CC BY
433
АКМЕОЛОГИЧЕСКАЯ ДИАГНОСТИКА И КОРРЕКЦИЯ
О. В. Гавриченко
СКАЗКОТЕРАПИЯ КАК ОСОБЫЙ МЕТОД ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКОЙ И ДИАГНОСТИЧЕСКОЙ РАБОТЫ
Явлений, выходящих за пределы человеческого понимания, в мире не счесть. Мы постоянно прибегаем к символической терминологии для обозначения понятий, определение или точное понимание которых нам не подвластно.
К.Г. Юнг. Человек и его символ
еловек с момента своего рождения попадает в загадочный мир символов, которые постепенно заполняют его жизнь, принося в нее свое особое психологическое содержание и смысл. Образы сказочных героев и сюжеты волшебных историй связывают индивидуальное сознание ребенка с той сферой нашей жизни, которую К.Г. Юнг назвал коллективным бессознательным. В этой сфере сосредоточен исторический и культурный опыт человечества, общий для всех народов. Он представлен в архетипах, имеющих мифологические корни и аналоги бессознательного и в символах (знаках, семантическое поле которых превосходит их первоначальное и непосредственное значение) [7].
Коллективное бессознательное — это своего рода «память поколений», то психологическое наследство, с которым ребенок появляется на свет. Содержание коллективного бессознательного в минимальной степени формируется личностью и в своей сущности вообще не является индивидуальным приобретением. Это бессознательное — как воздух, которым дышат все и который не принадлежит никому. Юнг рассматривал бессознательное как живого посредника добра и зла одновременно [3].
Частью этого коллективного бессознательного являются мифы и сказки. Именно их символический язык способен передать психологические состояния, которые переживает человек, выбирая тот или иной сказочный сюжет или героя. Юнг называл это содержание коллективного бессознательного «архетипом» — формой, организующей и канализирующей психологический опыт индивида. Любые персонажи волшебных сказок или метафор — добрые феи, злые волшебники, ведьмы, драконы и т. д. — являются архетипическими образами, представленными на глубинных уровнях психического. Образы мифов и сказок воздействуют на человека независимо от того, осознаем мы их или нет, так как они являются психологическими реальностями коллективного бессознательного. Мифы, метафоры и сказки отражают не какую-то абстракцию, но текущую жизненную психическую реальность. К.Г. Юнг описывал психический феномен мифа и сказки через архетип, который он называл «Самостью». Юнговские архетипы — это устойчивые механизмы и формы, в которых существует и реализуется коллективное бессознательное. Самость, с точки зрения Юнга, представляет центральный архетип всей личности, и она объединяет сознательную и бессознательную сферу человека так, что они взаимно дополняют друг друга.
Самость в процессе развития личности обретает все большую целостность.
Согласно Юнгу, «в мифах и сказках, как и в сновидениях, душа высказывается о себе самой, и архетипы становятся откровенным в их естественной игре друг с другом как «творение, претворенье, вечного духа вечное развлеченье» [8, с. 199—252].
В сюжетах любимых детских сказкок мы можем увидеть определенный жизненный сценарий, который выбирает человек. Он бессознательно связывает себя с героями сказки и тем сюжетом, который в ней разворачивается. Именно через эту неосознанную связь коллективное бессознательное начинает воздействовать на индивидуальное сознание.
Многое внимание наследованию коллективного бессознательного уделил Э. Берн в работе «Люди, которые играют в игры». Но это наследование несколько иное, хотя по большей части бессознательное от значимых предков. Берн рассматривает жизненные сценарии людей и видит их истоки среди родителей и более отдаленных предков тех семей, у которых в письменном виде сохранилась
их история, наподобие того, как это делалось у королей. Заглянув в глубь времен, можно посмотреть, каким образом предки семей воздействуют на жизнь своих внуков. Берновское представление о бессознательном (хотя он так его не называет) тоже предполагает наследование отдельным лицом опыта человечества, в том числе и мифологического.
Берн видит связь между древними мифами и жизненными сценариями человека.
В жизненных сценариях воссоздается коллективное бессознательное. Оно создает определенные рамки и наполняет конкретным содержанием жизненный сценарий человека. Эти сценарии, говоря юнговской терминологией, становятся архетипичными. Так, сценарий «никогда», по мнению Э. Берна, представлен судьбой мифологического героя Тантала, обреченного на вечные муки, страдающего от голода и жажды, хотя вода и ветвь с плодами находятся рядом, но все время миновали его губ. Обладателям подобных сценариев родители запретили делать то, что им хотелось, поэтому их жизнь полна искушений и «танталовых мук». Они как бы живут под знаком проклятия и боятся того, чего сильнее всего желают, в связи с чем мучают себя [1].
