CC BY
35УДК 9:327 ББК 66.4
С. А. Феоктистов
СОСТОЯНИЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ДЕЛ В ЕВРОПЕ И ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ АНГЛИИ И РОССИИ
(1719-1731 гг.)
Ключевые слова: международные отношения, внешняя политика, дипломатия, коалиция, конгресс, мемориал, трактат, союз, внешняя торговля, торговая политика, консул.
S. A. Feoktistov
THE STATE OF THE INTERNATIONAL AFFAIRS IN EUROPE AND DIPLOMATIC RELATIONS OF ENGLAND AND RUSSIA
(1719-1731)
Keywords: the international relations, foreign policy, diplomacy, a coalition, the congress, a memorial, the treatise, the union, foreign trade, a commercial policy, the consul
Перемены, происходившие на протяжении XVIII в. в международных отношениях, сами по себе повышают значимость исследования вопроса об их влиянии на Россию. Обеспечение выхода России на Балтику, переориентация главного внешнеторгового направления из Архангельска на Петербург, усиление товарообмена со странами Западной Европы, расширение взаимовлияния складывающегося всероссийского и европейского рынков, эволюции России в капиталистическом направлении - важнейшие факторы первой половины XVIII в.
Целью данной статьи является комплексное изучение развития политико-дипломатических отношений России и Великобритании на широком фоне международной европейской политики и анализ обусловивших их конкретных исторических предпосылок.
В 1719-1720 гг. на страницах английской прессы велась полемика по вопросам внешней политики Англии и России. Естественно, английские министры имели большие возможности для того, чтобы склонить общественное мнение в свою пользу. Русские дипломаты в Лондоне по мере возможности пытались ознакомить общественность Англии со своим взглядом на внешнюю политику британского правительства. В частности, Б. И. Куракин публиковал в британской прессе заметки в виде «Писем одного друга к
другому безыменно для народного ведения о дальних видах министерства и о предосудительных для народа последствий» [4. Л. 346].
Петр I просил Куракина привлечь к этому делу и Ф. Веселовского - русского посланника в Лондоне [3. Л. 118], который пытался играть на противоречиях тори и вигов в парламенте. Пропагандируя русскую точку зрения на страницах британской прессы по вопросам взаимоотношения двух стран, Ве-селовский критиковал и политику, проводимую Георгом I, подчеркивая расхождение ганноверских и английских интересов.
Полемика по оценке внешнеполитических курсов России и Англии, но уже на официальном уровне, нашла отражение в мемориалах правительств двух стран, получивших в исторической литературе название «войны мемориалов». В трех мемориалах: российском (1719 г.), британском и российском (1720 г.) [2, с. 1-37] - давалась оценка наиболее важных сторон политики, позволяющая выяснить дипломатические отношения между Англией и Россией накануне их разрыва.
Предыстория появления мемориалов такова. Осенью 1719 г. Б. И. Куракин составил в Гааге «из присланных писем проект мемориала, противный министерству (Англии. -С. Ф.), а не аглинской нации», но не отправил его в Лондон, чтобы «в большую злобу аглин-ской двор не привесть» [4. Л. 414 об]. Одна-
ко в ноябре 1719 г., когда взрыв антирусского настроения в Великобритании достиг апогея, Петр I решил, что настало время подать мемориал официально, чтобы «нации аглинской объявить свою невинность и что мы до народа их никакой причины к недружбе не имеем» [5. Л. 45]. Мемориал, составленный Куракиным, был передан английскому королю Ф. Ве-селовским в конце декабря 1719 г.
Исходным тезисом первого мемориала является утверждение, что заключение «партикулярного мира» между Ганновером и Швецией в конце 1719 г. привело к кардинальным переменам в англо-русских отношениях, когда были «отставлены имеющиеся с его царским величеством трактаты и дано обещание Швеции вспоможение чинить». С этих позиций в мемориале оцениваются отношения между Великобританией и Россией с 1715 по 1719 г. Перемены в политике начались с нарушения союзного договора Ганновера и России 1715 г., по которому было решено «употребить всевозможные способы для домогательства уступки» Швецией России прибалтийских земель, завоеванных у шведов, «не сопротивляться... прочим кондициям, которые его царское величество выговорил бы еще при генеральном мире с Швецией» и «не чинить мира со Швецией без его царского величества». Между тем в 1719 г. Ганновер нарушил это условие, заключив со шведами не только сепаратный мир, но и союзный договор. В Мемориале напоминается о том, что благодаря поддержке России Георг получил обещанные ему «шведские владения Бремен и Верден», так как царю удалось «склонить» на это Данию. «Осталось не совершено соглашение о вечной оборонительной алиации и о гарантии в наследовании Британской короны и о трактате о комерции и навигации с Англией» 1716 г., хотя Россия приложила все усилия для их заключения. После этого английские министры «стали противными внушениями действовать против России» в связи с «Мекленбургским делом», «подавать всякие ложные истолкования намерениям его царского величества» с целью «лишить друзей его и воздвигнуть ему неприятелей...». Отвергались обвинения России в попытках возвести на британский престол претендента Якова Стюарта.
