CC BY
761
М. С. Сороцкий
Тульский государственный педагогический университет
им. Л. Н. Толстого
МЕТАМОРФОЗЫ УНЫНИЯ: МЕЛАНХОЛИЯ, СПЛИН, ХАНДРА, НОСТАЛЬГИЯ
В представленной статье осуществляется анализ понятий: сплин, хандра, меланхолия, ностальгия. Выделены и установлены их религиозно-антропологические аспекты, рассмотрена их эволюция и трансформация. Определено место рассматриваемых состояний в структуре пороков. Показано культурное значение меланхолии на разных этапах развития общества.
Ключевые слова: уныние, субдепрессия, меланхолия, привязанность к миру, ностальгия.
M. S. Sorotskiy
State Lev Tolstoy Pedagogical University (Tula, Russia)
METAMORPHOSES OF SADNESS: MELANCHOLY, SPLEEN, DEPRESSION, NOSTALGIA
In presented article the analysis of concepts: the spleen, melancholy, melancholia, nostalgia. Selected and reviewed their religious and anthropological aspects and discusses their evolution and transformation. The place of the condition in the structure of the defects. Shows the cultural significance of melancholy in different stages of development of a society.
Keywords: depression, subdepressive, melancholy, attachment to the world, nostalgia.
Английский сплин, иль русская хандра, По осени депрессией зовется, Не хочется, не можется, неймется, Бежал бы прочь с постылого двора Дожди, туман, осенняя пора...
Яков Соловейчик
Еще в 2001 году один из видных отечественных специалистов в области психиатрии, академик РАМН А. Б. Смулевич констатировал следующий факт: «ежегодно около 100 млн. жителей нашей планеты обнаруживают признаки депрессии.» [1, с. 11].
В качестве инициирующих факторов, обусловливающих прогрессирующее распространение депрессивных состояний принято выделять урбанизацию, насыщенность современной жизни стрессогенными событиями, повышение средней продолжительности жизни, миграцию и пр. В силу известных общемировых, глобальных и локальных тенденций за прошедшие пятнадцать лет, прошедших с момента опубликования монографии А. Б. Смулевича, градус всеобщего оптимизма едва ли вырос, что дает нам основания с горьким сарказмом заметить: «Жизнь прекрасна, если правильно подобрать антидепрессанты».
Сегодняшний термин «Депрессия» (от лат. Depressio - подавление) появился сравнительно недавно - в XIX веке, а широкое распространение он получил только в 20-30 годах XX века.
В античном понимании упадок духа, описанный в терминах депрессивного состояния, является изменой разуму и самому себе. Утратив расположение богов, в гомеровской «Илиаде» (7-8 в до н.э.), герой Беллерофонт, в депрессивном раптусе, «по Алейскому полю скитался кругом, одинокий, сердце глодая себе, убегая следов человека».
На протяжении более чем двух тысяч лет депрессия именовалась «Меланхолией». Авторство термина «меланхолия» (от др-греч. ^е^аухоМа «меланхолия», из ^é^aç «чёрный, тёмный» + хо^Л «желчь; гнев») приписывается «отцу медицины» Гиппократу (460-370 г до н.э), обозначившего данное страдание в своей гуморальной теории (учении о телесных «соках»). По мнению великого врачевателя, именно избыток в организме черной желчи в организме порождает меланхолию-болезнь, длительно персистирующее состояние печали, не имеющее своего причинного обоснования в делах житейских.
Продолжатель гиппократовских интуиций мудрец Аретей из Каппадокии, римский философ и врач, в первой половине II века утверждал, что «sine manifesta gravis causa», иначе говоря, грустная идея (меланхолия) может и не иметь каких-либо явных причин, то есть возникать спонтанно. При всем при этом, в качестве инициирующей причины меланхолии возможно и воздействие некоего угнетающего, печального события, Психогенную меланхолию Аретей определяет как «угнетенное состояние души, сосредоточившейся на какой-либо мысли» (Animi moeror propter certain opinionem).
