CC BY
50
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
УДК 82-141
Игнатьева Мария Юльевна
кандидат филологических наук, доцент Государственная школа языков (г. Барселона, Испания)
maria.ignatieva@gmail.com
СООТНОШЕНИЕ ПОЭЗИИ И ПРОЗЫ В ЛИТЕРАТУРНОМ НАСЛЕДИИ ИОАННА КРЕСТА
В статье рассматривается один из самых важных вопросов, задаваемых наследием испанского поэта-мистика Иоанна Креста (1542-1591), - соотношение его поэтических и прозаических сочинений. В работах, посвященных этому вопросу, соотношение поэзии и прозы исследуется, как правило, через сопоставление таких антиномич-ных понятий, как мистический опыт и богословское осмысление, лирика и догматика, чувство и интеллект и т.д. Исследователи обычно сосредотачивают внимание на поэтической или доктринальной составляющей произведений Иоанна Креста, выделяя её из общего корпуса, либо же изучают их соотношение в различных контекстах. Если первый подход можно условно назвать «аналитическим», а второй - «синтетическим», то в центре внимания автора данной статьи - «органическая» связь между монашеским подвигом и поэтическими сочинениями испанского поэта-мистика. Автор разбирает два аспекта. Сначала рассматривается влияние аскетики на поэтику, выражающееся в том, что лирическое стихотворение читается как инструкция для желающих достичь духовного совершенства: как на содержательном, так и на формальном уровне оно отвечает аскетическим требованиям странничества, воздержания, добродетели. Затем автор обращается к прозаическим толкованиям Иоанн Креста, благодаря которым его стихи приобретают новую перспективу. Первый аспект обнаруживает сходство аскетики и поэзии, а во втором случае поэзия сближается с богословием.
Ключевые слова: Иоанн Креста, аскетика, мистика, испанская поэзия, богословие, лирика, образ.
Поэзия Иоанна Креста (Хуана де ла Крус) кажется тем загадочнее, что язык её прост, объём невелик, но за века, истекшие со дня смерти её автора в 1591 году, появилось огромное число исследований, посвящённых знаменитому поэту-мистику. По мере того как число их растёт, открываются и новые стороны поэтического наследия Иоанна. Не упрощает ситуацию, а ставит новые вопросы и тот факт, что сам Иоанн написал обширные богословские комментарии к главным своим стихотворениям. Связь авторских толкований со стихами - одна из важнейших тем иоаннистики.
Исследователь Герман Вега Гарсиа-Луенгос пишет: «Несомненно, одним из наиболее "горячих" аспектов литературной критики, занимающейся творчеством Иоанном Креста, является соотношение между его стихами и прозой. Позиции варьируют между расширительным прочтением и "стихотворением-с-комментарием" как неким специфическим жанром» [9, р. 391].
Мне представляется, что для понимания поэзии Иоанна Креста действенным методом был бы тот, который позволил бы проникнуть в её тайну так, как к ней прикасается чуткий читатель. Этот метод изначально потребовал бы взгляда на текст как на единое целое, в котором поэтическое и духовное неразрывно соединены друг с другом. Аналитический подход предполагает исследование лишь одной составляющей творчества Иоанна Креста -литературной или доктринальной, подход синтетический - изучение взаимосвязей между этими составляющими (так, собственно, и можно было бы классицифицировать существующий библиографический корпус). Мне бы хотелось рассмот-
реть поэтику Иоанна Креста как лирико-аскети-ческое целое. Такой подход я бы условно назвала «органическим». Я сосредоточусь на тех факторах, которые, действуя и в поэзии, и в прозе Иоанна, позволяют лучше понять и ту, и другую.
Ниже я постараюсь коротко рассмотреть два аспекта: с одной стороны, связь монашеской аскетической практики с поэтикой Иоанна Креста (он был монахом кармелитского ордена) и, с другой, -воздействие комментариев самого Иоанна на возможности интерпретации. То есть речь пойдет о том, как в стихах аскет влиял на поэта, и о том, как в прозе богослов как бы заново переписывал стихотворение. Если первое даёт нам возможность увидеть особенности фактуры поэтической ткани, её изнанку, то второе раскрывает внешний рисунок, в его непредсказуемом (если не выходить за рамки поэтического текста) богатстве линий и красок.
