Слёзы Алкивиада Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

земный мир, в котором серый свет обыденной действительности заменен светом свечей и где находятся волшебные кристаллы, возвращающие человеку зрение («На улице Мынтулясы»).

Герой и философ — в чем разница между ними? Философ — тот, кто умеет осторожно приблизиться к созерцанию блага и помочь в этом другим. Герой — тот, кто просто уходит от обыденной жизни, чтобы вернуть себе утраченное зрение.

В завершение хочется отметить светлую, оптимистическую ноту, которая объединяет символизм Платона и фантастический реализм Мирчи Элиаде. Это убежденность в том, что человеку дано зрение души — либо для созерцания истинного бытия и приближения к идее блага (Государство, 518с), либо для того, чтобы замечать знаки иной действительности, стать участником события, придающего обыденной жизни человека сакральный смысл.

С. Ю. Иванов СЛЕЗЫ АЛКИВИАДА

В статье рассматривается значение понятия «эрос» у Платона как движущей силы. Душа как самодвижущееся, как, равным образом, и всё вообще, определяется как насильственно продвигаемое. Цель же этого продвижения фиксируется как виртуальность.

Ключевые слова: эрос, движение, предъявление, виртуальность.

Ivanov S. Y. Aldbiades’ tears

The meaning of Plato’s «Eros» as a motive power is considered in this article. The soul as a self-moving, like equally everything in general, is determined as forcibly advanced. And the aim of this advance is fixed as virtuality.

Keywords: Eros, motion, presentation, virtuality.

В «Пире» Платон рассказывает, как Алкивиад, будучи весьма уже опьянен вином, повествует, заливаясь слезами, как Сократ отверг его самого и его любовь. По поводу этого сюжета мне довелось однажды услышать следующий комментарий: «Ах! Эти пьяные слезы!». В этом ироническом определении слышится как отсылка к ясности ума, так и рецепция Сократа как существа неподверженного воздействиям.

Аристотель определяет действие так: «Имеется нечто, что движет, не будучи приведено в движение; оно вечно и есть сущность и деятельность (ouCTÍa ка! evépyeia). И движет так предмет желания (opEKTÓv)39 и предмет мысли (vor|TÓv); они движут, не будучи приведены в движение. А высшие предметы желания и мысли тождественны друг другу (toútíov та тгрюта xaamá)»40. Это неподвижное движущее определяется как «то, ради чего», движущее «как предмет любви» (epcbjievov), — «движимое же им движет все прочее»41. То, чем движимо движимое, в первичном смысле — эрос. В то же время движущее не в собственном смысле производит механическое движение.

39 В английском варианте перевода «оректоу» переводится как «desire».

40 Аристотель. Метафизика // Аристотель. Сочинения: В 4 т.— Т. 1.— М., 1981.— 1072а25 и сл.

41 Там же. 1072Ы и сл.

Итак, как говорит Эриксимах, действующая сила во всем — Эрос: он есть (еспту) не в одной только человеческой душе [в ее отношении] к прекрасному (тгро<; той с; каХойс;), но еще и ко многому другому и в другом, в телах всех животных и в растущем на земле (еу тг| уг| сригюцеуос;), и, как говорится, в каждом сущем (бу тгатток; оисп)42. Человеческая душа, таким образом, определяется в своей связанности с чем-то иным, как нечто, обусловленное эросом. Эрос определяется, тем самым, как движущая сила, а значит, в отношении души к иному, которое и маркируется термином эротическое, сама же душа выступает в качестве претерпевающего, а отнюдь не действующего. Именно душу влечет к предмету желания. Это означает, что то, к чему движется душа, есть не что иное, как ее собственное содержание, абос; еу тг| \|Я>ХП- В этом отношении души к самой себе как к иному душа только и становится сама собой: насильственное движение души есть ее приведение к ее собственному виду.

Но тогда мы оказываемся перед странным вопросом: Сократ — удивительный человек, и он действительно не подвержен никаким воздействиям? Мотивация Сократа в этом воздержании известна: нет смысла обменивать нечто подлинное и вечное, на нечто сомнительное и скоротечное. Речь идет о принципиальном различии явления, т. е. того, что, так или иначе доступно в чувственном восприятии (сиабт^аи;), и того, что в этом явлении является как принципиально недоступное. Чувство вообще — некоторая несомненная и неотменимая данность, вопросы о которой, как известно, лишены смысла: «...тем, кто спрашивает бел ли снег, следует обратиться к своим чувствам»43. Снег, тем самым, всегда бел, родители почитаемы, а боги исповедуемы...