Для античного учения о болезнях души (психиатрии) характерно чрезвычайно широкое толкование понятия «меланхолии», в которое включались меланхолический темперамент и депрессия, а также обсессивные, ипохондрические и бредовые состояния. Аристотель находил признаки меланхолии у тех немногих, кто блистал талантом в области философии, в управлении государством, в поэтическом творчестве, или в занятиях искусством. По его мнению, все они страдали меланхолией. Древнеримский философ Марк Туллий Цицерон приравнивал состояние печали (скорби) к пытке, в своем неприятии меланхолии он был солидарен с ранним стоиком Хрисиппом, называвшем меланхолию «растлением самого человека».
Согласно христианскому учению, страдание делает человека нравственно чище, а уныние (меланхолия), сопутствующее страданию противоречит устремлению человека к нравственной чистоте. Вселенский святитель Иоанн Златоуст с высокой константинопольской кафедры, окормляя паству, утверждал, что «Ничто так не отгоняет беспечности и рассеянности, как скорбь и печаль; она отовсюду сосредотачивает душу и обращает ее к самой себе» [2, с. 333].
Уныние, в христианском понимании, является одним из пороков, изменой Господу. В своем послании к фессалоникийцам ап. Павел, повествуя о
смерти и воскрешении Иисусовом, о скором пришествии Господнем, заповедует: радуйтесь в скорбях, всегда радуйтесь (1 Фес. 5,16). Вторя Хвалебной песне Давидовой (Пс. 90,6) Энагрий Понтиак (346-399 г.), а также Иоанн Кассиан, римлянин (360-435 г.) предостерегают анахоретов от «язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень», от искуса «беса полуденного», меланхолии беспричинной, свойственной отшельникам, селившимся в местах пустынных. Полуденная меланхолия составляет основной симптом acedia (вялости, лени), понятия синомимичного понятию «меланхолии». Тоскливая ажитация понуждает страдальца покинуть келью, пуститься в неистовое бегство. Acedia, являвшаяся для отшельников «повальной напастью, которая наводит порчу в полдень», обычно связывалась с 90 псалмом. Обнаруживают близость следующие понятия: средневековое desperatio («отчаяние») понимаемое как порок, греховное сомнение в божьем милосердии и acedia, означавшая апатию, духовную леность, нерадивость а также tristitia («печаль»). К XIII в. подобное состояние все более ассоциируется с физическим разлитием желчи и постепенно слово acedia вытеснило гиппократовскую «меланхолию» и стало употребляться и в значении «тоска».
В православной святоотеческой схеме основных греховных помыслов уныние является проявлением такого греховного состояния, как печаль, психического состояния, обусловленного переживаниями утраты, сопровождающимся погруженностью в себя, поглощенностью негативными воспоминаниями. Максимизация печали грозит нам возникновением мании печали (реактивной мании) - синдрома, возникающего непосредственно вослед за печальным психотравмирующим событием (напр., смерть близкого человека). Если говорить о христианской рецепции печали, восходящей к неоплатонику Немесию (ок. 390 до н.э.), то и печаль, и уныние рассматриваются в качестве проявления гипертрофированной, абсолютной привязанности к миру. Печаль, как горестное или желчное «грызение сердца» лишает человека способности к религиозному сосредоточению, к кроткому отношению к своим собратьям. При окончательном переходе печали в уныние подобная слабость души превращается в ее «изнеможение» - полное бездействие в религиозно-нравственном отношении. Однако негативная коннотация не всегда сопутствует понятию печали. Диаметральным взглядам Немесия на природу печали является подход, свойственный преподобному Исааку Сирину: «печаль ума» есть драгоценное Божие деяние». «Чувство худости» (печаль) способствует осознанию порочности собственной жизни, совмещаясь с желанием обрести совершенство.
