CC BY
33
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2010. № 4
М.В. Трунин
«СО ВСЕЙ ЕХИДНОСТЬЮ РЕНЕГАТА», ИЛИ М.Н. ЛОНГИНОВ КАК ГЛАВНЫЙ ПРОТОТИП ОБРАЗА КАЛЛОМЕЙЦЕВА В РОМАНЕ И.С. ТУРГЕНЕВА «НОВЬ»
В статье, посвященной роману И.С. Тургенева «Новь», показано, что наиболее вероятным реальным прототипом образа Калломейцева послужил М.Н. Лонгинов (1823-1875) - известный библиограф и историк литературы, в молодости сочинявший фривольные стихи, впоследствии поправевший и занимавший видные государственные посты. На основе анализа перекличек между романом и перепиской Тургенева и его современников выявлены те характеристики Калломейцева, в которых сказались черты Лонгинова, с которым автор романа в 1850-е гг. состоял в приятельских отношениях, а в 1870-е резко разошелся во взглядах.
Ключевые слова: Лонгинов, Тургенев, «Новь», роман, комментарий, реальный прототип, литературная репутация, литературные отношения.
This article is dedicated to Ivan Turgenev's novel "Virgin Soil". M. Trunin suggests that one of the main prototypes of the character of Kallomeytsev in the novel was Mikhail Longinov, a famous bibliographer and literary historian. Early in his life Longinov had written obscene verses but later he made a career and held important state posts. Analyzing connections and associations between Turgenev's novel and his correspondence the author of the article singles out characteristic Longinov-related traits in Kallomeytsev's portrayal.
Key words: Longinov, Turgenev, "Nov"', novel, commentary, prototype, literary reputation, literary relationship.
Все исследователи творчества Тургенева, говоря о поздних романах писателя, сходятся в одном - в «Дыме» (1867) и «Нови» (1876) наблюдается мощное усиление сатирического начала, при этом сатира подчас направлена на конкретных лиц из окружения писателя (см.: [Бялый, 1962: 229-230; Батюто, 1972: 27, 84, 194 и др.; Мостов-ская, 1983: 67-68; Манн, 1987: 144, 150; Пумпянский, 2000: 485-487 и мн. др.]). О том, что за каждым из образов «Нови» стоит один или несколько реальных прототипов, красноречивее всего говорят тургеневские подготовительные материалы к роману: заметка о замысле романа (июль 1870 г.), «Формулярный список лиц новой повести», «Краткий рассказ новой повести» (оба - февраль 1872 г.), «Рассказ новой повести», а также разные заметки, опубликованные в 1925 г. А. Мазоном и вошедшие затем в академическое собрание сочинений
писателя (см.: [Тургенев, IX: 399-422]1). Названные источники дают представление не только о самих реальных прототипах, которых у одного героя может быть несколько, но и об эволюции авторского к ним отношения в процессе создания романа. Этот аспект изучения «Нови» наиболее разработан применительно к главному герою (см.: [Чистова, 1964]), между тем структура прототипов некоторых второстепенных персонажей остается не вполне проясненной, хотя также представляет существенный интерес.
В воспоминаниях И.Е. Цветкова, относящихся к 1874 г., содержится любопытное свидетельство о работе Тургенева над романом: «Тургенев высказал, что пишет новый роман, очень большой, и уже около трети его написал.
- <...> И знаете, что подмывает меня продолжать этот роман, это - месть. <.> месть, месть всем этим Лонгиновым, Катковым и прочим обскурантам, перебежчикам, ренегатам. Мне очень досадно, что в последнее время меня так обругали в «Русском вестнике», досадно именно потому, что теперь, когда я выведу их из мрака к свету, они скажут: «Это он на нас клевещет в отместку за нашу ругань». Но словом уверяю вас, что обрисовал я их гораздо раньше их ругани» [Воспоминания Цветкова, 1874: 419].
Здесь в числе первых «обскурантов» назван Михаил Николаевич Лонгинов - давний знакомый Тургенева, известный литератор, библиограф, сочинитель сомнительного рода стихотворений, впоследствии отказавшийся от либеральных воззрений и литературного либертинажа в пользу чиновничьей карьеры, в которой преуспел, заняв пост орловского губернатора и начальника прессы.
Наброски и подготовительные планы романа свидетельствуют, что Лонгинов должен был быть прямо упомянут в «Нови» в связи с таким персонажем, как Калломейцев:
«II. Формулярный список лиц новой повести. Париж, февраль 1872
9. Колломейцев, Сем<ен> Сем<еныч>, р. 1838. 30.
