CC BY
37
Г. В. Калиткина
СИСТЕМА ПРАЗДНИЧНЫХ ПРЕСКРИПЦИЙ РУССКИХ СТАРОЖИЛОВ СРЕДНЕГО ПРИОБЬЯ И ЕЕ ОБЪЕКТИВАЦИЯ В ДИАЛЕКТНЫХ СЛОВАРЯХ
Работа выполнена при финансовой поддержке Министерства образования РФ, грант ГОО-1.6-469.
Традиционная культура существовала в России как целостная система еще в нач. XX в. Культурная оппозиция «праздники - будни» определяла изменения миропорядка. Диалектные словари фиксируют прескрипции, связанные с праздничной одеждой, пищей, комплексом развлечений. Словари отражают трансформацию культурной традиции.
Конец XX в., бесспорно, стал периодом подъема русской диалектной лексикографии. Областные дескриптивные словари в первую очередь фиксируют синхронное состояние культуры, но словари - это и способ диахрон-ной трансляции культурной традиции этноса или какого-либо его слоя. Именно традиция придает нации устойчивость даже в периоды социальных потрясений. «При ди-ахронной вербальной трансляции культуры в силу неэффективности, а иногда невозможности использования биологических средств хранения информации (воспроизведение по памяти) приходится оперировать прежде всего ее графической фиксацией» [1. С. 34].
Интерпретация мира в любом диалектном словаре полифонична за счет того, что она не ограничивается зоной толкования заглавного слова, что можно квалифицировать как словарный метауровень-2. Картина мира объективируется также и на словарном метауровне-1: и самим фактом существования лексемы в говоре, и иллюстративными контекстами, которые создают стереоскопичность областного словаря: здесь соседствуют, перекликаются, а иногда и противоречат друг другу многочисленные описания феноменов материальной и духовной культуры, какими они предстают перед самими носителями диалекта. Однако хотя уже неоднократно отмечалось, что именно областные словари и их картотеки содержат обширный цитатный материал из «первых рук», позволяющий увидеть, как представители этноса относятся к объективной действительности, диалектные словари как лингвокультурологические источники еще требуют своего осмысления.
Любой диалект функционирует в относительно замкнутой социальной группе. Среднеобские старожильческие говоры, исследованные в томских диалектных словарях [см. список в конце статьи], - неотъемлемая часть традиционной культуры русских старожилов Сибири. Несмотря на то, что традиционная культура в силу резких социальных перемен, происходивших в XX в., ныне уже не действует как целостная жизнеобеспечивающая система (можно говорить только о сохранении некоторых ее черт и звеньев), она так или иначе объективируется говорами. Анализ томских диалектных словарей позволяет выявить многие аспекты крестьянского мировосприятия как способа духовного освоения среды.
Традиционное мировидение вследствие его религиозной основы предполагает противопоставленность быта и бытия, профанных и сакральных сфер. В темпоральном аспекте эта дуальная оппозиция имеет несколько воплощений, как, например, почти не описанная дихотомия поста и мясоеда и более изученная -будней и праздников. Система праздников, составляющих литургический год, - уникальное порождение
всякой национальной культуры. Именно праздники, наряду с языком, скрепляют этносоциальные общности и являются основой их самоидентификации. К рубежу XIX-XX вв. у русского этноса сложилась целостная и непротиворечивая система праздников и способов празднования (остатки чего мы можем видеть и на следующем рубеже веков): «ритуальнопраздничная модель определялась преобладавшим тогда ритуально-аграрным производством и общинным укладом жизни крестьянского населения, а также бытовым православием, являвшим собой синкретизиро-ванный вариант православно-языческих обрядов, праздников, религиозных верований» [2. С. 313]. Данная модель своеобразно преломлялась русским сто-рожильческим населением Сибири (подобно тому, как существовали некоторые особенности праздников и празднования и у русских в европейской части России [2, 3 - 6]) при сходных общих чертах и элементах обрядово-праздничного комплекса.
Празднование - это вид коллективного поведения. При этом само празднование как таковое, или соблюдение праздника, - совершенно необходимый момент в любой культуре. Так, Т.А. Бернштам подчеркивает, что в русской деревне на рубеже XIX-XX вв. от участия в праздновании освобождались только маргинальные индивиды: «требовалось обязательное участие в празднике всех взрослых жителей села, являющегося центром праздничного события, за исключением больных (особенно пособоровавшихся), калек и старых дев. К уклоняющимся от праздников односельчане относились подозрительно или с крайним неодобрением» [4. С. 141]. Томские словарные материалы статистически достоверно подтверждают этот тезис: «Козлы были, качеля виселась. На Пасху таки, на неделю [делали]. Молодёжь играет, а бабы, мужуки смотрют, сидят. Народ, народ поют, играют, качаются» [КАЧЕЛЯ,
V]1; «Покамесь молодёжь всё играт, пляшут, да так играют - они сидят, стары, смотрют на нас» [ИГРАТЬ, 1., VI]; «Раньше нельзя, чтобы после, а только на Паске качели. Всю Паску до воскресенья до самого все качаются» [КАЧЕЛИ, IV]; «Девки коровод водют. Человек по сту этот коровод был» [КОРОВОД, I]; «Круга собирают, всю деревню круг собирай, припевы всякие поют» [КРУГ2, II]; «В Иван-Купала там шум шумел! Mupy-то было» [ШУМ ШУМИТ, VI]; «А Иван-Купала - да наобливаются все девки да парни, хлюпаются» [НАОБЛИВАТЬСЯ, V]; «Масленка-все, и emit ры и молоды с горы катались», «А раньше все — и маг лы и стары в эту кошёвку как насядут!» [И СТАРЫ И МАЛЫ, И СТАРЫ И МОЛОДЫ, VI]; «Масленка - всеобщий праздник. В последни дни на лошадях всю улицу
заломют», «Вышли на вулису, глядим: едут. Народу! Всю вулису заломили» [ЗАЛОМИТЬ, 2., II]; «Гуляли девки, ребята, старики, все. Престол называлось» [ПРЕСТОЛ, 2., VII]; «Семь дён гуляли. Вся деревня собралась» [СОБРАТЬСЯ, VII]; «В основном вся деревня, особенно в старый Новый год диковала» [ДИКОВ АТЬ,
VI]; «Выходили все: люду тьма-тьмущая, крес мочут, воду святят - в пролубь бух!» [ПРОЛУБЬ, I]; «мкoz нышки носили из церкви в каждый дом. «Христос воскрес!» — пели, христосовачись, это как бы поздоровайся» [ХРИСТОСОВАТЬСЯ, IV]; «На поле день работают, а вечером все-все гулять» [ГУЛЯТЬ, VI]; «А праздник придёт, так все наденутся» [ПРАЗДНИК,
VII]; «Праздники раньше выполняли все» [ВЫПОЛНЯТЬ, V].
Обязательность для всего коллектива праздничных форм поведения обоснована тем, что традиционная культура строится на невыделенное™ индивида из общины. Степень свободы индивидуальной интерпретации личностью общественных норм и установлений незначительна. Следовательно, любой момент бытия для социума тождествен, различается только быт, да и тот имеет много сходных черт. Еще раз повторим, что все выявленные далее праздничные прескрипции практически не знали исключений.
К. Жигульский отмечал, что собственно празднование состоит прежде всего в следующем: в общине прекращаются обычные занятия трудом, прежде всего в хозяйственной сфере деятельности; идут торжественные пожертвования соответственно характеру праздника; соблюдаются обряды, церемонии и обычаи, табу и праздничные предписания [7]. Что касается обрядов и церемоний, бытующих как ряд жестко связанных между собой действий, то они достаточно подробно описаны в XX в. этнографами и социологами. Праздничные же табу и предписания фиксируются в культуре прежде всего в виде устных вербальных текстов, которые ныне трактуют как часть устной традиции народа, понимаемой шире, чем собственно фольклор: «К устной традиционной культуре мы относим, кроме бытования традиционных фольклорных, музыкальных, поэтических и прозаических жанров, воспроизведение на память духовных стихов и легенд, принадлежность которых к фольклору не является бесспорной, пересказы и комментирование духовных произведений - устных и письменных, отчасти антро-понимическую традицию, а также устные объяснения сохранения и разрушения религиозно-бытовых регламентации» [3. С. 91].
Кодекс праздничного поведения, существуя в той или иной крестьянской общине, никогда целиком не фиксировался данной общиной даже в устной традиции, так как с появлением института семьи он передавался подрастающему поколению методами непосредственного подключения к практической деятельности старших. Следовательно, текстовые праздничные прескрипции следует рассматривать как своеобразное преломление коммуникации и трансляции как видов деятельности в том духе, как их понимает М.К. Петров. И формальная, и неформальная коммуникация «всегда функционирует в режиме отрицательной об-
ратной связи, т.е. возникает там и тогда, где и когда обнаруживается рассогласование между тем, как оно есть, и тем, как ему должно быть с точки зрения принятой и зафиксированной в социокоде нормы. ... Как вид общения коммуникация по своей внутренней сущности нейтральна, ей безразлично, что именно закреплять и стабилизировать. Она всегда аргументирует от наличного состава и наличной структуры социокода, который для нее абсолют всех объяснений и оценок, не требующий обоснования, неуместных вопросов зачем и почему» [8. С. 40-41].
Трансляция же - вид общения, направленный на социализацию входящих в жизнь поколений, на их уподобление старшим средствами соответствующих институтов и механизмов. Диалектные архивы в силу многих причин собирали и собирают исследователи, которые, с одной стороны, прошли процедуру социализации, но, с другой - не являясь членами диалектной общины, они не могут претендовать на «высокую степень подобия сторон общения». В результате провоцируемые ими тексты диалектоносителей в большинстве случаев и носят отмеченный маргинальный характер. Созданные на основе подобных текстов словари -уникальный источник для изучения прескрипций традиционной культуры. Так, томский диалектный архив собирается с 1947 г., старейший информант родился в 1867 г., и совокупность архивных записей позволяет говорить о том, что информантами осмысливается вековая история среднеобской деревни - от рубежа до рубежа столетий.
