Сохранение и развитие национальной культуры в сфере образования в условиях эмиграции ("первая волна")
H.Н. Забелина
Гуманитарный факультет МГТУ, кафедра философии
Аннотация. В статье рассматриваются некоторые аспекты философии образования в 20-30 гг. XX в. в условиях русского зарубежья. Философское осмысление дается с позиций формирования данного явления в результате пересечения и, в конечном итоге, синтеза двух генетических линий -отечественной традиции, берущей свое начало со времен Киевской Руси, и общеевропейской, учитывающей все достижения Просвещения и немецкой классической философии. Отмечается, что философия образования в условиях эмиграции разрабатывалась на основе обобщения значительного эмпирического материала Подчеркивается особая ценность личности и трудов В.В. Зеньковского.
Abstract. In the paper some aspects of the philosophy of education in the 20-30th of the XX century in conditions of the Russian emigration have been considered. The formation of the phenomenon has been reckoned to be a result of the two genetic lines' synthesis: the national tradition and the European one, which includes the Enlightenment and German classic philosophy. It has been underlined that in the emigration the philosophy of education was worked out on the basis of the significant empirical material generalization. The author has paid special attention to the person and works of V.V. Zen'kovsky.
I. Введение
В нашей национальной духовной культуре продолжается активный благотворный процесс объективного анализа истории России во всем объеме, без каких-либо исключений, "белых пятен". Многие десятилетия таким "белым пятном" являлась культура русской эмиграции, в особенности ее "первой волны" (20-30 годы XX в.), образовавшийся, когда в 1918-1922 гг. два с половиной миллиона человек покинули Россию как добровольно, так и в результате революции, в ходе военных действий в период гражданской войны. Поэтому необходимо углубленное изучение русской духовной жизни во всей ее полноте. Но если литература, философская и социально-политическая мысль русского зарубежья все полнее освещается, то философско-педагогическая мысль еще ждет своего исследования. Однако, оценка философско-педагогических идей русских эмигрантов 20-30 гг. может быть осуществлена не автономно, а только в контексте общей характеристики как "первой волны" эмиграции, так и ее культуры.
2. К структурной характеристике русской эмиграции "первой волны"
Отношение к эмиграции, в том числе и к ее культуре, должно быть абсолютно объективным, основанным только на реальных фактах истории, без каких-либо элементов конъюнктурности. В прошлом же зачеркивали всю деятельность русской эмиграции, а ныне принимают ее без каких-либо оценок и анализа. Но эмиграция, особенно ее первая волна, настолько сложное и многогранное явление, что одними знаками "минус" и "плюс" характеризоваться не может (Вентцелъ, 1909).
В ней отразился весь сложный и противоречивый спектр идей и настроений, которые были в России к 1917-1920 гг. и выразились в философии и психологи, в понимании проблем образования и воспитания, в искусстве, религиозных и нравственных исканиях.
Если учитывать только политическую сферу, то это широчайший диапазон от монархистов до социалистов-меньшевиков и эсеров. В области искусства - представители всех художественных школ, какие были в России: символисты и акмеисты, кубисты и футуристы. То же, в известной мере, относится и к философии образования, здесь также проявился широкий спектр идей - от неокантианства до православия.
Словосочетание "белая эмиграция", которое господствовало в советской литературе многие десятилетия, далеко не адекватно выражает сущность обозначенного им явления и, кроме того, вызывает не всегда точные ассоциации (Фрейнкман-Хрусталева, Новиков, 1995).
На деле среди тех, кто составлял основную массу эмиграции первой волны, отнюдь не все занимали четкую "белую" позицию противостояния "красным". Не будет преувеличением сказать, что основная масса людей, оказавшихся за пределами Советской России после Октября 1917 г., в ходе
гражданской войны 1918-1922 гг. и после ее окончания, не принимали активного участия в политическом противостоянии власти, утвердившейся в России.
Большинство из тех, кто бросил родные места под воздействием коллективных, массовых чувств неуверенности, страха, растерянности в годы крушения прежнего сложившегося образа жизни и неопределенности завтрашнего дня, относились к числу колеблющихся. Что касается неточных ассоциаций, то они выражаются в представлениях, будто основная масса "белых эмигрантов" -эмигрантов первой волны - это военные люди: генералы, офицеры, юнкера, казаки.
П. Ковалевский в книге "Зарубежная Россия", изданной в 1971 г. в Париже, свидетельствует о том, что лишь "около четверти, покинувших страну, принадлежали к армиям, сражавшимся на юге России, в Крыму, вокруг Петрограда, на Севере и в Сибири". Основная масса "белой эмиграции" -эмигрантов первой волны - гражданские люди разных профессий и рангов: служащие и вчерашние студенты, коммерсанты, учителя, профессора, артисты, писатели, журналисты (Ковалевский, 1971).