В католическом перечне основных пороков, предложенном Григорием Великим (ок. 540-604), печаль и уныние, соединены в единый порок, поименованный «печалью» (tristitia). Позднее моменты, столь характерные для более ранних трактовок уныния и печали, составили один из полюсов схоластического понимания Ак^Рш (Лень). Ак^Рш-уныние в отличие от Ак^Рш-лени трактовались как важнейший духовный порок. Учитель Церкви, «князь философов» Фома Аквинский (Doctor Angelicus, Doctor Universalis, «princepsphilosophorum»), систематизатор ортодоксальной схоластики не
обошел своим вниманием феномен уныния. Согласно Фоме Аквинскому, уныние связано с нежеланием видеть, что именно духовное благо составляет истинное счастье человека. Если разум санкционирует отвращение к духовному благу, то Ак^Рш уныние превращается в смертный грех. Одновременно к унынию может привести и правильное понимание того, что если зло, если скорбь о нем будет неумеренной. В рамках схоластической рецепции существовала и более мягкая оценка Ак^Рга уныния, связанная с его трактовкой как скорее душевного, чем духовного заболевания. Философ и естествоиспытатель, Doctor Mirabilis («удивительный» доктор) Р. Бэкон, опираясь на теорию гуморов (четырех жизненных соков, определяющих темперамент человека) увидел в Ак^Рш лишь выражение внешней меланхолии, врачевать которую можно не только трудом и молитвой, но также диетой, прогулками или музыкой.
Понятие «уныние» по семантике является достаточно близким понятию депрессии в ее субклиническом выражении (субдепрессии). Общее разочарование в следовании избранной цели, глубокая безнадежность, вызванная неудачами, грозит нам унынием. Понятие уныния одновременно универсально и многозначно, всякая попытка описания добавляет в его колористику все новые и новые оттенки. О возникшем у субъекта состоянии уныния возможно рассуждать, например, в категориях learnedhelplessness («выученной беспомощности») М. Селигмана (Seligman, Martin., 1975).
После некоторых неудачных попыток избежать воздействия травмирующих средовых стимулов (или, хотя бы, их минимизации) субъект отказывается от всякого спасающего его действия, и даже при наличии возможности он не желает менять враждебную среду на более благоприятную. Одновременно с этим теряется столь ценимое субъектом чувство свободы и контроля над собственной судьбой, его вера в собственные силы, а прогрессирующая депрессия торопит преждевременный печальный финал. Причинный ряд, порождающий уныние, может быть описан и в терминах frustratio, «тщетного ожидания», «расстройства замыслов», разрыва между желаниями субъекта и имеющимися у него возможностями к их реализации. Переживание им frustratio ведет к девальвации жизненных ценностей, в том числе и ценностей моральных.
Описание меланхолии, имеющей социально-психологическую подоплеку, сделано значительно позже, оно принадлежит ученому-энциклопедисту, философу Роберту Бёртону (1577-1640). В подробном трактате «The Anatomy of Melancholy» (1621) им были обозначены и причинные факторы этой весьма распространенной в его время болезни души, как-то: страх, бедность, безответную любовь, чрезмерную религиозность и пр. Меланхолия, присущая жителям туманного Альбиона времен царствования славной королевы Елизаветы I, получила и соответствующее название «елизаветинской» болезни. Елизаветинская эпоха (вторая половина XVI -начало XVII века) - это было время расцвета искусств и поэзии, музыки и театра, прославившее себя такими именами, как Уильям Шекспир и Кристофер Марло. С пьесами драматурга-трагика Кристофера Марло (1564-1593) на
английской сцене впервые появляется настоящий драматический герой -сильная яркая личность, обуреваемая страстями.
«Мода» на сплин, «болезнь английских аристократов» уже века девятнадцатого» была введена в обыденный оборот Дж. Байроном в качестве поэтического образа Чайлда Гарольда. Школярский опыт изучения шедевров мировой литературы дает пищу воспоминаниям об этом литературном герое как о носителе некоего смутного влечения души, романтического недовольства миром и самим собой. Разочарованный в дружбе и любви, наслаждении и пороке, Чайлд Гарольд заболевает модной в те годы болезнью - пресыщением, психическим пресыщением.