Последнее предварительное замечание будет касаться методики исследования. При анализе праздничных позитивных/негативных прескрипций, сохраненных в словарях, следует обращаться не столько к заглавным единицам, сколько к иллюстративной части словарных статей. Нужно учитывать, что большинство томских словарей - это лексиконы дифференциального типа, исключением стали только IV, VI и VII. Кроме того, лексикографируемые заглавные единицы (самостоятельные лексемы) - это сформированные культурой понятия, они связаны только с сущностными моментами окружающей действительности, собственно прескрипции ниже рангом, поэтому они не словесны, а текстовы.
Переход общины из профанного времени во время сакральное предполагает отмену повседневности и круга будничных обязанностей крестьянина, из которых основная - работа. Именно работа была главным нравственным долгом и центром крестьянской жизни вообще. Стоит, например, сослаться на ЛСГ «Русский труд как нравственная ценность» [9. С. 281-285], составленную при моделировании русской национальной личности. Хотя материал был выбран В.В. Воробьевым при анализе лексикографических источников, в нем все же актуализуются совершенно иные аспекты, нежели те, которые характерны для диалектных словарей. Контексты, приведенные в серии томских словарей, демонстрируют:
а) положительное отношение общины, разделяемое и говорящим, к старательным и умелым работни-
кам: «Он авторитетный такой был, потому что на цё бы ни взглянул - всё делал, мастерица такой!» [МАСТЕРИНА, VII]; «А наш как работал! У его, наверно, лет сорок - только стажу» [КАК, II.4., VI]; «Дед, отец мой труженики были. В колхозе и до колхозу всё здеся жили, и я тут коло них вырос» [ВЫРАСТИ, 1 ..VII]; «И дети не скажешь, что плохи, все труженики, все трудится» [ПЛОХОЙ, 2., VII]; «Они молодцы шибко работать, с огня рвут работать» [РВАТЬ • РВАТЬ С ОГНЯ, VII]; «А отец мужчина был видный да красивый, работящий. Работал здорово, нас подгонял», «Я вот помоложе была тоже работяща, шибко свекровка за работу хвалила» [РАБОТЯЩИЙ, IV]; «Я смолоду ещё така работящая [была], всё в руках горело» [ГОРЕТЬ • ГОРЕТЬ В РУКАХ, VIII]; «У нас отец был очень хороший, не ругательник, скромный, работящий, беспредельно работящий» [РАБОТЯЩИЙ, VII]; «Мужик-то мой рабочий, не петуший, в колхозе куда поишют, там и работает» [ПЕТУШИЙ, VIII]; «Парень такой рабочий. Ему шестнадцать нонче идёт» [РАБОЧИЙ,
6., VII]; «Вот по молодости добр я был и девкам люб, и на работу споркий» [СПОРКИЙ, V]; «У него мать была така, работяга шибко. А их всех перевышала [в работе]» [ПЕРЕВЫШАТЬ, VII]; «Теперь зрение плохо... Раньше хорошо работала. Раньше любого бы мужика за пояс заткнула» [ЗАТЫКАТЬ, VIII]; «Я такой службистый был. Что мне поручили-я плохо не сделаю» [ПОРУЧИТЬ, VII]; «Сколько я пережила, сколько переработала. Ето всё отразшось теперь наверно. На полях не хочешь, чтобы тебя кто-то обогнал. А всё хочешь, чтобы боле сама себе сделала» [КТО-ТО, 2., VI]; «Потом собранье — и ударники. Нам по чулочкам дачи. А мы трудились таку беду! А чулки получили. Премия. Вот и стремились к чему. Для похвальбы, чтоб похвалили» [ПОХВАЛЬБА,
VII]; «Я шибко работач крепко, на почёте был» [КРЕПКО, VI]; «Когда здоровье было, так был на почёте. За кажную работу знамя получал» [ПОЧЁТ • БЫТЬ НА ПОЧЁТЕ, VII]; «Старичка премировали за посевну - много хлеба высеял» [ПРЕМИРОВАТЬ,
VII]. Иное поведение оценивается совершенно однозначно: «Мало работат, много гуляет — лодырь, гу-леван, пьяница. Хулиган, подлец» [ПОДЛЕЦ, VII];
б) высокую оценку особого умения в каком-то деле: «Яудала была косить» [УДАЛЫЙ, II], а также широкий спектр трудовых навыков у какого-либо человека: «Я, бывало, в молодости велика работница была: на рыбалку и на покосе. У-у-у!» [ВЕЛИКИЙ,
V]; «Все работы были мои: за посевную получал знамя, за покос получал знамя, на лесозаготовках был» [ПОКОС, VII]; «Ну я, признаться, по-крестьянски, вот что в деревне требовачось, все работы, хоть чё делал» [ПО-КРЕСТЬЯНСКИ, VI]; «Работу всю в оче-рёд делашь, кажный всяку работу испытат» [В ОЧЕРЁД, V]; «В колхозе всяку работу робила: и косила, и стога метала, лес резали» [РАБОТА, IV];
в) объективацию сроков вовлечения младшего поколения в трудовую жизнь семьи, т.е. темпов его социализации: «Раньше единолишно жили, сразу в работу брали [детей]: надо было караулить, чтоб в
поля чужие не вошла скотина» [БРАТЬ В РАБОТУ,
V]; «Я сызмальству работал» [СЫЗМАЛЬСТВУ, V]; «Хлебопашеством занимачись, хлеб сеяли. Сызмальства и сам этим занимался» [СЫЗМАЛОСТИ, СЫЗ-МАЛЕТСТВА, СЫЗМАЛЬСТВА, VII]; «Отец мой сызмалых лет пошёл по работникам» [СЫЗМА-ЛЫХ ЛЕТ, V]; «Работали с малолетства, как собаки. Счас можно жить» [СОБАКА • КАК СОБАКА, VIII]; «У нас все ребятишки с детства косить уже умели. И семье подмога, и колхозу потом» [ПОДМОГА, 1., VII]; «Я с семи лет закалённый - сено косил» [ЗАКАЛЁННЫЙ, VII]; «В семь лет - уже боронили А сейчас в семь лет он ешо в ясляв» [СЕМЬ, VII]; «Девять лет мне стало — я уже работал, в работниках жил» [РАБОТНИК, 4., VII]; «С девяти лет я уж е работе была» [РАБОТА • В РАБОТЕ (БЫТЬ), V]; «Мой покойничек папа меня учил с девяти лет косить» [ПАПА1, VII]; «Я с одиннадцати лет стала хлеб печь - сама старша была» [ПЕЧЬ1, 1, VII]; «В двенадцать лет я уж стала за сеном ездить, с дедушкой... На покос всех, и маленьких, брали» [СЫТЕНЬКИЙ, V]; «Начал охотничать с семнадцати лет» [С, СО, 7., VII]; «Прошло пять-шесть лет уже, мы подросли, нам стало по семнадцать да по восемнадцать лет. Тут мы уже в полной силе стали работать» [ПОЛНЫЙ, 5., VII], а также и конец трудовой деятельности: «Мне уже девяносто второй год, а всё в колхозе был. Чужое не едим, к людям не ходим: всё своё. Даже детей маленько поддерживам. - Ты уж не хвастай: «Поддерживам!» [ПОДДЕРЖИВАТЬ, 2., VII];
г) многочисленные свидетельства интенсивности обыденного крестьянского труда: «А уж после этого дня, посля празднику как начинали работать, так от зари до зари, по путе, работали» [ПОСЛЯ, VI]; «А в будни будь добра, иди [работай] каждый день допоздна» [БУДЬ ДОБР, 2., VI]; «А работали как? Круглыми сутками» [КРУГЛЫЙ, 2., VI]; «Бывало, солнышко только всходит, на рысях на работу бежишь. Ребятишки и мать не видют. И так без под-гляду растут» [ПОДГЛЯД, V]; «Работали раньше: солнце встаёт - на работу, закататся - с работы. Счас до пяти поработал - пошёл» [ПОРАБОТАТЬ,
IV]; «Работали, пока солнце на закатится. Другой раз солнышко закатыватся, а тебя ешо посылают» [ЗАКАТИТЬСЯ, VII]; «В совхозе так не работали. В совхозе уже работали как-то до шести часов или до семи, а в колхозе - там покамесь солнышко» [ПОКА-МЕС(Т)Ь, VII]; «Раньше-то ни (о)дного выходного не давачи. И ни субботу, ни воскресенья никакого. Всё лето запрёшься на поля. С восьми утра и до восьми, до девяти вечера. Вот как отдыхали, только и вот-дых был - перерыв, пока обедам, да искупаться сбеЛ гам, можеть» [ПЕРЕРЫВ, 2, VII]; «Свету не видали, всёработачи» [ВИДАТЬ • СВЕТУ НЕ ВИДАТЬ, VI]; «Раньше уж шибко работали, как в колхоз пошли. На часы не глядели, от свету до свету» [СВЕТ • ОТ СВЕТУ ДО СВЕТУ, VIII]; «С тёмного до тёмного трудились» [ТЁМНЫЙ • С ТЁМНОГО ДО ТЁМНОГО, VIII]; «Работали уж мы те года - горбушка мокрая, а счас прохладство» [ПРОХЛАДСТВО,
VIII]; «Жили, работали, как бурлаки» [БУРЛАК,
VIII]; «Целый круглый год мы в работе, всё равно, как волы были» [ВОЛ, VIII]; «Косить заставят -бока наломашь» [БОК • БОКА НАЛОМАТЬ, VIII]; «Мы не считались с тяжелой работой» [СЧИТАТЬСЯ, VII]; «Это сейчас все дома. А то, кода колхоз, никого же дома не было, все были на полях, и на полях, и на полях» [ПОЛЕ1, VII]; «А робили! Вот како удоволъство было! Дохнуть не давали» [ДОХНУТЬ НЕ ДАВАТЬ, VI]; «Работали сперва-то, вот как работали, спасу не было никакого» [НИКАКОГО СПАСУ, VI]; «Робили мы, когда молоды были, никакого покою не видали» [ПОКОЙ, VII]; «Работников не имел, а поденшшина была... Мы к десяти часам так наработаемси, что рот разевам. Середь дня ткнёс-си на полчасика, и опеть работать» [ПОДЕНЩИНА, ПОДЕНЩИНА, IV]; «Венчались мы в Нарымской церкви... Как повенчатся - только и знат, что работа да работа» [ПОВЕНЧАТЬСЯ, IV]; «А где же тут в колхозе лёгка работа? Ну на махорку пойдёшь, а там земля, как пол» [ПОЛ, 1., VIII]; «В колхозе не покладя рук трудились», «Работали, рук не поклаг бывали» [РУКА • НЕ ПОКЛАДЯ РУК, РУК НЕ ПО-КЛАДЫВАТЬ, VIII]; «Знаю токо про отца, что он работал здорово и нас заставлял. Очень даже. Не покладая рук» [ПОКЛАДАТЬ • НЕ ПОКЛАДАЯ РУК, VII]; «Ни декретов, ни отпуску не было, ни часов не было, сколь работать, а работали, как кони: и землю копали, и хлеб возили, и клали» [КОНЬ, 1.,
VIII]; «Теперь скучно, как раньше было. Работали воЛ чень тяжело, а жили весело» [ВЕСЕЛО, 2.,VI];
д) последствия тяжелого труда: «Зиму-то промолотила, а на Пасху-то вся кожа от колен до почвей отстала. Стану к рукомойке руки помыть да обратно - не дальше. Отпадыват кожа лоскутьями» [РУКОМОИКА, IV]; «Раньше цё-то заболит у молодых - полечил, зажило, а теперь организьма слаба, изроблено всё, измучено, изношено» [ИЗРОБЛЕН-НЫИ, VI]; «Детей растила. Работала маслоделом, дояркой. Тут заболела, день и ночь работала, угробила себя» [УГРОБИТЬ, 2., VIII]; «До шестидесяти двух лет мантулила на полях, а счас, как всю здорог вью потеряла на полях, так никому не нужна стала», «Сам слепой, всю здоровью потерял в колхозе. Фронтовикам всё набавляют [пенсию], а колхозникам - нет» [ПОТЕРЯТЬ, VIII]; «Он не так урабо; танный, как я» [УРАБОТАННЫЙ, И].
