CC BY
3218. Шацилло К.Ф. Новые сведения о псевдонимах в журнале «Освобождение» // Археографический ежегодник за 1977 год. М.: Наука, 1978. С. 111-114.
19. Янцен В. О нереализованных русских проектах тюбингенского издательства Я.Х.Б. Мора (Пауля Зибека) начала XX века / / Исследования по истории русской мысли. Ежегодник 2004-2005 [7]. Под ред. М.А. Колерова и H.C. Плотникова. М.: Модест Колеров, 2007. С. 283-305.
20. Aliaiev G. Discussion on Christian Socialism: Semyon Frank's Forgotten Paper / / Overcoming the Secular/ Russian Religious Philosophy and Post-Secularism / Ed. by Teresa Obolevitch and Pawel Rojek. - Krakow: The Pontifical University of John Paul II in Krakow Press, 2015. - P. 132-143.
21. Bakhmeteff Archive of Russian and East European History and Culture, Rare Book & Manuscript Library, Columbia University, New York, S. L. Frank Papers.
22. Bakhmeteff Archive of Russian and East European History and Culture, Rare Book & Manuscript Library, Columbia University, New York. Nikolai Aleksandrovich Berdiaev Letters. Series I: Correspondence. Box 1. Frank, Semen Liudvigovich.
23. Bibliographie des œuvres de Simon Frank. Établie par Vasily Frank. Sous la direction de T. Ossorguine. Introduction de René Le Senne. Paris. Institut d'études slaves. 1980. (Bibliothèque russe de l'institut d'études slaves. Tome ЫП. Série: Écrivains russes en France).
24. Frank S. [Рецензия на:] Boris Sapir: Dostojewski) und Tolstoi über Probleme des Rechts. 1932. I.C.B. Mohr (Paul Siebeck). Tübingen // Jahrbücher für Kultur
und Geschichte der Slaven, Bd. 9, H. 1/2 (1933). S. 291.
25. Frank S. [Рецензия на:] Winkler, Martin, Dr. phil. Peter Jacovlevic Caadaev.
Ein Beitrag zur russischen Geistesgeschichte des 19. Jahrhunderts. Ost-EuropaVerlag. 1927 // Kant-Studien. 1930. Band XXXV. Heft 2/3. S. 388-389.
26. Frank S. Dostojewski's Theodicee / U.h. Duitsch / / Stemmen des tijds, 1936, II, S. 103-118.
О людях особого типа
Н.Х. Орлова
Статья посвящена русскому зарубежью первой волны. В 1922 г. ведущие московские и петербургские философы и богословы были высланы из России. В этой когорте был и Семен Людвигович Франк. По-разному сложились их творческие судьбы, но общим для них было ощущение миссии русского философа. Они создавали институты, академии, общества, печатные издания, которые становились центрами русской философии и теологии за рубежом. Это были люди особого типа.
Ключевые слова: русское зарубежье, русская философия, Франк, Бердяев, Свято-Сергиевский православный богословский институт в Париже, Братство св. Софии, журнал «Путь».
About people of special type
Nadezda H. Orlova
The article deals with problems of Russian intellectual emigration of the first wave'. In 1922 the famous Moscow and
St.Petersburg philosophers and theologians were expel from the Soviet Russia. All had different creative destinies, but all had a feeling of mission of the Russian philosopher. They created institutes, academies, societies, printing editions which became the centers of the Russian philosophy and theology abroad. It were people of special type. In this cohort there was also Semyon Lyudvigovich Frank.
Keywords: the Russian emigration, the Russian philosophy, Frank, Berdyaev, The St. Sergius Orthodox Theological Institute in Paris, the Brotherhood of St. Sofia, magazine «Pub.
