CC BY
14ПРАВА И СВОБОДЫ КАК КОНСТИТУЦИОННАЯ ЦЕННОСТЬ
«Скрытая форма публичных мероприятий»: судебные и доктринальные подходы в России и Германии
Александр Саленко*
В результате деятельности судебных органов в российском праве публичных собраний появилась новая юридическая конструкция «скрытая форма коллективного публичного мероприятия». Свою главную задачу автор видит в том, чтобы провести конституционно-правовой анализ данной правовой конструкции и ответить на вопрос о конституционности этого очередного ограничения свободы мирных собраний в России. В поисках ответа на данный вопрос автор анализирует положения конституционного законодательства России и ключевые постановления Конституционного Суда РФ, а также проводит сравнение с конституционным правом и правоприменительной практикой Германии, которая сложилась за последние десятилетия в сфере реализации свободы мирных собраний. Автор работы осознанно ограничил фокус внимания на сравнении конституционного законодательства и судебной практики России и Германии, чтобы обеспечить более детальный сравнительно-правовой анализ избранной проблематики. При этом автор подвергает анализу релевантную аргументацию Европейского Суда по правам человека. В результате автор приходит к выводу, что применение этой квазиправовой конструкции «скрытая форма коллективного публичного мероприятия» к совокупности одиночных пикетов, раздаче листовок или информационным стендам представляет собой пример непропорционального ограничения свободы мирных собраний, конституционного права на свободное развитие личности, свободу мысли, слова и мнений, а также права на свободное распространение информации.
^ Свобода мирных собраний; публичные мероприятия; скрытая форма коллективного публичного мероприятия; одиночные пикеты; 001: 10.21128/1812-7126-2019-2-79-91 информационные стенды; раздача листовок
1. Постановка проблемы
В современной России свобода мирных собраний за последние двадцать пять лет претерпела значительную конституционно-правовую эволюцию. Сначала эта конституционная свобода осуществлялась в условиях отсутствия специального закона, причём реализовалась она в весьма либеральном формате. Однако с 2004 года свобода мирных
* Саленко Александр Владимирович - кандидат юридических наук, доцент кафедры международного и европейского права, юридический институт Балтийского федерального университета имени Иммануила Канта, Калининград, Россия (e-mail: ASalenko@kantiana.ru).
собраний начинает постепенно подвергаться формализации и в российском законодательстве появляется целый комплекс ограничений, направленных в первую очередь на усиление государственного контроля за порядком реализации данной конституционной свободы. В конечном итоге правоприменительная практика стала порождать неоднозначные правовые конструкции, основной смысл которых сводился к дальнейшему ограничению свободы мирных собраний.
Характеризуя развитие российского права публичных собраний, можно выдвинуть предположение, что в данном секторе правовой системы современной России наблюдается интенсивное проявление «судейского акти-
визма»1. Сегодня именно в результате судебного правотворчества в публичном праве появился особый юридический термин, характеризующий новый вид публичных мероприятий — так называемая «скрытая форма коллективного публичного мероприятия». Отметим, что Федеральный закон «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях»2 (далее также — закон о митингах) до сих пор не содержит данный термин среди своих основных понятий. Однако, несмотря на отсутствие в российском законодательстве о свободе собраний подобного вида публичных мероприятий, правоприменители часто квалифицируют в качестве «скрытой формы коллективного публичного мероприятия» следующие формы гражданской активности: раздачу листовок и иной печатной продукции (газет, флаеров, символики, воздушных шаров и пр.); коллективные пробежки и прогулки; публичное чтение стихов, исполнение песен и музыки; «нано-митинги» (митинги игрушек); установку информационных стендов (агитационные кубы); протестные палаточные лагеря; публичные встречи депутатов с избирателями под открытым небом; иногда современная правоприменительная практика обретает даже трагикомичные черты, когда 21 декабря 2008 года скрытую форму коллективного публичного мероприятия правоприменители во Владивостоке усмотрели в «несанкционированном новогоднем хороводе»3. В нашем материале
1 См.: Аристова К. С. Судейский активизм: благо или зло? // Сравнительное конституционное обозрение. 2012. № 3 (88). С. 128-135; Джавакян Г. З. Правотворческая активность Конституционного Суда РФ: юридизация политики или политизация конституционного правосудия // Конституционное и муниципальное право. 2016. № 3. С. 64-69; Кокотов А.Н. О правотворческом содержании решений Конституционного Суда Российской Федерации // Российская юстиция. 2014. № 4. С. 21-24; Туманов В.А. К критике концепции «судейского права» // Советское государство и право. 1980. № 3. С. 111-118.
2 Федеральный закон от 19 июня 2004 года № 54-ФЗ «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях» (в ред. от 7 июня 2017 года) // Собрание законодательства Российской Федерации (далее - СЗ РФ). 2004. № 25. Ст. 2485.
3 Кишаковская О. Кровавое воскресенье во Владивостоке: девять лет назад подмосковный ОМОН подавил
хоровод // Информационное агентство PrimaMedia.
2017. 21 декабря. URL: https://primamedia.ru/news/ 480731/ (дата обращения: 20.09.2018).
мы оценим перспективы использования этой юридической конструкции в российской правовой системе и проанализируем, являются ли в действительности некоторые из названных выше публичных акций (совокупность одиночных пикетов, раздача листовок и установка информационных стендов) по своему конституционно-правовому смыслу скрытым публичным мероприятием, подпадающим под действие федерального закона о митингах. Отметим, что современные конституционалисты высказывают серьёзную и в то же время обоснованную критику действующего российского законодательства о свободе мирных собраний и системных дефектов правоприменительной практики, складывающейся при реализации данной конституционной свободы в России4.
2. «Скрытая форма коллективного публичного мероприятия»
Впервые термин «скрытая форма коллективного публичного мероприятия» был использован Конституционным Судом РФ в 2013 году в контексте оценки совокупности актов одиночного пикетирования5. Так, судьи
4 См.: Авдеев Д. А. Юридический голос политической воли российских граждан, или современные проблемы публичных мероприятий // Современное право. 2018. № 12. С. 29-32; Бланкенагель А., Левин И.Г Свобода собраний в Российской Федерации — сделано в СССР?: «лучше мы не можем» или «по-другому не хотим»? // Сравнительное конституционное обозрение. 2013. № 2 (93). С. 55—62; Кондрашев А.А. Свобода собраний в России: системные дефекты законодательства и политико-правовая практика // Сравнительное конституционное обозрение. 2017. № 6 (121). С. 24 — 44, 24; Краснов М. А., Сатаров Г. А. «Когда отсутствует воля граждан, никакие конституции не помогут»: Диалог Михаила Краснова и Георгия Сатарова // Сравнительное конституционное обозрение. 2013. № 6 (97). С. 33—42; Симонова С.В. Юридическая фикция как приём законодательства РФ о свободе собраний и практике его применения // Актуальные проблемы российского права. 2014. № 3 (40). С. 330 — 341; Томилин А.А. Место встречи изменить нельзя. Или можно? // Сравнительное конституционное обозрение. 2018. № 6 (127). С. 117—134; Храмова Т.М. Небезопасная свобода: о пределах ограничения свободы собраний в целях охраны общественного порядка и безопасности // Сравнительное конституционное обозрение. 2014. № 3 (100). С. 42 — 53, 42.
