CC BY
4Флыгин Юрий Степанович
заведующий кафедрой церковной и общей истории E-mail: yu.flygin22@gmail.com
Ташкентская духовная семинария
Республика Узбекистан, г. Ташкент, ул. Авлиеота, 91
«Смело и бодро можем... разрешить не допускающие отлагательства вопросы»: послереволюционные съезды духовенства в Туркестане
Революционные события 1917 года поставили Русскую церковь в Российском государстве, включая среднеазиатскую окраину, в совершенно новое положение. Церковь, её служители были вынуждены буквально ежечасно находить ответы на вызовы нового времени. Духовенство пыталось получить эти ответы на епархиальных съездах. Первый и единственный за дореволюционный период бытования Туркестанской епархии съезд духовенства состоялся в 1908 году, при архиерействе Димитрия (Абашидзе). Относительно спокойная жизнь в условиях стабильных и устоявшихся правил и законов не требовало частых подобных съездов. К тому же, их проведение было затруднительно по транспортным обстоятельствам, учитывая, что епархия простиралась от Семиречья до Каспия и от станции Саксаульная в казахской степи до Кушки. Послереволюционные социально-экономические преобразования, базировавшиеся на идеологии, одним из стержнем которой был атеизм, лишили Церковь былого влияния в обществе, что вызвало растерянность среди духовенства. В этих условиях среди служителей Церкви формируется иллюзорная надежда, что через коллективное обсуждение, соборный поиск на епархиальных съездах удастся найти взаимоприемлемый вариант сосуществования с властью. В данной работе впервые освещается работа послереволюционных епархиальных съездов духовенства Туркестанской епархии.
Ключевые слова: Русская церковь в Средней Азии, Туркестанская епархия, епархиальные съезды духовенства, архиепископ Иннокентий (Пустынский), архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий).
Для цитирования: Флыгин Ю.С. «Смело и бодро можем... разрешить не допускающие отлагательства вопросы»: послереволюционные съезды духовенства в Туркестане // Теология: теория и практика. 2022. Т. 1. № 1. С. 44-52. DOI: 10.24412/2949-3951-2022-0030
Yuri S. Flygin
Head of the Department of Church and General History E-mail: yu.flygin22@gmail.com
Tashkent Theological Seminary
Republic of Uzbekistan, Tashkent, Avlieot st., 91
"We can boldly and cheerfully ... resolve urgent issues": post-revolutionary congresses of the clergy in Turkestan
The revolutionary events of 1917 placed the Russian Church in the Russian state, including the Central Asian outskirts, in a completely new position. The Church and its ministers were forced to literally hourly find answers to the challenges of the new time. The clergy tried to get these answers at diocesan conventions. The first and only congress of the clergy in the pre-revolutionary period of the existence of the Turkestan diocese took place in 1908, under the bishopric of Dimitry (Abashidze). A relatively quiet life in conditions of stable and established rules and laws did not require frequent such congresses. In addition, their holding was difficult due to transport circumstances, given that the diocese stretched from Semirechye to the Caspian Sea and from the Saksaulnaya station in the Kazakh steppe to Kushka. Post-revolutionary socio-economic transformations, based on an ideology, one of the core of which was atheism, deprived the Church of its former influence in society, which caused confusion among the clergy. Under these conditions, an illusory hope is being formed among the ministers of the Church that through collective discussion, a conciliar search at diocesan congresses, it will be possible to find a mutually acceptable variant of coexistence with the authorities. This work highlights for the first time the work of the post-revolutionary diocesan congresses of the clergy of the Turkestan diocese.
Keywords: Russian Church in Central Asia, Turkestan diocese, diocesan congresses of the clergy, Archbishop Innokenty Pustynsky, Archbishop Luka Voyno-Yasenetsky.
