CC BY
140Раздел 2
Великобритания в Новое время
И. Г. Медведев
Влияние династического фактора на внешнеполитический курс Великобритании в годы правления Георга I
Рассмотрены оценки в отечественной и зарубежной историографии внешнеполитического курса Великобритании в годы правления Георга I, отмечена недооценка историками роли династического фактора в формировании внешней политики страны в данный период. Охарактеризованы основные действия, предпринятые Великобританией на международной арене в первые полтора десятилетия правления Ганноверской династии, и сделан вывод о решающем влиянии монарха на британскую внешнюю политику и внешнеполитическую ситуацию в Европе во второй половине 1720-х гг.
В первой трети XVIII в. на авансцене большой европейской политики главные роли исполняли абсолютные монархи Испании, Франции, Пруссии, Австрии, России. Именно они определяли внешнеполитические приоритеты и задачи для своих стран. Иначе обстояло дело с Англией. С конца XVII века она встала на путь формирования конституционной монархии, ограничения полномочий короля. Эта тенденция продолжилась и после установления в Англии Ганноверской династии. Отсюда возникает вопрос: какую роль играл династический фактор1 во внешней политике Великобритании?
1 Под династическим фактором во внешней политике подразумевается не только влияние монарха на внешнеполитический курс управляемой им страны или унии, но и положение всей династии, к которой он принадлежит, и ее связи с другими правящими домами.
Такие выдающиеся и весьма осведомленные современники, как Роберт Уолпол и Уильям Питт-старший, свидетельствовали об определяющем влиянии Георга I, являвшегося одновременно курфюрстом Ганновера, на формирование внешнеполитического курса Англии. Роберт Уолпол отмечал значительную роль монарха во внешнеполитическом курсе Великобритании и выступал в поддержку его политики [16, р. 12], а Уильям Питт-старший, напротив, сокрушался по поводу того, что «это великое, могучее, грозное королевство (Англия. — И. М.) рассматривается лишь как провинция презренного курфюршества» (цит. по: [12, р. 408]).
Для британской историографии характерны различные, иногда прямо противоположные оценки роли монарха и династического фактора во внешней политике Великобритании первой трети XVIII столетия. Ряд авторов подчеркивает решающее значение королевской власти во внешней политике страны. Такой подход, в частности, представлен в исследованиях Леонарда Коуи «Англия Ганноверов в 1714—1837 годах» [12] и Джеймса Бёрчала «Англия при революции и династии Ганноверов» [10]. Другие историки, освещая британскую дипломатию, первостепенное внимание уделяют лидерам парламентских партий, премьер-министрам и секретарям департаментов. Среди работ этого рода выделяются «Премьер-министры Британии, 1721—1921» Клайва Бигхэма [9] и «Записки о жизни и правительстве сэра Роберта Уо-лпола» Уильяма Кокса [13]. В целом следует отметить, что британская историография, признавая определенное влияние династического фактора, все же заглавную роль отводит фактору колониальному и стратегии баланса сил во внешнеполитическом курсе Великобритании первой половины XVIII в.
В отечественной историографии, преимущественно опирающейся в основных оценках на англоязычную, внешняя политика Англии в годы правления Георга I и, следовательно, вопрос о роли в ней династического фактора изучались эпизодически, главным образом в связи с историей России, и рассматриваются в таких трудах, как «История дипломатии», «История международных отношений в Новое время» [2; 7] и других.
Для понимания роли династического фактора во внешней политике Великобритании обратимся к историческим фактам. Первого августа 1714 г. умерла королева Анна. Согласно принятому в 1701 г. «Акту об установлении» на английский престол
взошел курфюрст Ганновера Георг I, обязанный этим лишь своему вероисповеданию и отдаленным родственным связям с домом Стюартов. Согласившись стать королем Англии, он рассчитывал использовать ресурсы этой страны для укрепления своих личных владений в Германии — Ганноверского курфюршества.
Первые монархи новой династии действительно смогли сделать Ганноверский вопрос одним из центральных во внешней политике Англии, несмотря на ограниченность власти монарха. Важно отметить, что «Билль о правах», принятый по итогам Славной революции, сохранил за королем значительные прерогативы, в частности право на заключение мира и объявление войны, заключение договоров и союзов с иностранными державами, управление зависимыми колониями, управление армией и флотом. Кроме того, король обладал довольно обширными (хотя и сильно урезанными по сравнению с временем правления Стюартов) финансовыми возможностями.