Возьмём для начала небольшое сочинение, не являющееся комментарием. Это аскетическое руководство под названием «Как монашествующему достичь совершенства» («Avisos a un religioso para alcanzar la perfección»). Здесь Иоанн перечисляет и подробно раскрывает четыре необходимых условия для духовного преуспеяния:
1. Странничество (resignación), отсутствие привязанности ко внешним делам и событиям: «Монаху следует жить в монастыре так, как если бы кроме него в нём больше никого не было. Поэтому он никогда не вмешивается ни мыслью, ни словом в происходящее в общине или у кого-то из насельников, не желая замечать ни доброго, ни худого, ни различных обстоятельств; и хотя бы мир пошёл ко дну, монах не станет заботиться и беспокоиться об этом: он будет стремиться сохранить
68
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова № 3, 2016
© Игнатьева М.Ю., 2016
мир души; он будет вспоминать жену Лотову, которая, оглянувшись на шум и крики погибавших, окаменела» [4, с. 130-131].
2. Кеносис (mortificación). Речь идёт об аскетическом самоумерщвлении через отсечение своей воли: «Следует всем сердцем принять ту истину, что ты пришёл в монастырь не для чего иного, как для того, чтобы другие возделывали в тебе и укрепляли добродетели, и что ты подобен камню, который нужно отшлифовать и обработать, прежде чем закладывать в стену здания».
3. Упражнение в добродетелях (ejercicio de virtudes): «Подобает иметь постоянство в монашеском деле и в послушаниях, откинув всякое почтение к миру, служить одному Богу. Для этого никогда не находи ни удовольствия, ни неудовольствия в работе, побуждающих либо делать её, либо оставить, но держи в уме лишь ту причину, по которой следует трудиться, - делать всё ради одного Бога. И вот так и нужно всё делать, приятное и неприятное, лишь затем, чтобы через это послужить Богу. Для того, чтобы, трудясь усиленно и постоянно, выпестовать в себе добродетели, старайся всегда склоняться скорее к трудному, чем к лёгкому, к жёсткому, а не к мягкому, к тяжёлому и неприятному в работе скорее, чем к её приятным сторонам, и не выбирай лёгкий крест, ибо "бремя Моё легко" (Мф. 11, 30); и чем тяжелее бремя, тем оно легче, ибо его несёт Господь».
4. Уединение (soledad, или «исихия», в терминологии восточной монашеской аскетики): «Будь постоянен в молитве, не оставляя её даже посреди телесных трудов. Ешь ли ты, пьёшь, говоришь или что-то обсуждаешь с мирянами - что бы ты ни делал, ходи, всегда устремляясь к Богу и прилепляясь к Нему сердцем. Это совершенно необходимо для внутреннего одиночества, в котором требуется не допускать до души ни одного помысла, кроме об-ращённого к Богу, в забвении обо всех преходящих вещах этой жалкой скоротечной жизни».
Следом за изъяснением этих четырёх условий Иоанн приводит «лествицу совершенств» (grados de perfección), состоящую из семнадцати ступеней, которые все объединены мыслью о постоянном присутствии перед лицом Бога: в поступках, размышлении, молитве.
У Иоанна Креста нет стихов о необходимости странничества или отсечения воли; мотив одиночества, хотя и постоянный в его лирике, явно не означает «забвения обо всех преходящих вещах этой жалкой скоротечной жизни». Ясно, что аскетическое содержание прозы не является содержанием лирики. И всё же: почему это руководство для монашествующих читается как руководство для пишущих? Что в стихах самого Иоанна указывает на странничество, кеносис, упражнение в добродетелях?
