CC BY
31
Ю. В. Стрельченя
СИТУАЦИЯ КАК ФОРМА РЕАЛИЗАЦИИ И ИНСТРУМЕНТ АНАЛИЗА ЭТИЧЕСКИХ КОНЦЕПТОВ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ
(НА МАТЕРИАЛЕ ПОВЕСТИ Ю. ТРИФОНОВА «ДОМ НА НАБЕРЕЖНОЙ»)
YULIA V. STRELCHENYA SITUATION AS A FORM OF IMPLEMENTATION AND A TOOL FOR ANALYZING ETHICAL CONCEPTS IN ARTISTIC TEXT (ON THE EXAMPLE ON Y. TRIFONOV'S NOVEL "THE HOUSE ON THE EMBANKMENT")
Юлия Викторовна Стрельченя
Ассистент кафедры русского языка Петербургского государственного университета путей сообщения ► strelchenya@bk.ru
Статья посвящена вопросам, связанным с механизмами формирования этических концептов в смысловой структуре художественного текста. Задача решается на примере концепта предательство. Анализ произведен с опорой на ситуативный подход, который включает рассмотрение этической ситуации в ее текстовом воплощении, что позволяет интерпретировать содержание этических концептов с точки зрения тех смыслов, которые актуальны для понимания целого текста.
Ключевые слова: анализ художественного текста, этическая ситуация, этический концепт, концепт предательство.
The article is devoted to issues related to the mechanisms of formation of ethical concepts in the semantic structure of literary text. The problem is solved on the example of the concept betrayal. The analysis is carried out on the base of situational approach which includes the consideration of ethical situation in its textual embodiment. Such approach allows interpreting the content of ethical concepts in terms of the meanings that are relevant to understanding the whole text.
Keywords: artistic text analysis, an ethical situation, ethical concepts, concept betrayal.
В смысловой структуре художественного текста информация, затрагивающая нравственные проблемы, является одной из наиболее существенных, определяющих адекватность и глубину восприятия произведения в целом. Основную художественную нагрузку в воплощении такого рода информации несут этические концепты (добро, зло, долг, честь, совесть, вина, справедливость и др.), изучению которых посвящены специальные исследования [1]. Реализация этических концептов в художественном тексте (в сравнении с другими типами дискурса — публицистическим, религиозным, научным) имеет свою специфику, что делает актуальной задачу поиска возможных подходов к выявлению и представлению содержания данных концептов, процедуры их анализа.
Проблематика повести Ю. Трифонова «Дом на набережной» обращена к этическим поискам и коллизиям, внутреннему миру человека, который в определенных жизненных условиях поставлен перед необходимостью сделать нравственный выбор. Главный герой повести — Глебов, заключая компромисс с совестью, ищет оправдания своим поступкам, нарушающим верность своему учителю — профессору Ганчуку и его семье. Таким образом, в тематической и смысловой структуре повести особой значимостью обладает концепт предательство, который и будет объектом анализа в данной статье.
Содержание данного концепта представлено в тексте преимущественно имплицитно и выводится читателем из интерпретации изображенной ситуации. Связано это с тем, что большая часть информации, затрагивающей нравственную сферу, передается в произведении путем изображения поступка (поступков) того или иного персонажа в проблемной, часто конфликтной ситуации. Осмысление ситуативных параметров (мотивов, целей, средств, последствий и т. п.), связанных с изображением поступка в контексте произведения, включается в рефлективную деятельность реципиента в процессе восприятия текста. Этические категории, часто не имеющие в тексте буквального словесного выражения, идентифицируются читателем посредством установления смысловых отношений между единицами текста, репрезентирующими ситуацию, в рамках которой реализуется смысловое поле концепта.
В качестве опоры, организующей анализ и интерпретацию этического концептуального пространства произведения, может быть рассмотрена этическая ситуация, представленная на разных участках текста в отдельных фрагментах, отражающих поступки героя и их оценочное восприятие. В результате анализа и творческой переработки фрагментов текста реципиент, опираясь на общекультурные знания и индивидуальный опыт, конструирует цельный «образ ситуации» [2: 112-113].