For citation: Flygin Yu.S. "We can boldly and cheerfully ... resolve urgent issues": post-revolutionary congresses of the clergy in Turkestan. Theology: Theory and Practice, 2022, vol. 1, no. 1, pp. 44-52. DOI: 10.24412/2949-39512022-0030
Развитие послереволюционных событий, нараставшее после 1917 года утверждение атеистической, богоборческой идеологии поставили Русскую церковь во всей бывшей Российской империи, и в Туркестане в том числе, в совершенно новое и драматическое положение. Церковь, её служители были вынуждены буквально ежечасно находить ответы на грозные вызовы времени.
Соборный поиск таких ответов происходил в том числе на епархиальных съездах духовенства. До 1917 года в Туркестанской епархии состоялся всего один епархиальный съезд, при архиерействе Димитрия (Абашидзе), в 1908 году. Невозможность регулярных съездов объяснялась и большими размерами епархии, и транспортными трудностями.
К участникам первого епархиального съезда владыка Димитрий обратился с яркой речью, в которой обратил внимание на роль духовенства на далёкой окраине империи: «Господь послал нам добрых пастырей... они своею... деятельностью укореняли в новом краю своих пришлых из разных уголков России прихожан, устанавливали братские отношения между своими пасомыми и нашими новыми иноверными соотечественниками, старались о просвещении своих пасомых, много содействовали открытию школ, постройке и украшению храмов» [Владимир (Иким), митрополит, 2010. С. 454].
После 1917 года все эти проблемы в целом остались. Но епархиальные съезды в первое послереволюционное время созывались ежегодно, пока новая власть не сделала невозможной их организацию. Регулярных съездов для соборного поиска решений злободневных вопросов и ответов на вызовы новой реальности требовала обстановка того времени, менявшаяся очень быстро и всегда не лучшим образом для Церкви.
Созыв съездов немного облегчался сокращением пределов территории, представляемой на съездах. Ведь, собственно говоря, общетуркестанским епархиальным съездом был только самый первый, при Димитрии (Абашидзе). В 1916-1917 годах состоялось наконец давно ожидавшееся перемещение кафедры правящего архиерея Туркестанской епархии из областного центра Семиречья — города Верного в Ташкент, столицу края. Семиреченская область была выделена в викариатство со своим викарным епископом.
Епископом Верненским и Семиреченским в 1917 году был назначен Пимен (Бело-ликов). В июле 1918 года владыка Пимен созвал съезд Семиреченского духовенства, на котором призвал православных объединиться вокруг своих пастырей. В сентябре 1918 года он был убит.
Все епархиальные съезды после 1917 года назывались съездами духовенства и мирян Западного Туркестана.
Особо показателен 2-й съезд (соответственно, это первый послереволюционный). Он состоялся в конце июня — начале июля 1918 года. На нём духовенство пыталось оценить произошедшие события и определить механизмы и подходы приспособления к новым условиям.
Надо заметить, что и в среде духовенства, и вообще в обществе, не только в Средней Азии, но и во всей бывшей империи, было распространено мнение, что произошедшие общественно-политические потрясения не будут долговечны. И постепенно всё возвратится на круги своя, худшее уже позади, и относительно скоро вернётся прежняя жизнь, хотя и с какими-то новыми изменениями.
Такое убеждение просматривается и в речи правящего архиерея, архиепископа Иннокентия (Пустынского), которой он открыл второй съезд. Этот съезд открылся 27 июня и начался с литургии в Спасо-Преображенском соборе. Ее служил архиепископ Иннокентий в сослужении шести протоиереев. Затем был отслужен торжественный молебен. В 11 часов делегаты собрались в помещении ремесленного училища по соседству. Делегатов, избранных на съезд, было 18 человек. По разным причинам не смогли прибыть еще восемь человек из Самарканда и из Закаспийской области. Но на съезде присутствовало также пять членов епархиального совета, делегатов Поместного собора и епархиальный миссионер. Всего, таким образом, в работе съезда приняли участие 24 человека, священнослужители и миряне.
Председателем съезда был архиерей, а его заместителями тайным голосованием избрали протоиерея Михаила Андреева и мирянина, князя Чегодаева. Секретарями были Е.К. Бетгер, А.А. Метленков, М.Г. Ветчинкин, священник Рыхлицкий.