Обратимся к стихотворению «Однажды ночью тёмной». Оно начинается так: En una noche
oscura, // con ansias, en amores inflamada // ¡oh dichosa ventura!, //salí sin ser notada // estando ya mi casa sosegada. «Однажды ночью тёмной, в тревоге, воспламенённая любовью - о, дивное приключение! - я, не будучи замеченной, покинула уже уснувший (буквально: упокоенный) дом».
В комментарии к этой строфе Иоанн Креста говорит, в частности: «Душа скидывает с себя все природные силы, тем самым позволяя Богу обличить её немощь и обнажить всё, что не есть Бог по природе, для того чтобы заново одеть её, нагую и лишённую своего ветхого покрова» [5, с. 641]. Когда Иоанн поясняет, что Бог обнажает душу, освобождая её ото всего, что не есть Он Сам, в его пояснениях нельзя видеть только риторическую фигуру, метафору, символ, потому что через этот образ он даёт аскетические указания своим ученикам. Опыт освобождения от ветхого человека - это конкретная аскетическая практика.
Что же происходит в стихотворении в этот момент? Ночь, жажда, любовное горение, незаметный выход на улицу, уснувший дом. Стоит обратить внимание на то, что первая строфа создаёт впечатление призрачности, наготы: человек незаметен, дом без света, ночь беспробудна, жажда не утолена. Однако речь идёт не просто о впечатлении призрачности и наготы - здесь сама языковая плоть стихотворения «обнажается» и «истощается». Сравним первую строфу с седьмой: El aire de la almena, // cuando yo sus cabellos esparcía, // con su mano serena // en mi cuello hería // y todos mis sentidos suspendía. «Ветерок на башне, когда я теребила его волосы, мягкой рукою ранил меня в шею и останавливал все мои чувства».
Какие плотные материальные образы: башня, копна волос, рука, шея! Если в первой строфе только один активный глагол (вышла) и три пассивных причастия (воспламенённая, не замеченная, упокоенный), то в седьмой строфе мы видим три определённых активных действия, нарушающих состояние вещей: теребила, ранил, останавливал.
От первой к предпоследней строфе стихотворение прошло через различные этапы своего рода «аскетического делания»: от истощения до насыщения божественным присутствием, через трансформацию звукового поля. Если подсчитать количество гласных в каждой строфе, то можно услышать значимую перекличку трёх доминирующих звуков: а, о и е. А постоянно ассоциируется с любовью (Amado con amada, // amada en el Amado transformada), о - с ночью (см. процитированную выше первую строфу), е - со светом (см. седьмую строфу; хотя по-испански свет - luz, но u обычно связано с темнотой, как в слове oscuro). Так в 4-й строфе, где происходит изменение, на пять о приходится 17 е, в других строфах разница не превышает шести, а, как правило, остаётся в пределах трёх-четырёх гласных.
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова «¿j- № 3, 2016
69
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
Исследователь Алдо Руффинато предлагает такое прочтение акустического поля в «Духовной песни»: «При внимательном рассмотрении, можно увидеть, что знаковая стратегия обязывает возлюбленного играть в прятки, скрываясь в складках речевой ткани (выделено мной. - М.И.) первой строфы путём хитроумного рассеивания фонетических указателей в пространстве почти всей строфы. Arnaco («Возлюбленный») эксплицитно появляется лишь в начале второго стиха, однако он, этот Возлюбленный, уже просвечивает и в первом стихе, в наречии adonde («где») и глаголе escondiste («скрылся») и продолжает оставлять следы своего присутствия во втором стихе "gemido" («стон»), в четвёртом: "habiéndome herido" («ранив меня»), и, наконец, в пятом: очень ясно в "clamando" («зовя») и менее заметно в "ido" («ушёл»)» [9].
Интересно, что сам Иоанн Креста обращал внимание на значение звуков и междометий, например «о!» или «как!»: «Всякий раз, когда они звучат, они передают нечто внутреннее лучше, чем это делает язык (дальше Иоанн объясняет, что речь идёт о молитве. - М.И.)» (Canción 1, verso 1) [4, с. 955].