Так или иначе, метафоры и сказки своим символическим языком воздействуют на индивидуальное сознание человека. В свою очередь, этот особый язык может быть активно использован в процессе психотерапевтической работы. Дж. Толкиен выделяет в волшебной сказке три важные психотерапевтические функции, которые реализуются через «восстановление» — это вновь обретение ясности взгляда на вещи; «избавления» — сказка дает освобождение от глубинных страхов, уходящих корнями в древность; «утешение» — как бы ни складывалось у слушателя, всегда есть надежда на неожиданный поворот событий, который приведет к счастливому концу [5, с. 285— 297].
Сказкотерапия является клиентоориентированным нестандартизованным методом, который представляется очень эффективным в процессе проведения психотерапевтической работы.
Считается, что метафоры в психотерапевтической работе со своими пациентами впервые начал использовать Эрик Эриксон, хотя в культуре метафоры как вид символического языка, использовавшегося для обучения, существовали еще в древние времена. Эриксон зафиксировал тот факт, что предложенная клиенту метафора скорее достигает цели, чем обычная терапевтическая беседа или обсуждение проблемы напрямую. Особенно дети с большей готовностью откликаются на такой подход. Для большинства из них метафора — это знакомая реальность, ведь, наше детство состоит из сказок и сказочных героев. Именно они оказывают наибольшее воздействие на внутренний мир ребенка. Последователи Э. Эриксона — Дж. Милс, Р. Кроули, Ф. Баркер — написали ряд работ, в которых достаточно подробно рассмотрели структуру метафоры, способы ее построения и возможности [4].
Психотерапевтические возможности метафоры определяются прежде всего тем, что она является языком правого полушария, которое в большей мере, чем левое, отвечает за образную и эмоциональную сторону мышления и, следовательно, за появление психосоматики. Поэтому через метафору можно напрямую общаться с правым полушарием, что обеспечивает ее быстродействие по сравнению с другими методами терапии. Кроме того, метафора напрямую работает с подсознанием, вызывает в нем необходимые ассоциации и изменения.
Метод сказкотерапии значительно улучшает и облегчает процесс проведения психотерапевтической работы. Метафоры или сказки являются не прямой формой психологического воздействия и не вызывают со стороны клиента сопротивления принятию новых идей, что характерно для методов прямых, направленных воздействий. Они воспринимаются мягче и приемлемее, а не как противопоставление или требование изменить себя. С одной стороны, метафора — это история или волшебная сказка, не требующая немедленного реагирования со стороны клиента, но с другой стороны, она стимулирует мышление, ощущения и идеи для разрешения психологической проблемы.
Отечественные специалисты в области сказкотерапии (такие, как Т.Д. Зинкевич-Евстигнеева, И.В. Вачков, С.К. Нартова-Бочавер, О.В. Защиринская, Д.Ю. Соколов и др.) определяют метод сказкотерапии как не просто одно из направлений психотерапии, а синтез многих достижений психологии, педагогики, психотерапии и философии разных культур.
Сказкотерапия — это процесс поиска смысла, расшифровки знаний о мире и системе взаимоотношений в нем. Сказочные истории содержат информацию о динамике жизненных процессов. В них можно найти полный перечень человеческих проблем и способы их решения. Слушая сказки в детстве, человек накапливает в бессознательном некий символический «банк жизненных ситуаций». В процессе психологического консультирования мы обращаемся как к жизненному опыту пациента, так и к его сказочному «банку жизненных ситуаций». Это позволяет найти нужное решение [2].
В то же время пациент может сам по просьбе психолога, который дает ему определенный посыл
для сочинения сказки, придумать свою сказочную историю. В этом случае метафора уже становится для нас проективным вербальным методом диагностики психологических проблем клиента, поскольку содержит в себе главные свойства проективных методов: слабую структурированность материала (обеспечиваемую присутствием не целой сказки, а всего лишь ее посыла) и высокую творческую активность респондента. Собственная сказка пациента наполняется метафорическими образами, которые сигнализируют психологу о наличии конкретных психологических проблем. Таким образом, диагностическая сказка помогает психологу войти во внутренний мир клиента.
В методе сказкотерапии нет статичности или структурной незыблемости. Отсюда возникают сложности в валидизации этого метода психологической терапии. Валидность или обоснованность всякой процедуры измерения состоит в устойчивости полученных результатов относительно измеряемых свойств объектов, то есть относительно предмета измерения. По каким параметрам мы можем сравнивать результаты проделанной работы и определять эффективность сказкотерапии? Что в терапевтической метафоре может показать, насколько ее структура и содержание будут адекватны исследуемой проблеме? Вот ряд вопросов, которые необходимо рассматривать при использовании этого метода в практике психологической помощи.
