Научная статья на тему 'Смерть А. С. Пушкина в русской философской мысли (Вл. Соловьев и В. Розанов)'

Смерть А. С. Пушкина в русской философской мысли (Вл. Соловьев и В. Розанов) Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
671
115
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Смерть А. С. Пушкина в русской философской мысли (Вл. Соловьев и В. Розанов)»

Г.А. Гуковского, народность и фольклор переместились в творчестве поэта "из абстрактной древности в деревенскую современность"4.

"Ни одно произведение Пушкина не произвело столько шума и криков, как "Руслан и Людмила", - писал В.Г. Белинский. - Причиной энтузиазма, возбужденного "Русланом и Людмилой", было, конечно, и предчувствие нового мира творчества, который открывал Пушкин всеми своими первыми произведениями... В этой поэме все было ново: и стих, и поэзия, и шутка, сказочный характер вместе с серьезными картинами"5. В "Руслане и Людмиле" органически сочетались элементы того фольклоризма, который Пушкин освоил, изучая средневековую литературу, западную и русскую, а также русскую историю и сказочные народные традиции. Все это дает основание считать, что в поэме воплощено то понимание народности и фольклора, которое определилось у Пушкина к началу двадцатых годов. Ставя задачу создания школы русской поэзии, Пушкин считал, что для этого потребуется освоение всех богатств мировой литературы. И он был глубоко прав. Поэма стала первым программным произведением, в котором поэт стремился осуществить эту идею.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Пушкин A.C. Поли, собр соч. .М; Л.: АН СССР, 1949. Т. XII . С. 192.

2. Там же. Т. XI . С. 184.

3. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. JI., 1946. С. 7.;2-е изд. Л., 1986, С. 18.

4. Гуковский Г.А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М., 1957. С. 116.

5. Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9 т., М.: Худож. лит. 1976. Т. VII. С. 102, 361-366.

Л.И. Миночкина

СМЕРТЬ A.C. ПУШКИНА В РУССКОЙ ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ (Вл. Соловьев и В. Розанов)

Интерес к судьбе и смерти A.C. Пушкина русских мыслителей конца XIX - начала XX столетия не случаен. Как и русская литература XIX века, русская философия на стыке веков была занята смыслом личной и сверхличной экзистенции. Вл. Соловьёв первым заговорил о судьбе и смерти A.C. Пушкина. В. Розанов, написавший восемь статей о Пушкине, пытался понять феномен личности и творчества поэта, размышляя о "странной вечности" его. С. Булгаков, Л. Шестов, М. Гер-шензон, В. Иванов, С.Франк и другие тоже обращались к "изумительной духовной реальности, которая на этом свете носила имя Александ-

ра Пушкина"1. Тайна творчества и тайна личности поэта, по мнению философов может быть понята через его жизненную судьбу и смерть, ибо смерть, как пишет С. Булгаков, "является важнейшим событием и самооткровением жизни всякого человека, а в особенности в этой трагической кончине"2. Безвременная гибель поэта является болевой точкой, незаживающей раной всех русских философов, пишущих о ней. Равнодушными не остались ни Вл.Соловьёв, ни В.Розанов, однако у них неодинаковое представление о мотивах поведения поэта на дуэли.

В литературоведении до сих пор не исследована полемика между В. Розановым и Вл. Соловьёвым о метафизике смерти A.C. Пушкина3, а между тем этот спор по-новому освещает личности философов-критиков. Известно, что В. Розанова всегда ругали за антиобщественные взгляды, за отсутствие системы с твёрдым "да" и "нет" при оценке литературных произведений. Вл. Соловьёв занимал иное положение. Однако данная полемика перемещает акценты.

В статье "Судьба Пушкина", написанной в 1897 году, Вл. Соловьёв оспаривает традиционную точку зрения о виновности среды, светского общества в гибели Пушкина. Исходя из своегсг опровержения, Вл. Соловьёв, во-первых, развивает мысль о "метафизике судьбы", высказывая предположение, что в линии жизни Пушкина настойчиво даёт о себе знать провиденция, ожидавшая от поэта искупительного акта. Сваливание вины лишь на среду "унизительно для самого Пушкина", который "сообразно своей собственной воле окончил своё земное поприще"4. "Разве не унизительно для великого гения быть пустою игрушкою чуждых внешних воздействий?" - вопрошает философ. Заметим, что все последующие философы, размышлявшие об этой проблеме, развивали по-своему эту мысль Вл. Соловьёва. Однако далее критик-философ неожиданно не встает на защиту A.C. Пушкина.