Рабски и по мере возможности списать Ивана Петровича Новосильцева, прибавив к нему Маркевича. КВ. Надо, чтобы промелькнул его двоюродный брат Мишка Лонгинов.
<...>
III. Краткий рассказ новой повести. Париж. Февраль 1872.
Визит Колломейцева. Разговор (упоминание о Лонгинове)
<...>
IV. Рассказ новой повести
1 Сочинения Тургенева цитируются по второму академическому изданию с указанием в скобках номера тома и страницы, письма - по первому академическому собранию, так как в новом издании этот раздел не завершен.
Она <Сипягина - М.Т.> в сущности никого не любит и не хочет любить - да и прочит Синецкую за Колломейцева. (Он упоминает о Каткове, Лонгинове; показать его пошиб. <...>)» (IX: 407, 409, 414).
Тем не менее в окончательном тексте «Нови» никаких прямых упоминаний о Лонгинове не обнаруживается, а «Колломейцев» (первый вариант написания фамилии персонажа именно такой) из «Формулярного списка», поменявший в окончательном тексте отчество и первую гласную своей фамилии, «раздваивается» на собственно Кал-ломейцева и неожиданно возникшего Ladislas'a, появление которого в романе комментаторы связывали со скандалом вокруг Б.М. Марке-вича, уличенного в получении крупной взятки (см. об этом: [Письма, XI: 449, прим. 6; Майорова, 1994: 521]). Однако на ранних стадиях романного замысла Маркевич, по указанию исследователей, должен был послужить прототипом всё тому же Калломейцеву: «<...> в первой редакции "Рассказа" <имеется в виду уже упоминавшийся "Рассказ новой повести"». - М.Т.> и других черновых материалах нет никаких упоминаний о Ladislas^. Характерные черты Марке-вича должны были, по намерению писателя, воплотиться в образе Калломейцева. Замысел ввести в роман Ladislas^ возник у писателя, вероятно, в начале 1875 г. в связи с «историей» Маркевича (IX: 488). «Воспользовавшись при создании образа Калломейцева некоторыми фактами чиновничьей биографии Маркевича и придав своему персонажу реакционные воззрения, характерные для Маркевича и его круга, Тургенев, однако, не ограничился этим и вывел Маркевича в сатирическом облике "Ladislas'a" ("Ладисласа"), печатающего в "Русском вестнике"романы из жизни великосветского общества и имеющего небезупречное прошлое» [Буданова, 1983: 113; курсив мой. - М.Т.].
Говоря о «некоторых фактах чиновничьей биографии» Маркевича в связи с Калломейцевым, Н.Ф. Буданова, по всей видимости, имеет в виду упомянутую службу героя «чиновником по особым поручениям у московского генерал-губернатора - avec Ladislas» (IX: 188). Б.М. Маркевич действительно состоял чиновником по особым поручениям при московском генерал-губернаторе с 1849 по 1850 г. (см. [Майорова, 1994: 519]), однако ту же должность с 1854 по 1862 г. занимал Лонгинов (см. [Ранчин, 1994: 388; Равич, 1996: 166]), таким образом этот факт может отсылать нас и к его биографии. К тому же нельзя не отметить, что в набросках и планах «Нови» Лон-гинов сопровождает Калломейцева даже чаще, чем Маркевич, - это заставляет искать в тургеневском герое-консерваторе черты Лонги-нова, столь ненавистного автору во время создания романа.
Отношения бывших друзей на протяжении конца 1860-х - начала 1870-х гг. стремительно портились. Недовольство Тургенева Лонгиновым крепло год от года. Если в 1867 г. Тургенев еще пишет Н.А. Кишинскому, что новый орловский губернатор ему «большой
приятель» (Письма, VI: 307), то впоследствии высказывания Тургенева становятся куда резче: «Процветание Лонгинова менее меня радует: он и хороший мой приятель и добрый малый - а направление его - скверное, вредное; разве одним можно утешиться: хоть и губернатор он - а бессилен» (И.П. Борисову, 12 (24) февраля 1869 г.); «Не знаю, легче ли Вам станет от производства М.Н. Лонгинова, ех-автора "Попа Пихатия", в начальники прессы; с своей стороны я сомневаюсь» (П.И. Бартеневу, 16 (28) декабря 1871 г.); «От Лонгинова я жду всяких гадостей: в нем будет кипеть желчь ренегата» (С.Д. Полторацкому, 26 декабря 1871 г. (7 января 1872 г.)); «Не сомневаюсь в том, что наши любезные радикалы до безобразия накуролесили в своих публикациях; но присутствие М.Н. Лонгинова, автора "Попа Пихатия", в главе нашей прессы не способно внушить мне много доверия» (П.В. Анненкову. 22 августа (3 сентября) 1872 г.) (Письма, VII: 302, 192, 200, 314).