При подобном положении дел сущность сакрального времени, его инакость, подчеркивалась не просто отменой работы, но прямым ее запрещением. Именно отношение к работе становилось важнейшим способом установления ранга праздника в данной общине (или в культуре в целом), так как реальный статус праздника не всегда совпадает с официальным2: «Теперь в эти праздники до веку не буду работать» [ДО ВЕКУ, I]; «В Ильин день не робили, итдыхали: праздник грозный, с грозой» [РОБИТЬ, II]; «Вот эти праздники, даже Ильинскую пятницу - и ту не работали» [ИЛЬИНСКАЯ ПЯТНИЦА, VII]; «Дальше Ильин день, Ильинская пятница - грозна, грозой убивает, нельзя работать» [ГРОЗНОЙ, V]; «Неделю работать на поля увезут, в субботу кончается. С обеда -
в бане вымоется, в воскресенье никто не работат» [КОНЧАТЬСЯ, 1., VI]; «Косили литовками. В воскресенье не работали: грех было. А в понедельник опеть едем на елань» [ГРЕХ, VI]; «В этот Петров день мужики работали, а как к вечеру с прискочкой, кто пешком, кто как домой» [ПРИСКОЧКА • С ПРИСКО-ЧКОЙ, VI]; «Рабливали в испожин день» [РАБЛИ-ВАТЬ, I]; «Микита в праздник пошёл кошенину грести» [КОШЕНИНА, I]. С другой стороны, излюбленная народом масленица никогда не признавалась православной церковью («Масленка не считается праздником» [СЧИТАТЬСЯ, 2., VII]), в результате в первую половину масленичной недели развлечениям предавались только дети, а взрослые могли влиться в праздничный мир только с четверга или пятницы: «А в четверг уже вечером... с обеда собираются там девки, ребята. Катаются уже на катушке. Санки таки были » [САНКИ2, 2., VII]; «Масленку праздновали три дня, а это, по сути дела, там считается, что она с пятницы начинается» [СЧИТАТЬСЯ, 2.,VII]. Кроме того, значительные светские праздники, которые принес XX век, также объявлены нерабочими днями: «Те-перя не работают в этот день. Ну, что раньше, не знаю, как» [РАБОТАТЬ, 1., VII]. По большим праздникам крестьянин производил только те действия, без которых его хозяйство понесло бы непоправимый урон: так, например, не прекращался уход за скотиной: «Паска. Восемь дён ничё не делали, только ели да конев кормили» [ПАСКА, VI]. Иное поведение считалось не только предосудительным, но и прямо наказуемым: «Как-то раз мужик из нашей деревни поехал в Ильин день на покос. Сметал стог, как молния освеяла, так стог мужика загорелся» [ОСВЕЯТЬ, V].
Проживание нерабочего, праздного времени и было состоянием праздника. Это зафиксировано и на понятийном уровне - в среднеобских старожильческих говорах есть не только единицы 'работа', 'работать', 'рабливать', 'робить' ('изробленный'), но и 'праздник',
1гулёбный праздник', 'съезжий праздник', 'престольный праздник', 'держать праздник', 'праздновать',
'праздничать', 'религиозничать', 'справлять', 'гулять'
[11]. А как известно, обилие синонимов и производных, обозначающих одно понятие, свидетельствует о важности его для данного языкового коллектива. Проживание сакрального времени предполагает изменение всего профанного мироустройства на праздничное посредством некоторых обязательных действий. Вначале данные действия должны были обеспечить залог повторения в нынешние времена упорядоченности и изобилия исходного времени первотворения (утопии «золотого века»), как считает М. Элиаде, но, видимо, затем это стало также и способом маркировки сакра-льности проживаемого момента. Дихотомичное деление всего мира на сакральные и профанные сферы в рамках традиционной культуры универсально, и праздничные изменения касались практически всех сторон окружающей действительности.
Прежде всего менялся внешний облик и мужчин, и женщин, подобная трансформация совершалась посредством перемены одежды, обуви, головных уборов и появления украшений. Приведем очень яркие
контексты, которые демонстрируют степень жесткости данных предписаний и способы их выполнения: «В одёже раньше разной ходили. Всяка на деревне была: для стариков, для молодых, для работы. По праздникам надевали празднишну, в будни - буднши-ну» [БУДНИЧНЫЙ, IV]; «Пасху шесть дён гуляли. Каждый день перемённо платье было» [ПЕРЕМЕННЫЙ, VI]; «Вот как праздник придёт Петров день. Ой! Все нарядны: и старый, и малый. Везде по завалинкам сидят, как маки, цветут» [МАК, VIII].
У носителей традиционной культуры существовало непреложное строгое деление на рабочую и праздничную одежду, и последняя использовалась крайне редко не только в силу того, что крестьянские будни были наполнены тяжелой и часто грязной физической работой, а именно из-за своего статуса. Каждый предмет одежды принадлежал либо сфере будней, либо миру праздника, и нарушение этого вызывает негативное отношение (ееСейчас не разберёшь: на работу она снарядшась ачь на праздник» [СНАРЯДИТЬСЯ, II]; «Ездит без работы, начешется, наглядится, намодится и парусит по деревне» [ПАРУСИТЬ, VIII]). Культурная же норма представлена следующими словарными контекстами: «А мы одевались чё только в праздники А то весь в заплатах, как всё одно бродяга» [БРОДЯГА, VIII]; «Обладит, обделат так и в праздник вылупится» [ВЫЛУПИТЬСЯ, II]; «Мужики как разоденутся в дипломаты на свадьбу, а то на именины» [ДИПЛОМАТ, II]; «Азямы были выходны, на праздник надевачись» [АЗЯМ, 1]; «Серяки. Сейчас льта носят, а раньше серяки. Посвободнее шили, ходили в них всегда, а в польтах только в праздник» [СЕРЯК1, V]; «Раньше платья шелковыми нитками вышиты, бурмус как полупальто, сверху был нашит всякий бисерь, они шились широки, спинка прямая, только по праздникам и носили» [БУРМУС, II]; «Празднишны платья два-три было сатиновых. Гарс - шерстяное платье, редко у кого было, всё больше у богатых» [ГАРС, V]; «Ситцевые платья выходные были, а шерстяных и не слыхивали» [СИТЦЕВЫЙ, IV]; «Ватница — нижняя юбка трахмальная в праздник» [ВАТНИЦА, VII]; «Были платья каше-мировы, шёлковы [...] Нижня юбка празднишна, белая. Шилась из кашемира» [КАШЕМИРОВЫЙ, IV]; «Шаровары были, плюшевы штаны, по праздникам. Это у богатых. Чёрный такой плюш» [ПЛЮШ, VII]; «Рубахи шили, ворот вышивали и рукава, а потом сымут её, опеть лежит до праздника. Примарается
- вымоешь, выстираешь» [ВЫМЫТЬ, IV]; «Котора холщова была [рубаха], котора ситцева. Ситцеву по тридцать лет берегли: в церкву сходишь, обдуешь да положишь» [ХОЛЩОВЫЙ, IV]; «Туфаек не было. Плюшевы и не нашивали, их в праздник надевашь... У меня у сестре сак был» [ПЛЮШЕВЫЙ, IV]; «Бурки были праздничны, белы, конечно. В тако, в рабоче [время] уже не ходили» [РАБОЧИЙ2, 4., VI]; «Фан-шонка чёрна шёлкова на голове была; курсировала -молода-то была. Петровки-от три дня гуляют» [КУРСИРОВАТЬ, V]; «В праздник шали белы носили. Пуховы, мяконьки были, пушисты, пух хороший был» [ПУШИСТЫЙ, 2, XVIII]; «Праздничны шали лухві
вы, в будни ну шерстяны, еслив свяжешь её на спицах» [СПИЦА, VII]; «В праздничек котеточки каше-мировы, шёлковы, вязаны, небольшие, светасты. Баско глядеть в праздничек» [БАСКО, I]; «Тут уже была бархатинка. Только в праздник. Платок булавкой скалывали» [БАРХАТИНКА, VII]; «Токо в праздник наденешь ленточку, гребёлочку. Хороше берегли всё» [ГРЕБЁЛОЧКА, VII]; «Платьице, и гребёлку, и ленточку, и ботиночки токо к празднику наденешь А в будни - в чём попало. Рабоча одёжа» [ЛЕНТОЧКА.