Люди нашего типа теперь очень одиноки, и, вместе с тем мы сознаем, что имеем свою миссию, и не имеем права, не хотим и не можем от нее отречься.1
Два парохода («Пруссия» и «Бургомистр Хаген») понадобились осенью 1922 г., чтобы вывезти из России ту часть интеллигенции, против которой не могли быть применены обычные карательные меры ввцду ее общеевропейской известности. Это интеллектуальная оппозиция большевизму, сосредоточенная больше всего в высшей школе, в публицистике, философии, медицине, сельскохозяйственной науке. Культурное и научное наследие Русского зарубежья целиком и полностью определилось его «кадровым» составом. Русское зарубежье, рассеянное, как пишет Солженицын, «жесточе колен Израилевых» [10, с. 140], не знает аналогов в мировой истории. Эмиграция этой волны уникальна и по своей численности, составу, зоне рассеяния и по тому значению, которое она имела для европейской культуры. Везде, куда только не попадали его «положительно заряженные частицы», возникало духовное поле высокого напряжения. Говоря словами Н. Арсеньева, смысл русской эмиграции в ее служении как раз тому что «не проходит» [1].
В то драматическое время сильна была уверенность, что в России больше не осталось России, что она перекочевала в Париж, Берлин, Прагу, Белград. «Русский Париж» до Второй мировой войны являлся столицей русской диаспоры. «Русский Берлин» после Октябрьской революции стал средоточием эмигрантской литературной и издательской деятельности. «Русский Мюнхен» был центром русской художественной эмиграции. «Русская Прага», «Русский Белград», «Русская София» были теми университетскими центрами, в которых русские эмигранты получали образование и сами преподавали. «Зарубежная Россия» - страна без гео-
1 Из письма С.Л. Франка к прот. С. Булгакову (Берлин, 4 октября 1925)
[4, с. 223].
графических и государственных границ, черпала свои смыслы в новом духовном пространстве, которое созидалось памятью и творчеством. Об этой памяти напишет Марина Цветаева: «Родина не есть условность территории, а непреложность памяти и крови. В ком она есть внутри, тот потеряет ее лишь вместе с жизнью» [11, с. 7].
В этом смысле ставилась и решалась задача сбережения памяти. «Наши задачи» - сборник, который отражает аккумуляцию боли и ответственности русской интеллигенции, оказавшейся в рассеянии. Здесь звучат вдеи «миссии русской эмиграции», которым была посвящена известная речь И.А. Бунина [5]. Отсюда идея посланничества, которая лозунгово формулируется: «Мы не в изгнании. Мы - в послании». И хотя эта формула вызывает разноречивую рефлексию, однако, расшифрованная словами Г.П. Флоровского о «призвании», «зове и задании» [13], она позволяет обнаружить тот ресурс, тот источник, в котором черпали свою силу русские мыслители вдали от родины.
Предстояло не просто выжить, но также искать ответы на «последние вопросы». Эмиграция заново открывает для себя православие, идентифицируя его с путем возрождения России. «Та светлая даль, которая, уходя в историю ретроспективно, приобщает большой путь русской национальной мысли великому основному руслу мысли западно-европейской, там, где выясняются общие истоки и при том истоки в смысле религиозной метафизики, являет себя по существу христианской» [8, с. 85]. Для плеяды русских философов и богословов, отнесенных волею революции 1917 г. к эмиграции первой волны, христианство выступает столпом и утверждением истины Русского зарубежья [5]. Обращение к религии как к источнику ответов становится самой характерной чертой эмиграции первой волны. Интеллигенция, пережившая до революции увлечение материализмом и антиклерикализмом, в эмиграции заново и по-новому открывает для себя православие, идентифицируя его с возрождением России.
С эмиграцией первой волны был связан важный этап отношений России и Запада. Для русского зарубежья Запад стал убежищем и одновременно очагом изгнанной из страны элитарной культуры. Это означало резкое усиление значения эмигрантов как фактора грядущего возрождения. «Когда мы думаем о русской культуре, о великой русской литературе прежде всего, мы не можем не признать, что Петровское обращение к Западу было не только неизбежным, но и необходимым. Только в этой свободной встрече с миром Россия стала сама собой, выросла во весь свой рост, нашла свое призвание, и призвание это - преодолеть тот страшный разрыв между «востоком» и «Западом», начавшийся в
эпоху Средневековья, который составляет главный грех христианского мира» [12, с. 394].
Среди них были те, кто считал, что «не без воли Божьей они оказались здесь» (Н.В. Лосский).2 И далее ...«они те, кто вернули в православие святоотеческое богословие». Эти слова сказаны Николаем Владимировичем о «самоучках» - своем отце Владимире Николаевиче Лосском и о Георгии Флоровском, которые в богословие пришли не из классических духовных академий. Ими вопрос о значении самой России в судьбе мира понимался как бесконечно сложный и важный. Не было сомнения в том, что с установлением в России большевизма изучение «русской главы» приобретает неизбежно «вселенский смысл» [12, с. 349].
