CC BY
419
Духовное и физическое здоровье каждого человека и нации, в общем, на самом деле очень взаимосвязаны. Такая взаимосвязь выглядит просто: физическая культура и спорт нужны нам, как источник жизненных сил, а жизненные силы нужны для воплощения Божьего замысла, выраженного в талантах каждого из нас, а именно для работы, любви, воспитания детей и святого дела - защиты своей Отечества.
Список литературы:
1. Грибан Г.П. Физическая культура и спорт как социальная предпосылка становления будущих специалистов АПК // В сб.: Повышение роли молодых ученых и специалистов в совершенствовании экономического механизма хозяйствования. Тезисы докладов Республиканской научно-практической конференции. Выпуск 2. - Одесса. 1988. - С. 21-23.
2. Катшевський С.М. Науково-методичт та оргатзацшт основи фiзич-ного самовдосконалення студентства. - К.: 1ЗМН, 1999. - 270 с.
3. Краснов В.П. Проблемы физической надежности сельской молодежи // Всеукранська конференщя «Молодь i сустльство». - Одеса, - 2001. -С. 87-89.
4. Магльований А., Белов В., Котова А. Оргашзм i особиспсть. Ддагно-стика та керування. - Львiв: «Медична газета Украни», 1998. - 250 с.
5. Грибан Г.П., Богданов С.Н., Чубаров М.М. Профессионально-прикладная физическая подготовка студентов сельскохозяйственных вузов. -М., 1990. - С. 23-25.
6. Годик М.А. Спортивная метрология. - М.: Физкультура и спорт, 1988.
7. Кабачков В.А., Полиевский С.А. Профессиональная направленность физического воспитания в ПТУ - М: Высшая школа, 1991. - С. 26-33.
8. Мудрик В., Олiйник М., Приходько I., Ашанш В. Аналiз проблемно! ситуацп щодо впровадження державних теспв ! норматив1в ощнки ф1зично1 тдготовленносп населення Украни // ТМФВ. - 2002. - № 2-3. - С. 16-17.
СКУКА, ТОСКА, ХАНДРА: ЭМОЦИЯ ПЕЧАЛИ В РУССКОЙ КАРТИНЕ МИРА
© Чеснокова Л.В.*
Омский государственный педагогический университет, г. Омск
В статье рассматривается одна из важнейших констант русской культуры - эмоция печали. Особое внимание уделяется интерпретации этой культурной универсалии и ее функционированию в русской картине
* Аспирант кафедры Философии.
мира. Приводятся основные синонимы этой универсалии: скука, хандра, ипохондрия, меланхолия, сплин и их характеристики. Указывается на коренящуюся в ней потенциальную духовную опасность, понимаемую в православном учении как «грех уныния».
Чувство грусти, тоски, печали является сугубо человеческим переживанием. Оно относится к базисным негативным эмоциям наряду с такими эмоциями, как гнев, стыд, страх. Как отмечает К. Изард, «как и другие вышеперечисленные эмоции, печаль универсальна. Ее переживание свойственно любому человеку, вне зависимости от его этнической принадлежности, религии, места и времени проживания» [7, с. 199]. Подобное угнетенное состояние, понижение жизненного тонуса, сродни некой болезни, еще в древности было отмечено как особое отношение к миру.
Это, однако, не дает основания думать, что печаль неизменна. Причины, вызывающие ее переживание, ее характеристики могут различаться в разные времена и у разных народов. То есть в той или иной форме эмоция печали оказывается перманентной структурой человеческого бытия, но ее проявления различны в разных культурах.
Анализ этой эмоции вызывает интерес, если учесть известное клише, согласно которому отличительными чертами русского народа считаются его склонность к пассивности, беспричинной тоске и грусти, меланхолии, глубокому унынию. Эти черты характера входят в содержание понятия «русская душа». Эмоция печали константна для русской культуры. Глубоко укорененная в национальном сознании, она создает ассоциативные стереотипы, проникающие в литературу и искусство.
В России данная эмоция приобретает статус культурного концепта в ХГХ веке. Это целый пласт философии жизни, выражающийся в языке. В литературных текстах она коррелирует с такими понятиями, как «тоска», «сплин», «хандра», и имеет специфические черты, обусловленные особенностями русского менталитета. Сначала она воспринималась только как некая модная поза, подражание искусственной разочарованности, привнесенной влиянием европейского романтизма на русскую литературу. В начале XIX века полагали, что скука, разочарование в жизни есть болезнь аристократическая. По словам М.Н. Эпштейна, «в кодекс светского поведения скучающий взгляд входил как примета изысканности и благородства. Только у плебея, пребывающего в нужде, взгляд зажжен огоньком жадного и нескрываемого интереса. Человек пресыщенный, всем овладевший и все познавший, не может не скучать» [19]. Таково происхождение сплина, болезни английских аристократов, введенной в моду лордом Байроном в образе Чайлд Гарольда.