VII]; «Подпоясывались пояски из шерсти, а празднишны были пуховы» [ПОДПОЯСЫВАТЬСЯ, IV]; «Кушаки - это в праздник одевали» [ОДЕВАТЬ, 5., VI]; «Мама к Паске сидит шьёт, покрасим дубом, а ненадолго, один ошкур остаётся [от брюк]» [ОШ-КУР, VI]; «К Пасхе Христовой сошьёшь юбку, оку-бишь её какой-нибудь краской» [ОКУБИТЬ, V]; «Паска подойдёт, платьишко сошьёшь обязательно» [ПЛАТИШКО, ПЛАТЬИШКО, ПЛАТЧИШКО, VII]; «Раньше говорили так - выходицы - выходная обувь» [ВЫХОДИЦЫ, V]; «Были празднишны выходки, пимы. Обутка была всякая» [ВЫХОДКИ, II]; «Красивы были, коричневы, обшиты были вышивкой и... Это дороги таки пимы были. Празднишны, не рабочи» [ПИМЫ, VI]; «Раньше видите, как: уж еслив она пра-зднишна вобувь, то её по праздникам и одевали» [КАК, II.4., VI].
Будничное время было связано не только с плохой (старой, простого кроя или дешевой), но и самодельной одеждой, которую шили в основном из домотканого же холста. В праздник предполагалась дорогая, покупная одежда, чаще всего ее привозили из города: «Азя,и восенью наденут, вниз тюфайку, чтоб тепле. По праздникам носичи новы, в городе куплены были» [АЗЯМ, VI]; «Азямы в городе покупали, без подкла-ди» [ПОДКЛАДЬ, V]; «В праздник наденешь базарно, а на работу всё холщово» [БАЗАРНЫЙ, II]; «В праздник базарненько оденут» [БАЗАРНЕНЬКИЙ, V]; «Базарно только некоторы в праздники носили. Сапог они не нашивали. А ичиги и чирки» [БАЗАРНОЕ,
V]; «Рубахи работали из холста - холщовы. На праздник базарны рубахи были» [ХОЛЩОВЫЙ, IV]; «По праздникам материсто носили» [МАТЕРИСТЫЙ, II]; «Товару прикупили на праздну одежду» [ПРИКУПИТЬ, II]. Будни же, как сказано, имели свою униформу: «Раньше в будни все холщовы кохты и юбки носичи, шнур был нашитый» [КОХТА, II]; «Коты носили, в будни чирки» [КОТЫ, I]; «А фартуки, они не слазят и счас, праздничный вышитый. Кто кружева пришивает. Едак с кружевами. Да долгучий, а такой [будний] - чёрный, кашемировый» [СЛАЗИТЬ2, 3.,
VI]; «Платья хорошие носили. А в будни - как есть, так в ём и ходили» [БУДНИ, VII]; «По тому времю чё было, то лучше надевали. А в будни как попало» [КАК ПОПАЛО, VI]; «Дома управлялись в холшовых юбках» [УПРАВЛЯТЬСЯ, I]; «Только те были празднишны кушаки, а поясок на работу» [ПОЯСОК, V]; «В будни в чём попало, в заплатках ходили, починят, а в праздник-то выфрантятся» [ПОЧИНИТЬ, VII]3.
Следующая яркая ипостась праздничного времени связана с пищей, хотя картина при этом осложнялась
еще и наличием второй культурной оппозиции «пост -мясоед», весьма значимой в православии [12]. В период праздника менялся либо набор дозволенных продуктов: «Масленицу справляли с мясокусного воскресенья, пришёл понедельник - не стало мяса» [ПОНЕДЕЛЬНИК, VIIV, «В пост постничали, молошно не ели» [ПОСТНИЧАТЬ, VII]; «Витушки — это постные, а калачи - те скоромные» [ВИТУШКИ, V]; «Масленка пройдёт - пост начнётся. Семь недель всё постное ели: рыба, картошка», «Весь Великий пост блины постные ешь. Ничего скоромного не дают. Скоромное -мясное, молоко» [ПОСТНЫЙ, IV]; «Всё равно блины пекли, кода пост, постны блины пекли. Также яйца не били, молока там тоже нету, а на постном испекут» [ПОСТНЫЙ, VII]; «В пост варили крупу, кашу, картошку. Суп постный - крупа «рыбий глаз», парёнки делали из брюквы — парили брюкву в корчажке, пироги с грибами» [рыбий глаз, VI, XVIII], либо, как и в рассмотренных выше случаях с одеждой, менялось качество того же самого продукта питания. Так, например, мука, из которой пекли хлеб, на праздник была белой: «По будням хлеб аржаной пекли» [БУДНИЧНЫЙ, IV]; «Всё большо свово, пшеничного стряпачи. На густо сито просеешь. К празднику из такого вот стряпали хлеб» [ГУСТОЙ, 2., VI]; «Хлеб дешёвы, его и переводют [скоту]. Сами пекём по праздникам хороший хлеб. А счас сдави [магазинный] - не выпрямится, так лепёшкой и будет церстветь» [ВЫПРЯМИТЬСЯ,
VI]. Следует отметить еще одно обстоятельство: летние будни для крестьян были связаны с напряженной работой вне дома, и у хозяйки хватало времени на приготовление только самой простой пищи: «Но вот уж в летнее время, конечно, мало кто стряпал. Как старуха кака дома — дак только постряпат, а то хлебы испекут да на пашню поедут» [постряпать, IV].
Резкая перемена, связанная с праздничным столом, подчеркивалась позволением употреблять алкоголь. На рубеже XIX-XX вв. дело касалось прежде всего самодельного пива: «Пиво редко варили, по времю кой-да» [ВРЕМЯ • ПО ВРЕМЮ, V]; «В праздники пиво варят, солод варят. Братшину складывают» [БРАТ-ШИНА, II]; «Пиво на праздник варили, бражку заводят и пьют» [ПИВО, IV, ЗАВОДИТЬ, VI]; «Я сам не гуляка, но и у меня такой грех был: в праздники вот выпью» [ВЫПИТЬ, 2., VI]; «Покров ещё быват - выпьем. [А] теперь как чуть, так выпиваем» [ВЫПИВАТЬ, IV]; «Вот вчера побаловался маченько [выпил]: Петров день» [ПОБАЛОВАТЬСЯ, 2., VII]; «Сё-дня праздник, надо выпивку» [ВЫПИВКА, VII]; «Сильно пьёт. Головы нету на плечах, что? Каждый праздник надо выпить» [ПЛЕЧО • (НЕТУ) ГОЛОВЫ НА ПЛЕЧАХ, VII]. С середины века традиция домашнего пивоварения пресеклась, изготавливать стали более крепкий самогон: «Праздновали тоже, самогонки на-гонют и гуляют целую неделю» [САМОГОНКА, IV]; «Вина не покупали, всё гнали самогон иль каку медовуху, бражку тут» [ГНАТЬ, 2., VII].