Алкивиад, разумеется, не прекрасное как оно само, но прекрасное не предъявлено иначе, нежели как Алкивиад или Федр. Саму эта формулировка кав’ аитол/: как оно само, подразумевает тем самым уже наличие некого зазора, отделяющего сущее от самого себя; отсылающего к закону тождества, и фиксирующего внутреннее отношение равенства сущего самому себе. Таким образом, само по себе сущее уже оказывается самому себе иным, хотя и таким, которое состоит в отношении тождества с самим собой. Отношение же его с чем-то другим, обозначаемое термином причастности (цетохп), предъявляет прежде всего различие и внутреннюю рассогласованность сущего. Это-вот (тобе тО есть не что иное, как связность некоторого предъявленного вот и иного, которое в качестве вот отсутствует, но из которого присутствующее вот понимается именно как это, а не как то. Эрос, таким образом, оказывается принудительным продвижением всякого предъявленного вот к отсутствующему, но фиксированному как оно само, из которого это вот определяется как это. Речь, соответственно, идет о том, что всякое сущее всегда фиксируется либо в связи с чем-то иным, т. е. в отношении его причастности чему-то, либо в отношении себя самого, т. е. в качестве цели (теХо<;) для иного ему причастного.

Алкивиад как нечто прекрасное тем самым сам продвигается к прекрасному как таковому, выступающему в качестве его виртуального теХо^’а, и в то же время выступает в качестве источника вхождения теплоты/красоты в глаза как предъявление прекрасного. На тех же основаниях, на каких Закон — лишь иронический образ Блага, вызывающий у Сократа и его учеников только безудержный смех, Алкивиад — лишь иронический образ прекрасного. Но, все дело в том, что это само по себе имеет место

42 Platon. Symposion // Platon. Sämtliche Werke. Bd. IV.— Frankfurt a.M.; Leipzig, 1991.— 186a-b.

43 Аристотель. Топика // Аристотель. Сочинения: В 4 т.— Т. 2.— М., 1978.— 105а5-7.

лишь в качестве некой виртуальности, непосредственно отсутствующего, о чем мы судим лишь аналитически, отталкиваясь от редуцируемого наличного.

Говорят, Сократ — чуть ли не изобретатель этики... Неравноценность обмена, останавливающая Сократа, фиксируется как несоразмерность телесной красоты Алкивиада и душевной красоты Сократа. А это значит, что сам Сократ — такой же иронический образ Прекрасного, как и Алкивиад. Причем действительно иронический (егратко^), поскольку в отличие от непосредственного предъявления телесного, он при помощи слов производит такой е(6о(; ел? тг| \|/ихл Алкивиада, который уже вряд ли возможно отличить от тех £(5шХа, что возникают в душах неопытных юношей, далеко отстоящих от истины, при помощи искусства показывать нечто издали. И весь вопрос, таким образом, состоит лишь в том, отчего же Алкивиад не смеется?

СЕКЦИЯ № 2 Ведущие: доктор филос. наук, профессор О. Е. Иванов, кандидат филос. наук, доцент Д. Ю. Дорофеев С. П. Лебедев ВПЕРЕД К ПЛАТОНУ?

Высказывается предположение о существовании сходства в динамике современной науки и доплатоновской философии. Это предположение основано на общности изменений в предметной сфере. Такие изменения могут стать важнейшим фактором преобразования исследовательской активности в современной науке, как это уже было в античности.

Ключевые слова: Современная наука, античная философия, досократики, платонизм.

Lebedev S. P. Ahead to Plato?

In thesis there is stated the supposition regarding the similarity in the dynamic in the contemporary science and the pre-Plato philosophy. This supposition is based on the likeliness of changes in the subject sphere. These changes can become the crucial factor of the modification in research activity in contemporary science like it was in antiquity.

Keywords: Modern science, ancient philosophy, presocratics, Platonism.

История развития мышления напоминает движение по спирали: в определенные периоды времени познавательная активность человека попадает в гносеологические ситуации, очень похожие на те, которые однажды уже имели место. Нечто подобное происходит с современной наукой. Последняя (лучше сказать, научный образ мышления) оказалась в гносеологическом положении, в котором когда-то находилась философия, совершая переход от досократовской физики к метафизике Платона