В 1717 г. Россия внесла предложение, в котором предлагалось «забыть» все раздоры и восстановить дружественные отношения между двумя странами, которое полномочные министры английского короля приняли для представления английскому королю, но ответа от правительства Англии не последовало, поскольку Великобритания вела тайные переговоры с Швецией о заключении сепаратного мира, что послужило причиной отказа вступить в переговоры со шведами «вкупе с его царским величеством». Петр I был готов прервать Аландский конгресс, «как скоро покажется английского короля какая-либо склонность к утверждению искренней дружбы Англии», что было принято «с холодкостию и малым на то смотрением».
Английскому послу Джефферису был вручен проект трактата «оборонительной алиации и о гарантии» (возобновление договора, представленной еще в 1716 г. - С. Ф.). Письменного предложения на это от британского короля не последовало, но в то же время в Балтийское море была отправлена английская эскадра для помощи Швеции против России, а царь «не подал никакого протеста для чинения против его неприятельских действий» и «не учинил» ничего подобного со своей стороны.
В ответном мемориале английского правительства многие вопросы, поставленные в российском документе обойдены, а другие оценены совсем иначе. В ответе утверждается, что «не Англия отстала от трактата 1715 г.», а Петр I, который «пришел стоять в империю с армиею и брать провинции соседних областей его величества (ганноверского курфюрста. - С. Ф.) в Германии». Обвиняли Петра и в том, что Аландский конгресс «состоялся без ведома английского короля», а царь «не хотел допустить английских министров к Аландской конференции». Царь намеревался добиться «неумеренных кондиций» о мире со шведским королем «применением разорения и по-жжения», а «партикулярный мир» Англии со Швецией позволял «войти в нынешнее состояние силам и возвратить шведам, что они там потеряли». Поэтому, считали англичане, и состоялся их трактат со Швецией, а
что касается дружбы с Россией, то это зависит от царя.
Для укрепления связей с Россией английский король «пожелал учинить трактат о коммерции» (в 1716 г.), а русское правительство поставило его заключение в зависимость от «алиации» (политического союза. -С. Ф. ), что, по мнению англичан, могло привести к разрыву отношений Великобритании со Швецией, «с ее древнею союзницею». Норрису, отмечали составители британского Мемориала 1720 г., «не были сочинены концерты» о действиях против царя, хотя он намеревался захватить Зунд. Стремление Петра I заключить сепаратный мир со Швецией в 1718 г. связывался с попыткой возвести на престол «претендента»». Джефферис, отправленный послом в Петербург в 1719 г. для заключения трактата о коммерции, не добился успеха, что вновь связывалось Англией с попыткой России добиться заключения договора о союзе. Эскадра под командованием Норриса в 1719 г. была отправлена, по мнению английского правительства, «для защиты коммерции подданных своих».
В конце Мемориала речь шла о том, что английский король хотел бы стать «медиатором» (посредником) в переговорах со Швецией, а в качестве условия для заключения мира Россия должна была уступить Швеции Ревель под предлогом, что «у Петра I будут другие порты на Балтийском море и что царь «отревожит тем все прочие державы и соединит из них большую часть против себя». Этот мемориал был опубликован в Гааге для ознакомления с позицией британского правительства в ее сношениях с Россией дипломатов других стран.
В предисловии к третьему, русскому, мемориалу, являвшемуся ответом на английский мемориал 1719 г., подчеркивается, что он является «неправдой». Русский мемориал 1720 г. отличается широтой поставленных в нем вопросов и хронологических рамок, охватывавших время от Полтавской победы до конца 1719 г.
Победа под Полтавой, по мнению составителей этого документа, позволила европейским странам «сим швецким нещастием пользоваться и по ситуации их земель... себе присовокупить искали», для чего им была
необходима дружба и союз с Россией. Одним из результатов такого подхода стали договоры с Ганновером: «формальный» в 1710 г. и «союзнический» в 1715 г. При этом было отмечено, что, если бы царь не помог выдворить шведов из Империи, Бремен и Верден ганноверскому курфюрсту не достались бы. Что касается английских министров, то они стали «везде общему благу мешать».