5 Постановление Конституционного Суда РФ от 14 февраля 2013 года № 4-П по делу о проверке конституционности Федерального закона от 8 июня 2012 года
Конституционного Суда РФ сделали вывод о том, что если «проведение несколькими лицами одиночных пикетов изначально было задумано и объединено единым замыслом и общей организацией», то такая совокупность одиночных пикетов представляет собой не что иное, как «скрытую форму коллективного публичного мероприятия». К сожалению, в данном деле Конституционный Суд оставил без внимания и должной оценки тот факт, что указанное понятие не содержалось в тот момент в действующем законодательстве о свободе собраний и суд также не обратил внимания законодателя на необходимость соответствующего дополнения закона о митингах. Однако при этом судьи Конституционного Суда РФ отметили, что данная юридическая конструкция «скрытая форма коллективного публичного мероприятия» носит оценочный характер, и в связи с этим обязанность по доказыванию того, что имело место проведение именно такого мероприятия, должна лежать на субъектах, которые инициировали рассмотрение в суде конкретного гражданского, административного или уголовного дела.
Вместе с тем отметим, что предложенный Конституционным Судом термин «скрытая форма коллективного публичного мероприятия» обладает рядом недостатков. Во-первых, если исходить из законов формальной логики, в этом понятии изначально заложена логическая ошибка: публичное мероприятие не может быть скрытым в силу его опять-таки публичного характера. Надеюсь, что читатель простит нам использованную тавтологию, но именно с её помощью становится наглядной логическая несогласованность правовой конструкции «скрытая форма коллективного публичного мероприятия». Во-вторых, следует отметить, что Конституционный Суд РФ применил данное понятие исключительно по отношению к совокупности актов одиночного пикетирования. Однако с ходом времени юридическую конструкцию «скрытая форма коллективного публичного мероприятия»
№ 65-ФЗ «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях и Федеральный закон "О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях"» в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы и жалобой гражданина Э. В. Савенко // СЗ РФ. 2013. № 8. Ст. 868.
российские суды общей юрисдикции и прочие правоохранительные органы стали толковать шире и распространять её и на иные формы гражданской активности, например на раздачу листовок, информационные стенды, коллективные прогулки и пробежки и пр.
В итоге Постановление Конституционного Суда РФ от 14 февраля 2013 года № 4-П повлекло за собой соответствующее изменение пункта 1.1 статьи 7 закона о собраниях, согласно которому теперь совокупность актов одиночного пикетирования, объединённых единым замыслом и общей организацией, потенциально может быть признана по решению суда одним публичным мероприятием. Таким образом, сначала судьи Конституционного Суда РФ, а затем и российский законодатель фактически поставили под запрет право граждан на совместное проведение одиночных пикетов без подачи уведомления.
3. «Спящее право» и право на одиночное пикетирование
При оценке выводов Конституционного Суда РФ в отношении коллективного проведения одиночных пикетов нам сложно согласиться с рестриктивной логикой большинства судей Конституционного Суда, федерального законодателя и правоприменителей, поскольку одиночный пикет представляет собой в первую очередь и главным образом форму публичного выражения мнения; и только уже во вторую очередь речь идёт о свободе собраний, так как в строгом смысле слова собрание не может иметь места в виде «собрания одного человека». В этом отношении уместно сравнение с зарубежным конституционным опытом: в частности, немецкое конституционное (государственное) право вообще не регламентирует одиночные пикеты в качестве разновидности собраний. Немецкие конституционалисты рассматривают одиночный пикет исключительно в качестве формы реализации права на свободное развитие личности, свободы мысли, слова и мнений, а также конституционного права на свободное распространение информации, которые гарантируют статьи 2 и 5 Основного закона Германии6.
6 Cm.: Hillgruber Ch. Die Meinungsfreiheit als Grundrecht der Demokratie // Juristen Zeitung (JZ). Jg. 71. 2016. H. 10. S. 495-501; Frankenberg G. Demonstra-
При этом немецкие юристы используют для обозначения одиночного пикета очень интересный условный термин — «одиночная демонстрация» (нем.: Е1п-Мапп-Оетоп81га-Поп), однако данное понятие является результатом лишь доктринального толкования права, и оно не используется в федеральном и региональных законах о свободе собраний в Германии7.
Основываясь на вышеизложенных теоретических рассуждениях относительно правового содержания конституционного права на одиночный пикет, нам представляется возможным сделать следующий вывод: если даже гражданин решит совместно с другими гражданами провести одновременно одиночные пикеты, но при этом ими будет обеспечено соблюдение установленного законом минимального расстояния между пикетчиками (50 метров), то не существует никакой необходимости для подачи уведомления. Основной смысл уведомления состоит в том, что органы государственной власти и местного самоуправления с его помощью получают информацию о готовящихся публичных мероприятиях, которые потенциально создают риски для безопасности и могут повлечь за собой необходимость принятия мер для обеспечения общественного порядка8. Как было сказано ранее, одиночное пикетирование по своей конституционно-правовой природе
tionsfreiheit - eine verfassungsrechtliche Skizze // Kritische Justiz (KJ). 1981. H. 4. S. 370-383.
7 См.: Kraujuttis S. Versammlungsfreiheit zwischen liberaler Tradition und Funktionalisierung. Zum Begriff der Versammlung im Sinne des Art. 8 Abs. 1 GG. (Osnabrücker Rechtswissenschaftliche Abhandlungen. Bd. 62). Köln ; Berlin ; München : Carl Heymanns Verlag, 2005. S. 101-102; Das Staatsrecht der Bundesrepublik Deutschland. Bd. IV/1: Die einzelnen Grundrechte. Der Schutz und die freiheitliche Entfaltung des Individuums / K. Stern (Hrsg.). München : C. H. Beck, 2006. S. 11961198; JanzN., Peters W. Aktuelle Fragen des Versammlungsrechts - Rechtsprechungsübersicht // Landesund Kommunalverwaltung (LKV). 2016. H. 3. S. 193200.
8 См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 18 мая 2012 года № 12-П по делу о проверке консти-
туционности положений части 2 статьи 20.2 Кодекса Российской Федерации об административных правона-
рушениях, пункта 3 части 4 статьи 5 и пункта 5 части 3 статьи 7 Федерального закона «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях» в связи с жалобой гражданина С. А. Каткова // Российская газета. 2012. 1 июня. № 5797 (124).