Содержание концепта предательство, реализованного в смысловой структуре повести «Дом на набережной», можно схематично представить в виде следующей фрейм-структуры:
(a) проявляя доброжелательность к объекту предательства (О) и скрывая корыстные цели по отношению к О;
(b) субъект предательства (S) совершает поступок ^), который является результатом нравственного выбора S;
(c) совершив P, S нарушает верность О, обманывая доверие к себе со стороны О;
(ф поэтому эмоциональная реакция О на P резко отрицательная;
(е) потому что О верил в честность S, считал S своим другом и не ожидал от S бесчестного поведения по отношению к себе;
(!) S испытывает чувство вины за P; (§) в итоге отношения между S и О претерпевают изменения в сторону ухудшения или же полностью прекращаются.
Перечисленные признаки концепта получают реализацию через изображение этической ситуации предательства во фрагментах текста, семантической доминантой которых является тот или иной элемент фрейм-структуры. Такие участки текста являются непосредственными единицами наблюдения и определяются как композиционно-семантические компоненты текстовой этической ситуации.
Наблюдение над зонами текста, представляющими композиционно-семантические компоненты этической ситуации предательства, дает возможность анализа речевых средств, являющихся текстовыми репрезентантами концепта предательство и конституирующими его смысловое наполнение.
Выявленные компоненты условно можно объединить в группы в соответствии с тремя взаимосвязанными этапами, отражающими динамику совершения предательства главным героем: предпосылки возникновения ситуации ■ процесс выбора/принятия решения ■ совершение поступка и его последствия как результат выбора.
Первая группа композиционно-семантических компонентов, репрезентирующих в тексте два концептуальных признака предательства: (а) и (е), связана с изображением отношений Глебова с семьей Ганчука до возникновения конфликта*:
(а1) причиной возникновения дружеских отношений между Глебовым и Ганчуком становится осознанное стремление Глебова извлечь пользу из дружбы с профессором для своей учебы в институте; речевую реализацию данный компонент получает в прямой оценке Глебовым «выгодных» для него качеств профессора: «Ганчук был фигурой внушительной и, как Глебов догадался, чрезвычайно ценной для него на первых порах»;
(а2) семантика корыстных намерений Глебова по отношению к профессору актуализирована в речевых средствах, характеризующих стратегию поведения главного героя: «Глебов не сказал, что работал ночами. Он вовсе не обязан
был так надрываться <...> но, как оказалось, сей подвиг вышел гениально полезным»; «Постепенно и заново Глебов вползал в ауру большого дома»; в качестве предлога для сближения с профессором Глебов использует свое давнее знакомство с Соней Ганчук, которую он знает со школы: «Он решился профессору сообщить: так и так, мол, мы с вами, Николай Васильевич, в некотором роде знакомы. Я дома у вас бывал»; «Соня его занимала слабо»; «улучил минуту и передал привет Соне»;
(а3) мотивацией корыстных намерений героя является дом на набережной, в котором живет семья профессора и к которому с детства вожделеет Глебов; значение этого компонента передают глаголы, содержащие оценку внутреннего состояния Глебова, связанного с восприятием дома: «Большой дом, так много значивший в прежней жизни Глебова — тяготил, восхищал, мучил и каким-то тайным магнитом тянул непреодолимо»;
(а4) тяжелое материальное положение и непреодолимое желание вырваться из нищеты становятся главной причиной, по которой Глебов решает использовать Соню Ганчук и ее чувства для достижения корыстных целей — стать в доме на набережной не гостем, а хозяином; содержание данного компонента реализовано на смысловом уровне следующих фрагментов повествования: «стал думать о Соне совсем иначе», «понял, что может полюбить Соню», «Каждый день за завтраком видеть дворцы с высоты птичьего полета!», «И он стал бывать у Ганчуков чуть ли не каждый день. То приходил к профессору, то к Соне», «когда в Брускове разгоралась глебовская любовь, в его доме в Дерюгинском сгущалась комом безысходность, какая сопутствует всякой жизни на излете. Жизнь глебовской семьи была на излете: все шло к развалу, к концу <. > Грудь его теснило, кровь стучала в висках от предчувствия перемен в своей судьбе»;
(е) приложив усилия, чтобы завоевать доверие Ганчука, Глебов добивается своей цели; семантика доверия выражена на содержательном и смысловом уровнях текста и связана с экспликацией оценки поведения и внутренних переживаний профессора по отношению к Глебову: «Особенно расположился он к Глебову после того,
как тот принес всю библиографию по теме, важной Ганчуку для его собственной работы <. .> Ганчук растрогался»; «Когда Глебов сделался секретарем семинара, он стал бывать у Ганчуков чуть ли не каждую неделю»; «Профессор улыбался, довольный... радость крепла, дружне-ла», «Ганчук всегда был рад приходу Глебова», «Профессор раньше говорил ему „голубчик" и „Вадим Александрович", а теперь стал звать его Димой», «Ганчук объяснял — теперь уже как своему человеку, — отчего разразилась вся эта кампания против него»;