По проекту 1716 г. Россия обязывалась вывести русские войска из Мекленбурга в течение 15 дней после заключения «концерта», «дабы сей невинный камень преткновения отнять». Вывод русских войск из Мекленбурга рассматривался составителями Мемориала как возможность для занятия этих «провинций» англичанами, что и произошло в действительности. В проекте о союзе в 1716 г. Англия брала обязательство «вспомогать намерениям его царского величества, поелику учинить будет возможно во всех случаях», а на деле она «умножила свои противные поступки».
Много места в Мемориале отводилось вопросу о защите свободы торговли на Балтийском море в связи с активизацией действий каперского флота Швеции, в действиях против которого принял участие и русский военный флот; а также вопросам взаимной коммерции и ее выгодах для Великобритании, в связи с чем Петр I удивлялся почему английские министры отвергли коммерческий трактат в 1716 г., лишив тем самым «знатных авантажей нации своей».
Присылка английского посла Джеффери-са в 1719 г. «не для чего учинилась, окроме, чтоб лучше прикрыть тайные свои негоциации о партикулярном мире с Швецией и время ко окончанию оных получить», а сейчас, в 1720 г., и «самое дело... явно наружу вышло» - заключен союз Англии с Швецией. Британский же флот был отправлен в Балтийское море в 1719 и 1720 гг. «с немалым иждивением народа аглинского, без всякого интереса оного, для посторонней пользы».
Завершается Мемориал выводами: «измена России связана с тем, что весь беспристрастной свет признаваем, что она токмо для того, вымышляла и разсеяла, дабы пред народом такой поступок каким-нибудь образом прикрыть» и «что король великобри-
танский от разрыва с Россией никакой ползы и авантажу иметь не может, но токмо явные убытки и предосуждения, а добрая дружба и корреспонденция между Россией и Великобританией всегда великобританскому народу источником были многих и знатных польз и прибытков в коммерции», а разрыв отношений - «затраты и потери».
В Мемориале верно подмечена крайняя противоречивость политики британского правительства: «нельзя предлагать медиацию» и одновременно «делать угрозу», предлагать посредничество для примирения государя с его неприятелем и тогда же объявлять, что «сделал союз с сим неприятелем», что вело «ко вражде и разрыву». Английские министры «мнят, что его царское величество должен без противоречия покориться законам, каковые они рассудят ему предпринять».
Король Великобритании Георг I счел себя оскорбленным резкостью и жесткостью выражений в Мемориале и вместо очередного ответа решил пойти на окончательный разрыв дипломатических отношений: русскому посланнику в Англии в ноябре 1720 г. было предписано покинуть Лондон в восьмидневный срок.
Таким образом, 1720 г. стал тем хронологическим рубежом, когда в полной мере проявилось бессилие британского правительства и в оказании военной помощи Швеции, и бесперспективность дипломатических баталий между Англией и Россией. Английское правительство в этом году вынуждено было предложить шведскому «подчиниться суровым условиям», так как «от продолжения войны нельзя ждать ничего, кроме усиления царя» [18, с. 509]. Правда, в 1721 г. британский парламент принял решение отправить флот на помощь Швеции, принятое большинством всего в один голос, но и эта демонстрация силы завершилась столь же неудачно, как и прежние.
Бесполезность расчетов на помощь Великобритании и тяжелейшее внутреннее положение Швеции вынудили шведского короля Фридриха I пойти на мирные переговоры с Россией, известие о чем было доставлено в Петербург в ноябре 1720 г. Для побуждения шведов к миру русское правительство
организовало десантные операции в 1720 и 1721 гг., которые нанесли Швеции колоссальный материальный ущерб [16, с. 422].
Ништадтский конгресс, начавшийся 3 мая 1721 г., завершился подписанием мирного договора 30 августа на условиях, продиктованных русским правительством.
После Ништадтского мира русско-английские отношения долгое время оставались враждебными. Попытку примирения Англии и России предприняла Франция, которая стремилась заключить союзный договор с Россией при непременном условии -присоединения к нему Великобритании, «не решаясь ни на одно существенное внешнеполитическое мероприятие без согласования с английским кабинетом» [15, с. 329]. В это время, по признанию французского посла в России Кампредона, на которого выпала задача примирения Великобритании и России, «с обеих сторон сыпались колкости и упреки» [6, с. 261]. По просьбе Кампредона в ноябре 1723 г. ему были вручены материалы о взаимных «обидах» двух стран и предложения по их преодолению [6, с. 139-143]. Чтобы не обсуждать накопившиеся обиды двух стран, становившиеся камнем преткновения в примирении, Кампредон предложил «не ворошить» их, считая, что «по достижении взаимной дружбы можно будет прийти к согласию» [6, с. 154].