Приведённые примеры показывают, что в стихах Иоанна не только лексический, но и грамматический, и звуковой строй испытывает изменения, соприродные описываемым состояниям. И ночь, и песнь кончаются покоем. Дамасо Алонсо пишет в комментарии к другому произведению,«Духовной песни», следующее: «Это изменение в самом внутреннем составе (contextura) поэмы совпадает с переходом от аскетического самоумерщвления (mortificación) и медитации (очистительный и просвещающий путь) к соединению с Богом» [1, с. 504]. Здесь исследователь указывает на тройственный пусть духовной жизни, который был описан Бернардом Фонтовой (1390-1460) в «Духовном трактате о трёх путях: очищающем, просвещающем и единящем».
Итак, аскет остаётся им и тогда, когда пишет стихи. Этот факт тем более примечателен, что многие строфы были сочинены в монастырской тюрьме, в невыносимых условиях. Так, Иоанна в течение девяти месяцев не только держали в келье без света, впроголодь, в одной и той же одежде в суровую зиму и палящий зной, но и заставляли еженедельно обнажать спину в монастырской трапезной для «братского» бичевания плетьми в течение одного Miserere (50-го псалма). Оставаясь наедине с Богом, он молился и сочинял стихи. Некоторые строфы ему удалось записать на бумаге лишь по прошествии шести месяцев, когда его новым охранником стал более добросердечный брат.
В результате побега Иоанн оказался у кармелиток, укрывших своего духовного руководителя. Когда он прочёл им стихи, написанные в неволе, монахини были так восхищены, что записали каждое слово: «Слушать его было небесным на-
слаждением». Со временем Иоанн дописал некоторые свои стихотворения и, по просьбе монахинь, истолковал их в прозе. Простота стихотворений и глубина их истолкований отдают гулом тюремных и монастырских стен.
Посмотрим на один пример такого истолкования в комментарии к стихотворению «Любви живое пламя». Оно начинается прямо с «пути соединения», via unitativa: «Ya no eres esquiva» («больше не убегаешь»). «Очистительный путь», via purgativa, остался в преддверии первой строфы. Иоанн поясняет в прологе к толкованию «Пламени», что речь идёт о самом совершенном состоянии души, которое хотя и совершенно, может трансформироваться «по направлению ко всё большему утверждению в любви» (Llama de amor viva.Prólogo) [4, с. 950]. Иными словами, стихотворение написано для более совершенных, для тех, кто уже укрепился в стремлении к святости. Исследователю важно учитывать этот контекст и стараться хотя бы теоретически понять смысл этого стихотворения с точки зрения его адресата.
В стихотворении Бог не упоминается, однако монах призван опознать Его действие в своей душе. Для тех же, кто только приближается к этому совершенству, написано разъяснение, на языке Иоанна Креста, «декларация»: ¡Oh cauterio suave!// ¡Oh regalada llaga! //¡Oh mano blanda! // ¡Oh toque delicado, // que a vida eterna sabe, // y toda deuda paga! // Matando, muerte en vida la has trocado. «О, ласковый плен! О, подаренная рана! О, мягкая рука! О, лёгкое касание, напоминающее о вечной жизни и воздающее за все муки! Убивая, ты обратило смерть в жизнь».
Иоанн комментирует: «В этой строфе душа объясняет, что божественный труд единения (с Богом. - М.И.) совершают три Лица Святой Троицы: Отец, Сын и Дух Святой. Таким образом, рука, плен и касание - по своей природе, одно и то же; душа нарекает их этими именами потому, что у каждого из них - своё действие. Плен - это Дух Святой, рука - Отец, а касание - Сын.. ."Подаренная рана" относится к Святому Духу, и поэтому Он называется "пленом". Вкус вечной жизни относится к Сыну, и поэтому Он назван "лёгким прикосновением". А плата, которую получает душа, относится к Отцу, и поэтому Он назван "рукою"» (Llama de amor viva, Canción 2) [4, с. 995].