Открывая съезд, архиерей обратился к делегатам: «Страхи, какие были в прошлом для Церкви и её членов, миновали, и, руководствуясь опытом пережитого, мы смело и бодро можем приступить к работе и разрешить не допускающие отлагательства вопросы» [Народный университет (газета), 29 июня 1918].
Рабочая программа съезда была довольно обширной. В первый день съезда заслушали информацию о Поместном соборе 1917-1918 годов, о деятельности епархиального совета, о распространении сектантства.
Более оживлённой была работа съезда на второй день. Сначала заслушали доклад протоиерея Юновидова из Черняева (Чимкент) о «колебаниях на [Поместном] соборе по вопросу патриаршества». Сам Юновидов почему-то не явился, доклад был зачитан от его имени.
Затем началось обсуждение епархиального бюджета. Докладывал протоиерей Михаил Андреев. Он сразу указал на бедственное положение епархии, в которой не было ни богатых монастырей, ни капиталов, ни угодий. Несмотря на максимальную экономию, расходы в смете сильно превышали планируемые доходы. Запланированную смету урезали. Жалованье архиерею определили в 6 тыс. рублей в год при готовой квартире. Но потом добавили ещё 1,5 тыс. На содержание архиерейского дома определили 6 тыс., но после споров добавили ещё 3 тыс. и 1 тыс. на архиерейскую канцелярию. Итого 17,5 тыс. Пяти членам епархиального совета назначали по 1,5 тыс. в год на каждого, всего 7,5 тыс. Секретарю совета — 6 тыс., на канцелярию совета 6 тыс., на содержание епархиального дома 5,5 тыс. Снова после долгих обсуждений вернулись к архиерейскому жалованью и добавили 5 тыс. на поездки по епархии.
Некоторая полемика возникла по вопросу жалованья миссионеру. У него же не было своего прихода, и в глазах других священников он был как бы нахлебником. Тут, видимо, вопрос был и в личности самого миссионера, им был священник Владимир Ильин. Задачей миссионеров было противодействовать уклонениям в сектантство, отпадению от православия. Делегаты говорили, что миссия якобы возбуждает вражду, вредит интересам Церкви. От состязательных бесед с сектантами никакой пользы нет, все якобы всё равно остаются при своём мнении. Утверждали, что миссионер «разыгрывает роль
начальника, поучает священников, дискредитирует их в глазах прихожан». Протоиерей Г. Брицкий резко выступил против существования должности епархиального миссионера. Его поддержал протоиерей Микулин и ряд других священников. Протоиерей Микулин заявил, что если уж без миссионера нельзя обойтись (на Поместном соборе была признана необходимость миссии в каждой епархии), то «пусть [ему] дадут приход с небольшим жалованьем в местности, наиболее уклоняющейся от православия» (имелось в виду отпадение от православия, переход в сектантство и иные конфессии) [Народный университет (газета), 4 июля 1918]. Всё-таки 15 голосами против 10 утвердили миссионера. На жалованье ему определили 6 тыс. рублей.
Итого получилось расходов 55,5 тыс. Доходы же предполагались в 47 тыс. В том числе 30 тыс. — это 10% от доходов храмов. Остальные 17 тыс. предполагалось получить за счёт других источников, вовсе не гарантированных, в т. ч. от «случайных поступлений».
Епархиальный совет было решено разместить в здании бывшей церковно-приход-ской школы при Иосифо-Георгиевской церкви (с характерной пометкой: «если власти разрешат»).
Обсудили вопрос об архиве епархиальной консистории, который должен был прибыть из Верного в связи с переводом епархиальной кафедры в Ташкент. Решили разместить его тоже в здании бывшей церковно-приходской школы Иосифо-Георгиевской церкви. В Верном при епископе Димитрии (Абашидзе) для епархиального архива было построено прекрасное специальное здание. Переезд архива состоялся, и он даже сохранился, что по условиям того времени нельзя не признать удивительным. Ныне он хранится в фондах Национального архива Узбекистана.