Уже здесь мы находим и именование Лонгинова «ренегатом», и упоминание о его небезупречном литературном прошлом - сочинении порнографической поэмы. Еще крепче характеристики Лонгинова в письме Тургенева Я.П. Полонскому от 18 (30) декабря 1871 г., которое чаще всего цитируется в исследованиях, посвященных Лонгинову: «Лонгинов, автор "Попа Пихатия", сквернейший по всей Руси губернатор, публично лаявший на царя за эмансипацию, сделан начальником нашей несчастной прессы!! Ничего хорошего ожидать нельзя - и "Вестнику Европы" грозит карачун. Он будет злобствовать - как Катков - со всей ехидностью ренегата» (там же: 196).
Суждение о Лонгинове как враге эмансипации в этом известном письме не привлекало исследовательского внимания, хотя оно впоследствии могло сказаться в романе «Новь» в образе Калло-мейцева - противника освобождения крестьян и врага обсуждения женского вопроса: « - И я всем этим интересуюсь, - поспешно воскликнул Калломейцев, - только я бы запретил об этом говорить! <.. .> интересоваться не мешаю... но говорить... тссс! - Он поднес палец к губам, - во всяком случае печатно говорить запретил бы! безусловно!» (IX: 167)2. «- Ваши страхи насчет эмансипации, любезный Семен Петрович <.> напоминают мне записку, которую наш почтеннейший и добрейший Алексей Иваныч Тверитинов подал в тысяча восемьсот шестидесятом году и которую он всюду читал по петербургским салонам. Особенно хороша была там одна фраза о том, как наш освобожденный мужик непременно пойдет, с факелом в руке, по лицу всего отечества. <.> Ну, вот совершилась эмансипация. Где же мужик с факелом? - Тверитинов, - возразил сумрачным
2 Обратим внимание на авторский курсив наречия «печатно», намекающее на должность Лонгинова: в это время он уже начальник Главного управления по делам печати.
тоном Калломейцев, - ошибся только в том, что не мужики пойдут с факелами, а другие» (там же: 173).
Последний фрагмент напоминает о «Речи о значении, которое должно иметь Общество любителей российской словесности в современной литературе» (1863), в которой тогдашний секретарь Общества Лонгинов говорил об опасности предоставления более широких прав крестьянству3 (ср.: [Берков, 1935: 739], где высказано убедительное предположение о том, что речь Лонгинова, хоть и не была опубликована, Тургеневу была хорошо известна).
Дается в романе и такая характеристика Калломейцева: «Разговор за столом вели Калломейцев и Сипягин. Речь шла о земстве, о губернаторе, о дорожной повинности, о выкупных сделках, об общих петербургских и московских знакомых, о только что входившем в силу лицее г-на Каткова, о трудности достать рабочих, о штрафах и потравах, а также о Бисмарке, о войне 66-го года и о Наполеоне III, которого Калломейцев величал молодцом» (IX: 173).
Это в свою очередь отсылает нас к другим письмам Тургенева периода работы над «Новью» с упоминаниями о Лонгинове: «Сюда прибыл Суворин - и я виделся с ним. Ну, батюшка, какие времена настали для прессы в России! Как жаль, что Лонгинов (М.Н.) не жил при Николае Павловиче! Во-первых - его, быть может, теперь не было бы на свете; а во-вторых - как бы покойник оценил его старанья! Дивные вещи совершаются на свете; я начинаю думать, что мы с Вами доживем до реставрации Наполеона III. Всё гадкое не может не осуществиться - таков закон судеб» (П.В. Анненкову, 20 декабря 1872 (1 января 1873 г.); «<...> мне претит Катков, баденские генералы, военщина и т. д. Об этом, как о запахах и вкусах, спорить нельзя. Вы, напр., обвиняя меня в несправедливости, уверяете, что со смехом говорили об этом М.Н. Лонгинову; а я бы скорее сознался в воровстве, чем в факте веселого разговора с таким сугубым мерзавцем. Тут ничего не поделаешь» (А.А. Фету 13 (25) сентября 1873 г.) - (Письма, X: 46, 152).