Праздник был связан с особыми блюдами (вплоть до ритуальных, например, сырной пасхи, называемой в среднеобских говорах «сыром», куличей, блинов, курников): «Стряпали, яйца красили, сыр делали на
Пасху. Служат всю ночь в церкви, поели утром и спать начинают ложиться» [СЫР , VII]; «Паска из теста, ходят в церкву с паской этой, пекут в посудине» [ПАСКА, 2., I]; «Мы паску, я сама даже, стряпаем к Паске. А так, вздумаешь, так к любому празднику испечи можно» УМСПЕЧМ, V}; «Я вот дома прошлогоднего года скоко пасок напекла и три десятка яиц окрасила» [ПРОШЛОГОДНИЙ • ПРОШЛОГОДНЕГО ГОДА, VII]; «Паску стряпали, яички набивают, масло коровно кладут» [ПАСКА, 2., VI]; «На Пасху яйца красили, куличи пекли» [КУЛИЧ, VII]; «Как батюшка запел «Христос воскресе», мы, значит, это... Ну, короче, яички крашены, по-моему, это какой-то куличок мало-маленький» [КУЛИЧОК, VII]; «То блины постряпаю... завачялись где-то, в родительский день гости не съели» [РОДИТЕЛЬСКИЙ • РОДИТЕЛЬСКИЙ ДЕНЬ, VII]; «На масленку блинов напекёшь, маслом польёшь, едят, за уши не стащишь», «А когда масленка идёт, мяса уж не едят, а всё масляно, молочно» [МАСЛЕНКА, IV]; «Петров день вот будет двенадцатого, это будет праздник, тут тоже уж стряпали всяко», «К праздникам стряпаются, готовятся» [СТРЯПАТЬ, СТРЯПАТЬСЯ, VII]; «Я себе часто, кода праздник, на два, на три яйца изделаю [хворост], вазу накладу» [НА, 16.,
VI]; «По праздникам затевали тесто, пекли блины, пирожки» [ЗАТЕВАТЬ ТЕСТО, V]; «Стряпали вах-ли, пустышки [к празднику]» [ПУСТЫШКА, VII]; «Воскресенье придёт, пирожки стряпашь да шанежки» [ШАНЕЖКА, I]; «Раньше всякие-то печенья к празднику только. А счас-то в достатке, каждый день стряпают» [ДОСТАТОК • В ДОСТАТКЕ, VI]; «А на праздник печенье, пряники, заварушки, пышки сдобны» [СДОБНЫЙ, VII]; «А там уж, когда Паска, тут уж и напекут, и наварят, и всё в жирах, и всё на свете» [СВЕТ2 • ВСЁ НА СВЕТЕ, VII]; «Паску дождутся - варят всё, жарют-парют тода, и всё там, рыбу и мясо, хоть чё ешь» [ЖАРИТЬ-ПАРИТЬ, VII]; «Седьмого января будет Рождество. Стряпают сковородное» [СКОВОРОДНОЕ, VII]; «Каравай - сладкий пирог на менины кода» [КАРАВАЙ, V]; «Стряпали пироги с узюмом на свадьбу» [УЗЮМ, VI]; «На свадьбу-то вахли стряпали, вахачьна доска была» [ВАХЛИ, II]; «Когда к венцу собираются, ставют свечи. Светочкими курники нарядют. Курник длинный, вроде как гуся из теста делают» [КУРНИК, I]; «Пекли на свадьбу курник. Сварют курицу и наклада-ют, цветами украшают» [КУРНИК, IV]; «На третий день [свадьбы] был куреньков пирог, молодуха пекла» [КУРЕНЬКОВ ПИРОГ, V].
Часто в праздник приготовление пищи поручалось более опытным людям, а то и просто дополнительным работникам, так как требовалось большое количество еды для приглашенных гостей: «Прямо так это хво-росты стряпать. Ну, корзиночка порядошна така у меня, целу корзиночку стогом. Дак таки два таза стогом настряпали. На свадьбу-то много надо» [СТОГ, VIII]; «Молодёжу собирают [провожать], всех угостить надо, за голый стол не сажала» [ГОЛЫЙ, VIII]; «По простым праздникам сами стряпали, а на свадьбу или на поминки стряпку звали»
[ПО, 17, VI], «Пироги, мясо... А свадьба тык свадьба, стряпку нанимают» [СТРЯПКА, III]; «На свадьбу каку-нибудь старуху приглашали, вот она и стряпает — её стряпкой и называют», «Особые стряпачи пироги с узюмом, на свадьбу стряпали печенье тако красиво. Ну, стряпки стряпают, которы умеют да и не умеют, работы много, со стороны приглашали» [СТРЯПКА2, IV]; «Дружка не садится, стоит у печки [говорит]: «Стряптушечка-матушка, есть но-
женьки, подойди, есть крылышки, подлети» [СТРЯП-ТУШЕЧКА, V].
Непосредственно время праздника вместо запрещенной работы заполнялось игровым и развлекательным действиям, которым должны были предаваться члены общины. Разные праздники, накладываясь на климатические особенности годового цикла Сибири (да и России в целом), соотносились с различными развлечениями, имевшими иногда еще дохристианские корни. Почти для каждого большого праздника были характерны свои специфические увеселения, которые вписывались в общую схему праздничного поведения. Данная схема предусматривала, во-первых,
4
посещение церкви , во-вторых, хождение в гости или прием гостей как стержневые моменты праздника («Гуляют целу неделю, по суседим ходют» [СУСЕД, I]; «У всей родни гуляли, пока всех не обойдут. По всей родне когда уж прогуляют, тогда утихомирятся» [ПРОГУЛЯТЬ, IV]; «Раньше, опеть, пили рюмочками... В Пасху, в Рождество выпьем, кажный выпьет и опять идёт в другу избу» [ВЫПИТЬ, IV]; «Это раньше праздник подойдёт - Октябрьска. Не сидели в одном доме, как счас: до сшиба напьются, а по гостям ходили» [СШИБ • ДО СШИБА НАПИТЬСЯ, V]; «Гуляли по домам. Сёдня у меня посидели, потом едут к следующей, к подруге моей» [СЛЕДУЮЩИЙ, VII]. Особенно важен был этот момент для празднования престольных праздников, которые в сибирских старожильческих говорах Среднего При-обья красноречиво назвались «съезжими» или «съезд-ными»: «Да, так и бувало: как токо праздник, так со всех сторон и наезжают. С окружных деревень» [ОКРУЖНЫЙ, VI]; «Ездили только в праздники съезжие. Раз в году. Вот Петров день двенадцатого июля и Веденьё четвёртого декабря - у нас в Вершинина были съезжи праздники» [СЪЕЗЖИЙ • СЪЕЗЖИЙ (СЪЕЗДНЫЙ) ПРАЗДНИК, VII]; «Девки, ребята съезжались в гости» [СЪЕЗЖАТЬСЯ, VII]; «На Петров день долго гуляли. Весело было. Съезжий праздник был. Съезжались со всех деревень. На Введеньё тоже с чужих деревень», «А Троицу [праздновать] ездили в Косогоров}', съездный был праздник, ну у нас-то Введеньё, Крещенье съездны были» [СЪЕЗЖИЙ • СЪЕЗЖИЙ (СЪЕЗДНЫЙ) ПРАЗДНИК, VI]; «Вот Ильин день к нам собираются, гуляют. Прогуляют два дни - и домой. Что народу, миру съезжается!» [ПРОГУЛЯТЬ, IV]).
Праздник был немыслим без пения, часто под гармонь, которое в некоторые периоды литургического года, например Великий пост, было прямо недопустимо: «В масленку мяса [уже] не ели, тольки семь недель пост. Песни запоёт - Боже спаси! Нас как-то в
каталажку посадили за песни» [ПЕСНЯ, IV]; «Девушки брались за руки да с песней по селу шли» [БРАТЬСЯ, 1., VI]; «Ижля вот праздник был, так девки пели» [ИЖЛЯ, II]; «Девки всё, ребята, которы ходичи, песни поют, круговы песни всяки-разны» [ПЕСНЯ • КРУГОВАЯ ПЕСНЯ, VI]; «Круговы песни запевали. Круг-то какой! Руки за руки ходют и ходют, аж сердце заливат» [КРУГ1, 6., VII]; «Песни поют погостьюные. Погостюйте, наши гости, погостюйте, дорогие» [ПОГОСТЬЮНЫЙ, V].
Большие праздники, которые зачастую отмечались не один день, имели и свои конкретные приметы. Так, масленица была связана прежде всего с катанием на лошадях по деревне и катанием на санках с гор: «В масленку коней запрягают и катаются. Впоперёк дороги пройти нельзя» [ВПОПЕРЁК, II]; «А на конях на масленке ездили, в воскресенье в короб до чёрта нас насбирается» [НАСБИРАТЬСЯ, I]; «Были праздники: гуляли, по улице ездили зимой на лошадях» [ЛОШАДЬ, VII]; «А тода така мода была верхом. Со среды [на масленице] верхами бегают. Не ездют ребята-то в кошёвках, ну а наперегонки» [БЕГАТЬ ВЕРХАМИ, V]; «У нас там на масленке. Там с Яра они [кони] бегут километра четыре... » [С, СО, 2.,
VII]; «Дак как масленка, дак и стар, и малы на кошёвках: оглобли уберут и попёр кататься» [ПОПЕРЕТЬ, 5., VII]; «На кошёвку эту как насядут и ребятишки, и стары» [РЕБЯТИШКИ, 2., VII]; «Катушка
- это маленьки скатики для детей. На масленку на катушку пошёл», «В масленишну неделю с катушек катаются» [КАТУШКА, I]; «На масленицу катушки делачи. Расчищают сначача снег, потом воду на конях возют, возют. Гладко становится, скользко. Лодок ешшо из дерева. Замораживали тоже» [ЛОДОК,
VI]; «Лоток делачи: выдолбют, и ты его поливашь, поливать. Ульёшь - и он склизтый, гладкий. И KQZ тится, шум стоит. Это на масленке было» [СКЛИ-ЗТЫЙ, VI]; «И на лотках [катались] - это лотки-то делачи. Ну, делачи деревянны, вот сыры прямо или Кедровы сделают, или сосновы - прямо топором ве-тешут, как маленько вроде закруглено их, и потом их навозом, коровьим говном обмажут, а потом водой обольют. Они застынут. О-о, да как сядешь!» [ЛОТОК, VII] «Масленица - катушка, катались на Воскресенской горе, на санкав катались» [САНКИ2, 2.,
VI]; «Скоко миру было! Горка там, на той улице была, прямо с горы там и на реку укатывасся. Ребята с девками катались. Кто с кем дружит. Катались на катушкав с горы, на их катались» [ГОРА, VI]; «Соберутся народ расчистят катушку, ульют и катаются» [РАСЧИСТИТЬ, VII]; «Большим праздником была масленка. Целу неделю гуляли. Девки и ребята игры водили» [ВОДИТЬ ИГРЫ, V].