представляет собой в первую очередь способ реализации свободы мысли, слова, выражения мнений, права на свободное распространение информации, а также права на свободное развитие личности (часть 1 статьи 7; части 1, 4 статьи 29 Конституции РФ). Одиночный пикет создаёт минимальный риск для государственной безопасности и общественного порядка; и, как правило, именно в силу этой причины не требуется подача уведомления. Если даже одиночные пикеты организованы гражданами совместно — в одно и то же время, но на разных площадках — однако с полным соблюдением требования закона о минимальном расстоянии между одиночными пикетами (50 метров), то данные пикеты, по нашему мнению, не утрачивают свойства одиночной акции. Следует признать, что потенциальная угроза общественному порядку и безопасности от гражданина (граждан), проводящего (проводящих одновременно) одиночный пикет(-ы), является минимальной. В связи с этим от государственной и муниципальных властей требуется проявление большей сдержанности и терпимости в отношении к одному одиночному пикету или совокупности одновременных одиночных пикетов. Иначе было бы явно несоразмерным9 требовать от граждан ожидания продолжительностью в 5—10 дней (срок подачи уведомления) для того, чтобы затем всего лишь выразить своё собственное мнение (провести одиночный пикет/серию одиночных пикетов).
Именно такая критика выводов Конституционного Суда РФ относительно квалификации совокупности одиночных пикетов в качестве так называемой «скрытой формы коллективного публичного мероприятия» была выражена в особом мнении судьи Конституционного Суда РФ С. М. Казанцева, который обозначает одиночное пикетирование как самую безопасную форму публичного меропри-ятия10. Данный вывод основан на том, что
9 См.: Шлинк Б. Пропорциональность: К проблеме баланса фундаментальных прав и общественных целей // Сравнительное конституционное обозрение. 2012. № 2 (87). С. 56—76.
10 См.: Особое мнение судьи Конституционного Суда РФ С. М. Казанцева по пункту 2.5 и пункту 5 резолютивной части Постановления Конституционного Суда РФ от 14 февраля 2013 года № 4-П по делу о проверке конституционности Федерального закона от 8 июня 2012 года № 65-ФЗ «О внесении изменений в Кодекс
одиночное пикетирование проводится без передвижения и без использования звукоусиливающих технических средств. Как отмечает судья С. М. Казанцев, «при соблюдении 50-метрового расстояния между лицами, осуществляющими одиночное пикетирование, в любых населённых пунктах, включая крупные города, исключается нарушение баланса свободы мирных собраний и свободы передвижения, и даже в тех случаях, когда участники одиночных пикетов объединены единым замыслом и общей организацией. Например, несколько пикетчиков располагающихся по одному у нескольких станций метро, использующих идентичные наглядные средства, выдвигающих общие требования и призывы и воспринимающихся и оцениваемых как единое публичное мероприятие, осуществляемое группой лиц, не могут представлять большей опасности для общественного порядка и прав и законных интересов третьих лиц, чем совокупность нескольких одиночных пикетов».
Итак, в современной российской правовой системе существует так называемое «спящее право» в виде особого мнения судьи Конституционного Суда РФ С. М. Казанцева11 по отношению к порядку проведения одиночных пикетов, согласно которому одновременное существование требования о соблюдении лицами, проводящими одиночное пикетирование, минимально допустимого расстояния между ними величиной в 50 метров, и потенциальной возможности признания в судебном порядке совокупности актов одиночных пикетирований, объединённых единым замыслом и общей организацией, одним пуб-
Российской Федерации об административных правонарушениях и Федеральный закон "О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях" в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы и жалобой гражданина Э. В. Савенко // Официальный интернет-портал правовой информации (http://pravo.gov.ru); номер опубликования: 0001201 302190002; дата опубликования: 19.02.2013. См. также: Маршава Л. А. Особое мнение судьи Конституционного Суда РФ как вид неофициального толкования норм Основного Закона // Вестник Челябинского университета. Серия: Право. 2012. № 27 (281). С. 27-29.
11 См.: АрановскийК.В., Князев С. Д. Ненапрасное кон-
ституционное правосудие // Судья. 2017. № 12 (84). С. 40-47; Басангов Д. А. Юридическая природа особого мнения судьи Конституционного Суда Российской Федерации // Журнал российского права. 2006. № 2 (110). С. 24-34.
личным мероприятием, — противоречит Конституции РФ, так как по своему конституционно-правовому смыслу они направлены на воспрепятствование проведению одиночного пикетирования и представляют собой чрезмерное ограничение свободы мирных собраний.
4. Раздача листовок и информационные стенды: конституционно-правовые аспекты
Теперь, основываясь на положениях второй главы Конституции РФ, рассмотрим следующие формы гражданской активности: раздача листовок и иной печатной продукции (газет, флаеров, символики, воздушных шаров и пр.). При этом поставим следующий вопрос: является ли осуществление указанных выше действий формой публичного мероприятия? Ответ на данный вопрос начнём с практического примера: ежедневно на улицах и площадях российских городов распространяются тысячи листовок с коммерческой информацией. В частности, речь идёт о рекламных проспектах, флаерах, газетах, подарочных сертификатах и прочих видах печатной и иной продукции, имеющей коммерческий характер, а также устанавливаются информационные стенды, где происходит общение между представителями коммерческих компаний и случайными прохожими, которым предлагают приобрести какую-либо продукцию (услугу). Например, часто представители операторов мобильной связи выходят на улицу и на своих информационных стендах предлагают прохожим приобрести сим-карту и заключить договор на абонентское обслуживание. Как показывает практика, государство относится абсолютно безразлично (нейтрально) к распространению подобной информации; при этом важно отметить, что её распространителям не требуется никакого согласования на проведение подобных мероприятий. Такой подход со стороны правоохранительных органов Российской Федерации является правильным и основан на том, что у каждого есть право на свободное распространение информации любым законным способом, а у адресата информации есть право на её получение или право на отказ от неё. Таким образом, часть 4 статьи 29 Конституции РФ выступает в качестве той самой конституционно-право-
вой нормы, на основе которой осуществляется реализация данной формы деловой активности — раздача листовок, газет, флаеров, символики, воздушных шаров и иной продукции коммерческого характера.
Однако подобный либеральный подход со стороны правоохранительных органов Российской Федерации не применяется в том случае, если предметом распространения становятся листовки (печатная и прочая продукция) политического характера12. В связи с этим возникает обоснованный вопрос о том, влияет ли содержание распространяемой печатной и прочей продукции на конституционно-правовую и административную квалификацию данных действий? По нашему мнению, ответ однозначный: нет, не влияет. Поскольку как раздача листовок (печатной продукции), содержащей коммерческую информацию, так и раздача листовок (прочей печатной продукции), содержащих информацию политического характера, основываются на одной и той же конституционно-правовой норме, а именно на положениях части 4 статьи 29 Конституции РФ. В противном случае следовало бы сделать вывод о том, что государством применяется цензура и допускается нарушение части 5 статьи 29 Конституции РФ, а также осуществляется необоснованная дискриминация при реализации права на свободное распространение и получение информации (статья 19 Конституции РФ), а именно по политическим убеждениям и по признакам принадлежности к определённым общественным объединениям или политическим партиям. Поэтому при применении буквального толкования действующего федерального закона о митингах необходимо сделать вывод о том, что раздача листовок и любой иной печатной продукции не содержит признаков публичного мероприятия.