Не жалует консерватор-Калломейцев и земские учреждения: «- Да все это земство! Это земство! К чему оно? Только ослабляет администрацию и возбуждает. лишние мысли (Калломейцев поболтал в воздухе обнаженной левой рукой, освобожденной от давления
3 Ср. автокомментарий Лонгинова в письме к А.М. Жемчужникову от 1-2 марта 1863 г.: «Я признаю элемент консервативный, без которого нет свободы, нет основы ни для чего при каких бы то ни было преобразованиях. Я уважаю аристократию цивилизации, против которой восстало ополчение во имя нелепых утопий. <...> Вздохи или слезы по "незабвенном" мне так же противны, как восторги перед добродетелями "мужичков, доброго народа" и возгласы о "меньшей братии" в газетах. <.> эмансипация одних только сильнее кабалит других, лучших чем освобожденные <.> вместо крепостного права, к счастью уничтоженного, тут же заронили семена социализма, которые надо, необходимо заглушить вначале всеми силами» (опубл.: [Берков, 1935: 753-754]).
перчатки). и несбыточные надежды (Калломейцев подул себе на руку). Я говорил об этом в Петербурге.» (IX: 163).
Подобный взгляд был не чужд и орловскому губернатору, о чем Тургенев, судя по его письму к Лонгинову от 26 июня 1870 г., хорошо знал: «Хотя дело неважное для другого <.. .> но ведь и в мале бог, как и в мнозе; то не можешь ли ты с высот своих онёров пугнуть слегка эту волость и ее старшину. Но только слегка - ибо я, зная вместе со всей Россией твой зуб против земства и т.д., упрекал бы себя, если бы был поводом к столь сильному натиску» (Письма, VIII: 548-549).
В «Нови» нашли отражение факты не только служебной, но и литературной биографии Лонгинова. Во-первых, это дружба с князем Вяземским, который называл Лонгинова «генералиссимусом и обер-контролером всех книг», «всеведом» и «магом всеведущим» (см. [Равич, 1996: 187]). В тургеневском романе Вяземский выведен в образе князя Коврижкина4 (ранее этот персонаж появляется в «Вешних водах»), авторитет которого незыблем для Калломейцева (см.: IX: 216).
Процитированные выше лестные характеристики Лонгинова, данные ему Вяземским, связаны прежде всего с важнейшей сферой деятельности «начальника прессы» - библиографией и историей литературы. Не забывает об этом и Тургенев: «<...> он <Калломей-цев> рассказал, как, посетив однажды народную школу, он поставил ученикам вопрос: "Что есть строфокамил?" И так как никто не умел ответить, ни даже сам учитель - то он, Калломейцев, поставил другой вопрос: "Что есть пифик?" - причем привел стих Хемницера: "И пифик слабоум, списатель зверских лиц!". И на это ему никто не ответил. Вот вам и народные школы!» (IX: 186-187).
Замечено, что стих о пифике принадлежит другому автору: «В романе указывается, что этот стих принадлежит Хемницеру. Но у Хемницера такого стиха нет. Это известно комментаторам. Однако до сих пор не отмечалось, что Колломейцев <«с/ - М.Т.> цитирует басню Фонвизина "Лисица-кознодей"» [Кутищев, 1964: 163]. Однако
4 Фамилию князя Коврижкина прокомментировал Л.В. Пумпянский: «Сложнее
(и спорнее) вопрос о выходке (в той же 14-й гл.) против князя П.А. Вяземского <...> "псевдоним" объясняется, вероятно, стихом самого Вяземского: "пряник, мой однофамилец", стихом, кстати, типичным для его механической, деревянной манеры острить. (стоит еще вспомнить пушкинское "Москва славилась невестами, как Вязьма пряниками" (<Путешествие из Москвы в Петербург> [Пушкин, 1949: 246]. - М.Т.). Характеристика Нежданова очень верна для роли кн. Вяземского в 50-е и 60-е годы. Обломок пушкинской эпохи, поклонник державинской поэзии и екатерининского века, он, в мнении Калломейцевых, как бы связывал современников Валуева, графа Шувалова и Д.А. Толстого с "великим веком" дворянской культуры»
[Пумпянский, 2000: 486]; о Вяземском - «князе Коврижкине» и их отношениях с Тургеневым в 1870-е гг. см. также [Трофимов, 1959: 462-463]). Замечу также, что процитированный Пумпянским стих вошел в известный сборник Вяземского «В дороге и дома», рукописная копия которого хранится в архиве Лонгинова в ИРЛИ.