В июне 1724 г. после очередного напоминания французского короля, «чтоб Ваше величество примирилось с Англией» [11, с. 248], Петр I согласился на это «ради заключения союзного договора с Францией» [5. Л. 45] и предложил, чтобы Георг I прислал в Петербург своего представителя в ранге посла «с засвидетельствованием возвратить прежнюю дружбу между двумя государствами» [7, с. 3], признал бы за Петром I титул императора и чтобы в Англии в качестве посла был признан изгнанный из Лондона шесть лет назад Михаил Бестужев [7, с. 237]. Эти предложения не были реализованы британским правительством. Однако переговоры России с Францией достигли определенных результатов, и русские министры должны были прийти к царю, чтобы получить указания для завершения переговоров, но встреча не состоялась в связи со смертью Петра I.
Екатерина I, взойдя на престол, заявила, что «она будет в точности следовать планам покойного царя и намерена тесно сблизиться с Францией и Англией» [7, с. 126, 148, 155], несмотря на то что «с неменьшей чем покойный царь, твердостью и отвращением относится к английскому королю» [7, с. 183], «готова была предать все это вечному забвению... и из уважения к французскому королю» заключить союзный договор между Францией, Англией и Россией.
В апреле 1725 г. английскому королю через Кампредона было предложено, чтобы он «прислал посланника в Петербург и, как это было договорено, хоть на несколько дней принял Бестужева в Лондоне» [7, с. 412-413]. Ответа на это предложение не последовало. Однако в конце июня 1725 г. в Петербург приехал с патентом консула англичанин Дэн, «весьма подозрительный и провинившийся на русской службе, откуда его прогнали». «Главнейшие английские купцы», которым было предложено высказать свое мнение на этот счет, ответили, что они «не причастны к делу прибывшего Дэна и нисколько не желают его дальнейшего пребывания в Петербурге [7, с. 546]. Лишь в конце августа британский король выразил готовность отправить своего посла в Россию и принять Бестужева, «как только получится уверенность в заключении союза» [7, с. 432, 436]. Однако намерение англичан восстановить дипломатические отношения с Россией не были искренними. Кампредон в письме к своему королю в июле 1725 г. сообщал сведения, полученные из Берлина и «из других мест», что «английский король и его министры по-прежнему очень высокомерно отзываются о примирении и весьма далеки от желания вступить в союз с царицей» [7, с. 445-452], что подтверждается и содержанием ответа Англии на российский проект о союзе [7, с. 444]. Поэтому вполне можно согласиться с мнением шведского посла в Петербурге Цедергольма, что «с королем великобританским следует держать ухо востро и принимать меры предосторожности» [9, с. 266].
Англия, встревоженная успехами России в Северной войне, ростом ее могущества, усилением роли на Балтике и влияния в Европе стремилась обеспечить свое господство
на европейском континенте любыми средствами.
Кампредон сообщал, что в Швеции и других протестантских странах сложились неприязненные отношения с Англией, так как она «присваивает себе как главы церкви и разыгрывает по отношению к ним роль солнца среди прочих светил; по словам голштинско-го министра Бассевича, «английский король норовит приписывать (предписывать. - С. Ф.) всем на свете свою волю», а датчане констатировали, что англичане требовали «чтобы все в Дании проходило через их руки» [8, с. 53, 156, 183]. Австрии и России стали «положительно невыносима» методы действия Великобритании: «честолюбие и надменность английского министерства, претендующего предписывать законы всей Европе» [8, с. 444].
Такие методы для отношений с Россией не годились. Английскому правительству приходилось считаться с возросшей мощью России, необходимостью укреплять торговые связи с ней, не доводя дело до крайности. Основным направлением внешнеполитического курса, как и раньше, являлось отвлечение от России ее союзников и создание коалиции европейских государств для проведения антироссийской политики. В августе 1725 г. британское правительство добилось согласия Дании «не идти ни на какие соглашения с Россией», обещая военную помощь и «огромные субсидии» [8, с. 486, 506]. Чуть позднее Англия заключает договор с Пруссией, к которому в начале 1732 г. присоединилась Голландия, [8, с. 418], и ведет тайные переговоры со Швецией, выражая готовность оказать помощь в возвращении «огромных потерь, понесенных ею в войне с Россией» [8, с. 496]. Однако шведы сохранили верность союзу с Россией [8, с. 521]. Английское правительство убедилось, что «Швецию нельзя отторгнуть от интересов царицы, несмотря на все принимаемые к тому меры» [8, с. 501].