Известно, что ещё Гегель, Кант разделяли понятия гения - художника и человека. Вл. Соловьёв переносит понятие гения на человека и утверждает, что гений и по природе своей выше обыкновенных людей и "высший дар гения ... обязывает к охранению этого высшего, если хотите, сверхчеловеческого достоинства" [4; 19]. С точки зрения этой "нравственной аксиомы" он и рассматривает жизнь и судьбу Пушкина, видя раздвоение и даже "непроходимую пропасть" [4; 22] между поэзией и житейской практикой: "Вся высшая идейная энергия исчерпывалась у него поэтическими образами и звуками, гениальным перерождением жизни в поэзию, а для самой текущей жизни, для житейской практики оставалась только проза, здравый смысл и остроумие с весёлым смехом" [4; 20]. Примером тому, по мнению Вл. Соловьева, является неоднозначное отношение к А.П. Керн в стихах и частных высказываниях, письмах. В "Памятнике" Пушкин утверждал: "Хвалу и

клевету приемли равнодушно", - а в жизни он не захотел отделить сознание о своём высшем поэтическом призвании и "о том внутреннем преимуществе перед другими, которое давал ему его гений" [4; 26]. Известно, что первый биограф A.C. Пушкина П.В. Анненков отмечал некое "раздвоение" Пушкина, но разговор шёл на бытовом уровне. Вл. Соловьёв переводит тему в метафизическую область. Будучи философом религиозного плана, он утверждает: у Пушкина было расхождение между религиозным сознанием, которое "с наступлением зрелого возраста пробудилось и выяснилось в нём" [4; 28], и жизненным поведением. Критик-философ обвиняет A.C. Пушкина, не сумевшего отрешиться "от личной мелкой страсти самолюбия и самомнения ... дурной страсти вражды и злобы" [4; 26], в том, что он не достиг в практике "сверхмирского совершенства" [4; 27]. В отношении поэта к неприязненным лицам "не было ничего ни гениального, ни христианского, и здесь настоящий ключ к пониманию катастрофы 1837 года", - по мнению философа. "Несчастный поэт был менее всего близок к Христу тогда, когда стрелял в своего противника" [4; 31], заключает своё исследование Вл. Соловьёв. Правда, Соловьёв говорит о духовном возрождении поэта перед смертью, которая была поистине христианской, а потому не "безвременной". Такова судьба Пушкина, которая, де, вела его "к наилучшей цели - к духовному возрождению" [4; 40], таково "Провидение Божие" [4; 41].

Таким образом, Вл. Соловьёв догматично, на основе идей пассивного христианства подошёл к проблеме метафизики смерти Пушкина, не проявив должной гибкости, при всей любви к творчеству поэта.

Нам понятен гнев В.В. Розанова, который считал оскорбительными попытки Соловьёва бросить тень на личность Пушкина, погубить репутацию человека и поэта. По мнению В. Розанова, это даже более оскорбительно, чем то, что писал о Пушкине "наивный Писарев". Статью критика-философа В. Розанов назвал "смешной", "мальчишеской". В споре с Вл. Соловьёвым он оказывается выше, и одна из причин, на наш взгляд, в том, что у "гениального обывателя", как Розанова называл Н. Бердяев, на первом месте была семья, жена, дети, без которых он не мыслил себя. Современники даже воспринимали его как проповедника философии пола (таковы его книги "В мире неясного и нерешённого", 1901; "Тёмный лик", 1911; "Люди лунного света", 1911 и др.). Всё это помогло Розанову проникнуть глубже в жизнь поэта, семейную психологию. Критик-философ в своих рассуждениях о гибели Пушкина идёт от своих ощущений, от фактов жизни поэта, а не от заранее заданной идеи, как Вл. Соловьёв.

В статье "Христианство пассивно или активно?", написанной тоже в 1897 году, В. Розанов с возмущением пишет о догматизме