7 ВМУ, филология, № 4
в данном случае, вероятно, важнее не авторство стиха, а отсылка к писателю XVIII в., наследием которого Лонгинов занимался как библиограф и историк (см. [ Ранчин, 1994: 387; Равич, 1996: 183-187]).
В то же время архаическое название обезьяны - «пифик» - не может не напомнить о другом знаменитом тексте, имеющем отношение к деятельности начальника Главного управления по делам печати, - это «Послание к М.Н. Лонгинову о дарвинисме» А.К. Толстого, решительно утвердившее известную репутацию Лонгинова в памяти потомков:
Полно, Миша! Ты не сетуй! Без хвоста твоя ведь <....>, Так тебе обиды нету В том, что было до потопа.
<...>
Способ, как творил Создатель, Что считал он боле кстати, Знать не может председатель Комитета о печати.
<...>
Да и в прошлом нет причины Нам искать большого ранга, И, по мне, шматина глины Не знатней орангутанга5 [Толстой, 1984: 354-355].
По-видимому, не забыл Тургенев и «антиклерикальных» заслуг Лонгинова-литератора: «- Антипатия, - повторил Калломейцев, - да, это странная вещь. Всем, например, известно, что я глубоко религиозный человек, православный в полном смысле слова; а поповскую косичку, пучок - видеть не могу равнодушно: так и закипает во мне что-то, так и закипает!
Калломейцев при этом даже представил, поднявши раза два сжатую руку, как у него в груди закипает» [IX: 166].
Этот пассаж напоминает о Лонгинове - авторе «Попа Пихатия», скабрезной поэмы, неоднократно вспоминавшейся Тургеневым в переписке того времени.
Таким образом, прямые упоминания о Лонгинове, которые должны были сопровождать Калломейцева согласно ранним планам романа, в окончательном тексте оказались заменены не всегда прозрачными намеками на фигуру Лонгинова или неявными, но настойчивыми отсылками к его биографии. В то же время Маркевича
5 Текст, датируемый концом 1872 г., хоть и не был опубликован, но наверняка был известен Тургеневу, так как в декабре 1872 г. А. Толстой послал текст стихотворения самому Лонгинову и редактору «Вестника Европы» Стасюлевичу, другу и корреспонденту Тургенева (см.: [Толстой, 1984: 587-588]).
Тургенев делает исключительно узнаваемым в образе Ladislas'a6. Такое авторское решение, принятое, судя по черновикам, в начале 1875 г., было обусловлено, по всей видимости, не только громкой историей с отставкой Маркевича.
Показательно, что, комментируя скандальную историю Маркевича в письме к А.С. Суворину от 14 (26) февраля 1875 г., Тургенев упоминает и о Лонгинове: «История с Маркевичем меня не удивила: в этой гадине соединились все условия происхождения, воспитания и пр. и пр., чтобы выработать из нее тип "клеврета в новейшем вкусе". Патрон его - т.е. один из патронов, Лонгинов, исчез: кого-то посадят на его место? Пожалуй, еще худшего. Мне иногда потому только досадно на мою лень, не дающую мне окончить начатый мною роман, что две, три фигуры, ожидающие клейма позора, гуляют хотя с медными - но не выжженными еще лбами. Да авось я еще встряхнусь» [Письма, XI: 26].
Смерть Лонгинова 23 января 1875 г., несмотря на циничность реакции Тургенева в письмах7, по всей видимости, все же заставила автора «Нови» пересмотреть замысел фигуры «старого» «Колломей-цева», сделав едва ли возможным упоминание покойного Лонгинова в числе живых знакомцев романного персонажа, да и прямой сатирический выпад против старого «приятеля» своей непосредственной цели все равно уже бы не достиг. В качестве явной сатирической мишени Тургенев избрал Маркевича, остро задевшего авторское самолюбие автора «Нови» ругательной статьей в недавнем «Русском вестнике», а черты Лонгинова он предпочел рассеять в отдельных репликах и фактах биографии нового Калломейцева.