Как отмечает О.Б. Вайнштейн, именно Байрон стоит у истоков данной литературной традиции, которая оформляется «в русле романтической эстетики, культивировавшей образ разочарованного индивидуалиста, обремененного комплексом «мировой скорби». В этой позе сказался европейский
пессимизм - влиятельная философская тенденция, отмеченная позднее именами Леопарди и Шопенгауэра. Дендистская «скука» и пресыщенность -вариант этих настроений в тот период, когда живописный байронический сплин оказался заразительным для тысяч молодых людей» [5, с. 346-347].
Это новое течение оказалось очень популярно в России, так как оно затронуло струны русской души, и пустило глубокие корни, привнеся собственный национальный колорит в европейскую культурную моду. Русскую скуку - тоску довелось испытать всем видным деятелям культуры XIX века. Национальная меланхолия отразилась в словах Пушкина, заметившего: «Как печальна наша Россия».
Романтическая скука главного героя становится испытанным литературным штампом, и писатели могут вволю играть с ним, перенося западноевропейские шаблоны на русскую почву. «Французская литература XVII и начала XIX века изобилует мятущимися, страдающими от сплина молодыми людьми. Это был удобный прием, он не давал герою сидеть на месте. Байрон придал ему новое очарование, подлив в жилы Рене, Адольфа, Обермана и их товарищей по несчастью немного демонической крови» [12, с. 171].
Евгений Онегин охотно вступает в эту игру. Недуг, которому причину / Давно бы отыскать пора, / Подобный английскому сплину, / Короче: русская хандра / Им овладели понемногу. «Вот основные прилагательные, передающие оттенки онегинского англо-французского уныния, разбросанные по ходу всего романа: томный, угрюмый, мрачный, сумрачный. Их не стоит путать с теми, что описывают задумчивость, свойственную не только Онегину, но и другим героям созданного в романе мира: тоскующий, задумчивый, мечтательный. Эпитеты третьей группы, описывающие состояние меланхолии, встречаются рядом с именем Онегина, но особенно щедро они окружают более поэтичных героев - Ленского и Татьяну: грустный, печальный, унылый» [12, с. 189].
Русская скука - хандра была слишком распространенным явлением, чтобы исследователь мог пройти мимо него, так как, по всей вероятности, модный европейский недуг оказался созвучен уже существовавшим задолго до него национальным константам. Об этом нам лучше всего может поведать сам язык. Множество синонимов эмоции печали свидетельствуют о ее глубокой проработке русским сознанием и культурой. Словарь синонимов русского языка под редакцией А.П. Евгеньевой представляет следующий синонимический ряд с доминантой «грустить»: тоска, уныние, печаль, грусть, кручина, сокрушение, горесть» [15, с. 77].
В Новом объяснительном словаре синонимов русского языка под редакцией академика Ю.Д. Апресяна приводится следующее толкование этих эмоций: грусть подразумевает принятие жизни вследствие незначительности того, что субъекту недостает. Тоска возникает, если человек ощущает, что у него нет того, что привязывало бы его к жизни. Она связана с безнадежностью.
Печаль может сближаться как с грустью, так и с тоской. По мнению авторов словаря, из всех этих чувств самое неприятное и тяжелое - тоска. «Она воспринимается как физическая боль, иногда даже как болезнь, например: Тоска утихает; У него тоска (Как «у него ангина»); Тоска всегда причиняет страдание» [13, с. 98].
По мнению В. В. Колесова, «совмещение древнего, очень конкретного («ситуативного») значения с новым создавало символ, за которым скрывалась целая цепочка внутренних переживаний:
Грусть - как отвращение: она грызет.
Печаль - как забота: она печет, жжет.
Тоска - как стеснение духа: она истощает (ей сродни и скука).
Скорбь - как усиленная забота: она загрызает сердце.
Мука - как сильное терзание сердца: она давит и т.д.» [10, с. 346].
Грусть, печаль, тоска считались в русской культуре очистительными эмоциями, приписывавшимися в древнерусских текстах положительным персонажам: святым и героям, способным достойно противостоять житейским невзгодам.