Как известно, психическое состояние, именуемое пресыщением, возникает обычно в процессе реализации субъектом однообразной деятельности и/или при длительном выполнении субъективно малосодержательной работы. Проявляет себя пресыщение в выраженных симптомах потери интереса к любой деятельности, вплоть до полного отказа от нее, чувстве отвращения, в желании переменить обстановку, аффективными срывами. Вероятно, пресыщение служит патогенетической основой меланхолии, сплина. В силу реалий межкультурного обмена и всеобщей заразительности депрессивный тренд в виде английского сплина получил общеевропейское распространение. Исходя из требований культурного контекста, светский человек, западной культуры начала Х1Х столетия, независимо от национальной принадлежности, должен быть обладателем этой «аристократической болезни». Кодекс аристократического поведения включал в себя в качестве атрибута наличие постоянной грусти и разочарования, расцениваемых обществом в качестве признака изысканности, благородства в противовес плебейской жизнерадостности. Демонстрация меланхоличности, пресыщенности и скуки являлась подтверждением аутентичности благородного происхождения. Кроме всего прочего, романтизм начала XIX в. подчеркивающий исключительность героев и обстоятельств, был уже немыслим без ощущения «мировой скорби». Смертный грех уныния, достойный осуждения, трансформировался, сначала в болезнь, а затем в весьма утонченную лирическую эмоцию. Эмоция эта стала неиссякаемым источником, питавшим вдохновение даже и современных литераторов.
«Хандра» в обыденном сознании чаще всего ассоциируется с Россией, «русскостью». Само по себе слово «хандра» этимологически восходит к грецизму «ипохондрия», однако семантика данного понятия далека от медикализированного термина. Наиболее ярким, «хрестоматийным» носителем русской хандры был пушкинский Онегин. Русская «хандра» пушкинского героя воистину есть явление универсальное, общенациональное. В отличие от утонченно-высокомерного западного сплина, болезни пресыщения, русская хандра исходит из глубин русской души, она роднит людей, принадлежащих разным сословиям: и ямщика и барина. Более глубинными понятиями, близкими русской хандре являются «тоска» и «кручина». Возможно, вековечная русская тоска в своей основе есть следствие пустынности и равнинно-однообразного, монотонного ландшафте русской равнины. Наличие
обедненной среды ведет к возникновению сенсорной монотонии. Как функциональное состояние, сенсорная монотония сопровождается снижением жизненного тонуса, пассивностью, переживаниями скуки, апатии, сонливости, снижением работоспособности. Главное отличие хандры от депрессии состоит в том, что хандра - это, прежде всего, скука, обусловленная отсутствием ярких и сильных эмоций. Под влиянием монотонии происходит затормаживание процессов восприятия, возникает так называемый «сенсорный голод». Попытка «наверстать упущенное», поиск новых ощущений и впечатлений, гиперстимуляция есть попытка утоления возникшего «сенсорного голода». В итоге, все процессы восприятия, внимания и мышления происходят «скачкообразным» способом, то есть чередуются периоды потери сознательного контроля и его возвращения. Продуктивность деятельности без смены ее вида восстанавливаться лишь при значительном волевом усилии, и только на короткое время (из данной этнопсихологической особенности «железный» канцлер Отто фон Бисмарк сделал соответствующий вывод: «русские долго запрягают, но быстро едут»). Люди, страдающие хандрой, обычно не имеют занятий, которые бы их очень сильно увлекали. Обычная жизнь с ее маленькими, обыденными радостями создана не для них. Их гнетет то, что их способности и таланты, которыми действительно обычно обладают люди, страдающие хандрой, постепенно умирают, не находя возможности реализоваться. Люди, страдающие хандрой, четко понимают то, что им нужны сильные эмоции, отрицательные эмоции, даже страдания. Для людей творческих, хандра - это феномен созидательный, она является своеобразным двигателем их творчества. М. Е. Бурно, доктор медицинских наук, профессор кафедры психотерапии и медицинской психологии Российской медицинской академии утверждает, что «... ипохондрики нередко оказываются талантливыми и гениальными людьми. Проявляя присущую им тревожно-сомневающуюся, углубленную въедливость, они совершают. подлинные открытия в человеческой культуре (Гоголь, Достоевский, Дарвин, Толстой, Чехов, Станиславский) [3, с. 116].
