CC BY
58
_ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ СООБЩЕНИЯ_
УДК 37.0+316.6
Мудрик Анатолий Викторович
Доктор педагогических наук, профессор, член-корр. РАО, Московский педагогический государственный университет, [email protected], Москва
социализация у старообрядцев:
подход к проблеме*
Аннотация. Рассмотрение раскола XVII в. без серьезного анализа его влияния на педагогическую действительность последующих столетий существенно ограничило описание, анализ, объяснение контекста воспитания в педагогической науке. В статье старообрядчество рассматривается как одно из проявлений церковного варианта социокультурного раскола; предлагается рассматривать раскол как контекст социализации старообрядцев, которая имеет существенные особенности, определяемые ценностными основаниями их мировоззрения, мировосприятия, бытования в мире и повседневного бытия.
Ключевые слова: социализация, раскол, старообрядцы.
Старообрядцы (или древнеправослав-ные) - православные христиане, не принявшие и отвергающие до настоящего времени предпринятую в 1653-1656 гг. патриархом Никоном и царем Алексеем Михайловичем реформу Русской православной церкви (РПЦ), целью которой была унификация богослужебных книг и служебного чина Русской церкви с Константинопольской церковью. Богослужебная реформа вызвала раскол в Русской церкви и в российском социуме, не преодоленный до настоящего времени. Однако следует иметь в виду, что этот раскол в РПЦ был не первым, и, видимо, далеко не случайным и не объяснимым лишь весьма «косметическими» новациями Никона.
В истории России можно зафиксировать как минимум такие церковные расколы:
- раскол на Западную и Восточную церкви: католичество и православие (1054 г.);
- раскол в русской православной церкви в XV в. на осифлян (сторонников Иосифа Во-лоцкого, которые считали необходимым всемерное обогащение церкви) и нестяжателей (последователей Нила Сорского, проповедовавших аскезу): осифляне с помощью Ивана III одержали верх, что определило направление развития РПЦ и систему ценностей церковнослужителей;
- раскол, а точнее «откол», в 1596 г. большой части западно-украинской митрополии и появление так называемых униатов - гре-ко-католиков;
- раскол РПЦ на никониан и старообрядцев в середине XVII в. (1653-1656 гг.);
- раскол старообрядцев на поповцев и беспоповцев, на несколько так называемых толков и согласий;
- раскол РПЦ на эмигрировавшую в ходе гражданской бойни, начавшейся в 1917 году, часть православного духовенства и мирян, образовавших Русскую православную церковь за рубежом, и оставшихся в России священнослужителей и верующих;
- раскол оставшихся в России на тех, кто согласился с местоблюстителем патриаршего престола митрополитом Сергием (Страго-родским), в 1929 г. фактически признавшим советскую власть («сергианцев»), и не признавших новый порядок;
- многочисленные расколы, а точнее «отколы», от «сергианцев» групп верующих, следствием которых становится появление сект различного характера, в том числе и тоталитарных.
Старообрядцы (их называли раскольниками) подвергались жесточайшим карам в XVII и XVIII вв. Спасаясь от гонений, старообрядцы рассеялись по глухим углам Российской империи и далеко за ее пределы (вплоть до Южной Америки). Их преследовали до 1905 г., когда наименование «раскольники» было признано юридически ничтожным. Старообрядцы - плод социокультурного церковного раскола, который можно считать и институциональным, и ментальным. Причем, это тот случай, ког-
*Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ - проект № 14-06-00258.
да, как представляется, ментальные основания с течением времени становились все более и более значимыми (образно говоря, «расколообразующими» или «расколоуглу-бляющими»). Феномен старообрядчества тем более интересен, что ни один другой из расколов в православной церкви не порождал, насколько мне известно, ничего подобного.
Раскол XVII в. породил две социокультурные матрицы: осифлянско-никониан-скую и старообрядческую. Эти две матрицы пережили жесточайшие преследования в XX в., а в конце XX - начале XXI в. первая и частично вторая демонстрируют своеобразный ренессанс. Осифлянско-нико-нианская (модифицированнаяв сергианскую) и старообрядческая (в различных ее ипостасях, так называемых толках и согласиях) социокультурные матрицы были и в определенной мере остаются различными контекстами социализации (и воспитания как ее части) своих адептов.
