CC BY
21
УДК 11/12
СМЫСЛЫ И ЦЕННОСТИ «НАРОДНОГО ДУХА» РУССКОЙ ЛЮБВИ КАК АРГУМЕНТЫ В СПОРЕ О МОДЕРНИЗАЦИИ РОССИИ
© 2012 г. Т.В. Чайкина
Чайкина Татьяна Владимировна -ассистент, кафедра истории и философии, Донской государственный аграрный университет, ул. Кривошлыкова, 1, пос. Персиановский, 346493. E-mail: dgau-web@mail. ru.
Chaykina Tatyana Vladimirovna —
Assistant Professor, Department of History and Philosophy, Don State Agrarian University, KrivoshlykovaSt., 1, Persianovsky Settlement, 346493. E-mail: dgau-web @mail.ru.
Существует европейская традиция дифференциации на любовь ума и любовь тела. Языческое упоение телесностью стало парадигмой современного Запада, любовь понимается исключительно в романтическом ключе в противоположность сексу.
В сравнении с предыдущим, русская любовь между мужчиной и женщиной - той же природы, что и любовь к родине. Но «нравы портятся», говорил И. Ильин, а современные исследователи, - что «новорусская нация» оторвалась от почвы - «носительницы матрицы». Однако «толща народная» остается привержена традиционным ценностям в противовес элите. Вопрос «Сохранится ли выбор за большинством?» - остается открытым.
Ключевые слова: кризис, традиция, Россия, любовь, Родина, Бог, Запад, любовь ума, любовь тела.
There is the European tradition of differentiating of mental love and body love; pagan worshiping to physicality became the paradigm of the modern West. Love is understood only in romantic way, opposed to sex.
Comparing with abovementioned «Russian love» between a man and a woman is of the same nature as the love to country. But the «morals deteriorate», - said I. Ilyin, and modern scholars agreed that «new Russian nation» divorced from the soil - «the bearer of the matrix». However, the «People majority» remains loyal to traditional values being opposed to the elite. The question «Will the choice be made by the majority» is still open.
Keywords: crisis, tradition, Russia, love, motherland, God, West, mental love, body love.
Актуальность «народного» дискурса ценностей любви как духовного универсума есть актуальность смыслов «целестремительной и соединительной силы» социальной общности - народа.
Духовный универсум - любовь, всепроникающая, всеохватывающая доминанта, уверял А. Панарин, сохраняющая «консерватизм и безыскусственность "народной правды", больше полагается на нравственную интуицию, чем на изыски новейшей социальной инженерии» [1], а В. Хёсле убежден, «консерватизм народной правды» в ядрах-архетипах, однако, «сохранение ядра» «не данность, а заданность» [2].
Установки заданности ядра-архетипа на сохранение «идеи о должном, справедливом... формируют идеалы, нормы поведения, принципы переустройства общества, критерии оценки», - писал О. Дробницкий [3, с. 44], так «закон социального целого становится законом жизни отдельного человека» [3, с. 148].
Б. Братусь определяет установку социализации любви на отечественную традиционную синкрезу: «Я» - «Другой» - «Родина» - «Человечество» - Бог. «Подлинная любовь к человечеству начинается с любви к конкретному ближнему, с раскрытия в нем человеческой сути и восхищения этой сутью, постепенного постижения его как образа Человечества (для верующего образа Божьего)» [4].
Но «общество есть дополнительная или расширенная личность, а личность - сжатое или сосредоточенное общество», - говорил Вл. Соловьев [5, с. 57]. -
«Старая Европа в богатом развитии своих сил произвела великое множество оригинальных причудливых явлений; были у них святые монахи, что из христианской любви к ближнему жгли людей тысячами; были благородные рыцари, всю жизнь сражавшиеся за дам, которых никогда не видели; были философы, делавшие золото и умиравшие с голоду, были ученые схоластики, рассуждавшие о богословии как математики, а о математике как богословы» [5, с. 157].
Западные установки противоречили национальной традиции, народному представлению о «нравственном капитале».
К.С. Аксаков предлагал царю строить взаимоотношения власти и народа на идее Третьего Рима. Аксакову «народный дух» «подсказывал»: правовая база государства есть синтез интуиции и разума, как две стороны Божьей правды: внешней - рациональной и внутренней - интуитивной. Интуитивная правда - в делах внутригосударственных, которые решает народ, а рациональная - в делах внешнегосударственных, их решает царь. Русское царство - последнее истинное царство Христа, ибо смысл его жизни - духовное прозрение мира через жертву, через победы над греховностью. Иисус дал новую реальность - предначертание человеческой судьбы в единении и союзе с божественной мудростью и любовью. Сакральный скреп -Троица есть отражение земной жизни на небесах. Снисхождение Духа на монарха - Отца народа определяет волю Отца небесного, «ибо Он повелел, и со-
творилось» (Псалом 148). Цель царства - «слава вечная», как вечна слава Царствия Небесного. Сменяема личность, но вечен царь, как вечен народ. Народ -источник власти, народ, рождающий невесту-Русь. «О! Русь моя, жена моя!» (Блок). «Русь - Богородица, Русь-мать, Русь-невеста» (Есенин). Родина-мать.