Точную характеристику структуры российской эмиграции первой волны дала в 1930 г. 3. Гиппиус: "Одна и та же Россия - писала она, - по составу своему, как на родине, так и за рубежом: родовая знать, государственные и другие служилые люди, люди торговли, мелкая и крупная буржуазия, духовенство, интеллигенция".
Именно русская интеллигенция выполнила великую историческую миссию сохранения и развития национальной русской культуры в условиях рассеяния. Об этом свидетельствуют многие факты.
Чрезвычайно ценный и достоверный фактический материал об интенсивности культурной жизни русской эмиграции, о ее вкладе в мировую культуру содержится в ряде зарубежных изданий. Нью-Иорский "Новый журнал" систематически публикует документальные данные о роли наших соотечественников в развитии науки, техники, искусства как в Европе, так и в Америке, и в Азии.
Социологический анализ, осуществленный в Белграде Русским Институтом еще в 30-е годы установил, что в эмиграции к 1930 г. находилось более 500 российских ученых, среди них более 150 бывших профессоров российских университетов. Из них 5 человек имели звание академиков Российской Академии наук.
По подсчетам исследователя культуры русского зарубежья П. Ковалевского за 1920-1952 гг. вышло в свет 1571 периодическое издание на русском языке. Число же отдельных групп, брошюр, непериодических сборников было значительно больше.
За одно лишь десятилетие (1920-е гг.) было издано 7038 названий работ гуманитарного профиля, в основном по истории, праву, философии. В 20-30-х гг. в Париже, Берлине, Праге, Белграде интенсивно развивалось творчество писателей И. Бунина, А. Куприна, Д. Мережковского, 3. Гиппиус, В. Ходасевича, М. Алданова, Г. Иванова, И. Шмелева, философов Н. Бердяева, Н. Лосского, С. Булгакова, Л. Шестова, И. Ильина, композиторов С. Рахманинова, С. Прокофьева, А. Глазунова, художников М. Добужинского, А. Бенуа, И. Билибина, историков Г. Вернадского, М. Ростовцева и многих других.
Значительное место в этом ряду занимали и русские философы, писавшие по проблемам образования и воспитания, в особенности В. Зеньковский и С. Гессен.
Современная характеристика культурного наследия российской эмиграции, в том числе и философско-педагогических идей, должна базироваться на следующем исходном методологическом основании.
Внутренняя сущность русской культуры всегда была единой. Ее общим основанием служат идущие из глубины столетий традиции, впитавшие в себя и славянское язычество, и византийское православие, и болгарскую книжность, и мысль московской Руси, и петровское и екатерининское просвещение "славянского осьмнадцатого столетия", и достижения пушкинского "золотого века", и религиозно-философскую мысль "века серебряного". В силу исторических обстоятельств этот единый мощный поток русской культуры разбился на два русла. Одна часть единой русской культуры развивалась на своей исторической родине, исконной земле предков, это культура русской метрополии. Другая часть - в рассеянии. Это культура диаспоры. Это второе русло единого потока русской культуры в свою очередь разветвлялось, проявляя себя в Париже и в Берлине, Праге и Софии, Белграде и в Харбине, на американских и австралийских берегах.
Единая по истокам, традициям, языку, выражению национального характера, русская культура развивалась в двадцатом столетии в двух пространственных формах. Государственные границы, конечно, разделили территориально и политически эти две части русской культуры, но не могли изменить ее внутренней сущности. Поэтому, когда говорят "эмигрантская культура", то следует иметь в
виду, что это та же русская культура, но развившаяся в особых условиях, исторически отстраненная от основного массива этой культуры.
Современный исследователь русской эмиграции Еременко Л.И. выделяет специфические черты русской эмиграции как особого социально-культурного феномена. Это: 1) устойчивая преемственная связь всех волн по сохранению и развитию национальной культуры - традиций, обрядов, веры, языка; 2) открытость к культурам стран проживания, свободное взаимодействие с ними; 3) приверженность к корням, оставленным на родине, давшая возможность эмиграции развить все формы духовной деятельности - художественную, религиозно-философскую, научную; 4) взаимодействие регионов расселения, давшее возможность не утратить духовно-культурную основу.
3. Институты организации культурной жизни русского зарубежья
Характерной чертой духовной, культурной жизни русского зарубежья являлось стремление к организационному, институциональному оформлению этой жизни. Такими формами, институтами ее организации являлись школа, церковь, общественные объединения.