При рассмотрении данного вопроса интересно обратиться к конституционно-правовому опыту ФРГ. Так, профессор Штефан Цайтлер даёт однозначную конституционно -
12 См.: Навального оштрафовали на 300 тысяч за организацию раздачи листовок. Агитацию сочли «скрытой формой публичного мероприятия» // Medusa Projekt SIA. 2017. 3 августа. URL: https://meduza.io/news/ 2017/08/03/navalnogo-oshtrafovali-na-300-tysyach-za-organizatsiyu-razdachi-listovok-agitatsiyu-sochli-skrytoy-formoy-publichnogo-meropriyatiya (дата обращения: 23.08.2018).
правовую квалификацию раздачи листовок: данные действия не подпадают под правовое регулирование конституционной нормы о свободе собраний (статья 8 Основного закона Германии) и представляют собой только лишь один из способов реализации конституционного права на свободный обмен информацией (статья 5 Основного закона Германии)13. При этом профессор Цайтлер акцентирует своё внимание на том, что при распространении одним или несколькими лицами листовок (иной печатной продукции), имеющих политическое содержание, отсутствует один из важнейших признаков собрания в конституционно-правовом смысле — лица, распространяющие листовки, не воспринимаются со стороны третьих лиц в качестве группы, в качестве того самого «собрания» (нем.: Уег-8атт1ип§), главная цель которого состоит в том, чтобы коллективно выражать определённое мнение или чтобы коллективно влиять на формирование общественного мнения. В этом отношении немецкими конституционалистами единодушно отмечается, что в случае распространения листовок и иной печатной продукции подобные акции имеют принципиально усечённый характер коммуникации: получатель листовки может попросту от неё отказаться. Профессор Цайтлер выражает общераспространённое мнение, которое сложилось с ходом времени в немецкой науке конституционного права на данный счёт14. В Германии впервые с вопросами конституционно-правовой квалификации раздачи политических листовок столкнулись 16 февраля 1979 года, когда Высший административный суд Баварии рассмотрел дело о том, подпада-
13 Cm.: Zeitler S. Grundriss des Versammlungsrechts. Norderstedt : Neuer Medienverlag, 2015. S. 6-7; Jarass H., Pieroth B. Grundgesetz für die Bundesrepublik Deutschland: Kommentar. 13. Aufl. München : C. H. Beck, 2014. Art. 5. S. 187; Art. 8. S. 287.
14 Cm.: Gericke J. Heidelberg, 30 Jahre Brokdorf-Be-schluss — Versammlungsrecht quo vadis? // Die Öffentliche Verwaltung (DÖV): Zeitschrift für Öffentliches Recht und Verwaltungswissenschaften. 2016. H. 22. S. 948—956, 948; Hopfauf A. Die Freiheit der Andersdenkenden // Zeitschrift für Rechtspolitik (ZRP). 2017. H. 4. S. 124; Papier H.-J. Aktuelle Probleme des Versammlungsrechts // Deutsches Verwaltungsblatt (DVBl). Jg. 131. 2016. H. 22. S. 1417—1422, 1417; Handbuch Versammlungsrecht: Versammlungsfreiheit, Eingriffsbefugnisse, Rechtsschutz / W. Peters, N. Janz (Hrsg.). München : C. H. Beck, 2015. S. 27.
ет ли под признаки собрания (публичного мероприятия) акция, в рамках которой на одной из городских площадей 30 человек планировали раздать 20 000 листовок15. При разрешении этого дела баварский суд не увидел в подобном мероприятии признаков собрания (публичного мероприятия), поскольку его суть сводилась к раздаче листовок и общению с прохожими возле информационного стенда. По мнению суда, подобное мероприятие нельзя рассматривать в качестве собрания, так как в его рамках не происходит коллективного выражения мнения; распределение листовок направлено исключительно на одностороннюю коммуникацию — на передачу информации в адрес случайных прохожих и, возможно, на общение около информационного стенда, вокруг которого может возникнуть не собрание в конституционно-правовом смысле, а всего лишь скопление случайных людей (участников акции и прохожих), между которыми при этом будет отсутствовать внутреннее единство (осознанная связь)16. Посредством раздачи листовок и общения около информационного стенда воздействие оказывается на индивидуальное мнение отдельного человека, а не на формирование так называемого общественного (коллективного) мнения. Безусловно, общественное мнение складывается из мнений отдельных граждан, но в данном случае Высший административный суд Баварии корректно указывает на особенность механизма воздействия, а именно на индивидуальный способ передачи информации через листовку или через личное общение на информационном стенде. Данный индивидуальный способ информационного воздействия кардинально отличается от коллективного воздействия, которое оказывается посредством организации массовых публичных мероприятий в форме митингов и демонстраций. В этом отношении нам более ясна и убедительна логика немецких коллег, которые при конституционно-правовой квалификации раздачи листовок и иной печатной продукции
15 Cm.: Bayerischer Verwaltungsgerichtshof (BayVGH). Bayerische Verwaltungsblätter (BayVBl). 1979. S. 629 ff.; Kraujuttis S. Op. cit. S. 82.
16 Cm.: Gröpl Ch. Grundstrukturen des Versammlungs-
rechts // Jura. Jg. 24. 2002. H. 1. S. 18-25; Das Recht in guter Verfassung? Festschrift für Martin Kutscha / F. Roggan, D. Busch (Hrsg.). Baden-Baden: Nomos, 2013. S. 183-195.
используют в качестве lex specialis именно конституционное право на свободное распространение информации (статья 5 Основного закона Германии; статья 29 Конституции РФ), а не конституционную свободу мирных собраний (статья 8 Основного закона Германии; статья 31 Конституции РФ). К сожалению, в настоящий момент в России доминирует ре-стриктивная правоприменительная практика: в большинстве случаев раздача листовок, печатной продукции, символики политического характера, а также установка информационных стендов квалифицируется в качестве «скрытой формы коллективного публичного мероприятия». Например, в деле о так называемом агитационном субботнике 8 июля 2017 года, в рамках которого на улицах городов России сторонниками Алексея Навального осуществлялась раздача листовок с политическим содержанием, а также проходило общение с прохожими на информационных стендах (около агитационных кубов), данные действия были признаны судом скрытой формой публичных мероприятий, и, как следствие, организаторов данного субботника привлекли к административной ответственности по части 8 статьи 20.2 КоАП, назначив штрафы в размере от 250 000 до 300 000 рублей17. При этом в отношении аналогичных действий со стороны сторонников официально зарегистрированных кандидатов на пост Президента РФ — размещение информационных стендов, на которых в январе 2018 года происходило общение с избирателями, осуществлялся сбор подписей в поддержку выдвижения кандидатуры на должность Президента РФ, а также распространялись печатные материалы с политическим содержанием, — эти акции проводились без подачи уведомления, и в действиях организаторов правоприменители не усматривали «скрытой формы публичного мероприятия». Поэтому мы вынуждены констатировать проявление двойных стандартов со стороны правоприменителей. Однако принципы правового государства и равенства всех перед законом императивно требуют от правоприменителей проявления равного отношения ко всем без исключения
17 См.: Суды за агитационный субботник. Навальный, Волков, Ляскин // Медиазона. 2017. 3 августа. URL: https:// zona.media/ online/2017/08/03/agitarest (дата обращения: 21.09.2018).
