ББК 74.483
С. А. Курасов
СЛУЧАЙ НА ЛЕКЦИИ: СТОЛКНОВЕНИЕ В ПОВСЕДНЕВНОСТИ «СТАРОЙ» ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ И «НОВОГО» СТУДЕНЧЕСТВА В ПЕРВЫЕ ГОДЫ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ*
Установление советской власти в России вызвало тенденцию к кардинальным изменениям привычных сфер жизни человека и общества, в том числе и на повседневном уровне. В революционном запале пересмотру подвергалось абсолютно всё, что имело свою устойчивость в царское время.
Подчеркнутая корпоративность и замкнутость высшей школы была основана на специфике получения истины и ее передачи молодому поколению, и уже в Средневековье повседневность университетов определялась академической культурой, ментальные установки которой нашли отражение в сущностных чертах научно-педагогической интеллигенции1. Причем эти черты будут характерны и для советских преподавателей, что говорит о постоянстве и самодостаточности такого социального института, как высшая школа. На экстраординарных исторических этапах (какими представляются революции и войны) обнажаются противоречия между академической культурой и социально-политическими процессами, стремящимися подмять ее под себя. Интеллигенция в таких условиях стоит на перепутье, что делает эту проблему достаточно актуальной: это не просто поиски самоидентичности, но и осмысление исторического процесса и судьбы российского общества.
Советские исследования, связанные с интеллигенцией в годы революции и Гражданской войны, показывали только процессы
© Курасов С. А., 2014
Курасов Сергей Александрович — аспирант кафедры истории России Владимирского государственного университета им. А. Г. и Н. Г. Столетовых. kurasov-serg@mail.ru
Публикация подготовлена в рамках государственного задания ВлГУ № 2014/13 на выполнение государственных работ в сфере научной деятельности.
формирования «красной профессуры»2. В существовавшей тогда парадигме «старая» интеллигенция не удовлетворяла запросам государства, хотя подготовка кадров еще не носила планового характера. Во всех работах обращалось внимание на кастовость профессорско-преподавательской среды, хотя вся современная историография высшей школы оперирует понятием «корпоративность», что подчеркивает идеологический подтекст исследований. В последние годы появилось немало серьезных работ, опирающихся на достижения НИИ интеллигентоведения при Ивановском государственном университете3. Предметом исследований являются взаимоотношения интеллигенции и власти, научно-исследовательская деятельность и т. д. Отдельным на-
4
правлением выступает история повседневности , в рамках которого и написана данная работа. Опираясь на микроисторический подход5, мы попытаемся рассмотреть столкновение традиционных устоев научно-педагогической интеллигенции и новых взглядов студенчества на свою повседневность в советском вузе. Для этого обратимся к случаю, который произошел на лекции Александра Августовича Бауэра во Владимирском институте народного образования (ИНО) 17 февраля 1921 года. Сохранились протоколы заседания Правления ИНО, где в подробностях зафиксированы обстоятельства конфликта.
В этот день Центральный комитет учащихся (ЦКУ) устроил собрание с посторонними лицами, которое несколько затянулось, и группа студентов первого курса опоздала на лекцию. Стоит заметить, что в повседневной практике такие совещания становились достаточно частыми, и так как студенты-первокурсники участвовали в самоуправлении, то не считали нужным ставить образовательный процесс выше общественных интересов. Преподаватель не был извещен о том, что собрание может затянуться, ввиду чего часть студентов могла задержаться. Как и подобает лектору, А. А. Бауэр, увидев при своем появлении в аудитории группу около 20 человек, считал себя обязанным приступить к чтению лекции. Когда пришли в половине первого часа три слушательницы и заняли свои места, помешав ходу занятия, он ничего не сказал, но когда явилась еще группа студентов, то преподаватель попросил их не входить до перерыва и не мешать занятиям. Опоздавшие обратились к председателю ЦКУ
В. В. Башмачникову за помощью. Тот, прервав лектора на полуслове, заявил о своем желании объясниться, на что Александр Августович предложил обратиться за разъяснениями в перерыв, а не во время лекции. Председатель ЦКУ был слишком настойчив, поэтому получил ответ, что «такого рода хождения на лекцию в середине их он [А. А. Бауэр] находит бесполезными и для самих учащихся, не слышавших начала лекции, и затрудняющими лектора и остальных слушателей»6. После этого профессор закрыл дверь аудитории на ключ. Студенты выступили с протестом «против возмутительного и недопустимого поведения лектора Бауэра по отношению к слушателям вуза», что обсуждалось на заседании Правления ИНО 26 февраля 1921 года.