Камнем преткновения в отношениях с европейскими странами, прежде всего с Великобританией и Францией, стал так называемый «голштинский вопрос», возникший в связи с переделом земель шведской Померании и германских княжеств, прилежащих к ней, в частности с аннексированием Данией
Шлезвига, принадлежавшего голштинскому герцогу. При заключении брака герцога гол-штинского с дочерью Петра I Анной одним из условий брачного договора являлось содействие в возвращении герцогу Шлезвига или выплаты Данией компенсации за него. На переговорах с Францией о союзном договоре в 1724 г. Россия поставила в качестве обязательного условия его заключения решение голштинского вопроса.
Голштинский вопрос «превратился в самодовлеющую цель внешней политики царского правительства» в правление Екатерины I [8, с. 567], стал камнем преткновения на переговорном процессе о тройственном союзе (Франции, Англии и России) и основным возбудителем конфликтных ситуаций на европейском континенте.
Активная поддержка Екатериной гол-штинского герцога в вопросе о Шлезвиге, отмечал Г. А. Некрасов, «подчас окрашивала внешнюю политику царской России в угрожающие тона, осложняла и обостряла отношения России с европейскими державами» [15, с. 335].
Франция и Англия, являвшиеся гарантами договора о передаче Шлезвига Дании, активно отстаивали это решение и ограничивались лишь обещаниями общего плана дать вознаграждение герцогу голштинскому за утраченные территории, но только после заключения союзного договора. Невозможность разрешения голштинского вопроса явилась одной из причин прекращения переговоров о союзе в конце 1725 г. [8, с. 211-217].
В 1725 г. большое значение приобрели международные отношения на европейском континенте, участником которых являлась и Россия, а голштинский вопрос занял в них существенное место.
19 апреля был учрежден Венский союз, в который вошли Австрия и Испания, а в ответ на это Франция, Англии и Пруссия заключили Ганноверский союз, направленный против Венского союза [13, с. 8-9; 17, с. 386]. Русское правительство, видя угрозу для России от Ганноверского союза, попыталось выяснить цель его создания. Кампре-дон от имени Франции заверил, что «он не содержит ничего противного интересам царицы и может послужить новым средством
более действенного содействия удовлетворению герцога голштинского [15, с. 335-336]. Однако выяснить его содержание оказалось непросто. Так, русскому посланнику в Берлине графу М. Г. Головкину договор был прочитан «с большой поспешностью» через два месяца после его заключения [7, с. 578]. В действительности, одной из главных целей Ганноверского союза являлось ослабление позиций России на Балтике, лишение ее союзников, возведение препятствий «в осуществлении ее мероприятий в голштин-ских делах [7, с. 578]. А. И. Остерман верно подметил антирусскую направленность Ганноверского союза, «который против Цесаря, а больше против нас прямо учинен...» [15, с. 337].
Главную роль в Ганноверском союзе играла Великобритания. П. И. Ягужинский верно отметил главное направление внешней политики британского правительства, подчеркнув, что «Англия всегда будет противодействовать всему, что может усилить славу и выгоды ее (российской. - С. Ф.) короны», чтобы «выдвинуть Россию снова в свои прежние границы, без чего крайне трудно, -считал Кампредон, - поддерживать мир на Севере [13, с. 25].
Англия в 1725 г. предпринимает ряд акций против России. Британское правительство дало обязательство Дании «каждый раз, как она подвергнется нападению из-за враждебных действий относительно герцога голштинского, оказать ей помощь» [8, с. 18, 203].
Еще в 1724 г. в Швецию был отправлен новый посол Англии С. Поинтц с целью оказать «противодействие внешнеполитическим планам России на Балтике» [8, с. 537], а в 1725 г. в помощь ему прибыл французский дипломат Бранкас-Серест, чтобы общими усилиями добиваться отрыва Швеции от союза с Россией и привлечения ее к Ганноверскому союзу, «составить там партию, согласную с видами британского короля, заманив их обещанием помочь делу воссоединения Ливонии с шведской короной» [9, с. 310]. Хотя депутаты сейма «решительно высказались за герцога голштинско-го и в пользу союза с Россией», британское правительство не теряло надежды вовлечь
Швецию в Ганноверский союз и позднее, в частности, в декабре 1725 г. [12, с. 136-137].