вне зависимости от их политических и иных убеждений.
5. Заключение: судебное право и конституционные принципы
Подводя общий итог вышеизложенному, можно сделать следующий вывод: современная судебная власть в России всё ещё далека от того, чтобы проявлять по-настоящему независимый и объективный судейский активизм, результатом которого является судебное правотворчество (англ.: judge made law; нем.: Richterrecht, Fallrecht), закрепляющее новые юридические понятия и принципы права. К сожалению, в настоящий момент мы скорее имеем дело с проявлением «судейского сервилизма», главная цель которого сводится к тому, чтобы угодить «надеждам и чаяниям» исполнительной власти18. Сегодня результатом этого «судебного сервилизма» стало то, что в российском праве публичных
18 В этом отношении мы солидарны с высказанной оценкой о том, что проявление судейского активизма в России выглядит довольно странным, а именно «на фоне привычки к строгому позитивизму», которая свойственна консервативному судейскому корпусу в России. По нашему мнению, «активистские» решения судов как таковые не являются основной проблемой (даже несмотря на то, что они не согласуются с типом российской правовой системы). Однако если допустить возможность судебного правотворчества, то оно должно иметь осторожный и ограниченный характер; при этом судебное правотворчество должно иметь исключительно правозащитный характер, а именно судейский активизм должен быть направлен на создание дополнительных гарантий прав и свобод человека, а не на установление очередных ограничений так, как это произошло в данном случае при проявлении лишь подобия судейского активизма, в результате которого появилась квазиправовая конструкция «скрытая форма коллективного публичного мероприятия». Исходя из принципа разделения властей, задачей законодательной власти является установление ограничений конституционных прав и свобод, а задача судебной власти — проверять конституционность этих ограничений, а не создавать новые ограничения по собственной инициативе. (См.: Морщакова Т.Г. О некоторых актуальных проблемах конституционного правосудия // Сравнительное конституционное обозрение. 2017. № 3 (118). С. 117—124; Гребенников В.В. Правозащитная функция суда и судебное правотворчество в России // Государство и право. 2017. № 8. С. 5—11; Туманов В. А. Права человека и исполнительная власть // Советское государство и право. 1990. № 2. С. 44—51, 46.)
собраний появился новый квазиюридический термин «скрытая форма коллективного публичного мероприятия», который всё ещё не нашёл должного формального закрепления в нормативных правовых актах. В настоящий момент эта правовая конструкция «скрытой формы коллективного публичного мероприятия» используется исключительно в судебных актах и постановлениях правоохранительных органов об административных правонарушениях. Сохранение подобного положения, при котором понятие «скрытая форма коллективного публичного мероприятия» прямо не закреплено в федеральном законе о собраниях, является крайне нежелательным, поскольку это порождает произвольную и противоречивую практику: термин «скрытая форма коллективного публичного мероприятия» применяется выборочно и только по усмотрению правоприменителей в каждом отдельно взятом случае, а именно в зависимости от адресата правоприменения, что прямо противоречит фундаментальным принципам правового и демократического государства, а также противоречит конституционному принципу подчинения судьи закону (принцип связанности суда законом). В частности, Федеральный конституционный закон от 31 декабря 1996 года № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации» закрепляет, что судьи в осуществлении правосудия независимы и подчиняются только Конституции и закону. Таким образом, ни Конституция, ни иные законы России фактически не предусматривают чего-либо похожего на свободу судейского правотворчества, а также российское законодательство не предоставляет судьям права решать конкретные дела «против закона» (лат.: contra legem). Поэтому, по нашему мнению, по-настоящему независимый суд, основываясь на данных фундаментальных конституционных принципах, не должен применять концепцию «скрытой формы коллективного публичного мероприятия», поскольку данный термин пока ещё напрямую не закрепляется в российском законодательстве о свободе мирных собраний. В противном случае освобождение судьи от связанности законом будет влечь за собой тяжёлые последствия для реального соблюдения принципов законности, независимости суда и стабильного функционирования правосудия. К тому же уже сейчас можно с большой веро-
ятностью прогнозировать, что решения российских судов, по которым к административной ответственности были привлечены граждане за участие в так называемой «скрытой форме коллективного публичного мероприятия», не устоят при последующей проверке в Европейском Суде по правам человека, который при осуществлении правосудия опирается прежде всего на общепризнанные принципы свободы мирных собраний, не допускающие так называемой тотальной государственности (чрезмерного государственного контроля) при осуществлении этой фундаментальной и важнейшей для демократического общества конституционной свободы19. В частности, наши выводы подкрепляются аргументацией Европейского Суда по правам человека, изложенной в Постановлении по делу Лашманкин и другие против России от 7 февраля 2017 года, в котором отмечается, что в Российской Федерации при реализации конституционной свободы мирных собраний со стороны властей зачастую накладываются неоправданные серьёзные ограничения, которые не являются необходимыми в демократическом обществе и которые возлагаются на организаторов мирных публичных мероприятий на основании законодательных норм, которые не содержат достаточных гарантий против выборочного применения. Именно поэтому судьи Европейского Суда по правам человека обращают особое внимание на необходимость соблюдения законодателями требования высокого «качества закона»20, благодаря которому должны быть ограничены широкие дискреционные полномочия правоохранительных органов и обеспечиваться эффективные гарантии против выборочного применения законодательства о свободе собраний.
19 См.: The Freedom of Peaceful Assembly in Europe / ed. by A. Peters, I. Ley. Baden-Baden : Nomos ; Oxforf : Hart Publishing, 2016. P 277-333; Lindner J. F, Bast A. Die Unzulässigkeit staatlicher Einflussnahme auf Versammlungen // Neue Zeitschrift für Verwaltungsrecht (NVwZ). 2018. H. 10. S. 708-711, 708; Руководящие принципы по свободе мирных собраний. 2-е изд. БДИПЧ ОБСЕ. 2011. С. 16. URL: http://www.osce.org/ru/odihr/83237 ?download=true (дата обращения: 12.12.2018).
20 См.: Фомичева О. А. Вопросы применения терминов при осуществлении законотворческой функции парламентом // Вестник Томского государственного университета. 2016. № 412. С. 183-187.