Синтаксис этой строфы не позволяет так просто произвести эти сопоставления: «О лёгкое касание, напоминающее о вечной жизни и воздающее за все муки!». Первое определение относится к Сыну, а второе - к Отцу, в то время как в самом стихотворении оба они относятся к «касанию», то есть к Сыну. То есть не будь разъяснения Иоанна, вероятнее всего, тринитарный смысл этих образов остался бы непонятен. Точно так же «декларации» будут освещать и другие строфы.
70
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова № 3, 2016
Авторское разъяснение, не отменяя собственно текстологических возможностей интерпретации, создаёт дополнительный смысловой слой. Мы можем мысленно уподобиться той самой монахине Ане де ла Пеньялоса, которой были посвящены и эти стихи, и эта «декларация», и осознать, что сияние, мерцание пламени в стихотворении есть действие свыше, пронизывающее языковую плоть этих стихов. И здесь начнётся какое-то новое чтение, возможно, допускающее и те литературные критерии, которым Менендес-и-Пелайо отказывал в способности «измерить поэзию и прозу святого Хуана де ла Крус, поскольку сквозь них прошёл дух Божий, всё собой украшая и освящая» [8].
Моей задачей было показать, что вполне возможно изучать поэзию и богословие Иоанна Креста как единое органическое целое, ведь и для самого Иоанна и его адресатов - монахов и монахинь, духовным наставником которых он был, это были неразделимые понятия.
Мы видели на примере стихотворения «Однажды ночью тёмной», какой труд совершает монах-поэт, «одевая во вретище» собственный текст для того, чтобы в нём совершилась необходимая трансформация: от наготы в мире - к наготе в Боге, от ночи в мире - к ночи в Боге. Видели и то, как духовник, передавая стихи своим ученицам, пишет на их полях заметки, вытесняющие стихи из области поэзии в область богопознания. Кажется, это уникальный случай во всей истории поэзии, и занимающийся им исследователь может не раз воскликнуть словами Иоанна: ¡oh dichosa ventura! «О, дивное приключение!».
Библиографический список
1. Alonso Dámaso. La poesía de San Juan de la Cruz // Thesaurus. - T. IV - Núm. 3 (1948). - P. 492-512.
2. Alonso Dámaso. La poesía de San Juan de la Cruz (Desde esta ladera). - Madrid: Aguilar, 1966. -229 p.
3. Baruzi J. San Juan de la Cruz y el problema de la experiencia mística, Valladolid / ed.de la Consejería de Cultura y Turismo, 2002. - 742 p.
4. Crisogono de Jesús Sacramentado. Vida de San Juan de la Cruz. - Madrid, 1997. - 430 p.
5. Cruz Juan de la. Obras completas. - Monte Carmelo, 9na edición, 2014. - 1341 p.
6. Cuevas Cristóbal. Estudio literario // Introducción a la lectura de San Juan de la Cruz. Junta de Castillo y León, 1993. - P. 125-201.
7. López Baralt, Luce. San Juan de la Cruz y el Islam. - Madrid: Hiperión, 1990. - 440 p.
8. Mancho Duque, María Jesús. Creación poética y componente simbólico en la obra de San Juan de la Cruz. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.biblioteca.org.ar/libros/134481.pdf (дата обращения: 31.03.2016).
9. Menéndez y Pelayo, Marcelino. De la poesía mística. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.cervantesvirtual.com/obra-visor/ discursos0/html/p0000001.htm (дата обращения: 17.03.2016).
10. Ruffinatto Aldo. Bordaduras en torno a la semiótica filológica de Cesare Segre (El caso de la supuesta doble redacción del Cántico espiritual de San Juan,) // Artifara. Revista de lenguas y literaturas ibéricas y latinoamericanas. - 2003. - № 3. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.cisi. unito.it/artifara/rivista3/testi/sanjuan.asp (дата обращения: 2.04.2016).
11. Vega Garcia-Luengos, German. La poesia de San Juan de la Cruz. Fuego de las palabras // Revista de espiritualidad. - 1990. - №196-197. - P. 371-401.
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова № 3, 2016
71
