CC BY
124
СМЫСЛ БИОЭТИКИ: ДИЛЕММЫ ИНСТРУМЕНТАЛИЗМА И МЕТАФИЗИКИ В ПОСТИЖЕНИИ ЖИВОГО
THE MEANING OF BIOETHICS:
DILLEMAS OF INSTRUMENTALISM
AND METAPHYSICS IN COMPREHENDING LIFE
B.B. Минеев V,V. Mineyev
Биоэтика, страдание, жизнь, смерть, убийство, эвтаназия, прогресс.
В статье предпринимается попытка прояснить понятие биоэтики, уточнить ее предмет и границы. Выявляются негативные методологические тенденции последних десятилетий. Предлагается некоторая общая стратегия конституирования понятия биоэтики, подразумевающая последовательное разграничение смысловых уровней обсуждаемых вопросов, прежде всего, усмотрение различия между инструментально-прикладным содержанием проблем и их философским смыслом.
Bioethics, suffering, life, death, killing, euthanasia, progress.
An attempt to clarify the concept of bioethics, to redefine its subject-matter and limits is undertaken in the article. The negative methodological trends of the last decades are revealed. A general approach to constitute the concept of bioethics, suggesting a successive differentiation between the notional levels of the discussed issues is offered. First of all, that is a distinction between an instrumental-applied content of problems and their philosophical meaning.
Несмотря на беспрецедентное внимание к проблемам, традиционно объединяемым под рубрикой биоэтики, внимание как со стороны специалистов, так и со стороны массового сознания (впрочем, отчасти как раз вследствие неутихающего ажиотажа), единого понимания сущности биоэтики до сих пор не сложилось. О каком-либо однозначном определении или о единственно возможной трактовке многогранного культурного феномена речь, разумеется, не идет. Однако отсутствие пусть абстрактного, но ясного и отчетливого понятия, относительно которого достигнут надежный консенсус, является серьезным, подчас непреодолимым препятствием на пути к пониманию смысла обсуждаемых вопросов, к взаимопониманию.
Рано или поздно закрадываются сомнения в том, что стороны, участвующие, например, в дискуссии о допустимости эвтаназии, имеют в виду действительно одну и ту же проблему. О чем спор? Об условиях назначения инъекции? О составе препарата? О том, кто именно, врач или пациент, должен нажать на кнопку? Казалось бы,
предмет обсуждения сформулирован четко. Но при этом, увы, пропадает предмет самой биоэтики. Она так и не обретает наобещанной специфичности, девальвируется до более или менее случайного набора ситуаций, подходов, разнообразных тем. «Междисциплинарное направление исследований» истощается до инструментального знания, в рамках которого можно лишь установить, соответствуют ли те или иные действия принятым нормам морали (законам, религиозной догме, системе ценностей) или нет, но которое к порождению этих норм и ценностей не причастно. Не возвышается до уровня метафизики, поскольку лишено необходимой целостности и определенности. Упоминания же о биоэтике, якобы «решающей» вопросы о моральной допустимости или недопустимости чего бы то ни было, остаются по большей части декларациями [Всеобщая декларация..., 2006]. И эффективное функционирование экспертных комитетов в данном случае не аргумент.
Итак, с одной стороны, обещание «новой мудрости», объединяющей биологические зна-
ния с общечеловеческими ценностями [Potter, 1971] и направленной на постижение жизни во всей ее глубине и невыразимости, постижение интеллектуально-дискурсивное и интуитивное; с другой - не лишенная позитивистского энтузиазма ориентация на статус прикладного знания [Hedgecoe, 2004]. На деле же, просто слово, маскирующее отсутствие ясного понимания глубинного (антропологического, эволюционно-исторического, возможно, метаисторического) смысла проблем, подлежащих решению. Цель данной статьи заключается в том, чтобы предложить некоторую общую стратегию концептуализации биоэтики, основывающуюся на отыскании компромисса между инструменталистской и, так сказать, метафизической точками зрения.
Оставив в стороне долгую и вряд ли до конца известную историю становления интересующего нас понятия, обозначим несколько устойчивых методологических тенденций последних десятилетий.
Первая тенденция проявляется в некорректном отождествлении биоэтической проблематики с широким спектром морально-нравственных коллизий, осложняющих отношения между врачом и пациентом (а также отношения внутри медицинского сообщества), то есть с медицинской деонтологией, с биомедицинской этикой. Подобный подход давно уже подвергался справедливой критике, но тем не менее вопрос по-прежнему на повестке дня [Sicard, 2011]. На наш взгляд, коренное различие между двумя направлениями связано отнюдь не с тем второстепенным обстоятельством, что традиционная медицинская этика корпоративна, на биоэтическом же форуме слово предоставляется каждому. Новый термин засвидетельствовал изменение положения самой медицины в социальной системе, в культурном универсуме. Стал ответом (причем ответом достаточно слабым) на вызовы, возникшие далеко за пределами медицинского контекста. Попытки сдержать натиск эволюционно-исторических процессов, ссылаясь на требование гуманного отношения врача к пациентам, с самого начала выглядели неубедительно. Когда врач перечисляет пресловутые принципы биоэтики: уважение достоинства личности, бла-
годеяние, автономия, справедливость, - то не задумывается об их источнике и, соответственно, о границах применимости. Что представляет собой, например, благодеяние (beneficentia)? «Этика как концептуальное знание выявляет основополагающие принципы, из которых можно вывести специфические нормы морали, а также базисный принцип нравственности, используя для этого свой арсенал методов» [Викторук E.H., Викторук Е.А.,
2013, с. 164]. Между тем привычное определение биоэтики как учения о нравственной стороне деятельности человека в медицине и биологии содержит предвосхищение основания, а потому методологически ущербно.