В первую очередь, стоит познакомиться с самим преподавателем. Александр Августович Бауэр был известным ученым-практиком. Его отец — почтовый чиновник в Одессе. Александр Августович обучался в Новороссийском университете в Одессе (два года на физико-математическом факультете), затем был вольнослушателем Ново-Александрийского института сельского хозяйства и лесоводства. 11 лет (с 1911 по 1922 г.) он возглавлял опытное поле губернского земства. Во Владимирском ИНО читал курсы по сельскому хозяйству и физической географии, был активным членом губернского научного общества по изучению местного края. В 1921 году был избран профессором по кафедре общего и частного земледелия Московского высшего зоотехнического института и переехал в столицу. А. А. Бауэр считался одним из лучших специалистов во владимирском институте. Его лекции отличались богатым практическим материалом. Активная жизненная позиция позволяла совмещать работу ученого, преподавателя и руководителя. Это был пример типичного интеллигента с внутренним чувством такта. Ситуация на его лекции стала проявлением конфликта внутри вуза.
Опоздание студентов на занятия типично для высшей школы. К сожалению, аудитории в институте были устроены как классные комнаты, где вход находился рядом с рабочим местом преподавателя. Проход студентов на свои места, конечно же, мешал лектору, сбивал его с мысли, нарушал логику рассуждения. Преподаватели по-разному реагируют на такое поведение студентов: кто-то оставляет это без внимания, а некоторые стараются
не допускать нарушения дисциплины. Александр Августович Бауэр, по словам слушателей, относился к первой группе, пуская в аудиторию всех желающих даже в середине лекции. Но в данном случае он потребовал соблюдения установленных норм — вход в аудиторию со звонком.
Такие ограничения в высшей школе появились в Средневековье, когда складывалась обыденная жизнь университетов. Лекцию стоит рассматривать как особый ритуал или церемониал в вузовской повседневности. Безусловно, большую роль играет ее пространственная и темпоральная организация. Помещение должно быть просторное, удобное для взаимного обозрения студентов и преподавателя. В классических университетах оно к тому же оборудовано трибуной для лектора, с которой он доносит до аудитории свои мысли. Традиционно такое занятие длится полтора часа, иногда предусматривается перерыв в середине лекции. Границами начала и окончания, как правило, является звонок. Каждый преподаватель по-своему начинает занятие, но неизменным остается приветствие профессора вставанием студентов с мест. Сама лекция воспринимается преподавателями как творчество. Всё это свидетельствует, что лекция — особый элемент повседневной жизни высшего учебного заведения с четкой структурой. Непосредственно в лекции проявляется академическая культура, и желание нарушить или пересмотреть основу основ высшей школы приводило к реакции и очередному разъяснению смысла. Причем все попытки внести некоторые коррективы в установленный церемониал практически никогда не заканчивались успехом (если они не вызваны временем).
Так произошло и в нашем случае. Сам Александр Августо-вич внес предложение разрешить входить в аудиторию лицам, опоздавшим на занятие не более чем на пять минут, но педагогический коллектив выразился категорично: «опоздание на лекцию является допустимым лишь в исключительных случаях». Незыблемость ритуала в очередной раз была обозначена.
Такой случай является своеобразным детонатором «взрыва», который затрагивает основополагающие принципы организации жизни. Если же весь коллектив высказывается за нововведения, то в этот поворотный момент начинается трансформация старых устоев и рождение новых правил. Но если сильна
консервативная позиция большинства членов коллектива, то многие нежизнеспособные «напластования» могут быть уничтожены, и старая система вновь укрепляет свое положение. В данной ситуации решение конфликта пошло по второму пути: 17 человек против 9 поддержали резолюцию преподавателей «признать письменный протест не обоснованным, Совет находит возможным перейти к обсуждению следующих вопросов». Здесь явно прослеживается корпоративность научно-педагогической интеллигенции. Эта сущностная черта вузовских преподавателей прошла через века и является основой академических свобод.
Инцидент интересен и тем, что он раскрывает отношения между профессурой и студенчеством. Студенты выразили протест против преподавателя. Здесь необходимо дать характеристику владимирскому студенчеству начала 1920-х годов. Несмотря на стремление к пролетаризации вузов, в провинции выходцы из рабочей и крестьянской среды составляли половину от общего числа учащихся только в 1922/1923 уч. году, хотя в 1920 году рабочих не было вообще, а аполитичные крестьяне составляли 44 %7. Поэтому студентка Капацинская, очевидно из среды духовенства, точно заявила, что «она едва ли ошибется, если скажет, что протест это от группы студентов, а не от всех». Другая часть относилась к детям духовенства, интеллигенции и служащих. Стоит заметить, что среднее образование они завершали в советской школе, где уже начинали говорить о социалистическом воспитании. Молодому поколению давали новую систему ценностей, его нацеливали на активность, но оно было незнакомо с устоями высшей школы. В тяжелых материальных условиях вообще сложно мечтать о высшем образовании. В 1922 году продуктовый паек включал 35 фунтов муки, % фунта масла и картофель; ни круп, ни мяса не отпускалось8. Трудная жизнь отражалась на настроении студентов, которое, по данным 1924 года, было переменчивым у 45 %, ровным — 16 %, спокойным — 13 %, угнетенным — 10 %, пассивным — 7 %, на подъеме — 7 %. Несмотря на это, свое поведение как веселое оценило 20 % молодых людей, общительное — 42 %, молчаливое — 20 %, угрюмое — 18 %. Но только 7 % студентов выразили недовольство условиями жизни, хотя 20 % из них пытались покончить с собой9.