О старообрядчестве написано много. По свидетельству специалистов, обширную библиотеку составляют богословские сочинения, направленные на каноническое, догматическое, церковно-историческое обличение или оправдание старообрядческой доктрины и богослужебной практики. Много работ посвящено философскому содержанию старообрядческой мысли, ее онтологических, гносеологических, историософских, эстетических концепций [1; 9]. Существует Международная ассоциация исследователей старообрядчества. Она проводит довольно регулярные научные конференции, на которые съезжаются историки, филологи, лингвисты, представители общин старообрядцев из разных стран. Упоминаний об участии психологов и педагогов мне не встретилось, хотя не исключено, что это объясняется недоступностью для меня ряда сборников материалов конференций (их нет даже в РГБ). Самое для меня удивительное то, что весьма многочисленные статьи, в названии которых присутствуют слова «быт» и «культура», не дают представления о повседневной жизни старообрядцев. Даже в вышедшей в 2014 г. большой книге старообрядца Кирилла Ко-журина «Повседневная жизнь старообрядцев» заявленная в названии тема почти не затрагивается [2]. Корпус работ, посвященных образованию и воспитанию, очень мал.
Попутно следует отметить, что в известных мне работах по истории педагогики упоминается раскол XVII в., но лишь как исторический факт, без серьезного анализа его влияния на педагогическую действительность последующих столетий. Это существенно ограничило описание, анализ, объяснение контекста воспитания, весьма обеднило и сделало, на мой взгляд, однобоко-ущербной картину педагогической действительности и ее рефлексию в трудах педагогов-теоретиков и в педагогической публицистике. Помимо прочих объяснений это остается связанным с тем, что в России история воспитания (т. е. реальных процессов, а не идей и концепций, чем занята история педагогики) как отрасль педагогики до сих пор пребывает в зачаточном состоянии. Поэтому некоторые сведения о том, как происходило реальное воспитание, скорее можно почерпнуть у этнологов (в прошлом у этнографов) и у тех, кто вслед за В. Г. Безроговым изучает историю детства в России. В то же время знакомство даже с частью корпуса исследований современного старообрядчества позволяет предполагать, что воспитание и социализация в целом в среде старообрядцев имеют весьма существенные особенности, определяемые ценностными основаниями их мировоззрения, мировосприятия, бытования в мире и повседневного бытия.
Социализация нами трактуется как вхождение человека в общество в процессе развития и самоизменения в ходе усвоения им и воспроизводства культуры, что происходит во взаимодействии человека со стихийными, относительно направляемыми и целенаправленно создаваемыми условиями жизни на всех возрастных этапах [7]. Исторический и историко-педагогический анализ позволяет предполагать, что особенности старообрядческого социума, социализация его адептов, становление особого типа личности старообрядца на протяжении двух с лишним веков определялись во многом как минимум пятью обстоятельствами.
Во-первых, жесточайшие гонения второй половины XVII в. и дальнейшие притеснения, видимо, «отфильтровали» людей определенного типа, готовых за сохранение своих верований на самопожертвование вплоть до самосожжения. Притеснения XVIII и XIX вв. не позволяли «расслабиться» и
требовали большого мужества для выживания в суровой природной и социальной среде. Гонения и притеснения формировали у старообрядца в процессе социализации обостренное чувство принадлежности к совершенно конкретному обособленному «мы» и опасливое, вплоть до отвержения, отношение к «они».
Во-вторых, и это кардинально важное обстоятельство - старообрядцы избежали крепостной зависимости. Вследствие этого их социализация существенно отличалась от того, как она происходила у той части православного населения, которая принадлежала к Синодальной Церкви. Влияние на социализацию ценностных различий социокультурных матриц официального православия и старообрядчества проявлялось не только в среде так называемого простого народа (в нашем случае крепостных, государственных и иных категорий крестьян), но и, видимо, во всех других социальных стратах. Крепостничество создавало специфическую атмосферу вырастания и существования и дворян, и купцов, и разночинцев. В этой атмосфере поколение за поколением формировался определенный тип личности, уже на уровне подсознания ощущающей себя несвободной, генетически предрасположенной к большевистским экспериментам. Отсутствие крепостной зависимости у старообрядцев из поколения в поколение формировало принципиально иной тип личности, генетически ощущавшей себя свободной и ответственной за себя и свою семью.