Революция 1917 г. запустила механизм долгих и насильственных преследований, сделавших всю научную работу фактически невозможной. Парадоксальным образом в зарубежье продолжилось то, что в послереволюционной России на долгий период стало практически невозможным. Оказавшиеся в изгнании, таким образом, получили два или три десятилетия свободы для творческой работы. Сын С.А. Франка вспоминает, что в материальном и бытовом плане годы эмигрантского существования были порой «отчаянно трудными», но в творческом отношении они означали «беспрерывное движение вверх» [14, с. 14]. Говоря словами Вейд-ле, «все написанное ими после высылки, как и все напечатанное до нее, присоединилось все к тому же золотому запасу...» [6, с. 298]. И полный инвентарь этого золотого запаса еще предстоит сделать и включить в обращение.
Особое историческое и культурное значение играл в реализации этой деятельности Свято-Сергиевский Богословский Институт в Париже. Именно ему предстояло передать «пламень русской духовной культуры» новым поколениям. Открытие Института в центре западноевропейской (христианской) культуры несло в себе глубокий символический и культурный смысл. Создателями и преподавателями института были многие ведущие философы и богословы: Николай Владимирович Бердяев, Сергей Николаевич Булгаков, Василий Васильевич Зеньковский, Владимир Николае-
2 Здесь приводятся слова из беседы автора статьи с Николаем Владимировичем Лосским, которая состоялась в Париже в ноябре 2008 г. Н. В. Лосский (внук Н.О. Лосского и сын В.Н. Лосского), родился уже в эмиграции, здесь же получал образование. Филолог-англист, богослов, регент церковного хора. Активный деятель международного православного движения. Работал во Всемирном Совете Церквей. Проживает в Париже. С 1964 по 1989 гг. директор (главный редактор) журнала "Вестник Русского Западно-Европейского Патриаршего Экзархата" Московского Патриархата. Доцент, затем профессор и заслуженный профессор университета Париж X - Нантер (Франция).
вич Ильин, Протоиерей Георгий Флоровский, Семен Людвигович Франк, Борис Петрович Вышеславцев, богословы мирового уровня Николай Никанорович Глубоковский, Сергей Викторович Троицкий. Среди профессоров института и блестящие петербургские ученые Георгий Петрович Федотов, Николай Онуфриевич Лос-ский, Владимир Васильевич Вейдле, Константин Васильевич Мо-чульский, Антон Владимирович Карташев.
Общей господствующей тецденцией их творчества было новаторство, стремление дать ответы на вопросы того времени. «И за рубежом есть и творится Россия, и в нас, по плоти от нее удаленных, но в воле и духе крепких ей, может и должна созидаться, и созвдается она. И мы можем и должны быть не только сторонними зрителями, но и творческими соучастниками и совершителями русских судеб и русской судьбы, - не в порядке внешнего вмешательства, не в грезах о вторжении и насилии, но в творческом сопереживании, сострадании и преодолении трагизма русской души, в сочувственном духовном делании и собирании, в устроении себя в живые камни родного дома. Конечно, по родной территории проходит магистраль родной судьбы. Но и нам доступно духовное сопребывание с Россией и в России, творческое, действительное и живое» [13, с. 341]. Открытие Института в центре западноевропейской (христианской) культуры несло в себе глубокий символический и культурный смысл экуменической идеи, православная культура получала возможность стать достоянием всего христианского мира.
Возможность прикосновения к западной научной методологии, личное общение с представителями западной научной школы служило взаимообогащению и творческому подъему. Богословская школа русского зарубежья стремилась сочетать в себе такие критерии, как смелость мысли, преодоление робости и косности с опорой на строгую научную добросовестность, дисциплину, высокую философскую подготовленность.