Другая тенденция, также негативная, находит выражение в размывании границ между биоэтикой и смежными областями - экологической этикой, биополитикой, танатологией... Стремление выйти из незавидного положения путем разграничения понятия биоэтики в узком и в широком смыслах слова вполне правомерно. Однако расширительное толкование тем более предполагает строгость исходной дефиниции. Как справедливо напоминает Амир Музур, авторы расходятся в понимании границ предмета: одни включают моральную оценку любых ситуаций, касающихся медицины и биологии, а другие - ситуаций, касающихся только моральности лечения и технологических инноваций [Muzur,
2014, р.110]. Более того, «ситуации» интенсивно и продуктивно исследуются адептами различных религиозных конфессий, что существенно повышает степень плюрализма мировоззренческих и методологических оснований [Fornero, 2009]. Не следует забывать о том, что для отечественной философии характерны теснейшая связь с религией и антропоцентризм [Штумпф, 2010, с. 148], а духовный кризис обусловлен утратой холистичности мировоззрения [Машев-ский, 2010, с. 140]. И здесь уместно вновь вернуться к теме смысла и взаимопонимания. Одно ли и то же мыслится теми, кто, отключая аппарат искусственного дыхания, кладет конец жизни близкого, и теми, кто лишь открывает душе путь к новой форме существования? Сточки зрения инструменталиста, выполняющего спущен-
<С
а
ч
с m
о
ь
к Щ
w m н о
Рч <
о ^ о о
О Й
Ei
W
н S о
Рч
W
0
1
к %
о
W V S
ь
1-4
<с п
W
с
S
X
н и
щ м
ные сверху предписания, первые и вторые просто по-разному оценивают конкретную ситуацию, один и тот же объект. С точки зрения сторонников феноменологического подхода, объект конституируется лишь в акте смыслополага-ния. Вырисовывается следующая альтернатива: либо объекты различны, несоизмеримы, и тогда взаимопонимание, строго говоря, невозможно; либо у биоэтики есть имманентно присущий ей предмет, не продиктованный внешними системами ценностей и обстоятельствами. Что же всё-таки достойно именоваться ее предметом: механическое действие или определенным образом осмысленный поступок? Ответ самоочевиден. «Внеличностный, инструментальный характер научно-технического знания как такового открывает дорогу манипулированию человеком, углублению дегуманизации общества. Ученый... видит в другом человеке объект, просто вещь среди вещей» [Минеев, 2013, с. 32].
Еще одна тенденция, не поддающаяся однозначной оценке, проявляется в чрезмерном акцентировании значения новых технологий: «Биоэтика - область междисциплинарных исследований, направленных на осмысление, обсуждение и разрешение моральных проблем, порожденных новейшими достижениями биомедицинской науки и практикой здравоохранения» [Игнатьев, Юдин, 2010]. Действительно ли проблемы буквально «порождены новейшими достижениями»? Разве аборт, умерщвление больных и немощных, самоубийство не озадачивали мыслящих людей в прошлом? [ВепгепЬ^ег, 2009, Б. 100-115]. Разве не было вечной неудовлетворенности биологической участью, полом, расой, обликом, физическими и интеллектуальными способностями? Если с образами будущего начавшееся бурное вторжение в человеческую природу сопоставляется более или менее успешно, то от прошлого оторвано безнадежно. Между тем именно во мраке забытых тысячелетий необходимо искать истоки и смысл проблем, которые порой кажутся не имеющими к нему никакого отношения.
Смысл любого явления уясняется лишь в контексте целого. В контексте истории. Смысл - это
содержание, значение того, что требуется понять, сущность, цель, ценность, предназначение. Мы оправдываем явление, поступок, устанавливая его место в мире, в нашей жизни. Смысл жизни человека коррелирует со смыслом существования общества и всего мира. Обессмысливается ли жизнь концом или, наоборот, обретает благодаря ему смысл? Разъединяет ли жизнь людей или, наоборот, сплачивает? Является ли условием свободы или, наоборот, непреодолимым препятствием свободе? Может ли убийство быть моральным долгом? К сожалению, жизнь всегда отнимают (ни в одном отношении, так в другом). Все темы биоэтики, так или иначе, выстраиваются вокруг проблемы отнятия жизни (включая лишение возможности жить), что и позволяет выработать относительно законченную дефиницию данной науки, а затем рассмотреть уход из жизни как выражение отношения человека к другим людям, к обществу, к окружающей природе [Минеев, 2014, с. 120-127]. Уход этот, как правило, предполагает страдания, физическую и душевную боль. Является ли страдание необходимым, неотъемлемым моментом ухода?