К концепту «тоска» близки сплин, хандра, печаль, скука. Как отмечает А.В. Алексеев, «в древнерусском языке горестное чувство могло обозначаться достаточно обширным рядом существительных: печаль, скорбь, туга, горе, горесть, уныние, кручина, тоска, грущение, болезнь, сокрушение, скорбение, тужение, огорчевание. Многие из этих слов были многозначными» [2]. Для них были характерны «размытое» значение, совмещение нескольких понятий, ассоциативное богатство семантики.
То есть в живом русском языке, языке народа и мыслителей не существовало четкого различия между тоской, скукой, печалью, грустью. Выражая эту эмоцию в своем творчестве, русские поэты и философы зачастую выбирают какое-то одно слово, выражающее их личный оттенок чувства. Пушкину нравятся хандра и сплин, Цветаева много пишет о тоске, Зинаида Гиппиус - о скуке, Бердяев подробно рассматривает различие между тоской и скукой, а Розанов предпочитает грусть.
Рассмотрим основные из этих синонимов.
Скука
У Даля скука - «тягостное чувство от косного, праздного, недеятельного состояния души, томленье бездействия» [7, с. 231]. Интересно, что в русском языке это слово существует недавно. Как отмечает М.Ф. Мурьянов, «скука и производные не встречаются в русских памятниках письменности старше петровской эпохи... Относительно его происхождения этимологи теряются в противоречивых догадках, обозначаемое им понятие имеет какие-то неуловимые границы, вряд ли стабильные во времени» [11, с. 64].
В начале XIX века полагали, что скука есть болезнь аристократическая. Этим новомодным недугом страдает подражающий Байрону Евгений Оне-
гин. Примечательно, что его демонстративная скука - новое явление в русской культуре. Как отмечает М.Ф. Мурьянов, «рождение слова «скука» -одно из лексических ухищрений эпохи Просвещения, направленное на то, чтобы выбить почву из-под ревнителей церковного благочестия, обличавших барские пороки. Эпоха Просвещения умела играть словами, как никакая другая до нее, и иногда добивалась ошеломляющих успехов в этом искусстве» [11, с. 65].
Войдя в систему обозначений, описывающих меланхолическое, бездеятельное состояние души, описываемое в церковнославянской традиции как праздность и уныние, слово «скука» стало лазейкой, через которую ускользали от церковного покаяния. Грех уныния, «будучи старым как мир, теперь назывался по-новому - таким словом, которого нет в священных текстах, перечисляющих все предосудительное. Поэтому скучающие баре, являясь на исповедь, чувствовали себя комфортно. Терминологизированная скука стала для них облагораживающим покровом, она же сняла цензурные препятствия для лермонтовского стихотворения «И скучно, и грустно» (1840); в этом перле лирики философского пессимизма поэт имел право высказать от своего имени устрашающе антихристианские взгляды на жизнь - только благодаря тому, что ему скучно. Богобоязненный Гоголь закончил «Миргород» знаменитой фразой «Скучно жить на этом свете, господа!» [11, с. 66].
В эпоху Просвещения произошло крушение традиционных русских устоев. Всего через сто лет после петровских реформ появляются всем пресыщенные, скучающие молодые люди типа Онегина или Печорина, жизнь которых наполнена посещениями театров, ресторанов, балов, амурными похождениями, дуэлянством. Они знают французский язык лучше родного, вешают портрет лорда Байрона в кабинете - и страдают английским сплином. «Распространение подобной болезни не могло иметь масштабов эпидемии: чтобы так страдать, нужно быть состоятельным, принадлежать к тонкому верхушечному слою общества. Этот недуг не утаивали. Несмотря на свой отчетливо нехристианский характер, он воспевался, его поэтизировали» [11, с. 69].
Однако подобная скука может таить в себе серьезную опасность для души, так как она есть притяжение нижней бездны пустоты. «Жизнь в обыденности, порождая привычку и равнодушие, воплощается в переживание скуки. Скука - это чувство обезличенного существования, отсутствие полноты жизни, ее смысла. Поэтому мы всегда спешим уйти от скуки в состояния иллюзорной или действительной полноты жизни» [18, с. 153]. Согласно православной этике, она может свидетельствовать об опасном отдалении души от Бога. По словам М.В. Каменкович, «в традиционной российской системе ценностей скука не имеет оправданий, она - состояние однозначно демоническое. Да и сам язык поддерживал раньше этот оттенок смысла: «Скучно мне», - мог когда-то сказать человек, чувствующий близкую смерть. Скуча-
ет Смердяков. Страшно и отнюдь не плодотворно скучают герои Чехова в провинции, да и не в провинции. «.. .Уж я ножичком замахнусь, замахнусь!.. Скучно!» (любопытную нотку расслышал Блок в «музыке революции»). Этимологически русское слово «скука» восходит, как считает Фасмер, к «кукать» -«выть», «стенать» [8].