Архиепископ Иннокентий предложил разделить Самаркандское благочиние на два. Съезд нашёл полезным разделить его на три, с центрами в Самарканде, Урсатьевке (Хаваст) и Новой Бухаре (Каган). Архиерей предложил далее из двух железнодорожных благочиний, ввиду объединения туркестанских железных дорог и переносе их управления в Ташкент, образовать одно. А также два ташкентских благочиния — городское и уездное — объединить. Оба предложения съездом были приняты.
В один из дней заседаний епархиального съезда состоялось обстоятельное обсуждение вопроса о преподавании Закона Божия в учебных заведениях. Духовенство понимало, что от этого в значительной степени зависит сохранение веры в народе. По этому вопросу выступал протоиерей Моталев. Он сообщил, что властью запрещено преподавание Закона Божия в учебных заведениях. Но потом по ходатайству родительских комитетов такое преподавание было разрешено в стенах учебных заведений, но в неурочное время и не более часа в неделю на каждый класс.
Моталев предложил отказаться от всех прежних программ и курсов, даже заявил, что «некоторые из них, вроде катехизиса, вызывают у учащихся одно отвращение». По его мнению, следовало бы преподавание Закона Божия сосредоточить на чтении Священного Писания.
Но не все делегаты с этим согласились. Протоиерей Уклонский хотя и согласился с замечанием насчёт катехизиса, но заявил, что невозможно ничем оправдать отказ от курсов, которые вырабатывались и изучались в школах более столетия. Также он сказал, что разве допустимо, чтобы образованный христианин не знал историю Церкви? Съезд постановил созвать в сентябре совещание законоучителей. Протоиерей Уклонский предложил устроить двухгодичные курсы для лиц, «ищущих священства». Съезд признал желательным устройство таких курсов и поручил выработать их проект к следующему съезду.
На съезде 1918 года впервые на публичной духовной сцене появляется «гражданин» Войно-Ясенецкий. Приехав в Ташкент двумя годами ранее, он уже получил некоторую известность в Ташкенте и как врач, и как активный прихожанин. Он предложил учредить Туркестанское братство в религиозно-просветительских целях. Оно, по мнению Войно-Ясенецкого, должно быть наделено широкими полномочиями, с обязательным отчислением в его пользу определённых процентов от всех церковных доходов.
Но далеко не все делегаты съезда согласились с предложением Войно-Ясенецко-го. Мнение епархиального духовенства выразил протоиерей Уклонский, высказавший опасение, что как бы «братство не стало второй церковной властью в крае». Устав братства всё же утвердили, но одобрили только его просветительскую деятельность на добровольных началах [НАУ. Ф. И-182. Оп. 1. Д. 90. Л. 23.4].
Обсуждался вопрос об устройстве епархиального свечного производства. Вопрос этот возник в связи с выделением Семиреченской области в отдельное викариатство, в котором остался и прежний свечной заводик. Вопрос был важен, поскольку доходом от продажи свечей «покрываются все нужды Церкви и... уплачивается, кроме того, 10% налога на содержание епархиальных учреждений» [там же].
Священник Щербов поднял актуальнейший вопрос об обеспечении духовенства, особенного сельского. Ничего утешительного в условиях того времени ни съезд, ни архиерей предложить не могли. Было только принято решение, предоставляющее полную свободу священникам ради материального обеспечения заниматься всякого рода службой, не компрометирующей их звания.
Вечером 1 июля съезд завершил свою работу. Новый съезд был запланирован на следующий год. Было решено расширить представительство и от каждого благочиния выбирать не по два, а по четыре делегата — поровну от священников и мирян. В 21 час, поздним вечером, владыка Иннокентий заявил: «Братия, кажется, мы достаточно потрудились. Пора и кончить» [там же].
Дальнейшие события показали, что надежды на то, что «страхи, какие были у Церкви, миновали», были чрезмерно преждевременными.