Если согласиться с тем, что смысл биоэтики как культурного предприятия заключается в восстановлении утраченной преемственности, в возвращении к истокам нашего бытия, а как предприятия эволюционно-исторического -в максимальной реализации нашей сущности, то ключевой вопрос можно переформулировать следующим образом: способен ли научно-технический прогресс избавить индивида от страданий, связанных с уходом из жизни? Осуществима ли сегодня эвтаназия (то есть благая смерть), о которой люди мечтали тысячи лет, или она по-прежнему остается недостижимым идеалом и останется таковым навеки, а все попытки воплотить мечту на практике так и будут обнаруживать гротескные черты? Осуществимо ли безболезненное управление процессом естественного воспроизводства? Обретает ли человек свободу, произвольно изменяя свои биологические параметры, используя искусственные или чужие органы, определяя время, место и способ своего ухода из жизни, или
свобода всё равно остается призрачной? Посредством подобным образом формулируемых вопросов можно конституировать некоторое смысловое поле, имманентное всякому знанию, направленному на постижение жизни.
Анализ научно-философской литературы последних лет, прежде всего работ обобщающего характера [Barrachina, Dolores, 2010], позволяет сделать вывод о том, что причиной или, по меньшей мере, одной из основных причин сохраняющейся расплывчатости понятия биоэтики является его неструктурированность, смешение разных (и, очевидно, многочисленных) смысловых уровней концепта, в частности непроизвольная подмена философского (метафизического, мета-исторического) смысла проблем биоэтики их инструментальным содержанием. По-видимому, феноменологический подход на сегодня составляет наиболее перспективную альтернативу колебаниям между односторонним эмпиризмом прикладного знания и, как правило, с трудом реализуемым на практике гуманизмом традиционных метафизических доктрин.
Библиографический список
i.
2.
3.
Викторук E.H., Викторук Е.А. Этика в университете: соблазны и перспективы «пользовательского формата» // Вестник КГПУ им. В.П. Астафьева. 2013. № 4 (26). С. 162-166. Всеобщая декларация о биоэтике и правах человека. Париж: ЮНЕСКО, 2006. 12 с. Игнатьев В.Н., Юдин Б.Г. Биоэтика // Новая философская энциклопедия: в 4 т. 2-е изд., испр. и доп. М.: Мысль, 2010. URL: http:// iph.ras.ru/ elib/0414.html (дата посещения: 01.07.14).
4. Машевский Б.М. Холистическая парадигма целостности в творчестве Н.Ф. Федорова и ее ценность для современной науки: постановка проблемы // Вестник КГПУ им. В.П. Астафьева. 2010. № 3. С. 139-142.
5. Минеев В.В. Будущее не проходит стороной: реформа образования в контексте глобальных процессов // Вестник КГПУ им. В.П. Астафьева. 2013. № 2 (24). С. 26-36.
6. Минеев В.В. Социальные аспекты смерти: Философско-антропологический анализ: монография. М.: Директ-Медиа, 2014. 473 с.
7. Штумпф С.П. Религиозно-онтологическое измерение феномена духовности в отечественной философии XIX века // Вестник КГПУ им. В.П. Астафьева. 2010. № 3. С. 148-152.
8. Barrachina V.-C., Dolores М. La vida humana en la encrucijada. Pensar la bioética. Madrid: Ediciones Encuentro, 2010. 312 p.
9. Benzenhöfer U. Der gute Tod? Geschichte der Euthanasie und Sterbehilfe. Göttingen: Verlag Vandenhoeck & Ruprecht, 2009. 227 S.
10. Fornero G. Bioética cattolica e bioética laica. 2 ed. Milano: Bruno Mondadori, 2009. 257 p.
11. Hedgecoe A.M. Critical bioethics: Beyond the social science critique of applied ethics // Bioethics. 2004. Vol. 18. P. 120-143.
12. Muzur A. The nature of bioethics revisited: A comment on Tomislav Bracanovic// Developing World Bioethics. 2014. V. 1. P. 109-110.
13. Potter V.R. Bioethics: bridge to the future. NY: Prentice-Hall,1971. 205 p.
14. Sicard D. L'ethique medícale et la Bioethique. Que sais-je? 2 ed. Paris: Presses Universitaires de France, 2011. 127 p.
<C
tí m
о
ь
X
Щ
w m H
о
Рч <
о ^ о о
О Й
EÍ w
H
к о
Рч
w
I
0
1
X %
о w
V
к
ь
l-ч
<с п
W
с
31"
S
X
н
U
м