В качестве преобразованной формы меланхолии возможно упомянуть также и феномен ностальгии (от лат. nostos - возвращение на родину + algos -боль, печаль), тоски по дому, достигшей степени витальности. Ностальгические нотки об утраченном «золотом веке» человечества, звучат в гесиодовской поэме «Труды и дни» (VIII—VII в. до н.э.), ностальгический мотив явственно обозначает себя в христовой притче о возвращении в отчий дом блудного сына, охваченного мучительной ностальгией. Авторство в научном описании данного страдания приписывается швейцарскому врачу J. Hofer (1688), обозначившему выявленную им клиническую патологию в работе «Dissertatio medicade Nostalgia oder Heimweh», однако наполнение данного понятия не отается неизменным и со временем трансформируется. В классическом описании J. Hofer речь идет о болезненных симптомах, обнаруженных им у швейцарских наемников и немецких ландскнехтов, влачивших тяготы воинской службы вдали от родины. В данную категорию попадали также и студенты, обучавшиеся премудрости в иноземных университетах. Патогномоничным
симптомом для ностальгии является наличие моноидеарного мышления с фиксацией на теме покинутой родины, семье и родных. Нарушение мыслительной деятельности, сопровождающееся разнообразными психосоматическими симптомами, достигает у подобных субъектов уровня развития бредовой идеи, формирования «Idéefixe». По возвращении в родные пределы самым чудесным образом наступает их выздоровление. В XVIII столетии, в рамках философии Ж. Ж. Руссо, понятие «ностальгия» стало восприниматься как тоска городских жителей по утраченному в стиле «paysan», в пасторальных, идиллических тонах. Ностальгия - это болезнь, поражающая только людей взрослого возраста. Весьма специфичной для переживания ностальгии является ее апелляция к миру памяти, к детству. Ностальгические переживания есть плата индивида за дерзновение к «разрыву первичных уз», деструкцию детско-материнских симбиотических связей и отношений, свойственную периоду взросления. Взамен родительской гиперпротекции подрастающий человек обретает столь желанную свободу «от». Теперь он обречен на то, чтобы постоянно преодолевать неуверенность, сомнения, одиночество и страх, самому принимать решения и отвечать за них, - он становится взрослым. Аккумяция обид и разочарований грозит неизбежной усталостью и стремлением вернуться под родительские длани. Ностальгия - это болезнь, поражающая только взрослых. В период слабости, сомнений, внутреннего кризиса даже убеленного сединами человека охватывает ностальгия - тоска по уютному миру детства, в котором он не был одинок и предоставлен самому себе. Стремление к обретению утраченной гармонию с миром, к ощущению внутренней целостности и актуализируется в ностальгических переживаниях.
Проблема депрессии (уныния, меланхолии) находилась в фокусе внимания философов, врачей и психологов. Не обошел своим вниманием данную проблему творец психоанализа З. Фрейд, интерпретирующий депрессию как регрессию в нарциссизм. Подобная регрессия может иметь место у некоторых индивидов, например, при отвергнутой любви. Весь комплекс чувств к утраченному объекту, в котором перемешаны и любовь, и ненависть, субъект адресует самому себе, хотя на самом деле данный комплекс в русле бессознательного направлен на утерянный объект. Даже в случае самоубийства на почве депрессии, как считал Фрейд, этот акт является как бы последним посланием индивида покинувшему его объекту: «Я умираю, чтобы отомстить тебе».