Вторая группа компонентов ситуации предательства связана с экспликацией в тексте концептуальных признаков (Ь) и (с) и репрезентирует внутренний и внешний конфликт, сопровождающий весь процесс нравственного выбора Глебова: (Ь1) анализ речевых средств, эксплицирующих поведенческие характеристики и внутреннее состояние главного героя в процессе принятия решения, позволяет выявить такие семантические компоненты, как страдание и безысходность: «началась морока, та, что запутала, заморочила и истерзала его в конец», «мучившее душу нагромождение», «ходил по комнате из угла в угол», «нещадно курил, клял себя за то, что не объяснился с Ганчуком загодя», «неотлучно терзала боль: что делать в четверг», «дело запутывалось все туже», «борьба разгоралась нешуточная», «приближалось неотвратимо то распутье, пыточное, перед которым стоял и ног под собой не чуял в изнеможении — вот-вот упасть.»;
(Ь2) в рефлексии над возможными альтернативами выбора содержится информация о конфликте мотивов Глебова, характеристика которых представлена в тексте переплетением синхронного и ретроспективного плана повествования:
- проявления ретроспекции репрезентируют рациональную самооценку Глебовым главного мотива своего поступка — страха («Но надо всем этим мучившим душу нагромождением тайно светился — тогда невидимый, теперь же он обрел рисунок — невзрачный скелетик, обозначавший страх. Вот ведь что было истинное»; «Но то, что казалось тогда очевидностью и простотой, теперь открывается вдруг новому взору, виден скелет
поступков, его костяной рисунок — это рисунок страха»);
- во фрагментах повести, где рефлексия-оценка Глебовым возможных последствий предстоящего поступка представлена в синхронном плане, конфликт мотивов изображен как борьба «страхов»: 1) страх неодобрения окружающих («озлобление администрации», «возненавидят и те и другие», «тут будет со всех сторон: и проклятие, и держание рук за спиной, чтобы, не дай бог, не оскверниться рукопожатием», «сочтут предательством»); при этом осуждение со стороны друзей Ганчука оценивается Глебовым как менее значительное («на все это можно наплевать»), чем неодобрение со стороны врагов профессора («месть будет страшная, скорая»); 2) страх потерять любовь Сони, обманув ее доверие («такая неотвратимость, такой отлом души: лишиться любви к себе хотя бы одного человека»); 3) страх упустить выгоду и сломать собственную судьбу, защищая интересы Ганчука («прости-прощай стипендия Грибоедова, аспирантура и все прочее», «не денежный приварок важен, а моральный импульс — вперед и вверх», «спасать его — все равно что грести против течения в потоке <...> Выбьешься из сил, и выбросит волною на камни»); в формах внутренней речи имплицитное выражение получает внутренняя борьба с совестью («А как потом? Как с Соней? Выскажись! Легко сказать. Язык-то не поворачивается»; «Но ведь Николай Васильевич честнейший, порядочнейший человек, вот же в чем суть! И напасть на него — значит, напасть как бы на само знамя порядочности»);
(Ь3) поступок главного героя заключается в том, что он не приходит на собрание — смерть бабушки становится для Глебова той уважительной причиной, которую он использует в качестве оправдания невозможности осуществления «должного» в сложившейся ситуации поступка: «Так начался четверг. И никуда в этот день Глебову не пришлось идти»; «То, что он не пришел на Ученый совет, имело уважительную причину»;
(с) на уровне смысла текста реализуется компонент ситуации, связанный с обманом доверия, которое Глебову оказывали друзья, сторонники и семья Ганчука: отсутствием на собрании
Глебов нарушает данное обещание оказать поддержку профессору и выступить в его защиту, («Неправда! Выступлю в четверг, скажу!»).
Третья группа композиционно-семантических компонентов ситуации предательства соотносится с концептуальными признаками (ё), (!) и связанными с результатом морального выбора — оценкой поступка/последствий поступка Глебова и изменением отношений между участниками ситуации. Речевое воплощение данных концептуальных признаков подчинено точке зрения субъекта предательства. В этой связи фокус изображения последствий, которые повлек за собой поступок Глебова, сосредоточен на внутреннем состоянии главного героя, его оценках и размышлениях:
(ё1) эксплицитную форму выражения в тексте имеет негативная эмоциональная реакция жены Ганчука на поступок Глебова, представленная в тексте с позиции Глебова как субъекта восприятия («мгновенно и неуловимо шатнулась», «быстрым, небрежным жестом показала на вешалку», «небрежным жестом было указанно, где сидеть», «отчетливо холодна», «сердита», «глаза ее блестели, движения были поспешные», «Я вас ненавижу», «ненавидела Глебова», «Лучше всего, если вы уйдете из этого дома»).