Немалую роль в духовном сплочении русской эмиграции играла Зарубежная православная церковь. Она привлекала даже религиозно-индифферентную интеллигенцию в стены храмов, молельных домов возможностью общения, осознания своей причастности к русской истории, к русской духовной культуре. Поэтому немалая часть эмигрантской интеллигенции до отъезда не знавшая дороги к храму, начинает участвовать в жизни своего прихода, посылать детей в православные лагеря для молодежи.
Хотя число служителей Церкви, оказавшихся за рубежом, оказалось крайне незначительным, однако их активность сыграла немалую роль в поддержании духовной атмосферы русского самосознания. Церкви устраивались в обычных домах, гаражах, иконы и утварь изготавливались добровольными мастерами. Единственное, что в церковной жизни эмиграции достигало высокого уровня - церковные хоры, принесшие в Западную Европу древнюю культуру византийских распевов, православного богослужения. В Париже функционировал Богословский Павловский институт, готовивший священников для православных приходов. При этом институте функционировал педагогический кабинет (Дети эмиграции, 1925).
Деятельность русских школ в эмиграции могла осуществляться лишь на основе подвижнического труда учителей. Трагичной была их судьба (Руднев, 1924). Учитель получал нищенское содержание, составляющее лишь часть самого низкого беженского прожиточного минимума. Он вынужден был заниматься и тяжелым физическим трудом. Учителям-эмигрантам приходилось мириться с высокомерием европейских коллег по отношению к русской культуре.
Русские школы в Берлине, Париже, Белграде стремились решать две задачи - помочь детям эмигрантов приспособиться к жизни в новой чужой стране и в то же время сохранить свою "русскость" -самобытность, чувство национального самосознания. Этому особенно способствовало преподавание истории России, литературы, языка, при этом использовались прекрасные дореволюционные учебники, например, по русской истории - Платонова. Регулярно отмечался День русской культуры, он был приурочен к 6 июня - дню рождения Пушкина (Флейшман и др., 1983).
Одним из центров зарубежной русской культуры, в том числе образования, наряду с Парижем была Прага.
Особую роль в этом сыграл первый президент независимой Чехословацкой Республики - Томаш Масарик, видный историк русской общественной мысли и культуры. Он возглавил "Русскую акцию" помощи эмигрантам, в основном интеллигенции. В 1921-23 гг. в Праге обосновались 150 ученых и тысячи русских студентов. В столице Чехословакии были созданы и действовали Русский юридический факультет при Карловом университете, педагогический и кооперативные институты, автомобильная и тракторная школа, Высшее училище техников. Были выделены довольно большие суммы для стипендий студентам, для помощи русской интеллигенции не только в Праге, но и в Париже. Издательство "Пламя" и "Евразийское книгоиздательство" обеспечили выпуск значительного числа русских книг (Раев, 1994).
Велика роль русской исторической школы в Праге. Среди эмигрантов оказались такие выдающиеся русские историки, как византоновед Н.П. Кондаков, руководивший семинаром, издавшим 12 томов "трудов", профессора Е. Шнуло, А. Кизеветтер, А. Фатеев, руководившие историческим обществом. С 1924 г. в Праге действует Русский заграничный исторический архив, в работе которого принимали участие П. Струве, В. Макотин, В. Бурцев.
В разное время в Праге писали и читали лекции историк православия Г. Флоровский, философы и социологи Н. Трубецкой и Р. Савицкий. Однако оснований для идеализации возможностей получения образования русскими эмигрантами в Чехословакии не было. Эту ситуацию точно проанализировал
видный русский философ - эмигрант И.О. Лосский, который жил с семьей в Чехословакии, а его сын учился в чешской школе. Многие чешские учителя (в отличии от Масарика), "дореволюционную русскую культуру, - пишет Н.О. Лосский (1994), - считали грубо реакционной". Этот поверхностный прогрессизм, полагал Лосский, был порожден как шовинизмом, так и стремлением строить демократию без религиозных основ на почве позитивистского миропонимания. Сын Лосского, Андрей вступал в спор с учителями, пытавшимися всячески принизить русскую культуру.
Особо следует подчеркнуть целенаправленное обращение эмигрантов к ценностям русской культуры для воспитания у молодежи не только патриотического сознания, но и чувства причастности к духовной жизни России, нравственному богатству ее культуры. Об этом свидетельствуют фрагменты из хроники культурной жизни русской эмиграции во Франции за 1930 г.:
16 января. Юношеский клуб. Драматический вечер. Сцены из "Мертвых душ" Н.В. Гоголя. В помещении Международного общежития студентов.