При такой картине выражение протеста сложно оценить однозначно. С одной стороны, положительный момент заключается
в собственной позиции, самостоятельности и активности молодых людей, которые могут свободно высказывать свои мысли. Алексей Иванович Иванов справедливо заметил, что «Совет не вправе указывать слушателям, как писать заявление, а обязан рассматривать все заявления». Демократизм, основанный на понятии о равноправии всех людей и свободе слова — отличает многих либеральных преподавателей, имеющих авторитет в студенческой среде. С другой стороны, интересны мотивы выражения этого протеста. Очевидно, что студенты первого курса требовали к себе особого отношения от окружающих, но эти претензии справедливы, если студенты сами соблюдают принятые правила. На наш взгляд, причиной такого поведения является природная дисгармония развития юношеского возраста, когда желания опережают формирование волевой сферы: студенты требуют особого внимания к своей личности, не считаясь с устоявшимися нормами в обществе. Кроме того, им внушили, что они главные люди в этом учебном заведении: постоянные разговоры о пролетаризации вузов, подчеркивание важности молодых специалистов для страны, борьба со старой профессурой и т. п. — всё это заставляло наиболее активных студентов ощущать свое преимущество в «новом» обществе, видеть себя хозяевами жизни. Предложенная Совету ИНО студенческая резолюция по этому делу служит примером амбиций, неадекватной самооценки и нетактичности: «сознавая, что повышенность тона лектора Бауэра вызвана была перерывом лекции, Совет всё же находит поведение Бауэра и его отношение к студентам на лекции 17 февраля нежелательным и впредь не допустимым».
Такой тон вызывал у части преподавателей возмущение. Например, Георгий Иосифович Доброгурский, получивший классическое дореволюционное образование, враждебно воспринял протест первокурсников. З. М. Домидонтова нашла его недопустимым в вузе, т. к. он роняет честь студенчества, уподобляющегося учащимся средней школы. Более спокойно, но строго выразился В. Г. Наркевич: «...лекторы, прежде всего руководители... должны указывать слушателям на допустимость или недопустимость их поступков, но не должны замалчивать фактов, и вещи должны быть названы своими именами». Д. В. Соколов призывал найти мирный исход из создавшегося положения, усматривая вину обеих сторон. Председатель Правления ИНО Ф. А. Альбицкий говорил об ответственности студентов за свои поступки. Прения закончились
предложением загладить этот инцидент, который, несомненно, оставил плохой след в отношениях слушателей и лекторов.
Большая часть научно-педагогической интеллигенции выступила хранительницей устоев высшего образования, сложившихся еще до революции 1917 года. Некоторые ревностно отстаивали церемониал лекции от посягательств первокурсников, не имеющих представлений об атмосфере студенческой жизни классического университета, ее корпоративности, старых понятиях о достоинстве, чести и уважении профессуры. Некоторые преподаватели внутренне не принимали поведение студентов, даже осуждали, и перекладывали всю ответственность на первокурсников, осознавая исторический момент и снижение уровня общего развития «новой» студенческой среды. Но все прекрасно понимали, что новое поколение необходимо приобщать к академической культуре и показать, что такое институтское братство и его достоинства.