Новый, третий съезд духовенства и мирян Западного Туркестана состоялся в июне 1919 года в Певческом зале кафедрального Спасо-Преображенского собора. Делегатов было 47. Причём 13 из них имели так называемые «передоверенности голоса», то есть право голосовать за тех делегатов, которые по разным причинам не смогли приехать на съезд и доверили другим голосовать от их имени. Соответственно, некоторые делегаты съезда имели по два голоса. А всех «голосов» на съезде было, таким образом, 60. Пред-
седательствовал вновь Иннокентий (Пустынский), а вот заместителями были избраны протоиерей Григорий Брицкий и мирянин Валентин Войно-Ясенецкий. Войно-Ясенец-кий ещё не священник, но мы видим по факту избрания в президиум епархиального съезда, что его авторитет явно возрос в среде духовенства. Ещё на предыдущем съезде он был избран председателем Туркестанского православного братства и приобрёл определённый авторитет среди верующих людей.
В своём докладе правящий архиерей сказал, что «тяжёлые обстоятельства времени препятствовали непосредственному общению архиерея с епархией». Действительно, в новых условиях пастырские поездки владыки Иннокентия по епархии были практически невозможны из-за ряда обстоятельств. И съезд был важен в плане общения священнослужителей с архиереем и получения его наставлений. Но особенно духовенство с мест было заинтересовано в получении советов и указаний относительно взаимодействия со светскими властями в условиях новых порядков и законов. Участники съезда высказали претензии епархиальному совету, ему ставилось в вину, что «не было своевременно преподано духовенству ясных и точных указаний об его отношениях к советской власти» [НАУ. Ф. И-182. Оп. 1. Д. 89. Л. 103]. Но понятно, что никакой епархиальный совет в тех условиях не имел возможности преподать таких указаний.
Выработать какие-то ясные и по возможности точные, определённые указания об отношении к советской власти и было главной задачей. Духовенство было растеряно, оно оказалось в ситуации, с которой не только ранее никогда не сталкивалось, но даже и не слышало.
Значительное внимание на третьем съезде было уделено кадровому вопросу. Какого-то особо заметного недостатка в церковных кадрах не было. Архиерей отметил, что священнические должности в основном замещаются своевременно. Но возникали вопросы относительно качества этих священнослужителей. В первую очередь это касалось их образования. Часть прежнего, опытного духовенства по разным обстоятельствам выбыла, новая власть закрыла духовные школы. У кандидатов на священство не было возможностей получать полноценное духовное образование.
Архиепископ Иннокентий (Пустынский) в своём докладе отметил, что в епархии священников с богословским образованием было лишь около 20%. Вновь предлагалось создать пастырские курсы, но это было по обстоятельствам времени неосуществимо. В качестве посильной первоочередной меры было решено хотя бы разработать правила о выборах на должности церковнослужителей и священнослужителей. В комиссию по разработке этих правил были избраны протоиереи Г. Брицкий и М. Андреев, а также мирянин В. Н. Дунин-Барковский, известный в Ташкенте деятель в сфере просвещения. На съезде также был поднят вопрос о возобновлении издания Туркестанского церковного вестника, «когда явится возможность». Подтвердили, что редактором вестника остаётся протоиерей Михаил Андреев. О хозяйственных делах докладывал мирянин Е.К. Бетгер. Он был избран в епархиальный совет вместо умершего князя Чегодаева.
Четвертый епархиальный съезд духовенства и мирян Западного Туркестана состоялся в конце мая — первой половине июня 1920 года. В этот раз созыв съезда сопровождался новым обстоятельством: потребовалось разрешение народного комиссара вну-
тренних дел Туркестанской республики. Ситуация в стране для конфессий становилась всё более тревожной. Церковь пыталась подстроиться под обстоятельства.
Епархиальное руководство предварительно предупредило, что никого из делегатов съезда не сможет обеспечить жильём и питанием. В том случае если у делегатов съезда будут затруднения с прибытием, то им рекомендовалось «передоверить» свои голоса духовенству и мирянам Ташкента или ближайших районов, у которых транспортных проблем не предполагалось. От каждого благочиния было избрано 2 чел. от духовенства и 2 чел. от мирян. Дополнительно по решению епархиального совета было разрешено участвовать одному представителю от женского Никольского монастыря, находившемуся близ Ташкента. На четвёртом съезде обсуждались в основном рутинные вопросы. Ситуация была непредсказуемой, и это нашло своё отражение в работе съезда, не было никаких планов и предложений. Было очевидно, что для духовенства, вообще для верующих, установилась неопределенность, невозможно было быть уверенным в продолжении прежней церковной жизни. Хотя в Ташкенте ещё пока функционировали 13 храмов [там же].