Спектакль при участии младшего отделения кружка девочек. Ставится "Майская ночь" Гоголя.
18 января. Студенческий клуб. Диспут на тему "Что может сделать для России рабочая молодежь в эмиграции?"
С.Г. Сватиков в связи с чествованием 175-летия Московского университета читает лекцию "Московское студенчество в прошлом (1755-1917)" в помещении Общества социальной экономии.
Данные хроники культурной жизни свидетельствуют не только о целенаправленности и высокой организации культурной жизни в эмиграции, но и о ее содержательной наполненности (Еременко, 1993).
Ознакомление с лучшими образцами русской классики и народного искусства сочеталось с откликами на современное искусство эмиграции. Это позволяет сделать вывод, вопреки распространенным стереотипным оценкам, что эмигрантская культура не была вторичной, ностальгической, ретроспективной. Она была живой ветвью единой русской культуры и функционировала по законам органического развития культуры. Данные положения в настоящее время являются важным эмпирическим материалом для обобщений в отечественной философии образования. Ценный материал представляет и анализ уникальных документов - сочинений русских детей, оказавшихся с родителями в эмиграции. В этом издании был дан анализ 2400 детских сочинений, результаты опросов 500 детей разных возрастов. Они перенесли в детском и подростковом возрасте крутую ломку жизненного уклада - бегство из родной страны, соприкосновение с новой средой. Многие из них были свидетелями, а кое-кто жертвами террора, грабежей. Происходила ломка ценностных ориентиров, контраст между устойчивыми семейным бытом и реалиями гражданской войны, беженства, унижения, нищеты был чрезвычайно велик. Но и в этих условиях сохранились - если поддерживались -определенные нравственные устои, в том числе чувство Родины, России. Этот материал безусловно отразился в теоретических разработках по философии и практике образования и воспитания, которые осуществлялись русскими философами и педагогами.
4. Профессор протоиерей В. Зеньковский
Особую ценность для разработки проблем национального образования как области духовной культуры имела книга В. Зенъковского "Русская педагогика в XX веке" (1960). В ней была дана, по его словам, "характеристика русской педагогической мысли". Именно мысли, а не школы в ее различных формах. То есть, перед нами философия образования, как определенная область культуры.
Величайшими авторами педагогических концепций XIX в. в России, оказавшими огромное влияние на русскую педагогику XX в., Зеньковский считает К. Ушинского, оставившего идею "органического синтеза в педагогике" и Л. Толстого, выдвинувшего "мотив свободы". Среди педагогов-мыслителей им названы также Пирогов, Рачинский, Лесгафт, Стонгин, Бунаков. Зеньковский делает плодотворный и глубокий вывод о том, что стремление к цельности в образовании и воспитании, "примыкает к однородному мотиву в русской философии". Это соотнесение проблем образования с проблемами развития русской философии дало Зеньковскому основания для структурирования истории философско-педагогической мысли и выделения в ней трех направлений: 1) педагогический натурализм; 2) педагогический идеализм; 3) религиозно-педагогическое направление.
Натурализм имеет два основания: а) просветительские установки, то есть теория прогресса и утопическая вера в преобразующую силу воспитания и образования; б) вера в природные возможности ребенка, силу его души. Натуралистическая концепция, в свою очередь, выражалась в двух основных вариантах: научное направление и романтическое, утверждавшее идеи "свободного воспитания".
Научное течение опиралось на биологические разработки (Лесгафт), в которых соединялась программа физического развития, соединенного с развитием духовным, предполагавшим формирование целостной личности, готовой к жизненной борьбе. Это был в полном смысле слова настоящий
антропологический подход. Другой теоретик педагогики натуралистического подхода - Лазурский -уделял особое место психологической подготовке личности.
Романтическое течение в философии педагогике представлено прежде всего Л. Толстым, а также Горбуновым-Посадовым, Вентцелем, Дурылиным, Шацким, А. Зеленко и др.