В-третьих, сложившаяся, видимо, к середине XVIII в. (а может быть, и раньше) этико-религиозная старообрядческая матрица одной из основных добродетелей и обязанностей истинно верующего фиксировала и культивировала необходимость труда и предприимчивости как важных средств/способов спасения веры и души [2]. Попутно надо заметить, что это было условием и средством физического выживания. О том, что эта максима была действенной и эффективной, свидетельствует, во-первых, тот факт, что старообрядцы выжили вопреки жестоким обстоятельствам, а во-вторых, непропорционально большая роль старообрядцев в экономике Российской империи.
По отчету обер-прокурора Синода за 1894-1895 гг. (более поздних данных не встретилось) общее количество старооб-
рядцев достигало 13 млн человек. Но это были лишь те, кто платил двойной налог, которым облагались раскольники (по официальной терминологии), т. е. так называемые записные старообрядцы. В то же время уклоняющихся от признания в расколе было значительно больше. В сумме исследователи насчитывают несколько более 10 % населения [4]. В то же время в середине -конце XIX в. до 60 % русских капиталов принадлежало старообрядцам и выходцам из старообрядческой среды, они составляли две трети предпринимателей-миллионеров [2]. Так, в XIX в. Трехгорная мануфактура в Москве, подмосковный промышленный район (фабрики Богородско-Глуховского и Орехово-Зуевского районов), предприятия Иваново-Вознесенска, Волжское пароходство и многое другое принадлежало старообрядцам (кстати, еще до строительства флота Петром I в условиях жесточайших гонений старообрядческие монастыри имели свое судоходство на Беломорье, их суда доходили до Шпицбергена) [1]. Цвет российского купечества и промышленников к 1917 г. составляли старообрядцы: Гучковы, Морозовы, Мамонтовы, Третьяковы, Xлудо-вы, Рябушинские, Щукины и многие другие, широко известные в свое время в России и Европе и оставшиеся в истории России, в том числе как меценаты.
В-четвертых, староообрядцы уже в XVIII в. отличались тем, что уровень грамотности и религиозной образованности у них был несравненно выше, чем у той части простого народа, что принадлежала к Синодальной церкви. По свидетельству Д. С. Лихачева, уже тогда в крестьянских старообрядческих семьях сосредотачивались большие собрания как старопечатных, так и рукописных книг. В старообрядческой среде, даже в отдаленных глухих деревнях, неграмотных было немного, в том числе и среди женщин (хотя пишут и о «всего лишь» 43 % грамотных (К. Кожурин)). Религиозные убеждения отличались довольно большой степенью осознанности и глубины. Вот, что писал об этом крупный российский историк Н. Н. Костомаров: «Русский мужик в расколе получал своего рода образование, выработал своего рода культуру, охотнее учился грамоте; кругозор его расширялся настолько, насколько этому могло содействовать чтение Священ-
ного Писания и разных церковных сочинений или даже слушание толков об этих предметах. Как ни нелепы могут казаться нам споры о сугубой аллилуиа или восьмиконечном кресте, но они изощряли способность русского простолюдина: он мог обобщать понятия, делать умозаключения; так называемые соборы, на которых раскольники собирались спорить о своих недоумениях, приучали их к обмену понятий, вырабатывали в них общительность, сообщали их уму беглость и смышленность» [3, с. 496-497].
В-пятых, вполне вероятно, что определенную роль (и, может быть, весьма немалую в разные времена) играло то, о чем пишет специалист по старообрядчеству И. В. Поздеева: «Эсхатологичность воззрений староверия, особенно остро сказывающаяся на образе жизни "беспоповства", привела к представлениям о величайшем персональном долге каждого члена общины, как последнего в антихристовом мире носителя истинного православия, ответственного, таким образом, за спасение всего человечества в последние времена (очевидно, начиная с Никона. - А. М.). Эта величайшая сверхчеловеческая ответственность, пронесенная через века жесточайших преследований, несомненно выработала особый тип личности» [5]. (Попутно замечу, что обычно термины «старообрядцы» и «староверы» употребляют как синонимы, но часть авторов считает это принципиально неверным, ибо, по их мнению, староверы - беспоповцы, старообрядцы - поповцы. Есть и еще один взгляд: староверы или родноверы - те, кто не приняли и не принимают христианства, придерживаясь ведической философ-ско-мировоззренческой системы).