К пасхальной неделе в старожильческих деревнях парнями обязательно сооружались качели для молодежи: «Робяты поставют козлы, качаются: всю как есть неделю качались на качели, играли в круги, ходили по деревне с песнями и с гармоней» [КАЧЕЛЬ,
V]; «Такие толстые верёвки привяжут на слёгу, доску, плаху кладут. Человек шесть-семь сядут на качели, двое по краям. На Паску всегда такое было, парни
и девки качались», «На Паску на качелях качамся, бывало, целу неделю с гармошкой. [...] А на качелях иіш бко любили качаться» [КАЧЕЛИ, IV]; «У нас туту просто на берег собирались, а то качельку весили, большу качельку весили. Сразу человек двадцать садится», «У нас качелька называтся. Ребятишкам весят, когда Паска быват», «Качельки бывали. Мы ходили на качельке качались» [КАЧЕЛЬКА, I]; «Праздновали раньше хорошо. Придёт Паска - девки гуляют, робяты поставют козлы, качаются. Всю как есть неделю качались на качеле. Играли в круги, ходили по деревне с песнями и гармоней» [ВЕСЬ (ВСЯ) КАК ЕСТЬ, V]; «На третий день молодёжь качается на качелях» [КАЧАТЬСЯ, VII]; «Качели-то у нас тоже бывало вешали. А взрослые, где место выберут, поставят козлы и качаются. Козлы, стоят они связанные между собой, две ножки твёрдо стоят, с места не сшевелишь, как козёл стоит упрямый» [КОЗЛЫ, VIII].
Празднование Троицы отмечалось в первую очередь хороводом (в среднеобских говорах «коровод», «корогод», а также «круг» и «круги», «кружки») и завиванием девушками венка в лесу: «Ну, как праздновали. Как празднуют чечас? Весной устраивали, ко-рогодами играли здеся. И ребята с девчонками тоже в корогоде играли» [КОРОГОД, V]; «У нас назывались короводьи. Были мы. Ходют и поют», «Троица был праздник. Наедут молодёжи, там они сами собой, короводы, гармошка» [КОРОВОД, I]; «В круги играют в праздник, веники светалш убирают» [КРУГ • ИГРАТЬ В КРУГИ, I]; «Воскресенье [Иисуса Христа] справляли, кружками играли, поверья така была» [КРУЖОК • ИГРАТЬ КРУЖКАМИ, I]; «Ходили кружками, даже наш брат, женски, а девки особенно» [КРУЖОК • ХОДИТЬ КРУЖКАМИ, I]; «Раньше в двенадцать часов в воскресенье на горке девки в круг вставачи и ходили, кругом ходили, песни пели» [ГОРКА, VI]; «Съезжий праздник, круг. На етот круг собиралась молодёжь, кругом ходят, поют, ешшо были игры», «Не одна я така была, редко-редко кода девка взамуж идёт за того, с кем на кругу ходила» [ХОДИТЬ • ХОДИТЬ КРУГОМ, В КРУГ, VI]; «А кроме танцов никаких игров нету, а тода кругом играли» [ИГРАТЬ КРУГОМ, V]; «Он ходил в круг с девками. По кругу ходили, пели» [ДЕВКА, VI]; «Вот праздновали: девки, ребята соберутся на круг, там одно место, на коленки садятся, цалуются принародно» [САДИТЬСЯ, 1., VII]; «В Троицу, в четверг, идут венки завивать с гармоньей, с песнями», «На Троицу девки в лес ходили, венки завивали», «Девушки венки гурьбой завивали. Куды замуж пойдёшь - покажет» [ЗАВИВАТЬ ВЕНОК, V]; «Шли к речке, бросали венок в воду... Ежлив венок плывёт и не тонет, значит девка эта замуж нонче выйдет» [ЕЖЛИВ, V]; «Венки плетут на Трощу. Завьёшь его на берёзке, потом его бросаем в воду», «Молодёжь идут венки завивать. Со Светками идут на берег», «Из пихтовника плели венки, таки веночки плетут на голову. Ну, в Троицу венок завивать» [ВЕНОК, IV].
Специфика празднования дня Ивана-Купалы, несмотря на то, что он никогда не относился к большим
праздникам, до сих пор хорошо известна не только в деревне, но и в городах: «А Иван-Купача - да наобли-ваются все девки да парни, хлюпаются» [НАОБ-ЛИВАТЬСЯ, V]; «Иван-Купала — берут вёдра и купают кого попало, веселятся» [КУПАТЬ, VI], «Туда наберут воды и вот Иван-Купала начерпать воды, грязи...» [НАБРАТЬ, 1., VI]; «Ето уж как Иван-Ку-пала, раньше были, так уж купались [обливались] с ног до головы, а сейчас без купанья холодно» [С НОГ ДО ГОЛОВЫ, VI]; «Завтра вот Иван-Купача. Только в тот день и начинали купаться. Сцас-то раньше. А раньше этого двадцать пятого объявляют это там» [РАНЬШЕ. 4.,VII].
В Петров день и в прочие значительные праздники летнего цикла празднующие перемещались за пределы деревни, на луга: «А вот летом - Петров день, так тогда выходили на луга, прямо компаниями» [ТАК, 8., VI]; «В праздник они выходят на луг. Бегают в разлуки: я с тобой, а ты со мной, нас разлучают, бегают, имают» [ИМАТЬ 1., I]; «Парами ауь дют на Петров день» [ПАРАМИ, VI]; «Ильин день проходил в церкви, на улице» [ПРОХОДИТЬ1, П.,
VII]; «Северная гора: гуляния на ней проходили, Пасха. Масленица, катушка на Воскресенке проходили» [ПРОХОДИТЬ1, 8., VII].
Весь праздничный цикл Рождества, Нового года и Крещения у русских старожилов Сибири, как и повсеместно в России, был связан в единое целое. Для этого периода были характерно появление ряженых (чаще называемых в Приобье «наряжунчиками», «слу-шальниками», «слушанниками», «шулюканами»), которые ходили по деревне с пеньем, с гармонью: «На Новый год ряженые были. По всей деревне ходили молодёжь, и хороша одёжа, и махорна, и в саже вымажутся» [МАХОРНЫЙ, VI]; «То они [ряженые] посеют, это, значит, кто пшенички, кто овёс посеет, поздравят с Новым годом, чтоб урожай был, то-друго там всё» [ПОЗДРАВИТЬ, VII]; «На Новый год ряженые. Все перемажутся, грязны сами. Чё-нибудь оденут и всяки чуда выкомаривают» [ВЫКОМАРИ-ВАТЬ, VI]; «От Нового года до Хрешшенья наря-жунчики бегают» [НАРЯЖУНЧИК, I]; «Слушал ь-ники на святках ходили, пели песни, плясали, с гармошкой. Ешшо ряжены называчись», «В Новый год слуА шальники, сейчас - замашкированы», «Юбок пять едакими ступочками надеват с фонборой, кружевами. Красиво одеватся. Вот их зовут слушалышка-ми» [СЛУШАЛЬНИК, I]; «Мы нарядились в Новый год, слушалышками наряжаются вот, слушальни-ками. Ну, вот наденем какую-нибудь юбку больше длинну материну или там чё-нибудь, горбишко сдеА лам, лицо завешам чем-нибудь или сажей замажем, -ну, вот и пошли по деревне» [СЛУШАЛЬНИК, VI]; «Нет, у нас токо в Новый год были ряжены. Покойники, слушальники. Слушальники, значит, ну, тоже лицо закроет там, кто горку сделат, кто живот из-делат, кто там галоши наденет, ну, зимой же, кто чё. Ну действительно, слушальники, они все ходили», «Из дому в дом ходили, но которы угощали, и вином даже этих слушанников» [СЛУШАЛЬНИК, СЛУ-ШАННИК, VII]; «Слушанники были. Снаряжались.
Рождество. Ходили - пели», «Очень чудили, снаряжались ... Одна бабка нарядила кобылу, навязала веников, тут ужасно, что было» [СНАРЯЖАТЬСЯ2,
VII]; «И стары, все [ходят ряжеными]. И сажей намажутся, и бяку всяку навешают» [СТАРЫЙ, 1.,
VII]; «Наряжали, одевали маски, называли шулю-кан», «В святки шулюкап оболокатся. Если в хор<> шу одёжу, то ряженый, а если махор какой страшной, то шулюкан», «А ежли худенький, махрюшки каки, пимишки драны да чирки на одну ногу, а пичиш-ко на другу, шапку драну идеват, рожу намазюкат, так то шулюкины зовут», «В Новый год бегали шу-люканы, ворожили» [ШУЛЮКАН, I]; «В старо время шулюканом идевались. Там чё попало на себя идева2 ли. Охотница я была до этого. Гармонисты приходят, садятся на лавку, а шулюканы пляшут» [ШУЛЮКАН, V]; «В Новый год люди наряжались в маску и белый хеш ат, так и ходили по улицам вместе с шу-люканами» [ШУЛЮКАН, VI]; «Наряжались в Новый год. Наденут на себя махры и пошёл. Ходили по домам, к хозяевам» [МАХРЫ, 1., VI]; «Наряжались в Новый год. Покойниками наряжались, такие были маски, белы штаны», «Много у нас тут наряжались. Белы вот качьсоны, рубаха, маска специальна» [МАСКА, VII]; «А раньше у нас машкароваться ходили» [МАШКАРОВАТЬСЯ, И]; «Сошьём плате из марли. Плате крахмальное - вот наряд [новогодний]» [КРАХМАЛЬНЫЙ, 2., VI]; «У нас обрядов нет. Обряды только в святки, четырнадцатого января, по-старому. Брат у меня наряжался лошадью» [ОБРЯД, 2.,
VI]; «Наряжались в Новый год. Снарядятся кто солдатом, кто маски надевал, снаряженка называли» [СНАРЯЖЕНКА, II]; «Шубы выворачивали раньше, диковачи» [ДИКОВАТЬ, VIII]. Собственно говоря, во второй половине XX в. данная традиция не слишком радикально трансформировалась: «Новый год отправляли: Дед-Мороз, Снегурка нарядятся, из деревни в деревню ездют» [СНЕГУРКА, VII].