Россия ведет поиск союзников и находит его в Австрии: в мае 1725 г. «появилось настроение на союз», в июне - «склонность к переговорам», а в сентябре вступили в переговоры об оборонительном и наступательном союзе с императором, намеревавшимся помочь герцогу голштинскому в возвращении Шлезвига [15, с. 333].
Конфронтация между Англией и Россией достигла апогея в 1726 г., когда противостояние двух стран выразилось в демонстрации силы. В январе 1726 г. русское правительство признавало, что Данию «только силой можно принудить к благоразумному поступку» [7, с. 569], т. е. к возвращению Шлезвига Гол-штинии, им было принято решение о подготовке военно-морского флота к военным действиям против Дании. В феврале того же года Великобритания и Франция собирались вступить в соглашение «насчет мер воспрепятствовать военной акции России против Дании и не допустить войны [7, с. 176].
Русское правительство разработало план нападения на Данию, но он был сорван из-за прибытия английской эскадры на Балтийское море и отказа Швеции от участия в совместной с Россией силовой акции [7, с. 324, 333]. Адмирал Уэджир, командующий английской эскадры, был облечен саном посла и полномочного министра, чтобы «сделать здесь (в России. - С. Ф.) какие-то предложения», а в случае неудовлетворительного ответами на них к английскому флоту должны были присоединиться датская и французская эскадры [8, с. 180].
В июле 1726 г. английская и датская эскадры блокировали Ревель. Командующие ими передали ноты, составленные в ультимативной форме. На них последовали жесткие ответы: на датский мемориал Екатерина I заявила, что «не обязана давать ответа в своих действиях и вольна делать то, что за благо рассудится в передвижении своих войск и флота, она вооружалась, вооружается и будет вооружаться для оказания поддержки своих союзников и для выполнения обязательств своих относительно их». На ноту английского короля, по сообщению французского посла в России Маньяна, ответ был дан «в
выражениях еще более надменных, чем датскому монарху» [8, с. 238-240].
19 сентября англо-датский флот ушел от Ревеля, а русский - стал разоружаться. Британия спасла Данию от вооруженного вмешательства России в дело о Шлезвиге и одновременно нарушила планы и надежды голштинцев на поддержку их императрицей.
В сентябре 1726 г. был подписан «вечный оборонительный и наступательный союз» между Австрией и Россией, что вызвало надежду на реанимацию голштинско-го вопроса. Карл-Фридрих рассчитывал, что союз Австрии России будет использован как средство «заставить дрожать англичан и их любезных друзей», а «император сделает все для его удовлетворения» [8, с. 363]. Однако этого не произошло и голштинский вопрос в политике России станет постепенно утрачивать свое прежнее значение.
Со второй половины 1726 г. все большее значение приобретала борьба между Ганноверским и Венским союзами за влияние в Европе и за привлечение к ним новых стран, которая шла с переменным успехом. Страх прусского короля Фридриха-Вильгельма I перед возможным вмешательством Австрии и России в германские дела побудил его выйти из Ганноверского союза и присоединиться к Венскому в сентябре 1726 г. [8, с. 317]. Велась активная борьба за Швецию между Россией, с одной стороны, и Англией с Францией - с другой, которая завершилась поражением русской и голштинской дипломатии. 14 марта 1727 г. в Ганноверский союз вступила Швеция [8, с. 378-379, 385], а 5 апреля - Дания [8, с. 399-400; 14, с. 28-44; 15, с. 342-343].
Таким образом, антирусская коалиция на Балтике расширилась, в результате чего перевес сил в этом регионе, прежде всего военно-морских, сложился в пользу Англии и ее союзников. И все же, когда британское правительство в очередном раз отправило свою эскадру на Балтийское море (май 1727 г.) демонстрация силы была не та, на которую оно рассчитывало, так как ее союзники, - Дания и Швеция, отказались участвовать в ней [15, с. 345].
В мае 1727 г. произошла смена монархов на русском и на британском престо-
лах, что создавало благоприятные условия для примирения двух стран в перспективе. Б. И. Куракин «усмотрел удобный момент к примирению Великобритании и России» и в августе предлагал снабдить его указаниями, чтобы он мог «устроить отправку английского министра в Россию» через французского министра Флери. И Лондон изъявлял готовность «предать прошедшее забвению и возобновить дружбу и корреспонденцию с Россией» [8, с. 295, 545; 15, с. 345-346]. Англия и Франция заключили секретную конвенцию о выплате герцогу голштинскому ежегодной субсидии в размере 200 тыс. экю «до отыскания способа его удовлетворения» в дальнейшем при условии, если он «ныне же» покинет Петербург [15, с. 347], а Великобритания рассчитывала на помощь Карла-Фридриха в примирении с Россией.