В этом контексте отметим, что рассматриваемая проблема «качества закона» не исчезнет, даже если термин «скрытая форма коллективного публичного мероприятия» позднее появится в тексте федерального закона о митингах, поскольку сохранится внутреннее логическое противоречие между существующим правовым регулированием о допустимости проведения одиночного пикета без уведомления (при соблюдении «50-метровой дистанции» одиночными пикетчиками) и потенциальной возможностью признания подобных одиночных пикетов «скрытой формой коллективного публичного мероприятия» с применением административного наказания за несоблюдение обязанности по подаче уведомления о публичном мероприятии. Тот факт, что действующий закон о митингах в пункте 1.1 статьи 7 одновременно содержит в себе эти два взаимоисключающих правовых регулятора — о возможности одиночного пикетирования без уведомления и возможности «задним числом» признать совокупность одиночных пикетов «скрытой формой публичного мероприятия» — говорит о низком качестве текста данного закона, что прямо нарушает принцип правовой определённости, который является основой правового государства. К сожалению, приходится констатировать, что пункт 1.1 статьи 7 закона о митингах фактически представляет собой «ловушку для граждан», которая может «захлопнуться» лишь по субъективному усмотрению правоприменителей. Поэтому мы считаем, что, основываясь на конституционной презумпции о том, что человек и его права и свободы являются высшей ценностью (статья 2 Конституции РФ), было бы правильно попросту полностью отказаться от использования этой ущербной квазиюридической конструкции «скрытой формой коллективного публичного мероприятия».
Вместе с тем, исходя из строго буквального толкования закона о митингах, а именно того законоположения, которое допускает возможность проведения одиночных пикетов без подачи уведомления, если «одиночными пикетчиками» обеспечивается соблюдение 50-метрового расстояния между ними, можно сделать вывод о том, что гражданам всё же предоставляется право на совместное проведение одиночных пикетов без подачи уведомления. Эффективной формой политической
борьбы давно стали совместно организованные публичные акции в форме одиночного пикетирования, которые могут одновременно проводиться в разных местах города, в разных локациях субъекта Федерации и даже в разных точках Российской Федерации. Поэтому главным признаком «одиночного пикета», проводимого без подачи уведомления, является именно его «одиночность», то есть отсутствие других пикетчиков в радиусе 50 метров от лица, проводящего одиночный пикет. В то же самое время такой неоднозначный признак, как «единый замысел и общая организация» не должен, по нашему мнению, иметь какого-либо серьёзного правового значения, поскольку любой «классический» одиночный пикет, проводимый только в одном месте и только одним участником, можно готовить совместно при участии нескольких лиц, которые вместе определят время и место пикета, а также вместе подготовят плакаты, листовки и обеспечат информационное и прочее сопровождение одиночного пикета. Так, например, третьи лица могут в ходе проведения одиночного пикета обеспечивать фото- и видеосъёмку одиночного пикетчика. К сожалению, в упомянутом выше постановлении Конституционный Суд фактически ничего не сказал о том, в чём же заключается опасность или вредность так называемой «скры-тости» публичного мероприятия. В решении Суда присутствуют лишь рассуждения общего характера о том, что «даже при соблюдении минимального допустимого расстояния между лицами, осуществляющими одиночное пикетирование, особенно в крупных городах, не исключаются злоупотребления правом на свободу мирных собраний посредством организации под видом отдельных одиночных пикетов коллективных публичных акций». Какие конкретно злоупотребления правом на свободу мирных собраний могут иметь место, об этом Конституционный Суд умалчивает. Вместе с тем проведение одиночного пикетирования (при соблюдении минимально допустимого расстояния в 50 метров) влечёт за собой минимальную нагрузку на правоохранительные органы по обеспечению общественного порядка и безопасности в месте одиночного пикета. Поэтому попытка найти разумное обоснование общественной опасности или вреда совокупности одиночных пикетов («скрытой формы коллективного публичного
мероприятия») в административной или судебной практике будет заведомо обречена на неудачу, поскольку ни закон о митингах, ни постановление Конституционного Суда РФ не содержат абсолютно никакого конкретного обоснования, насколько пропорционально заявленным конституционным целям и насколько необходимо в демократическом обществе ограничивать конституционное право граждан на одиночное пикетирование. По нашему мнению, реальная цель ограничения сводится к тому, чтобы максимально затруднить реализацию конституционного права на одиночный пикет и фактически сделать невозможным совместное проведение одиночных пикетов при соблюдении 50-метровой дистанции между пикетчиками. После того как в законе о митингах появилось положение (часть 1.1. статьи 7) о том, что совокупность актов пикетирования, осуществляемого одним участником, объединённых единым замыслом и общей организацией, может быть признана решением суда одним публичным мероприятием, фактически конституционное право на одиночное пикетирование прекратило своё действие, поскольку на практике это предоставляет правоохранительным органам чрезвычайно широкие пределы усмотрения и даёт им возможность выборочно применять данное законоположение. Помимо этого, данная неоднозначная норма закона о митингах фактически даёт возможность для того, чтобы при помощи провокаторов (которые могут встать с плакатом неподалёку от одиночного пикетчика) квалифицировать по-настоящему одиночные пикеты в качестве пикетирования, осуществляемого группой лиц («скрытая форма коллективного публичного мероприятия»).
По нашему мнению, проведённое сравнение законодательства и правоприменительной практики России и Германии свидетельствует о необходимости дальнейшей демократизации отечественного права публичных собраний. Было бы целесообразно пересмотреть подходы, применяемые российскими законодателями и правоприменителями по отношению к квалификации совокупности одиночных пикетов с соблюдением минимального допустимого расстояния между пикетчиками (50 метров), акций по раздаче листовок, а также по установлению информационных стендов. Никакой «скрытости» в данных ме-
роприятиях нет: и распространение листовок, и общение на информационных стендах, и совместные одиночные пикеты проходят открыто и гласно. По нашему мнению, все эти формы гражданской активности не представляют собой публичного мероприятия. Однако в этом отношении российское законодательство по сравнению с немецким правом отличается большей рестриктивностью21. Например, сегодня все публичные акции в России, на которых устанавливается информационный стенд (так называемая «быстровозво-димая сборно-разборная конструкция»), в обязательном порядке должны сопровождаться подачей уведомления. Такой ограничительный порядок вызывает обоснованные критические вопросы. Первый из них: является ли информационный стенд («быстро-возводимая сборно-разборная конструкция») собранием по смыслу закона о митингах? В этом отношении мы солидарны с позицией немецких конституционалистов, которые
21 В июне 2012 года в российском административном законодательстве фактически появилась ещё одна разновидность «скрытой формы коллективного публичного мероприятия», а именно федеральным законодателем был создан «ещё один вид публичного мероприятия, который не является публичным мероприятием». В данном случае речь идёт о статье 20.2.2. КоАП, которая поставила под запрет так называемое массовое одновременное пребывание и (или) передвижение граждан в общественных местах, повлёкшее нарушение общественного порядка. Фактически эта норма создаёт условия для непропорционального и избирательного ограничения свободы мирных собраний, так как любое собрание людей потенциально может повлечь (пускай даже самые минимальные) нарушения санитарных норм, создать помехи для функционирования объектов жизнеобеспечения (связи), причинить вред зелёным насаждениям, препятствовать движению пешеходов или транспортных средств, а также затруднить доступ граждан к жилым помещениям или объектам транспортной или социальной инфраструктуры. Однако действующее административное законодательство не конкретизирует уровень создаваемых помех и препятствий и тем самым создаёт условия, когда граждан можно привлечь к административной ответственности за любое формальное нарушение. Поэтому в этом отношении мы солидарны с критикой статьи 20.2.2 КоАП РФ, высказанной профессором С. А. Авакьяном о том, что, «по существу, введённым составом правонарушения нарушается положение статьи 31 Конституции РФ» (Авакьян С.А. Конституционное право России. Учебный курс : в 2 т. Т. 1 : учеб. пособие. 5-е изд., перераб. и доп. М. : Норма : ИНФРА-М, 2015. С. 743).