В этом случае нас интересует диагностическая возможность сказкотерапии, а именно по каким образам и по каким параметрам мы можем классифицировать те или иные психологические проблемы, о которых метафорическим языком говорит нам пациент, чтобы впоследствии оказать ему адекватную психологическую помощь и правильно построить коррекционную работу. Профессионально использовать психологическую информацию при осуществлении психологической коррекции необходимо, опираясь на возможности самого клиента и на его внутренний мир. Как показывает практика, сказки детей и взрослых имеют яркие индивидуальные различия, и это не только расширяет диагностические возможности, но и ставит перед нами целый ряд трудностей. В психофизике физические стимулы однозначно детерминируют измеряемые свойства ощущений, а вот в процессе психодиагностики связь может быть сложнее, особенно если это связано с терапевтической метафорой.
Нам бы хотелось продемонстрировать на конкретных примерах тот яркий психологический смысл, который существует в сказках, рассказанных детьми дошкольного возраста. Эти сказки заимствованы из архивов психологической консультации «Институт детства». Мы использовали сказочный зачин «Птенец» из набора сказок, составленного Б. Шелби. «В одном темном лесу росло большое-большое дерево, на вершине которого пристроилось небольшое гнездышко. Там жили птички: две взрослых и один совсем маленький птенец. И вот однажды вдруг налетела сильная буря, дерево закачалось, наклонилось, и маленький птенчик выпал из гнезда... Как ты думаешь, что с ним произошло дальше?» [6].
Сказка эта моделирует архетипическую ситуацию катастрофы, которую переживает в своей жизни каждый ребенок (она может соответствовать реально переживаемым событиям: ситуации развода родителей, сепарации, одиночества, госпитализации и т. п.), причем ребенок, как правило, идентифицирует себя с персонажем-птенцом, дерево представляет собой модель дома, семьи, птицы — естественно, родителей героя. Анализируя сказочную продукцию клиентов, мы стремились выделять в рассказах следующую структуру: оптимистичный или пессимистичный финал, качество приключений и переживаний героя (птенца), героя, разрешившего трудную ситуацию, а также роль родителей или значимых других в спасении героя и общее благополучие семейной обстановки.
Рассмотрим случай 1. Вначале приведем краткий психологический портрет, составленный психологом на основе беседы с ребенком и родителем. «Шестилетняя Катя вызывающе ведет себя на уроках, постоянно шумит, обращает на себя внимание, не может сдержаться. Однако на приеме — сдержанна и дружелюбна. Роды были трудные, у Кати была гематома мозга. Со слов отца становится понятным, что Катя пережила несколько мощных стрессов: после развода родителей она и сестра оставались с матерью, которая имела друга. Мать умерла при непонятных (похожих на криминальные) обстоятельствах год назад, после чего отец взял девочек к себе. До этого момента они не общались. У отца появилась недавно вторая жена, которую он очень любит, по его словам, она очень тепло относится к девочкам. Отец — человек жесткий, говорит с дочерью командным тоном, в доме также установлены твердые бытовые правила. Эмоциональный климат, по-видимому, не самый благоприятный».
А теперь рассмотрим продолжение сказки «Птенец», которое сочинила Катя. «.затем он упал, мама с папой долго искали его и не нашли. Потом змея съела птенца. И все вроде».
Психолог: А что думали папа и мама?
Катя: Думали, что он упал.
АКМЕОЛОГИЯ, № 4, 2003
Психолог: А что чувствовали?
Катя: Грусть.
Психолог: А что делали?
Катя: Искали, но не нашли. Он тоже искал и далеко ушел.
Психолог: Как сложилась жизнь мамы и папы после его смерти?
Катя: Думали, что он вырос. И что живет где-то на дереве.
Анализируя метафорический смысл Катиной сказки, мы можем сказать о том, что у девочки отсутствуют жизненные перспективы (жизненный ресурс), а также и то, что она не получает психологической поддержки со стороны значимых взрослых.
Об этом говорит пессимистический финал, где птенца съедает змея, а его родители так и не приходят к нему на помощь. Эмоциональное состояние у Кати очень снижено. Возможно, что у девочки депрессия. Ребенок сильно отделен от родителей. Сепарация в отношениях со значимыми взрослыми прослеживается в следующем метафорическом образе сказки: «Родители птенца думали, что он вырос и живет где-то на дереве». Катя испытывает чувство одиночества и потерянности в мире. Ребенок нуждается в поддержке со стороны взрослых и помощи в нахождении жизненного ресурса. Именно по этому направлению и необходимо строить дальнейшую коррекционную работу.