Любовь к Родине, как любовь к Другому, мотивирована идеологией христианства. Новозаветная традиционность «чти отца и мать» вмещала в себя множество ипостасей: чти веру, Господа нашего Иисуса Христа, чти личность, ибо она создана по образу и подобию Божьему, чти род свой, ибо в нем спасаются, учатся бороться с грехом, чти ремесло, которым занимались предки, ибо оно хранит тепло их рук, чти традицию, ибо нет большей доблести, чем «положить душу за други своя». Традиция чтить отца и мать, как Родину, противостояла западноевропейской новации -«если они этого достойны». Апостол Павел говорит: «Не оставайтесь должным никому ничем, кроме взаимной любви; ибо любящий другого исполнил закон» (Послание римлянам 13: 8 - 9).
Устойчивость ядра-архетипа немыслима «без участия воли и сознания самого народа», который «с большей упругостью удерживает в себе старину», -утверждал Ф. Буслаев, полагая в толще ядра-архетипа языческие представления о любви [6].
Язычество Руси персонифицировало Добро и Зло, Правду и Кривду, Любовь и Нелюбовь, Долю-Недолю, Желю-Жалею-Карну. Духовно-разумное как присутствие ЛОГОСА - ЯВЬЕ, явное, реальное противостояло НАВЬЕМУ, как наваждению, испорченности, задурманенности напастью. Любовь как Добро, приносящее в дом семью, детей, радость, противостояло чарам-страсти. Страсть слепа - НАВЬЯ НАПАС-ТАСТЬ. «Горячий воздух ДИК и ГЛУХ. И правит окриками пьяными ВЕСЕННИЙ и ТЛЕТВОРНЫЙ ДУХ», - являл порок. «О, весна, без конца и без краю. Без конца и без края мечта!» (А. Блок). «В цветах любви весна-царевна По роще косы расплела, И хором птичьего молебна Поют ей ГИМН КОЛОКОЛА. Пьяна под ЧАРАМИ веселья... ХОЧУ ЛЮБИТЬ, ЛЮБИТЬ ВЕСНУ» (С. Есенин).
Языческая любовь не может быть абсолютно «разумной», не Логос-«царь» требует любви, но БОГИНИ. Истинная любовь - любовь ДУШИ. Любить душой, любить сердцем. Без страсти любовь пресна. В славянской мифологии богиня Лада - богородица, защитница брака. ЛАДНО. Ее дочь Леля охраняет брак. На Руси ЛЕЛЕЮТ жен и возлюбленных.
Язычество - матрица русской любви, усиленное христианством. С. Троицкий делил: «истинная любовь - любовь сердца, а страсть - любовь чрева» [7]. Любовь надо выстрадать. Борются с животной страстью, дьявольским наваждением, искушением, сатанинским соблазном. «Тяжба между душой и телом», как называл Плутарх борение ЧУВСТВ И РАЗУМА, примирима христианским Логосом. В. Розанов кричал: «Больше любви; больше любви, дайте любви. Я задыхаюсь в холоде. Любовь подобна жажде», но отвергать дар Божий - телесность - грех. «Истинство-
вать на земле - значит постоянно и сильно любить», дарить «совершенную отдачу себя другому» [8].
Слово делает жизнь осмысленной. Деятельная любовь к МИРУ, как микрокосму, сострадательна. Со «Слова о Законе и Благодати» Иллариона на Руси любовь рассматривали как «силу», которая создала государство. В контексте «Бог есть любовь» весь русский микрокосм пронизан добром-пользой. «Жить надо праведно, а не только верить», «Иудеи радуются земному, христиане - о сущих на небесах». Сострадание человеку - смысл любви житийной и классической русской литературы. Любовь-жалость многомерна. Сожаление, сострадание, сопричастность другому, жалость-действие есть служение христианской Истине - Иисусу Христу. Жертвенность мотивирует защиту ДРУГИХ, защиту правды и справедливости в мире-земле как Родине. Мономах поучал: «Пожалел я христианских душ, и сел горящих, и монастырей», «И бедного смерда и убогую вдовицу не давал в обиду сильным».