Крещенье, ставившее своеобразный предел этому разгулу, отмечалось сооружением иордани - проруби, в которой святили воду и очищались от грехов (томскими словарями зафиксирован диалектный фразеологический оборот «окупывать грехи»), в том числе и связанных с праздничным переодеванием: «Иордань выдолбят, ребята купаются в другой пролуби, грехи окупывают» [ОКУПЫВАТЬ ГРЕХИ, V]; «Один мужик наряжался. И - в пролубь, купался. Воду святили, и он купался. Ведь наряжаться грешно. Вот он и грех скупач. А потом его в одеяло, тулуп и попрут» [ПРОЛУБЬ, ПРОЛЫБЬ, VII]; «Специально долбят такую иордань, а сверху така была загорожена деревян-на. И вот находились, значит, туда, купались... » [ИОРДАНЬ, VII]; «Иорданка - это раньше иордань называли, Крещение было» [ИОРДАНКА, V]; «У церкви ирдань сделают и в ирдань падают. Один старик купался, пимы надеват, шубу, икунётся в ирдани, что помоется», «Ирдань - это в Хрешшенье с иконами ходили на лёд», «Кто маску наденет, так великий грех шшитали... Так он в Хрешшенье купался в ирдани», «Ирдань — это пролубь на Хрешшенье. Когда маски надевали, при попах в ней и купались, чтоб
грех смыть. Это дурность была. А для рыбы прої лубь» [ИРДАНЬ, I]; «Ирдань - это сделают хрес и сделают такой-от глыбжины дыру» [ИРДАНЬ, II]; «Ходили молиться на ердань, святили воду, купаться ходили к ердани» [ЕРДАНЬ, I]; «Ярдань - пролубь. Курнулся три раза. Бязательно скупаться надо» [СКУПАТЬСЯ, V]; «В Хрещение ездили на водосвят-ки» [ВОДОСВЯТКИ, V].
Литургический круг крестьянского календаря включал некоторые праздники, связанные с дозволением гадания, ворожбы (более того, допускалось даже колдовство - для нечистых людей: «Когда святки были, как раз в это время начинала колдовать колдунья... Если захочет, килу поставит: глотку разнесёт, и человек может умереть» [ПОСТАВИТЬ, V]). Это время считалось наиболее благоприятным, чтобы узнать судьбу, в течение же остального времени подобное занятие было предосудительным. Материалы томских словарей связывают данные действия только с двумя праздничными периодами - Новым годом (святками) и днем Ивана-Купалы: «В Новый год, по-старому, ворожут Бегают, да шулюкают, да наряжаются» [ШУЛЮКАТЬ, II]; «Гадали, бегали под Новый год, под Крещенье. Выскочили мы с зеркалом у оврага. Как посыпали отсюда вот: отряд [колчаковцев] верхами. Мы - бежать» [ВЕРХАМИ, V]; «Под Новый год гадали - кольцо в воду опускали - кто взЛ муж выйдет» [ОПУСКАТЬ, VI]; «На Новый год всяг ко гадали. А потом дети пошли, како гаданье» [ГАДАНЬЕ, VII]; «Под Новый год ворожат. Кольца в стакан пускают, курицу с петушком выпускали - они говорили друг с другом» [ПУСКАТЬ, 6., VI]; «Ворожили... Курицу выпускачи в кольцо. А петух совсем ногой гребанёт, вобше, кольцо толкнёт — муж сурь-ёзный будет» [ГРЕБАНУТЬ, V]; «На Новый год. И в зеркачо глядела. Два зеркала, одно к стенке, в друго смотрится. Я сама ворожейка» [ВОРОЖЕЙКА1,
VII]; «И вот мне эта бабка Фектиста ворожила двумя зеркачами» [ВОРОЖИТЬ, VII]; «А девками были, гадали на старый Новый год. Бывало, девки спрашивали, как жениха зовут. Ночь-полночь прибегут к нам» [НОЧЬ-ПОЛНОЧЬ, V]; «На Новый год ворожили. Вот дорога. На дорогу ставили дугу. Три раза скрутишься и в дугу ползёшь» [СКРУТИТЬСЯ1,
V]; «И гадали на Новый год. Трёхугольний столик нагревали, чтобы гвоздка не было железна на ём, тої ко на деревянных гвоздках» [ГВОЗДОК, VI]; «Ешшо пимы через забор кидали. Откуль пим прилетит, от-туль приедет, может, кака моя судьба» [ПИМЫ,
VII]; «Рождество тоже гадали. Люди гипнозные были» [ГИПНОЗНЫЙ, V]; «А как же? И гадать гадали, дело молодо. Волово топили, выл ем в чашки» [ГАДАТЬ, VII]; «Цветок, раньше ворожили на Ивана-светошника: придёт ли жених. Кукушешник называли» [КУКУШЕЧНИК, II]; «Женихов ворожили под праздник» [ВОРОЖИТЬ, V]; «Как-то на Ивана Купала там чё-то и загадывают кого-то» [КОГО-ТО, VI]. Как правило, гадание и ворожба - элемент девичьего поведения, однако словарные материалы дают один контекст, связанный и с мужским гаданьем: «Под Новый год святки были, дрова воровали. Глаза зажмуря-
ют, притащут. Чьё тако полено? Если хорошее полено — невеста хорошая, если сукливое - плохая девка» [ЗАЖМУ РЯТЬ, V].
Кроме описанной выше системы развлечений, характерной для русского этноса в целом, в праздничное время в среднеобских селах существовали и некоторые менее известные развлечения и культовые действия (или реже - запреты на какие-то действия, не связанные непосредственно с работой: «В Ильин день купаться нельзя» [КУПАТЬСЯ, VI]). Но в силу их меньшей устойчивости в крестьянской традиции словарные контексты фиксируют данные прескрипции нечасто, например: «В Хрешшенье бега. Навозют бегун-цов - конёв. Чей конь обежит» [БЕГУНЕЦ, I]; «Рожество пели, носили иконы на палках-то. под окошко поставят» [ПОД2, 3., VII]; «Ну и нам [ряженым] ничё не подали, а гуляли мы всё время вместе. Ничё не подали. Подойдут под окошко, подашь булку или полбулки [когда славят в Рождество]» [ПОДАТЬ,
1., VII]; «В маслёнку столб ставили, говорили: «Город ломать». На столб вешали какие-нибудь подарки, и их доставали, на столб лазили за ними» [МА-СЛЁНКА1, VI]; «Ну, городок делали зимой. Как раз на масленку... А как cmpowiu городок? На снег нальют водой, обольют это. Он замёрзнет. И такими вот брусами вырезают и окладывают вот... И городничего туда ещё поставят. Наверх человек, а потом снегом его emu... Стоят мужики четыре-три. Снегом в эти» [ГОРОДНИЧИЙ, V]; «Сороки святы. Даже из пресного теста [пекли птичек]. Лишь бы очередь отвести» [ОТВЕСТИ ОЧЕРЕДЬ, V]; «В Великий четверг [перед Пасхой] четвережая соль запекается в кулич» [ЧЕТВЕРЕЖНЫЙ, V]; «А в субботу стря-пат [перед Пасхой]... Она каки-то булочки стряпат, таки булочки стряпат дедушке-суседушке. Вот: "Дедушка-суседушка! Попой мою скотинушку..."»
[ДЕДУШКА-СУСЕДУШКА, VI].
Словари свидетельствуют о произошедшей к концу XX в. нивелировке прежде резко выраженной дихотомии праздников и будней. Даже в сфере сельского хозяйства повседневная работа стала менее напряженной физически, прерываясь регулярно выходными (чего не было даже в середине века: «Я молотила пять месяцев, без выходных», «Если б нам выходны были или отпуска каки - хоть отдохнуть», «В колхозе тридцать лет работали, выходны не давали» [ВЫХОДНОЙ, VII]; «Сейчас люди стоко не работают, ходят обрядно, а раньше сутками работали» [СТОЛЬКО, СТОКО, 1., VII]). Но самое главное - работа перестала рассматриваться в традиционной культуре как безусловный нравственный приоритет, а в силу этого праздник превращается всего лишь в досуг -свободное время. Данный процесс был поддержан и идеологически обоснованной отменой религиозных праздников: «Никаки наши божьи праздники не празднуют» [ПРАЗДНИК1, IV]; «Теперь уж праздники никто не праздничат», «Бывало, у людей-то раньше праздник был, всеобче праздновали. А сейчас ты праздничаешь, они работают» [ПРАЗДНИЧАТЬ, IV]; «Пасху шесть дён гуляли... А счас праздник не празд-
ник» [А, 1., VI]; «На Пасху уж не гуляем. А так если пригласишь кого» [ПАСКА, ПАСХА, 1. .VII]; «Это вот до совхоза, шшытай, до шестидесятого года [праздновали Петров день]» [СОВХОЗ, VII]5 и соответствующих ритуалов: «Баушка токо свечечки за-жигат к кресту, к Паске Христовой, - а мы уже около её!», «Она нас не принуждала, не заставляла [молиться], токо свечечки зажигат, а мы уж около её. Мы уж около её, пока свечечки не сгорят» [СВЕЧЕЧКА, VII]; «В Троицу хорошо было: коней святили, купали... Ну как коней святили? Кажный хозяин на своей лошади подъезжает к часовенке, ну и поп их—у его такая была, риза была, кадило - мочит в водичку святую и коней брызгали» [СВЯТИТЬ, VII].
В прошлом осталась и целостность комплекса праздничного поведения: исчезли такие непременные атрибуты праздника, как развлечения молодежи (хороводы, качели, завивание венка, катание на лошадях, вечерки), ведь именно праздничный статус придавал этим действиям обязательность в глазах общины, распоряжаться же досугом индивид волен самостоятельно. Разрушение миропорядка повлекло за собой недейственность и других прескрипций, например, о допустимости алкоголя только в праздничное время: «Нам бражничать некогда было, всё кака-то работа была» [БРАЖНИЧАТЬ, II]; «Складыню каку соберутся, выпьют, а мне некогда» [СКЛАДЫНЯ, I]; «Как праздновачи? Напьются да подерутся. Раньше праздник, а нынче в будни напьются» [ПРАЗДНИК , IV]; «Что вы, разве в рабочее время пили раньше? Мне счас и в голове не помещается» [ПОМЕЩАТЬСЯ • НЕ ПОМЕЩАТЬСЯ В ГОЛОВЕ, VIII]; «Кольку-то нонче от пьянки лечить удумали: пьют. Кака работа?» [ПЬЯНКА, IV]; «Свиньи же они нынче! Привыкли пить» [СВИНЬЯ, 2., VIII].