Интеллектуальная дисциплина и метод, приобретенные в школе, творческое участие в духовных достижениях западной культуры, новое чувство истории - все это освобождало от простой зависимости от Запада и помогало восстановить религиозно-философскую перспективу. В Берлине в 1922 г. Бердяев вместе с Франком, Вышеславцевым и др. создает Религиозно-философскую Академию, при которой позже (уже в парижский период) выйдет первый номер журнала «Путь». Об этом Бердяев напишет: «Началась совсем новая эпоха выхода русской религиозно-философской мысли на европейскую мировую арену» [2, с. 705]. Уникальность журнала в том, что он являл собой «опыт дискуссионного издания, в котором не господствовала идеологи-
зация - ни политическая, ни религиозная» [7, с. 63]. С.Л. Франк не только входит в список «ближайших сотрудников», но и один из ведущих авторов. Его статьей «Религиозные основы общественности» открывается первый номер журнала [16].
«Накопление добра и уничтожение зла, конечно, никогда не достигается непосредственно никаким принуждением, никаким правом или государственным строем: оно есть дело развития сущности нравственной жизни, непосредственного врастания человека и человечества в Сущее Добро и взращивания его в себе» [16, с. 28]. Задачам «накопления добра» должно было служить и «Православное Братство во имя св. Софии-Премудрости Божи-ей», одним из организаторов которого был С.А. Франк. Главная задача Братства понимается «служение православной церкви преимущественно мирянских культурных сил двумя путями: 1) путем собирания во единый братский союз активных работников церковно-богословского просвещения и церковно-общественного делания и 2) путем объединения и организации их труда на цер-ковно-общественной ниве» [9, с. 17]. Франка отличает не только энергия, которая, безусловно, необходима для выполнения многочисленных организационных задач. Для него характерна особая сила веры и терпения. Из письма к С. Булгакову по поводу выхода из Братства Н. Бердяева. Соглашаясь с аргументами Бердяева о «неудачности» Братства, Франк категорически не согласен с практическими выводами. Братство церковно-юридически организованное, к сожалению, онтологически не осуществлено, «простой замысел», в известной степени, неудачный. Но для него «как бы неудачно и слабо ни было братство в порядке организационном, по существу оно есть (курсив Франка - Н. О.) и не нашим умыслом создано, а в известном смысле предопределено, религиозно нам предуказано. ... Большинство членов принадлежат к одному поколению, к одному духовному типу, который имеет свое предназначение. ... Это есть тип людей, который веру и преданность церкви соединяет с любовью и положительной оценкой знания, философской культуры и духовной свободы» [4, с. 223].
Многие мыслители, еще до революции, возвратившиеся в Церковь, сохранили приверженность к материалистическому мировоззрению в социальных вопросах. Опыт переосмысления революции придал этой традиции большую остроту, актуализировал эту проблематику в русской религиозно-философской мысли. Это выражалось в первую очередь в новом интересе к проблемам этики и нравственного богословия. Наиболее болезненная тема, конечно же, драма русской революции и культуры, для понимания сложной диалектики которых необходимы «ум и совесть». Ре-
волюция 1917 г. была той исторической точкой эсктремума, в которой функция и значение русской интеллигенции нуждались в ревизии. Какова степень ответственности за трагедию революции? Дореволюционным «кодексу атеистической догматики» и «интеллигентскому катехизису» могла быть противопоставлена идея новой интеллигенции, которую Россия не формулировала, но драматическим фактом истории русского зарубежья воплотила. Как возможна она в новых условиях, с новым опытом своего поражения?
Франку пришлось пережить две эмиграции. Берлин, в котором он осел после высылки из Советской России, пришлось покинуть спустя 15 лет: приближалось время фашистского режима. И хотя, как вспоминает Людвиг Бидсвангер, Берлин после смерти Макса Шелера, был для Франка своего рода пустыней, это был уже родной город, который приходилось с болью оставлять. Он не раз говорил, что «двух революций слишком много для одной жизни» [3, с. 29], но все же пережил их, как подобает мыслителю, прозревающему великие мировые смуты не как «мучительное топтание на одном месте», не как «бессмысленное нагромождение бесцельных зверств, мерзостей и страданий», а как «тяжкий путь чистилища, проходимый современным человечеством» [15, с. 202].
Литература
1. Арсеньев Н.С. О русской эмиграции (с 1920 по 1971 г.) и о духовном ее служении // Арсеньев Н.С. Дары и встречи жизненного пути. Франкфурт-на-М^не, 1974. С. 187-195.