О том, что старообрядческая социокультурная матрица порождала специфический тип личности, свидетельствует и поведение старообрядцев в сталинских лагерях. В произведениях Е. Гинзбург («Крутой маршрут»), О. Волкова («Погружение во тьму»), А. Солженицына («Архипелаг ГУЛАГ») приводятся факты, показывающие, что именно эта категория заключенных была наиболее стойкой в неприятии лагерных порядков и сохранении человеческого облика.
Названные выше обстоятельства (гонения как механизм сплочения и обособления, отсутствие крепостничества, труд и пред-
принимательство как важные компоненты этической системы, высокий уровень грамотности, эсхатологичность воззрений), безусловно, не исчерпывают проблемы истоков современных особенностей социализации в среде старообрядцев. И эта проблема нуждается в серьезных историко-педаго-гических, социально-психологических, этнологических, социально-педагогических и иного рода исследованиях.
Однако принятие в расчет хотя бы названных обстоятельств в попытке реконструировать социализацию современных старообрядцев представляется весьма полезным и довольно продуктивным. Современная старообрядческая диаспора (от 3 до 5 млн человек [10]) включает в себя общины в России, в странах бывшего СССР, Европы, Азии, в Австралии, существуют небольшие общины в Бразилии, в Аргентине, в Уругвае, в Боливии, на Аляске и в Канаде, в ряде штатов США и даже в Африке. Такое рассеяние - результат насильственных, добровольно-принудительных и добровольных миграций в течение почти трех столетий. Как и всякое эксклюзивное явление, современные общины старообрядцев изучаются в различных аспектах различными отраслями человеко- и обществознания. Известная мне литература позволяет констатировать, что, во-первых, психологические и педагогические труды не занимают среди научных изданий существенного места; во-вторых, почти не встречаются работы, в которых исследуется социализация у старообрядцев, ее механизмы и средства (см., напр.: [6; 8]).
Библиографический список
1. Вургафт С. Г., Ушаков И. А. Русское старообрядчество: энциклопедический словарь. - М.: Церковь, 1996. - 316 с.
2. Кожурин К. Повседневная жизнь старообрядцев. - М.: Молодая гвардия, 2014. - 555 с.
3. Костомаров Н. И. История раскола у раскольников // Вестник Европы. - 1871. - Кн. 4. -С. 469-537.
4. Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. - Кн. VIII. - М.: Изд-во Спасо-Пре-ображен. Валаам. монастыря, 1997. - 382 с.
5. Мир старообрядчества. Живые традиции: результаты и перспективы комплексных исследований русского старообрядчества: Материалы междунар. науч. конф.: сб. науч. тр.: Вып. 4 / отв. ред. И. В. Поздеева. - М.: РОССПЭН, 1998. - 463 с.
6. Мудрик А. В. Раскол как объект социально-педагогического исследования // Сибирский педагогический журнал. - 2013. - № 6. - С. 10-13.
7. Мудрик А. В. Социализация человека. - М.: МПСИ; Воронеж: МОДЭК, 2010. - 624 с.
8. Мудрик А. В. Универсальные характеристики социализации в контексте раскола // Вестник Костромского государственного педагогического университета им. Н. А. Некрасова. Серия: Педагогика. Психология. Социальная работа. Ювенология. Со-циокинетика. - 2014. - Т. 20, № 1. - С. 16-19.
9. Обзор литературы по истории Русской Церкви // Исторический вестник. - 2011. - № 1 (12) [Электронный ресурс]. - URL: http://www.vob. ru/public/bishop/istor_vest/2001/1_12/12_11.htm (дата обращения: 22.02.2015).
10. Судьба старообрядчества в XX - начале XXI вв.: история и современность: сб. науч. тр. и материалов / отв. ред. и сост. С. В. Таранец. - Киев; Куреневка; Чечельник, 2007. - 238 с.
Mudrik Anatolij Viktorovich
Dr. Sci. (Pedag.), Professor, Corresponding Member of the RAE, Мoscоw Pedagogical State University, [email protected], Моscow
socialization at old believers: approach to the problem*
Abstract. Discusses the old belief as one of the manifestations of the Church's version of the socio-cultural split, offers viewed the split as the context for the socialization of old believers. Keywords: socialization, split, old believers.
The investigation is suppored with grant of RFH (No 14-06-00258)
Сибирский педагогический журнал ♦ № 2 / 2015
18