Сторонники этого направления, опираясь на антропологический принцип единства телесного и духовного, утверждали, что эта целостность человека задана от природы, поэтому его следует освободить от всякого внешнего, в особенности авторитарного воздействия, максимально способствовать самодеятельности и инициативе. Вентцель, один из представителей этого направления пишет, что "ребенок нуждается в великой партии свободы, надо уважать в нем человеческую личность, которая в нем скрыта". В.В. Зеньковский отмечает ценные стороны концепций свободного воспитания, выявляя в то же время своеобразный педагогический утопизм, социальную мечтательность, характерные для данного течения. Он раскрывает внутренние противоречия философии педагогического романтизма. Одно из них - нарушение целостности, требуемое антропологическим подходом, когда нравственное, духовное начало может быть оттеснено другими формами выражения естественного развития личности. Это утверждал Л. Толстой, и в его философии образования и воспитания выдвинут в качестве основы принцип служения Добру, как путь к самосовершенствованию. В основу образования и воспитания им было положено религиозное понимание жизни, учение о религии и нравственности должно органически сочетаться с антропологическим подходом. Движущими силами образования и воспитания должны являться не особые педагогические требования, а требование самой жизни, ее органическое течение. Зеньковский говорит о "целостной педагогике".
Но эти толстовские установки были приняты далеко не всеми. Принцип религиозного воспитания отвергается на основе отрицания церковного воспитания. В.В. Зеньковский дает достаточно объективную, но в целом критическую оценку советской педагогической мысли (Шацкий, Пинкевич, Крупская, Шульгин и др.).
Впервые в его работе поставлена проблема характеристики эмигрантской философии образования. В ней выделено им два направления - идеалистическое и религиозное. Он высоко оценивает труд С.И. Гессена "Основы педагогики" (1999), где в духе неокантианских идей Рикерта педагогика разработана как прикладная философия, в основу которой положен примат духовного процесса нравственного созревания, лежащего в основе всей системы образования и воспитания. Центральным понятием у Гессена является не воспитание, а образование, но и не в смысле интеллектуального развития, а в смысле немецкого созревания. Отмечая ценные стороны этой философии образования (борьба с руссоизмом и толстовством, систематизация идей мировой философии образования) Зеньковский осуществляет и критический анализ философии Гессена. Он видит ее недостатки в известной формализации всего процесса образования, "формальная логика и формальная диалектика" удаляют его от реального процесса, педагогика становится лишь материалом для иллюстрации философских идей.
Этой концепции Зеньковский противопоставляет религиозное течение (но не толстовского характера, ибо "религиозный морализм Толстого имеет имперсоналистический характер"). Зеньковский стремится усилить (в религиозной форме) антропологическую линию в философии образования и воспитании. Базой ее он считает Богословский институт в Париже и религиозно-педагогический Кабинет при нем, а также Русское Студенческое Христианское движение.
Виднейшими представителями религиозно-философской педагогики в эмиграции Зеньковский называет С. и А. Четвериковых, Л. Занфера, Н. Афанасьева, С. Шидловского.
5. Заключение
Таким образом, сохранение и развитие идей национальной культуры в сфере образования в условиях эмиграции свидетельствует о жизненности традиции русской философской мысли. Можно говорить о духовном подвиге русской эмигрантской культуры, в том числе и в области философии. Она сохранила и развила духовные богатства, накопленные на протяжении многих столетий. Это позволяет придти к выводам о непреходящей ценности (теоретической и практической) опыта философско-педагогической мысли русского зарубежья для решения современных образовательных проблем. Совершенствование как общего, так и специального культурологического образования должно стать, как нам представляется, одной из перспективных задач научных исследований в области истории и теории культуры, истории философии. Системное, целостное осмысление исторических итогов и перспектив развития человечества легло в последней трети XX века в России в основу новой научной дисциплины -философии образования.
Литература
Вентцель К. Идеальная школа будущего. Свободное воспитание, № 8, с.3, 1908-1909.
Гессен С.И. Основы педагогики. Введение в прикладную философию. М., Школа-Пресс, 447 е., 1999.
Дети эмиграции. Сборник. Издание педагогического бюро по делам средней и низшей русской школы за
границей. Прага, с.83, 1925. Еременко Л.И. Русская эмиграция как социально-культурный феномен. Автореф. дис. М, 169 е., 1993. Зеньковский В.В. Профессор протоиерей. Русская педагогика в XX веке. Париж, с.5, 1960. Ковалевский П.Е. Зарубежная Россия: история и культурно-просветительская работа русского
зарубежья за полвека (1920-1970). Париж, с.183, 1971. Лосский Н.О. Воспоминания. Жизнь и философский путь. СПб, с.251-253, 1994. Раев Марк. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции 1919-1939. М., 203 е., 1994. Руднев В. Зарубежная русская школа. 1920-1924. Париж, 102 е., 1924. Флейшман Л., Хьюз Р., Раевская-Хьюз. Русский Берлин (1921-1923). Париж, с.53, 1983. Фрейнкман-Хрусталева Н., Новиков А. Эмиграция и эмигранты. История психологии. СПб, 165 е., 1995.