В связи с личными качествами Георга I постепенно менялось положение монарха в политической жизни страны. Не зная английского языка, он не принимал участия в заседаниях Тайного совета (предшественника Кабинета министров в Великобритании), что постепенно ослабляло его влияние на внутреннюю политику страны. Все интересы ганноверского монарха сосредоточились вокруг курфюршества, управление же в самой Англии в значительной степени перешло к министрам. Такое положение дел сохранилось и в годы правления Георга II как результат негласного соглашения между монархией и политической элитой королевства: внешнеполитический курс страны находился в преимущественном ведении короны, в то время как внутриполитические вопросы решались парламентом и правительством.
В 1715 г. Георг I при отсутствии какого-либо серьезного сопротивления со стороны парламента ввязался в войну со Швецией, более того, в парламенте вопрос об этом конфликте не обсуждался вовсе [11]. Король действовал исключительно в личных интересах. Для его курфюршества было крайне важно захватить шведские владения на побережье Северного моря — Бремен и Верден. Кроме того, Георг знал о симпатиях Карла XII к Якову III [1, с. 62], и ему было важно максимально ослабить Швецию, если она вдруг захочет помочь Стюартам вернуть английский трон.
Решение Георга I о вступлении в войну со Швецией было обусловлено исключительно династическими мотивами.
Для Англии эта война была невыгодна, даже несмотря на потенциальное усиление на Северном море. На тот момент в торговом обороте Англии, оценивавшемся более чем в 10 млн фунтов стерлингов, только на Россию и Швецию приходилось почти 500 тыс. фунтов стерлингов [6, с. 4—5], значительная торговля велась также с ганзейскими городами и Польшей, что заставляло Англию способствовать миру на Балтике. Финансовые потери для нее были тем более невыгодны из-за гигантского долга, накопившегося в годы войны за Испанское наследство. И все же парламент, большинство в котором составляли виги, не стал мешать королю и даже одобрил отправку английского флота в Балтийское море.
Георгу удалось добиться быстрой победы над шведами. По мирному договору 9 ноября 1719 г. Швеция уступала Ганноверу Бремен и Верден, а также прилегающие территории за 1 млн риксдалеров [8, р. 99—105].
Г. Болингброк, бывший государственным секретарем в последние годы правления королевы Анны, считал поражение Швеции в Северной войне нежелательным для Англии исходом: «...неблагоприятны будут для нас успехи союзников (России и других членов антишведской коалиции. — И. М.), если им удастся значительно унизить Швецию, следовательно, нарушить европейское равновесие на севере» [5, с. 129].
Спорным представляется утверждение некоторых авторов, в частности Г. Киссинджера, о том, что ключевым мотивом во внешней политике Великобритании XVIII в. являлась политика сохранения европейского баланса сил [4, с. 58]. По крайней мере это не относится к первым годам правления Георга I. Так, война со Швецией привела к прямо противоположному результату — баланс сил в Северной Европе был нарушен, и Георгу I с ганноверскими министрами вскоре пришлось беспокоиться по поводу возросшего влияния России.
Стремление британского монарха к укреплению позиций Ганновера стало одной из причин казавшегося ранее невероятным англо-французского сближения. Почти тридцать лет Англия и Франция были ярыми противниками, но всего через три года после окончания войны за Испанское наследство эти страны начали
нащупывать почву для сближения, а в 1717 г. даже заключили союз. Одновременно наблюдался рост англо-австрийских осложнений, так как усиливались опасения Габсбургов насчет политических претензий Ганновера в Священной Римской империи и ответная тревога курфюрста за свои владения.
В результате в Европе менялась внешнеполитическая конфигурация. В 1725 г. оформился союз Испании и Австрии, к которому годом позже присоединилась Россия (Венский союз). В ответ в сентябре 1725 г. был заключен Ганноверский (Херренхау-зенский) договор, ставший основой Ганноверского, или Северного, союза. В него вошли Англия, Ганновер, Франция и Пруссия.
Вовлечение прусского короля Фридриха Вильгельма I в Ганноверский союз является еще одним важным свидетельством роли династического фактора во внешней политике Англии. Дело в том, что Георг I смог добиться присоединения Пруссии к союзу с помощью династического брака. Здесь как нельзя кстати на помощь пришла София Доротея, дочь Георга I и жена Фридриха Вильгельма I. Она рассчитывала обвенчать своих детей — Виль-гельмину и Фридриха (будущий Фридрих II) с внуками Георга I — Фридрихом Людвигом Глостерским и принцессой Амалией соответственно.
План Софии Доротеи не только был амбициозен, но и открывал значительные перспективы как для Пруссии, так и для Англии. Во-первых, этот двойной брак тесными узами связал бы две державы, что не могло не повлиять на международную ситуацию и в Германии, и во всей Европе. Во-вторых, при определенном стечении обстоятельств английская и прусская короны в будущем могли объединиться в руках какого-либо потомка от этих двух браков, результатом чего стало бы образование могущественной англо-ганноверско-прусской унии.