Сплин
Еще одно новое, модное в XIX веке слово, - это сплин. Заимствованное из английского (spleen), оно впервые было введено в русский художественный текст Пушкиным в «Евгении Онегине»: Недуг, которому причину / Давно бы отыскать пора, / Подобный английскому сплину, / Короче: русская хандра им овладела понемногу.
Новомодный spleen был одним из средств обозначения особой, «высокой» печали, унылого настроя души, связанного с разочарованием в жизни. Онегин с его бесплодной тоской оказался в ряду «байронических героев». Их наиболее ярким представителем был Чайлд Гарольд, персонаж поэмы Байрона, написанной в 1812-1818 годах. Таким образом, «сплин у Пушкина не только обозначает одно из основных чувств, владеющих Онегиным, но и указывает на нерусский, заимствованный характер такого эмоционального состояния» [1]. Слово «сплин» становится в светских кругах модным словечком, выражением показного разочарования в жизни:
Вкруг золотеет паутина,
Как символ ленных пленов сплина.
(Игорь Северянин, Клуб дам).
Меланхолия
Еще одно слово, означающее «подавленное состояние духа», восходит к греческому языку. Melancholia (melas «черный» + hole «желчь» означало «разлитие черной желчи» и вызванную этим болезнь: «душевную угнетенность». Это было обусловлено представлениями о тесной связи между физическими и психическими состояниями человека, имевшими место в средневековой медицине. Впоследствии слово «меланхолия» из естественнонаучных сочинений проникла в сферу художественной литературы. По словам А.В. Алексеева, впоследствии произошла трансформация слова: «меланхолия стала обозначать чисто психическое явление; при этом исчезло указание на патологический характер данной эмоции - она стала обозначать легкую незначительная печаль или тоску. Такое смысловое движение во многом определялось требованиями эстетики сентиментализма, в рамках которого особое внимание уделялось отображению человеческих переживаний: О меланхолия! Нежнейший перелив / От скорби и тоски к утехам наслажденья! / Веселья нет еще и нет уже мученья; отчаянье прошло... Но слезы осушив, / Ты радостно на свет взглянуть еще не смеешь, / И матери своей, / Печали вид имеешь. (Карамзин, Меланхолия)» [1].
Хандра
Еще одно слово, выражавшее сходное душевное состояние печали - это хандра. Этот неологизм, получивший в русском языке распространение вместе со «сплином» в начале XIX века после публикации пушкинского «романа в стихах», происходит от греческого медицинского термина «ипохондрия» и буквально переводится как «болезнь под ложечкой», вызывающая уныние и меланхолию. Примерно то же означает и английское «сплин» (в буквальном переводе «селезенка») - некая болезнь селезенки, вызывающая сходные явления.
По словам А. В. Алексеева, чтобы понять историю этого понятия, следует вспомнить слово ипохондрия, восходящее к греческому языку. Hypochondria (hypo «под» + hondros «грудная кость») значило «часть тела, орган, расположенный ниже грудной кости», а также болезнь, развивающаяся в этом органе: подавленное состояние духа. «Из греческого меланхолия и ипохондрия перешли в средневековую медицинскую латынь, а в XVI-XVII веках оказались заимствованы русским языком. В памятниках указанного периода они были представлены в различных орфографических вариантах (ме-лавхолия, меленколия, хипохондрия, похондрия, ипохондриум и т.д.) и употреблялись как синонимы. В XI-XIV веках обращалось внимание на социальную значимость переживания, соответственно для Древней Руси горе, печаль, туга, скорбь - это зачастую «публичные стенания, плач» и «событие, послужившее причиной горя для многих людей: пожар, голод и т.д. Теперь же рассматривался в первую очередь отдельный человек, в единстве и неразрывной связи своей психики и физиологии, отсюда одна из разновидностей подавленного состояния - «душевное проявление телесного недуга» [1].