как в раздаче листовок, так и в информационных стендах не усматривают признаков публичного мероприятия (собрания), а следовательно, не видят оснований для государственного вмешательства в виде установления требований о подаче уведомления. По нашему мнению, сегодня пришло время для того, чтобы провести критический разбор этой квазиправовой конструкции «скрытая форма коллективного публичного мероприятия», а также для того, чтобы упростить реализацию гражданами своего конституционного права на свободное распространение и получение информации посредством использования информационных стендов, которые не являются собранием по смыслу закона о митингах, а следовательно, должны организовываться свободно и без подачи уведомления, в частности так, как это происходит в России в отношении информационных стендов, на которых распространяются информация, продукты и услуги коммерческого характера. При таком правовом регулировании роль государства должна ограничиваться функциями «ночного сторожа»: полиция должна следить исключительно за тем, чтобы на данных информационных стендах не распространялась запрещённая законом информация, а также за тем, чтобы со стороны третьих лиц не допускались противоправные действия в отношении тех граждан, кто задействован на информационном стенде. Именно такой порядок реализации рассматриваемых конституционных прав и свобод будет свидетельствовать о том, что в Российской Федерации формируется по-настоящему демократическое и правовое государство.
Библиографическое описание: Саленко А. «Скрытая форма публичных мероприятий»: судебные и доктринальные подходы в России и Германии // Сравнительное конституционное обозрение. 2019. № 2 (129). С. 79-91.
"The latent form of collective public events": adjudicative and doctrinal positions in Russia and Germany
Alexander Salenko
Candidate of Sciences (Ph.D.) in Law; Associate Professor, Immanuel Kant Baltic Federal University, Kaliningrad, Russia (e-mail: ASalenko@kantiana.ru).
Abstract
The freedom to peaceably assemble has undergone a considerable constitutional and legal evolution in modern Russia over the past twenty-five years. This fundamental freedom at first was fulfilled in the absence of special legislation, and the freedom to peaceably assemble has been implemented quite liberally. However, since 2004, the situation started to change slowly and the freedom to peaceably assemble was exposed to a gradual process of formalization as Russian legislators stipulated new rules and regulations primarily aimed at strengthening state control over the implementation of this constitutional freedom. Finally, law enforcement practice began to produce ambiguous legal constructs, the basic idea of which was to provide further restrictions on the freedom to peaceably assemble. As a result of the activities of judicial authorities, a new legal construct on the latent form of a collective public event was created in Russian law. The author sees his principal task as providing a thorough constitutional and legal analysis of the legal construct described above and to answer the question of constitutionality of this subsequent serious restriction on the freedom to peaceably assemble in Russia. Trying to answer this question, the author investigates provisions of Russian constitutional legislation and relevant decisions of the Constitutional Court of the Russian Federation. The author also undertakes a comparative study with German constitutional (state) law (Staatsrecht) and the practice of German law enforcement, which were developed over the previous decades with regard to the practical implementation of the freedom to peaceably assemble. The author intentionally focused on a comparison of constitutional legislation and judicial practice in Russia and Germany in order to provide a more detailed comparative analysis of the selected problems. At the same time, the author has also examined relevant arguments of the European Court of Human Rights. Based on comparative constitutional research, the author comes to conclusion that the application of this quasi-legal construction of the latent form of a collective public event in regard to single-person protests or information stands represents a disproportionate limitation of the freedom to peaceably assemble, the constitutional right for free personal development, freedom of thought, freedom of speech, freedom of opinion, and the freedom of information.
Keywords
freedom to peaceably assemble; latent form of collective public event; public protest legislation; single-person pickets; information stands; distribution of flyers.
Citation
Salenko A. (2019) "Skrytaya forma publichnykh meropriyatiy": sudebnye i doktrinal'nye podkhody v Rossii i Germanii [The latent form of collective public events: adjudicative and doctrinal positions in Russia and Germany]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, vol. 28, no. 2, pp. 79-91. (In Russian).
References
Aranovskiy K. V., Knyazev S. D. (2017) Nenaprasnoe konstitutsionnoe pra-vosudie [Non vain constitutional jurisprudence]. Sud!ya, no. 12, pp. 4047. (In Russian).
Aristova K. (2012) Sudeyskiy aktivizm: blago ili zlo? [Judicial activism: good or evil?]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no. 3, pp. 128135. (In Russian).
Avak'yan S. A. (2015) Konstitutsionnoepravo Rossii: Uchebny kurs. T. 1 [Constitutional Law of Russia: Training course. Vol. 1], in 2 vols., 5th ed., Moscow: Norma: INFRA-M.
Avdeev D. A. (2018) Yuridicheskiy golos politicheskoy voll rossiyskikh grazhdan, ili Sovremennye problemy publichnykh meropriyatiy [Legal voice of the political will of the Russian citizens, or Modern problems of public events]. Sovremennoepravo, no. 12, pp. 29-32. (In Russian).
Basangov D. A. (2006) Yuridicheskaya priroda osobogo mneniya sud'i Kon-stitutsionnogo Suda Rossiyskoy Federatsii [Legal nature of the dissenting opinion of the judge of the Constitional Court of the Russian Federation]. Zhurnalrossiyskogoprava, no. 2, pp. 24-34. (In Russian).
Blankenagel A., Levin I. (2013) Svoboda sobraniy v Rossiyskoy Federatsii -sdelano v SSSR?: "luchshe my ne mozem" ili "po-drugomu ne khotim"? [Freedom of assembly in the Russian Federation - made in the USSR?: "We cannot do better"or"We do not want another way"?]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no. 2, pp. 55-62. (In Russian).
Dzhavakyan G. Z. (2016) Pravotvorcheskaya aktivnost' Konstitutsionnogo Suda RF: yuridizatsiya politiki ili politizatsiya konstitutsionnogo pravo-sudiya [Law-making Activity of the Constitutional Court of the Russian Federation: Juridization of the Politics or Politization of the Constitutional Justice?]. Konstitutsionnoei munitsipal'noepravo, no. 3, pp. 6469. (In Russian).
Fomicheva O. A. (2016) Voprosy primeneniya terminov pri osushchestvlenii zakonotvorcheskoy funktsii parlamentom [Rally and other public events as a form of law-making activities]. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta, no. 412, pp. 183-187. (In Russian).