(ё2) отрицательная реакция близкого друга Ганчука на поступок Глебова имплицитно содержится в изображении внешнего конфликта при их встрече; негативная оценка предательства не имеет в данном эпизоде речевых репрезентантов, но ее реализация осуществляется на смысловом уровне благодаря наличию информации об ответной агрессивной поведенческой и негативной эмоциональной реакции Глебова: «И как вел себя Глебов, услышав то, что ему сказали <...> отчего-то нервность, взвинченность <...> у Глебова помутилось сознание <...> не соображал, что делает. Он хотел чуть ли не задушить этого человека, повалил его наземь, стискивал горло»;
(!) существенной смысловой и художественной нагрузкой обладают разнообразные показатели внутреннего душевного разлада, которые свидетельствуют о том, что Глебов испытывает чувство вины и муки совести за совершенное им предательство:
- семантика вины тесно связана с семантикой оправдания, которая реализована в формах речи, где Глебов выступает субъектом рефлексии-оценки: «То, что он не пришел на Ученый совет, имело уважительную причину. Более чем!»; «с тайным злорадством подумал, что, в общем-то, неплохо, что этих людей поприжали. Нельзя же на все смотреть со своей колокольни. И не случайно у них так мало защитников»; «Эти слова успокоили Глебова: он понял, что старик остался тем же, чем был. Значит, все, что делалось, было правильно»; «Не Глебов виноват и не люди, а времена»;
- в имплицитной форме семантика вины представлена в синхронном плане повествования во внутренней речи Глебова, в которой выражается его нежелание брать на себя ответственность за разрыв отношений с Соней Ганчук («его тянуло хотя бы косвенно, отдаленно, скрытно получить разрешение Сони. То есть он мечтал, чтобы она сказала: „Да, милый, ты должен оставить меня." <...> пусть хотя бы увидит и разделит его страдания, поймет, что выхода не было»), а также во фрагментах текста, репрезентирующих негативные переживания Глебова как субъекта восприятия («испытывал некоторый неуют и предчувствие болезненных ощущений, как в приемной у зубного врача», «начал нервничать» и др.);
- образ памяти-совести, которая не дает Глебову избавиться от чувства вины, несмотря на его усилия забыть о предательстве, получает многочисленную речевую реализацию в ретроспективных формах повествования, где главный герой является субъектом рефлексии-оценки: «старался не помнить того, что сказал ему Куно Иванович», «всю жизнь старался об этом забыть, и почти удалось, почти забылось <...> и сохранилось лишь в виде слабого сжатия посередине груди, как от давно миновавшего ужаса. Когда возникало воспоминание <...> крайне редко и необъяснимо от чего, все ограничивалось ощущением сжатия посередине груди»; «старался не помнить лица Юлии Михайловны <.> это застывшее лицо он сильно старался забыть <. > Застывшее лицо, бескровное лицо забывалось ненадолго, но вдруг опять появлялось»; «он старал-
ся не помнить. То, что не помнилось, переставало существовать. Этого не было никогда»; «томило и мучило»; «отпечаталось в оттенках, в подробностях, с переливами»;
информация о прекращении отношений между Глебовым и семьей Ганчука эксплицирована в тексте: «Он сказал, что позвонит после занятий и придет вечером. Он больше не пришел в тот дом никогда»; данный компонент тесно связан с актуализацией равнодушия в описании событий, последовавших за разрывом отношений, представленных в повести ретроспективно с позиции Глебова как субъекта рефлексии-оценки: «.Сони нет. И о профессоре Ганчуке ничего неизвестно, скорей всего, тоже нет, а если и есть, то все равно, что нет»; «все то, что доносилось к нему из прошлого <...> теперь не вызывало никаких чувств, отшелушилось, отпало»; «Когда-то узнал, что Соню отвезли в больницу за городом <...> Потом она как будто поправилась. Он знал неточно. Не было никаких людей между ним и ею, все остались в тех временах»; в сочетании с негативной оценкой событий прошлого: «Глебов ненавидел те времена»;
^2) значимым в смысловом отношении является эпизод, в котором описывается встреча Глебова с другом своего детства: эксплицитную форму выражения получает презрение к Глебову и нежелание с ним общаться («я тебя узнавать не хотел», «противен ты мне был ужасно», «ужасно противен», «посмотрел на Глебова мутно и отвернулся», «посмотрел сурово и чуть выдавил презрительную ямку на подбородке»).