И в России после смерти Екатерины I отношение к голштинскому герцогу изменилось. Он утратил прежнее влияние при русском дворе и воздействие на внешнюю политику правительства. А. Д. Меншиков, ранее активно поддерживавший Карла-Фридриха, принудил его покинуть Петербург вместе с супругой, которые выехали 25 июля 1727 г.
Прежняя поддержка голштинского герцога отошла в прошлое. Эта перемена во внешней политике русского правительства проявилась на Суассонском конгрессе, открывшемся в июле 1728 г., главной задачей которого являлось обеспечение общеевропейского умиротворения, примирения членов Венского и Ганноверского союзов. В инструкции А. Г. Головкину, русскому уполномоченному на конгрессе, предлагалось выступать вместе с австрийским посланником и добиваться либо возвращения Шлезвига Голштинии, либо «достойного» вознаграждения за него герцогу голштинскому, а вопрос о наследовании им шведского престола, ранее поддерживавшейся Россией, был снят. Кроме того, Головкин должен был дать понять представителям Англии и Франции на Суассонском конгрессе, что Россия готова восстановить прежние дружественные отношения с ними [15, с. 347].
Всеобщего примирения на конгрессе не состоялось. Не был разрешен на нем и во-
прос о Шлезвиге. Объективные условия для решения шлезвигского вопроса сложились лишь в мае 1732 г. после заключения договора о дружбе между Австрией, Россией и Англией, по которому взаимно гарантировались территории договаривающихся сторон, отчего Дания становилась законным собственником Шлезвига. В договоре ставилась задача склонить голштинского герцога к отказу от Шлезвига за определенное вознаграждение со стороны Дании [1. Л. 23-23 об]. Датский король брал на себя обязательство заплатить Карлу-Фридриху за утрату Шлезвига 1 млн рейхсталеров, но тот отказался, чем лишил себя поддержки со стороны союзных держав, в том числе и России [8, с. 544]. По сообщению К. Рондо, в январе 1733 г. императрица говорила, что «из России герцог гол-штинский более никаких субсидий не получит», добавив, что «он итак выманил отсюда слишком много денег» [8, с. 553].
Оценку русско-английским отношениям с 1727 г. дал Г. А. Некрасов, заметив, что с этого времени «...в русской внешней политике начинается новое направление в сторону постепенного сближения с Англией», а причину этого видел в сильной заинтересованности Великобритании в торговле с Россией [15, с. 349].
На наш взгляд, едва ли можно согласиться с тем, что интерес в развитии экономических связей с Россией являлся единственной причиной изменения русско-английских отношений, так как она сохранялась всегда, но почему-то не стала сдерживающим фактором при разрыве дипломатических отношений Великобританией в 1720 г.
Предложения, высказанные представителями России и Англии о готовности наладить отношения, как будто бы подтверждают вывод Некрасова о начале нового направления внешней политики, но не только России, но и Англии. Об этом же как будто свидетельствует и приезд в Петербург британского консула Томаса Уарда в конце июня 1728 г. [9, с. 465]. Однако вопрос о его признании русским правительством в качестве официального торгового представителя тянулся почти полтора года - с конца июня 1728 по ноябрь 1729 г. [15, с. 352-354]. А в качестве резидента, т. е. дипломатического представителя, который
только и мог участвовать в обсуждении и решении вопросов политических отношений, еще два года - до 4 ноября 1731 г., когда Рондо вручил императрице свои верительные грамоты [9, с. 545].
При этом, если решение вопроса о признании Т. Уарда консулом затягивалось русским правительством, то назначение Рондо на должность резидента - британским. Это свидетельствует о том, что Англия не спешила укреплять политические отношения с Россией, на деле проводя антирусскую политику по крайней мере до конца августа 1731 г. [15, с. 348].
В 1728 г. почти одновременно с появлением английского консула в Петербурге британское правительство было намерено поставить на Суассонском конгрессе вопрос о возвращении Ливонии Швеции [9, с. 1], а в октябре того же года «английский король подал шведам особую надежду на возвращение Ливонии в их владение» [9, с. 2-11]. В августе 1729 г., когда, по мнению Рондо, «восстановление доброго согласия» между Англией и России находилось «в неопределенном положении», он считал, что «дело примирения будет во многом зависеть от решения общих дел» [9, с. 390], т. е. от хода международных отношений на европейском континенте, а основной причиной «неопределенного положения» являлись противоречия между Австрией и Англией.