Печаль (горе) как феномен был рассмотрена З. Фрейдом в работе «Trauer und Melancholie» (1917). В понимании З. Фрейда меланхолия отличается глубоко болезненным снижением настроения, потерей интереса к внешнему миру, утратой способности любить, заторможенностью всякой продуктивной деятельности и понижением чувства собственного достоинства, что находит выражение в упреках самому себе, поношениях в свой адрес и перерастает в бредовое ожидание наказания. Для меланхолика является характерным болезненное самоуничижение, он находит удовлетворение в самокомпрометации. Однако бросается в глаза то, что в действительности за
различного рода самообвинениями меланхолика скрываются обвинения в адрес других людей, особенно тех, кого он любил, любит или должен был бы любить. Его самоупреки являются упреками в адрес объекта любви, но перенесенными на собственное Я. Обходным путем через самонаказание меланхолик стремится отомстить первоначальному объекту любви. Он терзает, мучает свою любовь посредством болезни. В этом, по мнению З. Фрейда, «ключ к картине болезни» меланхолик демонстрирует чрезвычайное понижение чувства собственного Я, его оскудение. Если в процессе горевания бедным и пустым становится окружающий человека мир, то при наличии меланхолии таковым становится его Я. Кроме всего прочего, психофизиологическая реакция, возникающая у индивида на утрату любимого человека проявляется непроизвольно возникающими мучительными воспоминаниями, которые по интенсивности могут быть близки к галлюцинациям, нарушением сна, унынием, смешанным с раскаянием, и плачем. Процесс горевания по утраченному идеалу или любимому человеку при удачном развитии событий ведет к усилению Я и во многих исследованиях рассматривается как ведущий к должной адаптации. Наличие психопатологического эквивалента печали, связанного с нарушением процесса горевания и адаптации, описывается многими исследователями в психодинамическом контексте различных видов депрессии. В одних случаях меланхолия может превращаться в симптоматически противоположное состояние мании. В других случаях наблюдается чередование меланхолических и маниакальных фаз. То, что в классическом психоанализе З. Фрейда понималось под меланхолией, в настоящее время чаще всего обозначается понятием депрессии. Многие специалисты предпочитают говорить уже не столько о меланхолии, сколько о депрессивном заболевании, депрессивном психозе.
Наиболее соответствующем теме данной статьи является определение депрессии, данное А. Б. Смулевичем в монографии «Депрессии в общей медицине» (2001): «Депрессия - психическое расстройство, характеризующееся патологически сниженным настроением (гипотимией) с негативной, пессимистической оценкой себя, своего положения в окружающей действительности и своего будущего» [1, с. 32].
Как справедливо отмечает автор, депрессивная симптоматика негативно влияет на социальную адаптацию и снижает качество жизни индивида. На наш взгляд, проблема депрессии относится к числу «вечных» и междисциплинарных, в каждом отдельном случае, она потребует должного внимания со стороны специалистов самого различного профиля. Необходимое участие антропологов, философов и многих других «душеведов» придаст объемность и многомерность одномерному медикалистскому подходу, что, вероятно, приблизит время ее оптимистического разрешения.
Литература
1. Смулевич, А. Б. Депрессии в общей медицине: руководство для врачей [Текст] / А. Б. Смулевич. М. : Медицинское информационное агентство, 2001. 256 с.
2. Симфония по творениям святителя Иоанна Златоуста [Текст]. М. : ДАРЪ, 2006. 574 с.
3. Бурно, М. Е. О характерах людей (психотерапевтическая книга) [Текст] / М. Е. Бурно. Изд. 3-е, испр. и доп. М. : Академический Проект ; Фонд «Мир», 2008. 639 с.
Bibliography
1. Smulevich, A. B. Depressii v obshchey meditsine: rukovodstvo dlya vrachey [Depression in general medicine: guide for physicians] [Text] / A.B. Smulevich. Moscow: Meditsinskoye informatsionnoye agentstvo, 2001. 256 p.
2. Simfoniya po tvoreniyam svyatitelya Ioanna Zlatousta [Symphony on creations of St. John Chrysostom] [Text]. Moscow: DAR, 2006. 574 p.
3. Burno, M. Ye. O kharakterakh lyudey (psikhoterapevticheskaya kniga) [On the characters of people (psychotherapeutic book)] [Text] / M.Ye. Burno. 3rd ed., revised and add. Moscow: Akademicheskiy Proyekt; Fond 'Mir', 2008. 639 p.