Frankenberg G. (1981) Demonstrationsfreiheit - eine verfassungsrechtliche Skizze. Kritische Justiz (KJ), no. 4, pp. 370-383.
Gericke J. (2016) Heidelberg, 30 Jahre Brokdorf-Beschluss - Versammlungsrecht quo vadis? Die Öffentliche Verwaltung (DÖV). Zeitschrift für Öffentliches Recht und Verwaltungswissenschaften, no. 22, pp. 948956.
Grebennikov V. V. (2017) Pravozashchitnaya funktsiya suda i sudebnoe pra-votvorchestvo v Rossii [Human Rights Activism of the Court and Judicial Law-Making in Russia]. Gosudarstvoipravo, no. 8, pp. 5-11. (In Russian).
Gröpl Ch. (2002) Grundstrukturen des Versammlungsrechts. Jura, no. 1, pp. 18-25.
Hillgruber Ch. (2016) Die Meinungsfreiheit als Grundrecht der Demokratie. Juristen Zeitung (JZ), vol. 71, no. 10, pp. 495-501.
Hopfauf A. (2017) Die Freiheit der Andersdenkenden. Zeitschrift für Rechtspolitik (ZRP), no. 4, pp. 124-125.
Janz N., Peters W. (2016) Aktuelle Fragen des Versammlungsrechts -Rechtsprechungsübersicht. Landes- und Kommunalverwaltung (LKV), no. 3, pp. 193-200.
Jarass H., Pieroth B. (2014) Grundgesetz für die Bundesrepublik Deutschland: Kommentar, 13th ed., München: C. H. Beck.
Khramova T. M. (2014) Nebezopasnaya svoboda: o predelakh ogranicheni-ya svobody sobraniy v tselyakh okhrany obshchestvennogo poryadka i bezopasnosti [Unsafe Freedom: Setting the Limits for Restrictions on Freedom of Assembly aimed at Securing Public Order and Safety]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no. 3, pp. 42-53. (In Russian).
Kishakovskaya O. (2017) Krovavoe voskresen'e vo Vladivostoke: devyat' let nazad podmoskovnyy OMON podavil khorovod [Bloody Sunday in Vladivostok: nine years ago Moscow region OMON suppressed a khorovod (a round dance)]. PrimaMedia, 21 December. Available at: https:// primamedia.ru/news/480731/ (accessed: 20.09.2018). (In Russian).
Kokotov A. N. (2014) O pravotvorcheskom soderzhanii resheniy Konstitutsionnogo Suda Rossiyskoy Federatsii [About the law-making content of
decisions of the Constitutional Court of Russian Federation], Rossiyskaya yustitsiya, no, 4, pp, 21-24, (In Russian), Kondrashev A, (2017) Svoboda sobraniy v Rossii: sistemnye defekty zakonodatel'stva i politiko-pravovaya praktika [Freedom of Assembly in Russia: System Defects of Law and Political and Legal Practices], Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no, 6, pp, 24-44, (In Russian), Krasnov M,, Satarov G, (2013) "Kogda otsutstvuet volya grazhdan, nikakie konstitutsii ne pomogut": Dialog ["If there is no will of citizens, no constitutions will help": Dialogue] // Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no, 6, pp, 33-42, (In Russian), Krasnov M, A, (2009) Ogranichenie prav cheloveka ili poisk ikh estestven-nykh predelov? [Limitation of Human Rights or Search of its Natural Bounds?], Pravo. Zhurnal Vysshey shkoly ekonomiki, no, 2, pp, 103-115, (In Russian),
Kraujuttis S, (2005) Versammlungsfreiheit zwischen liberaler Tradition und Funktionalisierung. Zum Begriff der Versammlung im Sinne des Art. 8 Abs. 1GG, (Osnabrücker Rechtswissenschaftliche Abhandlungen, Vol, 62), Köln; Berlin; München: Carl Heymanns Verlag, Lindner J, F,, Bast A, (2018) Die Unzulässigkeit staatlicher Einflussnahme auf Versammlungen, Neue Zeitschrift für Verwaltungsrecht (NVwZ), no, 10, pp, 708-711,
Marshava L, A, (2012) Osoboe mnenie sud'i Konstitutsionnogo Suda RF kak vid neofitsial'nogo tolkovaniya norm Osnovnogo Zakona [Dissenting opinion of the judge of the Constitutional court of the Russian Federation as type of informal interpretation of norms of the Basic Law], VestnikChelyabinskogouniversiteta. Seriya:Pravo, no, 27, pp, 27-29, (In Russian),
Morshchakova T, (2017) O nekotorykh aktual'nykh problemakh konstitutsionnogo pravosudiya [Some current issues of constitutional justice development in Russia], Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no, 3, pp, 117-124, (In Russian),
Papier H,-J, (2016) Aktuelle Probleme des Versammlungsrechts, Deutsches Verwaltungsblatt (DVBl), vol, 131, no, 22, pp, 1417-1422, (In German), Peters A,, Ley I, (eds,) (2016) The Freedom of Peaceful Assembly in Europe,
Oxford: Hart Publishing; Baden-Baden: Nomos, Peters W,, Janz N, (eds,) (2015) Handbuch Versammlungsrecht: Versammlungsfreiheit, Eingriffsbefugnisse, Rechtsschutz, München: C, H, Beck, Roggan F,, Busch D, (eds,) (2013), Das Recht in guter Verfassung? Festschrift für Martin Kutscha, Baden-Baden: Nomos, Schlink B, (2012) Proporzionalnost': K probleme balansa fundamental'nykh prav i obshchestvennykh tseley [Proportionality: Finding the balance between fundamental rights and public aims] Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no, 2, pp, 56-76, (In Russian), Simonova S, V, (2014) Yuridicheskaya fiktsiya kak priyom zakonodatel'stva RF o svobode sobraniy i praktike ego primeneniya [Legal fiction as an instrument of the Russian public assembly legislation and it's law-enforcement practice], Aktual'nye problemy rossiyskogo prava, no, 3, pp, 330-341, (In Russian), Stern K, (ed,), (2006) Das Staatsrecht der Bundesrepublik Deutschland. Vol. IV/1: Die einzelnen Grundrechte. Der Schutz und die freiheitliche Entfaltung des Individuums, München: C, H, Beck, Tomilin A, (2018) Mesto vstrechi zapretit' nel'zya, Ili mozhno? [The meeting place cannot be prohibited, Or can it be?], Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no, 6, pp, 117-134, (In Russian), Tumanov V, A, (1980) K kritike kontseptsii "sudeyskogo prava" [Criticism of the concept of judge-made law], Sovetskoe gosudarstvo ipravo, no, 3, pp, 111-118, (In Russian), Tumanov V, A, (1990) Prava cheloveka i ispolnitel'naya vlast' [Human rights and executive power], Sovetskoe gosudarstvo i pravo, no, 2, pp, 44-51, (In Russian),
Zeitler S, (2015) Gjrundriss des Versammlungsrechts, Norderstedt: Neuer Medienverlag,