Уже полностью было запрещено преподавание Закона Божия в учебных заведениях, даже в неурочное время. Съезд советовал наладить такое учение при храмах. Начинались конфискации, грабежи храмов, был даже ограблен Спасо-Преображенский собор. Власти стали закрывать церкви. Встал вопрос, куда помещать церковные ценности и святыни. Сначала их свозили в женский Никольский монастырь. Но и сам монастырь оказался в опасности закрытия. Чтобы его как-то спасти, тамошние монахини и игуменья Лидия (Нагорнова) попытались преобразовать монастырь в Первую женскую трудовую социалистическую коммуну. Игуменья Лидия стала председательницей коммуны. Но и это не помогло.
Осенью 1920 года было решено часть утвари и ризницы перевезти в Серафимов-скую церковь на монастырском хуторе в Черняевке, а более ценные вещи — в кафедральный собор [Ташкентская правда, 30 января 1923. С. 107].
В ходе грабежей, перемещений, конфискации погибло много ценностей и святынь. Исчез, в частности, походный иконостас Петра Великого, находившийся в храме кадетского корпуса. Документы свидетельствуют, что он был передан в женский монастырь на хранение, а дальнейшая его судьба неизвестна.
Ещё один епархиальный съезд духовенства и мирян состоялся в 1922 году. В этом году оформилось раскольническое движение обновленцев. 16 мая 1922 года раскольники объявили о создании Высшего церковного управления (ВЦУ). ВЦУ пыталось распространить свою власть повсеместно в епархиях Русской церкви. Туркестанский епархиальный съезд по инициативе архиепископа Иннокентия (Пустынского) «отверг домогательства ВЦУ» [Владимир (Иким), митрополит, 2010. С. 544]. На этом съезде, который оказался последним в истории бытования Туркестанской епархии, «были учреждены викарные архиерейские кафедры в Ашхабаде и Аулие-Ате (ныне Тараз) и выдвинуты два кандидата на епископский сан: архимандрит Виссарион (Зорнин) и вдовец священник Валентин Войно-Ясенецкий» [там же. С. 544].
В последующие годы положение Русской церкви ещё более осложнилось, усилилось давление и всевозможные ограничения со стороны советской власти. Проведение епархиальных съездов стало невозможным.
В начале 1923 года правящий Туркестанский архиерей Иннокентий (Пустынский) оставил епархию и покинул Ташкент. В газете «Туркестанская правда» была опубликована его прощальная записка, в которой он сообщал: «Сим довожу до всеобщего сведения, что в силу особых личных обстоятельств текущего времени я признал необходимым отказаться от управления Туркестанской епархией и выехать в пределы Европейской России для дальнейшего пребывания, передав административные функции управления епархиальному совету».
Литература
Владимир (Иким), митрополит. По стопам апостола Фомы. Христианство в Центральной Азии. — М., 2010. Национальный архив Узбекистана (НАУ). Ф. И-182. Оп. 1. Д. 90. Национальный архив Узбекистана (НАУ). Ф. И-182. Оп. 1. Д. 89. Народный университет (газета), 29 июня 1918. Народный университет (газета), 4 июля 1918. Ташкентская правда, 30 января 1923.
References
National Archives of Uzbekistan. F. I-182. Op. 1. D. 89. (In Russian) National Archives of Uzbekistan. F. I-182. Op. 1. D. 90. (In Russian) People's University (newspaper), July 4, 1918. (In Russian) People's University (newspaper), June 29, 1918. (In Russian) Tashkentskaya Pravda, January 30, 1923. (In Russian)
Vladimir (Ikim), Metropolitan. In the footsteps of the Apostle Thomas. Christianity in Central Asia. Moscow, 2010. (In Russian)