В ноябре 1729 г. Англии и Франции удалось расстроить австро-испанский (Венский. - С. Ф.) союз, заключив договор в Севилье, следствием чего стал отзыв австрийских представителей с Суассонского конгресса. Россия пыталась примирить императора Австрии и британского короля. Статс-секретарь
Гаррингтон в письме к Рондо в декабре 1730 г. писал, что «английский король с восторгом отозвался о готовности Остермана примирить членов Севильского договора и Австрию» [9, с. 360-365]. В марте 1731 г. Австрии удалось оторвать от Севильского договора Испанию, заключив с ней сепаратный мир. В том же месяце был заключен так называемый второй Венский союз между Австрией, Испанией и Англией. Он имел огромное значение, так как отменял Севильское соглашение, Ганноверский союз и «северные трактаты» - договоры Ганноверского союза с Данией и Швецией [10, с. 231].
Международная обстановка после этого изменилась коренным образом, создав реальные условия для нормализации отношений между Великобританией и Россией - от противоборства к конструктивному сотрудничеству. Остерман в беседе с Рондо в апреле 1731 г. напомнил содержание сказанного ему «несколько месяцев назад», что «по заключении мира (Англией. - С. Ф. ) с императором предложит нечто, направленное к обоюдной выгоде России и Англии» [10, с. 244].
Таким образом, именно 1731 г. явился тем хронологическим рубежом, когда Великобритания и Россия повернули руль своей политики на сближение и на укрепление политических связей. Результатом стало восстановление ранее разорванных дипломатических отношений между двумя странами: в начале ноября 1731 года Клавдий Рондо вручил императрице свои верительные грамоты, а в конце того же года на должность русского посланника в Лондоне был назначен Антиох Дмитриевич Кантемир [10, с. 244]. Конфрон-тационный характер отношений между Англией и Россией отошел в прошлое.
Библиографический список
1. Архив внешней политики Российской империи. - Ф. 35. - 1731. - Д. 510.
2. Мемориал, каков по указу Его Царского Величества подан аглицкому двору в 1719 году и против
того данные от оного двора из немецкой и аглицкой канцелярий ответы и учиненный на оные со стороны Его Царского Величества сего 1720 году насупротивный ответ. - СПб., 1720.
3. РГАДА (Рос. гос. арх. древ. актов). - Ф. 50. - 1719. - Д. 2-б.
4. РГАДА. - Ф. 50. - 1719. - Д. 4.
5. РГАДА. - Ф. 5. - Разр. V. - Д. 24.
6. Сборник РИО. - Т. 52.
7. Сборник РИО. - Т. 58.
8. Сборник РИО. - Т. 64.
9. Сборник РИО. - Т. 66.
10. Сборник РИО. - Т. 75.
11. Архив князя Куракина / под ред. Семеновского. - СПб., 1891. - Кн. 3.
12. Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор внешних сношений (по 1800 г) / Н. Н. Бантыш-Каменский. -М., 1894. - Ч. 1.
13. Из переписки барона А. И. Остермана // Чтения Общества истории и древностей российских. -СПб., 1913. - Кн. 3. - Отд. 1.
14. Мартенс Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами / Ф. Мартенс. - СПб., 1880. - Т. V.
15. Некрасов Г. А. Балтийский вопрос и европейская политика России после Ништадтского мира (1721-1732) / Г. А. Некрасов // Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия во второй четверти XVIII в. - М., 1957.
16. Павленко Н. И. Петр Великий / Н. И. Павленко. - М., 1990.
17. Полиевктов М. А. Герцог де Лириа и его проект учреждения испанского консульства в России / М. А. Полиевктов // Сергею Федоровичу Платонову ученики, друзья и почитатели. - СПб., 1911.
18. Фейгина С. А. Аландский конгресс. Внешняя политика России в конце Северной войны / С. А. Фейгина. - М., 1959.
Поступила в редакцию 16.11.2011.
Сведения об авторе
Феоктистов Сергей Александрович - начальник отела довузовской подготовки Рязанского государственного университета им. С. А. Есенина. Область научных интересов: торгово-экономические отношения и торговые договоры России со странами Западной Европы в XVIII в. Автор 12 научных публикаций, в том числе 1 учебно-методического пособия.
Тел.: 8 (910) 641-35-10
Е-mail: s.feoktistov@rsu.edu.ru