В первые годы советской власти делалась попытка создать новую систему высшего образования (например, в качестве эксперимента стоит рассматривать институты народного образования, создание Коммунистической академии и т. п.) и сложилась противоречивая ситуация, когда новые вузы (во Владимире первый вуз появился в 1919 г.) образовывались «старой» интеллигенцией. К концу 1920-х годов 60 % сотрудников высшей школы и научных учреждений были представителями дореволюционной преподавательской среды10. Большевистская власть в условиях Гражданской войны не могла охватить все сферы жизни общества, поэтому строительство советской системы высшего образования возглавила профессура. В Петрограде она объединилась в группу «левой профессуры» и призывала к коренной ломке старой школы. В провинции же только появилась возможность приобщиться к такому мировому достижению и интеллигенты стали организовывать вузы на классических принципах, хотя молодежь впитывала совершенно иные идеи. Ментальность задавала векторы развития повседневности, и имеющиеся противоречия приводили к столкновению на обыденном уровне, касавшемся привычных практик, что и следует из случая на лекции А. А. Бауэра. Стоит заметить, в начале 20-х годов ХХ века, пока организация способа жизни велась «снизу», устои дореволюционных университетов и институтов доминировали в провинциальных вузах, но уже
с середины 1920-х годов государство начало навязывать модели поведения в повседневной жизни вуза. Только благодаря научно-педагогической интеллигенции, свято отстаивавшей принципы высшей школы, до сих пор сохраняются основы классической академической культуры, не имеющей временных границ.
Примечания
1 Данилов А. А., Меметов В. С. Интеллигенция провинции в истории и культуре России. Иваново, 1997 ; Будник Г. В. Формирование интеллигенции в высшей школе Российской Федерации, 1945—1991. Иваново, 2009.
2 Синецкий А. Я. Формирование профессорско-преподавательских кадров высшей школы // Вестник высшей школы. 1947. № 11. С. 24—35 ; Васильев Д. И. Так создавались научно-педагогические кадры // Там же. 1967. № 11. С. 69—75 ; Лутченко А. И. Высшая школа и формирование советской интеллигенции // Там же. 1969. № 1. С. 81—86.
3 Захаров Е. С. Отношение представителей научно-технической интеллигенции к Советской власти в 1920—30-е годы // Интеллигенция и мир. 2013. № 4. С. 9—18 ; Лобок Д. В. Научная интеллигенция и ее профессиональные объединения (1917—1922) // Там же. 2012. № 1. С. 27—39 ; Золотарёв О. В. Интеллигенция: советские годы // Там же. № 4. С. 44—57 ; Казанин И. Е. Власть и интеллигенция : (исторический опыт формирования государственной политики в октябре 1917—1925 г.) Волгоград, 2006.
4 Квакин А. В. Русская интеллигенция и советская повседневность пореволюционной России (1917—1927 гг.) // Интеллигенция и мир. 2008. № 3. С. 45—59 ; № 4. С. 7—20.
5 Направление в итальянской и немецкой историографии с 60-х гг. ХХ в. (Х. Медик, К. Гинзбург, К. Пони, Дж. Леви и др.). На микроуровне (судьба одного человека, ход конкретного события, история определенной вещи) в многостороннем и точном освещении отражается влияние макроисторического процесса в жизни простого человека.
6 Здесь и далее цитаты приведены по: Протокол заседания Совета ИНО от 26 февраля 1921 года // Государственный архив Владимирской области. Ф. Р.-1062. Оп. 1. Д. 230. Л. 39 об.—41 об.
7 Там же. Д. 4. Л. 12 об.
8 Там же. Д. 44. Л. 49 об.
9 Петаченко Г. А. Быт советского студенчества на страницах молодежных изданий 1920-х — начала 1930-х годов // Российские и славянские исследования. 2010. № 5. URL: http://www.rsijournal.net/byt-
sovetskogo-studenchestva-na-stramcax-molodezhnyx-izdamj-1920-x-nachala-1930-x-gg/ (дата обращения: 2.02.2014). 10 Меметов В. С. О некоторых методологических принципах в изучении понятия «интеллигенция» в отечественной историографии // Интеллигенция и мир. 2008. № 2. С. 12.
ББК 22.632.5
М. В. Стрелец
ХАНС АЛЬБРЕХТ БЕТЕ: СТРАНИЦЫ БИОГРАФИИ
Дискуссии о том, кого считать истинным интеллигентом, ведутся давно. На наш взгляд, истинный интеллигент должен отвечать следующим критериям: 1) наличие интеллекта, 2) высокий профессионализм, 3) креативность, 4) приоритет нравственных начал во всех делах и поступках, 5) подлинный гуманизм, 6) перманентная социальная ответственность. В настоящей статье предпринята попытка проиллюстрировать перечисленные критерии на примере нобелевского лауреата Ханса Альбрехта Бете1. Ханс Альбрехт Бете занимает особое место в еврейском сегменте научной элиты Веймарской Германии. Он — самый молодой в этом сегменте, единственный его представитель, завершивший школьную фазу образовательного процесса после принятия Веймарской конституции. Проницательный читатель, конечно же, сравнит дату рождения Бете — 2 июля 1906 года —
© Стрелец М. В., 2014
Стрелец Михаил Васильевич — доктор исторических наук, профессор, профессор Брестского государственного технического университета. mstrelez@mail.ru