Вл. Соловьёва, его душевной глухоте. Соловьёв был близок Достоевскому, и ему должны быть понятны сложные переживания Пушкина накануне дуэли: "И как было не войти в мир той взволнованности, того смятения чувств, которое пережил поэт..."5. Сам В. Розанов пытается понять психологию поведения A.C. Пушкина, замечая, что Вл. Соловьёв "существенно неправильно понял христианство" [5; 151], осудив поэта за активность, что "идея пассивного христианства ... успокаивая ... оледеняет нас..." [5; 144]. В. Розанов отвергает "безнервное христианство" [5; 145] и мысль В. Соловьёва о том, что Пушкин, если бы тяжело ранил или убил на дуэли Дантеса, не смог бы больше писать, "не мог бы он с кровью нечистой человеческой жертвы на руках приносить священную жертву светлому божеству поэзии" [4; 39]. В. Розанов не согласен с подобным мнением. Он понимает дуэль Пушкина как защиту отечества, сравнивая с солдатом, который тоже убивает в бою, но не идёт на Афон, не постригается в монахи после этого. В. Розанов вспоминает JI. Толстого, который, бывши на севастопольских бастионах, видимо, тоже убивал врагов. "И Пушкин защищал ближайшее отчество своё — свой кров, свою семью, жену свою; всё защищал в "чести", как и воин отстаивает не всегда существование, но часто только "честь", "доброе имя, правую гордость своего Отечества..." [5; 151].

Небезынтересно заметить, что С. Булгаков в 1937 году, размышляя по поводу столетия смерти Пушкина (1837), развивает мысль В. Розанова, утверждая, что Пушкин "поставил к барьеру ... себя вместе со своей Музой, в известном смысле, вместе со своею женою и детьми, со своими друзьями, со своей Россией, со всеми нами"6.

В статье "Ещё о смерти Пушкина", написанной в начале XX века (1900 г.), В. Розанов вновь обращается к осмыслению смерти поэта. С присущим ему талантом передавая нюансы чувств, он предлагает одну из версий состояния Пушкина в последние месяцы жизни, приведшего к дуэли. Критик-философ вместо логических рассуждений предлагает мозаику переливающихся мыслей и чувств, выраженных, в казалось бы, бессвязной игре ассоциаций, приводя в качестве доказательств письма Пушкина к Наталье Николаевне. Он приводит якобы диалоги, обращается также к произведениям A.C. Пушкина за подтверждением своих мыслей об атмосфере в семье поэта накануне дуэли. Нужно заметить, что это ему удалось, хотя он не избежал излюбленных измышлений об особом мистическом единстве душ: в семье Пушкина "было двое", а семья именно там, где "одно".

В. Розанов утверждает правоту и даже святость поведения Пушкина на дуэли: "Я верю, что Пушкин вспыхнул правдою и погиб,

что он был прав и свят в эти 3-5 посмертных дней, когда восстал "во блеске власти"7.

Дуэль и смерть A.C. Пушкина волнует соотечественников, находится во внимании пушкиноведов. "Чья смерть, чья кончина из русских великих людей, - вопрошал русский философ А. Карташёв, -так несравненно жгуче, садняще записалась на скрижалях русского сердца? Ничья. Это последствие явления чрезвычайного и, может быть, единственного"8. Русские философы конца XIX - первой половины XX века, развивая метафизику судьбы, невольно подталкивают читателя к раздумьям и гипотезам.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Франк С. Светлая печаль // Пушкин в русской философской критике: конец XIX - первая половина XX вв. М., 1990. С.481.

2. Булгаков С. Жребий Пушкина // Там. же. С.273.

3. Полемику В. Розанова с Вл. Соловьёвым упоминает А. Николюкин во вступительной статье-обозрении о творчестве В.В. Розанова. См.: А. Николюкин.

B.В. Розанов - литературный критик. Вступ. ст. // Розанов В.В. Мысли о литературе. М., 1989. С.26-27.

4. Соловьёв Вл. Судьба Пушкина II Пушкин в русской философской критике. М., 1990. С.18. Далее статья будет цитироваться по данному изданию с указанием страницы.

5. Розанов В. Христианство пассивно или активно? // Религия. Философия. Культура. М., 1992. С.152. Далее статья будет цитироваться по данному изданию с указанием страницы.

6. Булгаков С. Жребий Пушкина. С.272.

7. Розанов В. Ещё о смерти Пушкина // Розанов В.В. Мысли о литературе. М., 1989.

C.249.

8. Карташев А. Лик Пушкина // Пушкин в русской философской критике. М., 1990. С. 307.

М.В. Загидуллина

ПО СЛЕДАМ ПУШКИНСКОГО ЮБИЛЕЯ: Пресса юбилейных дней

Пушкин давно продырявил ушки.

Всем.

Все равно

молодец Пушкин!

Владимир Антипенко

В данной статье не делается попытки охватить всю юбилейную прессу - она слишком обширна. Но взятые для анализа издания вполне репрезентативны. Газетный "юбилейный шум" интересен не как

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.