6 В Ladislas'e Маркевича узнали все, включая его самого. Дело чуть не дошло до дуэли. В связи с этим Тургенев писал Стасюлевичу: «Мистерия "Ладисласа" разрешилась; я получил от него большой пакет, содержащий копию с письма, написанного ему мною в 1863-м году, когда меня вытребовали в Россию якобы заговорщики вместе с Ничипоренко и т.д. Всё это, разумеется, разлетелось дымом; но Маркевич в то время (вместе с А. Толстым) хлопотал обо мне - и я ему послал письмо, в котором благодарил его за сочувствие. Посылая мне копию, он как бы желает упрекнуть меня в перемене моих отношений к нему. Не я виноват, что он впоследствии оказался таким "клевретом". Всё это довольно невинно; хорошо то, что он сам подписывается: "Ladislas"» ([Письма, XII, 1: 74]; ср. также: [Буданова, 1983: 112, прим. 12]; о дальнейших взаимоотношениях Тургенева и Маркевича см.: [Трофимов, 1959: 430-436]).
7 «Правда ли говорят, что Лонгинов умирает? Это было бы единственной светлой точкой среди надвинувшейся у нас в последнее время мглы» (А.В. Топорову, 2 (14) января 1875 - Письма, XI: 6); «Итак, М.Н. Лонгинов божию волею умре: плакать о нем будут мало. Беда только в том, что на его место назначат кого-нибудь еще почудней» (ему же, 28 января (14 февраля) 1875. Париж - там же: 15); «С тех пор как Вы мне писали, много совершилось фактов <.. .> Лонгинов окончательно умер, Маркевич окончательно провалился в помойную яму. Эти два факта, которые я, не обинуясь, назову утешительными, составляют как бы некоторый противовес многому безотрадному и даже гадкому, совершающемуся в пределах нашего отечества» (Е.И. Рагозину, 9 (21) марта 1875. Париж - там же: 43-44).
Список литературы
Батюто, 1972 - Батюто А. Тургенев-романист. Л., 1972. Берков, 1935 - М.Н. Лонгинов в 60-х годах / Сообщение П. Беркова // Литературное наследство. Т. 22-24. М., 1935. Буданова, 1983 - Буданова Н.Ф. Роман И.С. Тургенева «Новь» и революционное народничество 1870-х годов. Л., 1983. Бялый, 1962 - Бялый Г. Тургенев и русский реализм. М.; Л., 1962. Воспоминания Цветкова - Воспоминания И.Е. Цветкова, 1874 / Публикация И.С. Зильберштейна // И.С. Тургенев. Новые материалы и исследования. М., 1967 (Литературное наследство. Т. 76). Кутищев, 1964 - Кутищев Ф. Некоторые комментарии к роману И.С. Тургенева «Новь» // Русская литература. 1964. № 1. Майорова, 1994 - Маркевич // Русские писатели. 1800-1917. Биографический словарь. Т. III. М., 1994. Манн, 1987 - Манн Ю. Новые тенденции романной поэтики // Он же. Диалектика художественного образа. М., 1987. Мостовская, 1983 - Мостовская Н.Н. Тургенев и русская журналистика
70-х годов XIX в. Л., 1983. Письма - Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 28 т. Письма: В 13 т.
М.; Л. 1963. Т. 6; 1964. Т. 7-8; 1965. Т. 9-10; 1966. Т. 11-12. Пумпянский, 2000 - Пумпянский Л.В. «Новь» (Историко-литературный очерк) // Он же. Классическая традиция. Собрание трудов по истории русской литературы. М., 2000. Пушкин, 1949 - Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 16 т. Т. 11. М.; Л., 1949. Равич, 1996 - Равич Л.М. Михаил Лонгинов, библиофил и ученый // Книга:
Исследования и материалы. Сб. 72. М., 1996. Ранчин, 1994 - Лонгинов // Русские писатели. 1800-1917. Биографический
словарь. Т. III. М., 1994. Толстой, 1984 - Толстой А.К. Полн. собр. стихотворений: В 2 т. Т. 1 / Сост., подгот. текста и примеч. Е.И. Прохорова. Л., 1984 (^Библиотека поэта. Большая серия).
Трофимов, 1959 - Трофимов И.Т. Роман И.С. Тургенева «Новь» и общественно-литературная борьба 70-х годов // Творчество И.С. Тургенева. Сборник статей. М., 1959. Тургенев - Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т.; Соч.: В 12 т. Т. 9.
М., 1982; Т. 12. М., 1986. Чистова, 1964 - Чистова И. О прототипе главного героя романа И.С. Тургенева «Новь» // Русская литература. 1964. № 4.
Сведения об авторе: Трунин Михаил Владимирович, аспирант кафедры истории русской литературы филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова, автор работ по истории древнерусской литературы, а также о жизни и творчестве М.Н. Лонгино-ва - библиографа и историка литературы середины XIX в. E-mail: mikhailtrunin@ gmail.com