2. Бердяев H.A. Русский духовный ренессанс начала XX в. и журнал «Путь» (К десятилетию «Пути») // Типы религиозной мысли в России. Париж: YMCA-ftess, 1989. Т.З.
3. Бидсвангер Л. Воспоминания о Семене Людвиговиче Франке / / Сборник памяти Семена Людвиговича Франка. Под. ред. прот. о. В. Зеньковского. Мюнхен. 1954. С.25-39.
4. Братство Святой Софии: Материалы и документы. 1923-1939 / Сост. H.A. Струве. М.: Русский путь; Париж: YMCA-fress, 2000. 336 с.
5. Бунин И. Миссия русской эмиграции. Речь, произнесенная в Париже 16 февраля 1924 г. / / Русская идея: В кругу писателей и мыслителей Русского Зарубежья. В 2 т. Т. 1. М., 1994. С. 202-210.
6. Вейдле В. Наследие России // Вейдле В. Умирание искусства. М., 2001. С. 298.
7. Езова Л.Д. Переосмысление опыта русской духовной кулыуры парижским журналом «Путь» / / Российская интеллигенция на родине и в зарубежье: новые документы и материалы: Сб.ст. Сост. Т.А. Пархоменко. М., 2001.
С. 47-66.
8. Ильин В. Н. Николай Кузанский и С. А. Франк / Сборник памяти Семена Людвиговича Франка. Мюнхен, 1954. С. 85.
9. Проект Устава Православного Братства во имя св. Софии-Премудрости Божией // Братство Святой Софии: Материалы и документы. 1923-1939 / Сост. H.A. Струве. М.: Русский путь; Париж: YMCA-ftess, 2000. 336 с.
10. Солженицын А. Архипелаг ГУЛаг. Альфа-гаига, 2009. 970 с.
11. Цветаева М. Ответ на анкету журнала «Своими путями» / / Своими путями. 1925. No8/9. С.7-8.
12. Шмеман А., протоиерей. Исторический путь Православия. М., 2007. С. 349.
13. Флоровский Г.В. Евразийский соблазн // Русская идея: В кругу писателей и мыслителей Русского Зарубежья: В 2 т. Т. 1. М., 1994. С. 305-342. 341.
14. Франк B.C. Семен Людвигович Франк (1877-1950) // Сборник памяти Семена Людвиговича Франка. Под. ред. прот. о. В. Зеньковского. Мюнхен. 1954. С.1-16.
15. Франк С. Крушение кумиров // Русская идея: В кругу писателей и мыслителей Ясского Зарубежья. В 2 т. Т. 1. М., 1994. С. 133-202.
16. Франк С.Л. Религиозные основы общества // Путь. 1925. Nal. С.14-29.
Профессор С.Л. Франк в интервью С.П. Правдина
A.A. Гапоненков
Записана беседа с Сергеем Павловичем Правдиным, участником семинария С.Л. Франка по гносеологии в 1918-1919 гг., была Натальей Афанасьевой, режиссером-документалистом (Москва), в 1990 году. После ее кончины диктофонная запись хранилась в Германии у внука Семена Людвиговича - Николая Васильевича Франка. Она была любезно им предоставлена мне для расшифровки и публикации. В альманахе «Парадигма» публикуются наиболее значимые отрывки из этого интервью.
Вопросы задают: Наталья Афанасьева, а также Ксения Ефимовна Павловская и Гера Владимировна Макаровская, доценты СГУ им. Н.Г. Чернышевского. Все они ныне покойные. И. Афанасьева, и Павловская были в родстве с семье С.Л. Франка по линии его саратовской жены Т.С. Франк-Барцевой. Н. Афанасьева в свою очередь - племянница К.Е. Павловской по линии дяди - Н.С. Барцева.
Ключевые слова: С.Л. Франк, С.П. Правдин, Саратовский университет, профессора, философское отделение, курс логики, экзамен, семинарий по гносеологии.
Professor S.L. Frank in S.P. Pravdin's interview
Alexei A. Gaponenkov
A conversation with Sergei Pavlovich Pravdin, a participant in the seminary of S.L. Frank in epistemology in 1918-1919, was made by Natalia Afanasyeva, documentary filmmaker (Moscow), in 1990. After her death in Moscow, the dictaphone record was kept in Germany by