Для русской традиции невозможно изъять из сферы любви и чувственное. С.Н. Булгаков убеждал, что она «огонь жизни. положительная и благая сила» [9], И.А. Ильин - что великое создано «созерцающим и поющим сердцем». Л.П. Карсавин в любви видел «двуединство тела и духа», синтез наслаждения и разумного ограничения, разума и чувства, где «духовное должно царить и осуществлять себя в единстве с телесным, подчиняя, объединяя и направляя его» [10]. С.Л. Франк считал «эротическую любовь» близкой «братской близости членов семьи или племенного и национального сродства» синкрезой, которая любовью в христианском смысле преодолевает всякую групповую замкнутость; в ней все люди признаются «братьями», членами всеобъемлющей вселенской семьи, детьми единого Отца. По Франку, любовь являет миру совершенно конкретное, живое и целостное восприятие совершенства, как подобия Божьего в несовершенном человеке [11]. Н.А. Бердяев считал чувственную любовь «виновницей всей человеческой истории» [12].
Русские философы едины, чувственная любовь положительная природная сила, «огонь жизни», «зачаток истинной любви», «ступень», «начало», «одной из сторон», «основанием». Розанов убеждал, любовь «прибавляет», когда «душа в душу» и «один ум» [8]. Вл. Соловьев видел причины забвения жертвенности «в узаконении языческих элементов», превративших христианские истины в «односторонние и нетерпимые догмы»; а «господство языческих начал в публичной жизни» - в односторонний эгоистический индивидуализм. «Любящий действительно видит, зрительно воспринимает не то, что другие», - говорил Вл. Соловьев [5]. П. Флоренский определял, что «существенное познание истины... реальное вхождение в недра божественного триединства возможно только через прео-существление человека, через обожание его, через стяжение любви как Божественной сущности», «в друге, в этом другом "Я" любящего, он находит источник надежды на победу и символ грядущего» [13].
Современная западная философия скептически относится к жертвенности любви, Г. Зиммель констатирует, что даже моралисты не отрицают торжество принципа «человек человеку - волк» - «homo homini lupus est». И даже моралисты, «выводящие нравственную самоотверженность» из трансцендентного, - пессимисты. «Душа имеет потребность любить, и только она сама объемлет некоторый предмет, удовлетворяющий ее потребности» [14, с. 5].
Эмпирически, «согласно рассудку», человек - законченный эгоист, обыденная враждебность «частично снимается симпатией между людьми». Возвращение в мирскую жизнь главной христианской парадигмы «Бог есть любовь», по мнению Зиммеля, возможно только в непредвиденных обстоятельствах «некоего метафизического бытия внутри нас». «В опытно постижимом и исчисляемом» нет жертвенного «Я» и «Ты» [14]. С ним согласен А. Бадью, что «дисквалификация жертвенной концепции любви» закономерна. «Любовь не является привнесением Того на алтарь Другого» [15].
Эта традиция подчеркнута еще Ларошфуко: «Трудно дать определение любви; для души - это жажда властвовать, для ума - внутреннее сродство, а для тела - сокрытое и утонченное желание обладать» [16]. Любовь вырастала «на чисто негативных основаниях, на абсолютном отрицании высшего Принципа Бога» [17]. А. Камю повторял, что «любить слишком просто», «абсурдно», ибо «абсурд - это грех без Бога» [18]. Крайность явил американский человек успеха. Р. Каплан, опубликовавший книгу «Политика воинов: почему лидерство требует языческого этоса», пришел к антихристианскому утверждению силы. Книга, где «одна из глав посвящена "восхитительному" императору Тибе-рию, чей проконсул Понтий Пилат санкционировал распятие Христа», обсуждалась в окружении американского президента [19]. Нобелевский лауреат Дж Стейнбек подтверждал, успех-деньги - «источник и сердцевина нашего характера» [20]. Э.-М. Чоран видит, что «потеря жертвенности Я-Ты» торжествует на Западе, а сохранение «человеческого» осталось только у народов, «которых обогнала цивилизация» [21].
Нравы портятся, считал И. Ильин. Человечество идет, во-первых, за материалистической наукой, которая «преуспевает», отбросив «гипотезу» Бога; во-вторых, за светской безрелигиозной государственностью, которая «как слепой ведет слепых» в яму; в-третьих, влечется приобретательскими инстинктами и хозяйственными законами [22].
Западноевропейские философы всегда считали и сейчас считают христианскую любовь парадоксом, который не умещает ни платоновская парадигма, ни аристотелевская логика. Э. Фромм, рассматривая «фундаментальное различие в религиозном отношении между Востоком и Западом», констатирует, что на Востоке противоположностью «аристотелевской логике является логика, которую можно назвать парадоксальной» [23]. Логическое - аристотелевское и парадоксальное - библейское «Я» и «Не-Я» нетождественны. Любить врага, поцелуй Иуды - поцелуй любви, значит, соединить несоединимое: земное и
трансцендентное. Непостижимое только в невероятии, в душе человека.