Случай 2. Краткая психологическая характеристика ребенка, данная психологом в процессе консультации. «Ира, 5 лет. Она живет в семье со сложной структурой: это второй брак для каждого из ее родителей, причем после развода отца с ним осталось два сына-подростка. Отец — бизнесмен из Индии, проживающий в Москве. Мать Иры — молодая дружелюбная женщина, склонная к усиленному переживанию чувства вины и перфекционизму, очень требовательная к себе самой и к Ире. Бессознательно стараясь компенсировать недостаток любви к своим пасынкам (которыми она очень много занимается и с которыми поддерживает хорошие отношения), она бывает чрезмерно строгой с Ирой. Жалоба мамы — своеволие Иры, ее капризность и агрессивность по отношению к братьям. Ира — серьезная, интеллектуальная девочка, с которой легко договориться, но при этом приходится подстраиваться к ее желаниям: ни разу не удалось побудить ее выполнить задание, которое ей не нравилось».
Продолжение сказки. Ирина продолжает, не дослушав до конца сказочный зачин: «...Птенчик обиделся, пошел дальше и потерялся. Его вытолкнули другие птенцы. Потому что дерево закачалось. Они часто ссорились — первый начинал птенчик маленький. Он ушел от дома и начал грустить. Вдруг ему навстречу попалась страшная собака. И сказал ей птенчик: «Пропусти меня в магазин купить кое-что себе!» Собака залаяла и пропустила. Он купил хлеб, покушал и закричал: «Мама, подними меня к себе!» Мама подняла его, и полетели они в другое гнездо. А оттуда вылезла мышь. Птенчик съел ее и улетел. (А птенчики другие тем временем грустили без папы, без мамы.) Но вот из крыши вылетела одна птица, ворона, и спросила: «Куда это ты, птенчик, с мамой?» Птенчики полетели к ней в гости. А другие птенчики дома тем временем так кричали, что даже ухи заболели: «Мама, возьми нас в другое гнездо!», «Я хочу червячка!» Мама дала им червячка, наказала и полетела дальше».
Анализируя содержание сказки Ирины, мы можем выделить ряд психологических трудностей, о которых с помощью метафорических образов рассказала нам девочка. Вероятно, что Ира испытывает чувство одиночества и непонимания со стороны родителей. Эта проблема просматривается в самом начале ее сказки: «.Птенчик обиделся, пошел дальше и потерялся». В общении со своими братьями у Ирины существуют определенные сложности; частые ссоры и конфликты. Вот что она говорит в своей сказке: «Его вытолкнули другие птенцы. Потому что дерево закачалось. Они часто ссорились — первый начинал птенчик маленький». Ира довольно тяжело переживает эти столкновения, испытывает сильную обиду и чувство одиночества в своей семье. Это ярко выражается в этом метафорическом смысле: «Он ушел от дома и начал грустить». В своей сказочной истории Ирина использует образы «злой» и «страшной» собаки, которая лаяла. Возможно, что он свидетельствует о достаточно высокой степени агрессивности Иры. Своим поведением Ира может демонстрировать желание нападать первой и проявлять в нем жестокость: «Из другого гнезда вылезла мышь. Птенчик съел ее и улетел». Очевидно, что дома Ирине не хватает материнского внимания и она очень старается его получить, при этом она сильно ревнует маму к братьям. Это видно по следующему фрагменту сказки «Птенец»: «А другие птенчики дома тем временем так кричали, что даже ухи заболели: «Мама, возьми нас в другое гнездо!», «Я хочу червячка!» Мама дала им червячка, наказала и полетела дальше».
На примере только этих двух случаев мы можем увидеть, насколько ярко и многообразно проявляются в сказках, сочиненных детьми, их психологические проблемы, с которыми и необходимо
работать психологу. Один и тот же сказочный зачин способствует созданию у ребенка его собственного сюжета, наполненного глубоким метафорическим смыслом.
В настоящее время мы разрабатываем исследование, которое будет направлено на изучение диагностической возможности метода сказкотерапии в практике психологического консультирования 5-6-летних детей с целью его валидизации.
Литература_
1. Берн Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры. — М., 1988.
2. Зинкевич-Евстигнеева Т. Д. Практикум по сказкотерапии. — СПб., 2001.
3. Марцинковская Т. Д. История психологии. — М., 2001.
4. Миллс Д., Кроули Р. Терапевтические метафоры для детей и «внутреннего ребенка». — М., 1996.
5. Толкиен Дж. О волшебных сказках // Утопия и утопическое мышление. — М., 1991.
6. Шелби Б. Тесты для детей. — Тюмень, 1995.
7. Юнг К. Г. Человек и его символ. — М., 1998.
8. Юнг К. Г. Феномен духа в искусстве и науке. — М., 1992.
© Гавриченко О. В., 2003
