // Вестник РЭУ им. Г.В. Плеханова. 2016. № 5 (89). С. 189-194.
20. Папенина Ю.А. Теоретические основы понятия «социальная память» // Вестник СПбГУ. 2010. Сер. 12. Вып. 1. С. 395-400.
21. Верещагина А.В., Нечипуренко В.Н., Самы-гин С.И. К проблеме определения социальной памяти: понятие, основные характеристики, функции и роль в формировании патриотизма // Историческая и социально-образовательная мысль. 2017. Том 9. № 1/2. С. 9-19.
22. Рождественская Е.Ю., Семенова В.В. Социальная память как объект социологического изучения // ИНТЕР. 2011. Том. 1. № 6. C. 27-48.
23. Миклина Л.И. Социальная память как фактор формирования ценностных ориентаций современной российской молодежи // Гуманитарный вестник. 2013. Вып. 5. URL: http://hmbul.bmstu.ru/catalog/socio/hid den/65.html; (дата обращения: 10.03.2020).
24. Миклина Л.И. Социальная память современной российской молодежи // Власть. 2015. Том 23. № 1. C. 136-140.
25. Поварницына Н.А. Роль социальной памяти в формировании культурной идентичности современной молодёжи. URL: http://naukarus.com/rol-sotsial noy-pamyati-v-formirovanii-kulturnoy-identichnosti-sov remennoy-molodyozhi (дата обращения: 10.03.2020).
26. Веревкина О.А., Колповская М.А. Особенности исторической памяти молодежи о событиях Великой Отечественной войны // Молодой ученый. 2015. № 19.1. С. 87-90.
27. Емельянова Т.П., Белых Т.В., Шабанова В.Н. Образы прошлого, настоящего и будущего у представителей поколения «бэби-бумеров» // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: Психологические науки. 2018. № 3. С. 75-85.
28. Наше прошлое: ностальгические воспоминания или угроза будущему? // Материалы VIII социологических чтений памяти Валерия Борисовича Голофаста. СПб., СИ РАН, 9-11 декабря 2014 г. / Ред. и сост. О.Б. Божков. СПб.: Эйдос, 2015. 368 с.
29. Методологические вопросы изучения политики памяти: Сб. научн. тр. / Отв. ред. А.И. Миллер, Д.В. Ефременко. М.-СПб. : Нестор-История, 2018. 224 с.
30. Дементьев И.О. «Разделенная история»: изучение исторической политики на землях бывшей Восточной Пруссии в свете современных дискуссий // Балтийский регион. 2015. № 4. С. 105-120.
31. Гудков Л. Победа в войне: к социологии одного национального символа // Мониторинг. 1997. № 5. С. 12-19.
32. Буюкли Д.А. Сохранение исторической памяти о вкладе Русской православной церкви в победу в Великой Отечественной войне // Вестник ТГУ. 2019. № 180. С. 179-185.
33. Галиев А.А. Отражение советской истории в политике памяти современного Казахстана // Мир Большого Алтая. 2016. № 2 (3.1). С. 430-440.
34. Жанбосинова А.С. Культурная память и ме-мориализация Великой Отечественной войны на современном этапе // Мир Большого Алтая. 2015. № 1 (2). С. 122-130.
35. Жаркынбаева Р.С. Великая Отечественная война: социокультурная память и коммеморативные практики в постсоветском Казахстане (гендерный аспект) // Женщина в российском обществе. 2017. № 1 (82). С. 103-116.
36. |Асанова С.А. Об основных факторах поведенческой мотивации воинов казахских национальных войсковых формирований в годы войны (1941-1945) // Мир Большого Алтая. 2019. № 5 (2). С. 280-295.
37. Историческая память о Беларуси как фактор консолидации общества: Материалы Междунар. науч.-практ. конф., г. Минск, 26-27 сентября 2019 г. / Ред. кол.: Коршунов Г.П. (гл. ред.) [и др.]; НАН Беларуси, Ин-т социологии НАН Беларуси. Минск: ООО «СУГАРТ», 2019. 360 с.
SOCIAL MEMORY OF YOUTH OF THE MEMBER STATES -PARTICIPANTS OF EURASIAN INTEGRATION: THEORETICAL MODEL OF SOCIOLOGICAL ANALYSIS
G.I. Osadchaya, E.Yu. Kireev
Institute of Socio-Political Research - Branch of the Federal Center of Theoretical and Applied Sociology
of the Russian Academy of Sciences
The article considers social memory as the most important integration resource in the Eurasian space, substantiates the importance of a sociological assessment of the state of social memory of the young people in the Eurasian integration countries. At the center of the proposed sociological analysis is the problem of the perception by the young generation of a number of post-Soviet countries of the image of the Soviet past and events of the twentieth century. The authors provide an overview of the existing approaches to explaining the phenomenon of social memory, analyzing its structure and
formation mechanisms, forms and methods of reconstructing social memory. The authors' original model of a sociological analysis of the social memory of the youth of the EAEU member states and candidates for accession to the EAEU is presented. With the use of this model, it is possible to give an empirical characterization of ideas about the common Soviet past, the Second World War and the role of the USSR in the events of those years, to determine the attitude of young people of member states to joining the EAEC and to the integration processes in the post-Soviet space, to assess the mechanisms of social memory formation. The theoretical research model proposed in the article is aimed at understanding and explaining memory through meaningful symbols of the past and present.
Keywords: social memory, youth, Eurasian integration, sociological analysis.