Результаты проведенного исследования позволяют сделать вывод о том, что в художественном текстовом воплощении фрейм-структура концепта предательство получает содержательное наполнение в сложных комбинациях композиционно-семантических фрагментов текста, представляющих этическую ситуацию в развертывании ее отдельных компонентов, формирующих значимые этические смыслы в структуре произведения.
Анализ речевых средств показал, что в структуре художественного концепта предательство в повести Ю. Трифонова актуализированы смысловые компоненты польза, корысть,
зависть, (материальное) благополучие, слабость духа, покорность, равнодушие (как предпосылки предательства), с одной стороны, доверие и любовь (как неотъемлемое условие) — с другой. Совершение предательского поступка происходит в ситуации морального выбора и сопровождается изображением мучительного состояния внутренней борьбы с помощью речевых средств, актуализирующих семантику страха, вины, страдания, совести. Ситуация предательства получает художественное воплощение преимущественно во внутренней речи героя (синхронно и в ретроспекции), ее последствия представлены с иной оценочной позиции, отражают внешнюю точку зрения, вербализуя неприязнь, ненависть и презрение к предавшему.
Таким образом, содержание данного концепта находит воплощение в литературном произведении в художественном изображении этической ситуации предательства, представленной в тексте композиционно-семантическими фрагментами, соотносимыми с отдельными смысловыми компонентами этой ситуации.
При таком подходе процедура анализа, на наш взгляд, включает в себя: 1) выявление базового этического концепта и определение компонентов этической ситуации, представляющих его основные когнитивные признаки; 2) установление денотативных характеристик текстовой ситуации, к которым относятся: а) поступок или событие, связанное с концептуализацией в тексте определенной этической проблемы; б) простран-
ственно-временные и причинно-следственные характеристики ситуации; в) состав, статус и взаимоотношения участников ситуации; 3) семантический анализ разноуровневых единиц текста, репрезентирующих компоненты ситуации, с учетом композиционных, сюжетных, стилистических и др. особенностей произведения, релевантных для понимания анализируемой ситуации и смысла текста в целом; 4) выявление оценочного ракурса ситуации и авторизация субъекта этической оценки.
Описанная процедура анализа, нацеленная на объемное представление текстовой этической ситуации, позволит выявить и проанализировать частные (важные для понимания данной ситуации) и глобальные (значимые для понимания целого текста) смыслы, связанные с экспликацией содержания этических концептов в художественном произведении.
ПРИМЕЧАНИЕ
* При наличии нескольких композиционно-семантических компонентов, детализирующих разные содержательные аспекты текстовой этической ситуации, но репрезентирующих один и тот же элемент фрейм-структуры, их буквенное обозначение дополняется числовым индексом.
ЛИТЕРАТУРА
1. Логический анализ языка: Языки этики / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова, Т. Е. Янко, Н. К. Рябцева. М., 2000.
2. Чугунова С. А. Получение дополнительных (выводных) знаний как части образа ситуации текста // Психолингвистические исследования: слово и текст. Тверь, 2002. С. 112-115.
[приглашаем принять участие]
II КОНГРЕСС РОПРЯЛ «РУССКИЙ ЯЗЫК И КУЛЬТУРА В ПРОСТРАНСТВЕ РУССКОГО МИРА»
(Санкт-Петербург, 26-28 октября 2010 года)
Работа II Конгресса РОПРЯЛ планируется по следующим научным направлениям:
1. Государственная политика в области укрепления позиций русского языка в Российской Федерации и за рубежом.
2. Лингвокультурные доминанты Русского мира.
3. Русский язык в разных сферах общения.
4. Русский язык и культура русской речи.
5. Лингвистические основы описания русского языка в учебных целях.
6. Методика преподавания русского языка: родного, неродного, иностранного.
7. Русская литература: проблемы изучения и преподавания.
Для участия в работе Конгресса приглашаются специалисты в области изучения, преподавания и распространения русского языка и культуры.
II Конгресс РОПРЯЛ проводится при финансовой поддержке фонда «Русский мир». Информация на сайте: http://www.ropryal.ru/, http://russian4foreigners.com/ru