Впоследствии существительное «ипохондрия» не изменило свой смысл, оставшись описанием определенной душевной болезни. Однако в результате его переделки в русском разговорном языке появилось новое слово -«хандра». В литературный язык это существительное, считавшееся просторечным, проникло в начале XIX века, во многом благодаря творчеству Пушкина, в котором получил свое выражение процесс демократизации языка.
Как отмечает М.Ф. Мурьянов, хандра - это «сознательно сконструированный семинаризм, возникший в среде, где греческий зубрили достаточно хорошо, чтобы знать семантику префикса uno - «под». Его отсекли из озорства, с намерением выразить, что хандра имеет такое же превосходство в силе перед ипохондрией, как, например, дьякон перед иподьяконом» [11, c. 163]. Под пером Пушкина слово «хандра» было объяснено контекстами так полно, что не осталось препятствий для его распространения в русском литературном языке. По ироническому замечанию В.В. Набокова, «хандра («-хонд-рия» и сплин («гипо-») иллюстрируют наглядное разделение труда между двумя нациями, обе из которых известны своей любовью к скуке: англичане взяли себе первую часть слова, а русские - вторую» [12, c. 177].
Тоска
Ожегов определяет тоску как:
1. «Душевная тревога, уныние.
2. Скука, а также (разг.) что-нибудь очень скучное, неинтересное» [14, а 803].
По определению В. Набокова, «тоска» - обобщенный термин для определения чувства физической или метафизической неудовлетворенности, томления, тупой боли, саднящего отчаяния, грызущих душу мечтаний» [12, а 295].
Как указывает Ю.С. Степанов, «внутреннюю форму этого слова установить гипотетически представляется возможным, так как его значение в древнерусском языке четко группируется вокруг признака «стеснение, давление»... От этого физического значения и происходит обозначение чувства -горе, печаль, туга и два глагола - один физического действия, точнее, намерения: тъскнутися «стараться, стремиться», другой - чувства: тъскнути, тъскну «быть удрученным, тосковать; синоним тоски - туга - также означает в первом, физическом смысле «узость, стеснение, сдавливание», ср. тугой» [16, а 896].
Помимо этого, тоска этимологически связана еще и со словами «тощий», «тщетный», то есть с пустотой, незаполненностью. Тоска, по В.В. Колесову, - это «стеснение, она истощает. Благодаря смысловой близости к тъщ «пустой, полый», по мнению ученого, тоска передает бесполезность, суету, пустоту, тщетность жизни» [9, а 76].
Тоска в русской культуре традиционно связывается с бескрайними просторами. Это бесконечная долгота пространства, равнинного, плоского, однообразного. «Ряд убогий. скат отлогий». Это тощее пространство, ничем не заполненное, а ведь «тоска» - слово того же корня, что и «тощий». Тощее -это физически пустое, а тоска - пустота душевная. Тоска - тощий пейзаж как состояние души» [18, с. 33]. Тоска связана с пустотой: она опустошает человека, иссушает его изнутри, причиняя психические и физические страдания. Степанов Ю.С., основываясь на произведениях русских классиков, называет следующие признаки русской тоски: глушь и снег, зимняя дорога, равнина, ночь, мокрый снег, желтый, мутный; темнота; может быть, огарок свечи, готовый погаснуть; теснота, давит что-то; тошнота, тошно; и - тоска; и - мысль о могиле» [16, а 907].
По словам Н. А. Бердяева, «нужно делать различие между тоской и скукой. Тоска направлена к высшему миру и сопровождается чувством ничтожества, пустоты этого мира. Тоска обращена к трансцендентному, вместе с тем она означает неслиянность, бездну между мной и трансцендентным. Она говорит об одиночестве перед лицом трансцендентного. Тоска может пробуждать богосознание, но она есть также переживание богооставленности. Она между трансцендентным и бездной небытия» [3, а 58]. Тоска возносит человека над миром обыденности. «Тоска обнажает наше Я, очищает от всего без-
личного и стадного. Тоска обнажает наше сердце. Страдание, порождаемое тоской, есть не просто переживание обнаженности своих корней; это переживание неукорененности самой обыденности» [17, с. 176]. В тоске таится возможность выхода за пределы обыденности, путь к подлинному бытию.