После заключения Ганноверского договора «свадебный проект» казался делом решенным. Но австрийская дипломатия добилась выхода Пруссии из Ганноверского союза и ее присоединения к Венскому альянсу в 1726 г. Еще меньше перспектив для «свадебного проекта» осталось в 1727 г., после смерти Георга I. Ко всем преградам прибавилась личная неприязнь Фридриха Вильгельма к Георгу II, причем неприязнь была взаимной.
Впрочем, к тому времени отпала необходимость привлечения Пруссии к союзу против Австрии. Со второй половины
1720-х гг., т. е. практически сразу после оформления Ганноверского и Венского союзов, началась перестановка сил на международной арене. С этого времени династический фактор во внешней политике Англии утратил то значение, которое он имел в первое десятилетие правления Ганноверской династии. Для премьер-министра Р. Уолпола и вигской верхушки приоритетными задачами во внешней политике стали обеспечение британских коммерческих интересов [3, с. 43], а также отход от активного вмешательства в дела на континенте [15, p. 200].
В целом влияние династического фактора на внешнюю политику Англии было не слишком продолжительным (первые полтора десятилетия правления Ганноверов). Тем не менее за этот небольшой временной период Англия и Ганновер значительно укрепили свое влияние в Европе, а политика Георга I привела к тому, что сложилась новая конфигурация сил на европейской международной арене в середине 1720-х гг.
Несмотря на противоречивость внешнеполитического курса в годы правления Георга I и неоднозначные его результаты (как, например, по итогам Северной войны), контроль над внешней политикой со стороны короля не стал для Великобритании пагубным. За счет тесной связи с Ганновером усилились позиции Британии на континенте. Англия вошла в число ключевых участников всех международных комбинаций того времени, что не мешало ей заниматься развитием колоний и расширением влияния за морями.
Список источников и литературы
1. Ивонина Л.И. Европа от Утрехта до Ништадта // Старая и Новая Европа: Государство, политика, идеология. М., 2009. Вып. 4. С. 61—67.
2. История дипломатии. М., 2005.
3. Киселев А. А. Роберт Уолпол и внешняя политика Великобритании в 1725—1742 гг. // Вестник ВолГУ. Сер. 9: Исследования молодых ученых. 2005. Вып. 4, ч. 1. С. 42—47.
4. Киссинджер Г. Дипломатия. М., 1997.
5. Лабутина Т.Л. Британский дипломат и разведчик Чарльз Уитворт при дворе Петра I // Вопросы истории. 2010. № 11. С. 124—135.
6. Маркс К. Разоблачения дипломатической истории XVIII века // Вопросы истории. 1989. № 3. С. 3—17.
7. Медяков А.С. История международных отношений в Новое время. М., 2007.
8. A general collection of treaties of Peace and Commerce, manifestos, declarations of war, and other public papers. L., 1732. Vol. 4.
9. Bigham C. The prime ministers of Britain, 1721—1921. L., 1922.
10. Birchall J. England under the Revolution and the House of Hanover, 1688 to 1820. L., 1876.
11. Cobbet's parliamentary history of England. From Norman conquest, in 1066, to the year 1803. L., 1810. Vol. 7.
12. Cowie L.W. Hanoverian England 1714—1837. L., 1974.
13. Coxe W. Memoirs of the life and administration of Sur Robert Walpole, Earl of Orford. L., 1800. Vol. 1—3.
14. Lecky W.H. A History of England in the Eighteenth Century. L., 1878. Vol. 1.
15. Morley J. Walpole. L., 1922.
16. Walpole R. The conduct of the late administration, with regard to foreign affairs, from 1722 to 1742. L., 1742.
Об авторе
Илья Григорьевич Медведев — аспирант кафедры истории Института гуманитарных наук Балтийского федерального университета им. И. Канта (Калининград), bulbash0.25@mail.ru
А. В. Сидоренков Лорд Грей и Россия
Впервые в российской историографии предпринимается попытка изучить представление одного из лидеров партии вигов, премьер-министра Великобритании в 1830—1834 гг. лорда Чарльза Грея о Российской империи, ее роли и участии в международной политике. Выявляется степень влияния взглядов политика на англо-российские отношения.
Отношения Российской и Британской империй в конце XVIII — начале XIX в. характеризуются удивительной противоречивостью: с одной стороны, соперничество за международное влияние, с другой — тесное сотрудничество в противодействии экспансии наполеоновской Франции и интенсивные торгово-экономические связи. В ноябре 1830 г. премьер-министром Англии становится яркий представитель партии вигов лорд Чарльз Грей (1764—1845), известный своей долгой политической карьерой в качестве не только Первого лорда Адмиралтейства и мини-