В европейском понимании душа (mens - ум, мысль), в православии душа не столько ум, сколько «память сердца». Пушкин не уставал повторять: «Но мне бессмертна память милой, что без нее душа моя?», «Он, как душа, неразделим и вечен», «Слова твоей любви Так искренно полны твоей душою!». Флоренский поясняет, «за моментом Эроса, в платоновском значении слова, открывается в душе-филиа -высшая точка земли и мост к небу» [13].
Э. Фромм, обобщая православную любовь к Богу, подчеркивает, что важнее всего не познание Бога мыслью, не мысль о собственной любви к Богу, а сам акт переживания единства с Богом. «Учителя парадоксальной логики говорят, что человек может постигать реальность только в противоречиях и никогда не может постичь в мысли ВЫСШУЮ РЕАЛЬНОСТЬ -ЕДИНСТВО, единое само по себе». «Парадоксальная логика привела к ТЕРПИМОСТИ, к возвеличиванию ВЫСОКИХ моральных качеств человека». «Аристотелевская привела католическую и протестантскую веру в Бога к ДОГМЕ и НАУКЕ» [23].
Смыслосодержание русской любви: более крепко материнское начало в противоположность западноевропейскому, где сильно мужское начало. Мать любит всех одинаково, а отец - кому можно оставить наследство. Главное на Западе - закон, где преступно первоначально не действие, а мысль. А русская любовь - «правильное» действие.
Философское осмысление русской любви пережило эпохи, не воплотившись в реальность. Элита и народ всегда в оппозиции друг к другу. Западничество всегда побеждало, особенно с «воцарением» марксизма.
В конце ХХ в. Ж. Годбу поражался: «В СССР коллективистский подход и социалистическое видение столь противоположны нашему способу мышления, что действительно наша правда выглядит для них ложью и наоборот» [24]. Но конец ХХ в. - это эпоха «проваливания железных марксистских схем в почву» (В. Распутин). Марксистский коллективизм - это механическое тождество Я+Я=МЫ, коллективизм производственных коллективов, подразумевающее выгоду, коллективизм государства-корпорации. Российская общинность - соборность - софийность предполагает торжество большинства, где Я и Не-Я есть идентичность архетипа-ядра без корысти, МЫ -большинство - хаос рационализировано заветами Христа не как классы, а творцы-личности, созданные «по образу и подобию».
Марксизм подменил общинность - соборность -софийность пролетарским коллективизмом. «Вероятно, так было и в эпоху Никона: исправление книг было вполне разумно, но в то же время под предлогом общего лика разумности происходила подмена внутреннего существа» (М. Пришвин).
Эта подмена готовила Перестройку и реформы на дальнейшую «европеизацию» России без учета трансформации базовых ценностей и смыслов.
Литература
1. Панарин А. Реванш истории. М., 2005. С. 86.
2. Хёсле В. Кризис индивидуальной и коллективной идентичности // Апокалипсис смысла. М., 2007. С. 17.
3. Дробницкий О.Г. Мир оживших предметов. М., 1967.
4. Братусь Б.С. Любовь как психологическая презентация человеческой сущности // Вопросы философии. 2009. № 12.
5. Соловьев В. Избранное. М., 1990.
6. Буслаев Ф. О литературе. М., 1984.
7. Троицкий С. Христианская философия брака // Русский Эрос, или Философия любви в России. М., 1991. С. 381.
8. Розанов В. Опавшие листья // Там же. С. 142 - 143.
9. Булгаков С.Н. Свет не вечерний // Там же. С. 309.
10. Карсавин Л.П. Федор Павлович Карамазов как идеолог любви // Там же. С. 356 - 357.
11. Франк С.Л. Духовные основы общества. М., 1992.
12. Бердяев Н.А. Метафизики пола и любви // Русский Эрос. С. 232 - 266.
Поступила в редакцию
13. Флоренский П. Столп и утверждение Истины // Там же. С. 288 - 297.
14. Зиммель Г. Человек как враг // Апокалипсис смысла.
15. Бадью А. Что такое любовь // НЛО. 2011. № 12.
16. Ларошфуко Ф., де. Максимы и моральные размышления // Эрос и культура. М., 1999. С. 251.
17. Генон Р. Кризис современного мира // Апокалипсис смысла. С. 133.
18. Камю А. Рассуждение об абсурде // Миф о Сизифе. М., 2010. С. 79.
19. Уткин А. Единственная сверхдержава // Империя Россия. М., 2005.
20. Зверев А.М. Американский роман 20 - 30-х годов. М., 1982.
21. Чоран Э.-М. Портрет цивилизованного человека // Апокалипсис смысла. С. 51.
22. Ильин И. Основы христианской культуры. М., 2007. С. 8 - 9.
23. Фромм Э. Искусство любви. М., 1991. С. 17.
24. Годбу Ж. Красный - значит красивый // Литературная газета. 2012. № 9.
3 июля 2012 г.