Множество синонимов, имеющих свои особые смыслы, свидетельствует о глубокой проработки эмоции печали в русском языке и культуре. Подавленное настроение свидетельствует о душевной неудовлетворенности, стремлении к смыслу. «Когда вас одолевает скука, - советовал Иосиф Бродский выпускникам американского колледжа, - предайтесь ей. Пусть она вас задавит; погрузитесь, достаньте до дна... Она представляет чистое, неразве-денное время во всем его повторяющемся, монотонном великолепии. Скука -это ваше окно на бесконечность времени, на вашу незначительность в нем... «Ты конечен, - говорит вам время голосом скуки, - и что ты ни делаешь тщетно». Это, конечно, не прозвучит музыкой для вашего слуха; однако ощущение тщетности, ограниченной значимости ваших даже самых высоких действий лучше, чем иллюзия их плодотворности и сопутствующее этому самомнение... Кроме того, - добавляет Бродский, - что хорошо в скуке, тоске и чувстве бессмысленности существования, - что это не обман» [4, с. 11-12].
Таким образом, эмоция печали является неотъемлемым свойством человеческой природы, варьирующимся в разные времена и у разных народов. В России она принадлежит к важнейшим культурным стереотипам, что подтверждает глубоко разработанная синонимика, выражающая широкий ряд смысловых оттенков этого чувства. Данная эмоция имеет амбивалентную природу: она происходит из ощущения страдания, сродни физической или душевной болезни, открывает одиночество человека в этом мире, но, в то же время, дает духовную свободу, направляет к высшему миру, стимулирует человека к поиску самого себя и смысла жизни.
Список литературы:
1. Алексеев А.В. Английский сплин или русская хандра... [Электронный ресурс]. - Режим доступа: www.mhpi.ru/tutor/pages/alekseev/articles (дата обращения: 28.08.2012).
2. Алексеев А. В. Структура группы существительных «горестное чувство» в древнерусском языке [Электронный ресурс]. - Режим доступа: www.mhpi.ru/tutor/pages/alekseev/articles/structure.php (дата обращения: 28.08.2012).
3. Бердяев Н.А. Самопознание. - Л.: Лениздат, 1991.
4. Бродский И.А. Похвала скуке // Знамя. - 1996. - № 4. - С. 9-13.
5. Вайнштейн О.Б. Денди: мода, литература, стиль жизни. - М.: Новое литературное обозрение, 2006.
6. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4-х т. Т. 4. - М.: Прогресс, 1994.
7. Изард К. Эмоции человека. - М.: Изд-во МГУ, 1980.
8. Каменкович М.В. Возвращение немецкой меланхолии [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.kreschatik.nm.ru/14/20.htm (дата обращения: 14.08.2012).
9. Колесов В.В. Древняя Русь: наследие в слове: в 5 кн. Кн. 3: Бытие и быт. - СПб: Филологический факультет СПбГУ, 2004.
10. Колесов В.В. Русская ментальность в языке и тексте. - СПб.: Петербургское Востоковедение, 2006.
11. Мурьянов М.Ф. Пушкин и Германия. - М.: Наследие, 1999.
12. Набоков В.В. Комментарий к роману А.С. Пушкина «Евгений Онегин». - СПб.: «Искусство-СПб», 1998.
13. Новый объяснительный словарь синонимов русского языка / Под ред. Ю.Д. Апресяна. - М.: «Языки русской культуры», 2000. - Вып. 2.
14. Ожегов С.И. Словарь русского языка / Под ред. Н.Ю. Шведовой. -М.: Рус. яз., 1989.
15. Словарь синонимов русского языка / Под ред. А.П. Евгеньевой. - М.: АСТ, Астрель, 2007.
16. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. - М.: Академический Проект, 2004.
17. Хамитов Н. Философия человека: от метафизики к метаантрополо-гии. - К.: Ника-Центр, 2002.
18. Эпштейн М.Н. Все эссе: В 2 т. Т. 1: В России. - Екатеринбург: У-Фактория, 2005.
19. Эпштейн М.Н. Русская хандра [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://old.russ.ru/antolog/intelnet/bd_khandra.html (дата обращения: 24.09.2012).
ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ РАЗВИТИЯ МЫСЛИТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ СТУДЕНТОВ ПОСРЕДСТВОМ ФОРМИРОВАНИЯ ПОНЯТИЙ В КУРСЕ «ПСИХОЛОГИЯ»
© Шумилова О.Н.*
Нижегородский инженерно-экономический институт, г. Княгинино
В данной статье обоснована актуальность создания методики формирования психологических понятий у студентов высших учебных заведений, изучающих курс «Психология». Технологическим условием предложенной методики выступает педагогическая технология развития критического мышления.
* Доцент кафедры «Гуманитарные науки», к.п.н.