На целостности системы праздничных прескрипций сказался и уход обязательных периодов сдержанности -постов: «Анна постничает, молится. В старо время каково бы наварили, боярыни мои» [БОЯРЫНЯ МОЯ, V]; «Шесть недель, однако посту быват, а потом розгов-ни» [РОЗГОВНИ, VII]; «Раньше во пост Великой, мы скоромного в рот не брали» [СКОРОМНЫЙ, VII], и достигнутый уровень жизни, который позволяет готовить (или покупать) небудничные лакомства намного чаще: «Какой менинник был - праздновали: чё за праздник -ись нечего. А счас каждый день праздник» [ПРАЗД-НИК3, IV]. Изменились и нормы поведения во время гостевания и застолья: «А сечас, счас если праздник какой, все у стола дети. Вот сечас, я сама знаю, нашего разве отгонишь счас?» [РАЗВЕ, 1., VI]; «К празднику очень готовились, теперь хорошо вечера делают, но не так. Час вот все садятся за стол, а раньше конпанья 30 человек садится постепенно. Истаяьные опять уходят, много надо всего: беседков, тарелков. Беседки эти — стулья, диваны, столы, надо много, беседку - ну, табуретка, на котору садятся» [БЕСЕДКА, II]. Но сохранившиеся звенья, пожалуй, передают дух бывшей системы: по-прежнему важна непосредственная подготовка к празднику (прежде всего забота об обновлении, очищении жилища: «Вот два праздника раньше справляли. Так к этим праздникам так готовились!» [ЭТОТ, 3., VI]; «В
колхозе всё уберём, управимся, потом стряпам, гото- получил премию. Много хлеба высеял» [ВЫСЕЯТЬ,
вим, гулям дня два-три» [ПОТОМ, VII]; «Праздники VI]; «Давали ему подарок к Дню Победы-то. Дали ру-
подходят, жена дома управляется» [УПРАВЛЯТЬСЯ, баху да шарф на шею. Он его сроду не носил. За это
I]; «Я к Паске как раз белила» [КАК РАЗ, VI]; «Стала к спасибо, дарёному коню в зубы не смотрят» [ПО-
Пасхе убирать, белить, разулась да босиком бегала в ДАРОК, IV], поздравления и новости от родных и зна-
сенки» [РАЗУВАТЬСЯ, VII]; «Дома матерушши, как к комых: «Нынче прислали они где-то к Восьмому мар-
празднику скрести — ох!.. Стены скоблили, полы скобли- ту открытку» [МАРТ • ВОСЬМОЕ МАРТА, VII];
ли» [СКОБЛИТЬ, 1., VII]; «Половик—это на всю комнату «Я ведь им [детям] всё помогала, а вот топерь п<>
дорожка, специально на гвоздики, которые со шляпками. мочь кака. То бывало кажный праздник проздравите-
К празднику половики снимут, полы вымоют и снова на льную шлют, а счас ничё» [ПРОЗДРАВИТЕЛЬНЫЙ,
гвоздики» [ПОЛОВИК, IV], смена или обновление одеж- V]; «Сверхсрочной оставляли. Сто восемьдесят ок-
ды: «К празднику-то навалом [заказов]. Не кожному на- лад клали. Три письма оттуль присылал, к кажному
шьёшься. Иплатьи цветошны были. Платья кашемировы празднику» [СВЕРХСРОЧНЫЙ, VI].
два да по ём цветочки» [ЦВЕТОЧНЫЙ, V]; «У меня вот, Областной дескриптивный словарь как лингвоку-
например, платье будничное, а есть и праздничное одеть, льтурологический источник не только помогает смо-
куда на праздник пойти» [ПpАЗДНИЧНЫЙ, ГУ] и пищи: делировать тот или иной фрагмент культурной тради-
«Кпраздникам стряпаются, готовятся» [СТРЯПАТЬСЯ, ции, но при этом придает ему объективность. Она ос-
VI]) и сами праздничные застолья и гостеванья: «Плясали. нована на множественности, «коллективности» ин-
Мы раньше все праздники в году праздновали и плясали. формантов, описывающих свой частный жизненный
Мы как дадим, так до поту» [ПОТ • ДО П^ОТХ опыт, на «полифонии» голосов, снимающей субъек-
«Кто пристал, не пристал - все поют и пляшут, токо тивность прожитого. Этого достоинства нет даже в
шум стоит» ^РИСТАГ^ ^ VII]. документальной записи того или иного обряда, ведь
Отметим также стремление именно к празднику любая подобная запись фиксирует происходящее в
приурочить награды, премии и подарки, которое со- конкретное время в конкретном месте, но сама куль-
храняется, несмотря на светский характер государст- турная традиция варьирует во времени и в простран-
ва: «Редко женщина получала премии, а я не отста- стве. Диалектный словарь обеспечивает адекватное
вала от мужа. К Октябрьской он пятьдесят рублей понимание жизни нации, отраженной в языке.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Ссылки организованы следующим образом: вначале указывается заголовок словарной статьи, следующая затем арабская цифра отмечает номер значения многозначного слова (у моносемичной единицы этой информации нет), римская цифра обозначает словарь.
2. Характерно мнение дореволюционного «Полного православного богослужебного энциклопедического словаря» о том, что в современной авторам русской деревне на первом месте праздники в честь того святого, которому посвящена деревенская часовня или приходская церковь. Этот праздник продолжается три дня, начинается обыкновенно с молебна. Из числа церковных праздников народ чествует такие, которые церковь скорее считает второстепенными. Таковы, например, Юрьев день, или великий Егорий (23 апреля), великий Николин день (9 мая), Иванов день или Иван-Купала (24 июня), Петров день (29 июля), Ильин день (20 июля) [10. С. 1882-1883].
3. Но если юбки, фартуки, платки, рубахи были и будничными, и праздничными («Буднишна, [а] празднишна по воскресеньям [косын-
ка]. Не зарюсь, не покупаю цветных. Он полиняет, цветочки» [ЗАРИТЬСЯ, V]), то некоторые виды одежды имели строго рабочее функциональное назначение. Сошлемся на словарные статьи: ЧАМБАРЫ, ЧЕМБАРЫ, ЧЕНБАРЫ, ЧУМБАРЫ: Широкие рабочие шаровары из холста. «Холщовые чамбары одевали на охоту, на рыбалку». « Чембары носили мужики в лес ли промышлять, по шишки чембары носили», «Когды лес возят, чембары одеют, чтоб земля не засыпалась; они широки», « Ченбары, холе покупали, мешок складыват в два ряда, шнурок вдёрнул. Он бродит [ловит рыбу 'броднем'] в них, работат», «Ченбары надевали, на рыбу поедут, на сено, сверх чирков или пимов оденут, и снег не засыпается» [I]; </Ченбары - токо пачкаться [носили]», «А в будни ходили в чунбарах холщовых, из холста» [VII]; ЗАЧЕМБАРИТЬ: 2. Заправить под 'чембары'. «Холшшовы сошьют чембары, как брюки широки. Шубу туда зачембарит, у него и шуба не пакостится, и аккуратный» [1]; ПОДЧЕМБ АРИТЬСЯ, ПОДЧЕНБАРИТЬСЯ: Заправить полы одежды, них рубахи в 'чембары ', ченбары'. ЛМ: чембары, ченбары. СМ: подпоясываться, подремениваться. «Подчембариться - в рубаху штаны. Чембары - штаны холщовы, на работу их надевали» [IV]; ШАБУР, ШИБУР, ШУБУР: Верхняя рабочая одежда домашнего производства из холста или полушерстяной ткани. «Шабуры для работы», «Шубур широкий, долгий, чтоб тепле было. Одевали на шубу, сверху», «По деревням носили шубуры» [I]; ЧЕБУР: Устар. Рабочая одежда из домотканой пряжи. « Чебуры - халаты сами пряли» [V]; ШАРАБУРЧИК: Ласк. Рабочая верхняя одежда. «У меня токо шарабурчик был всегда» [V]; ПОНИТОК: Рабочий кафтан свободного покроя, сшитый из по-нитка. «Понитки мужчины носили долги. А женски — коротки, как жакетки. Носили их от дождя и холода» [I]; ПОНИТКА: Устар. Верхняя рабочая одежда из домотканого материала. «И понитки носили. Как на работу надо, так понитку наденешь» [И]; ПОНИТКА, ПОНИТОК: Стар. Верхняя рабочая одежда из домотканного матриала. «Понитки - ношебна одежда, ну, значит, часто носят»,
«Пониток - сама последня одёжка» [VII]; БАХИЛЫ: Лёгкие рабочие сапоги. «Бахилы теплее сапогов, голяшки длиннее», «Бахилы выво-ротны бывают. Тонки они, с голяшками» [I]; БАХИЛЬЦЫ: Повседневная обувь с длинными голенищами, поднимаемая выше колен во время рыбной ловли. «В сельпе работал, бугалтерша тулуп не давала, а я в бахильцах был. Промёрз», «Сошьют бахильцы хорошеньки» [V]. Правда, в ПССГ и ВС из словарной статьи БАХИЛЫ уходит формулировка «рабочий»: Устар. «Старинные мужские кожаные сапоги кустарной работы». Что касается обуви в целом, то, например, в первой трети XX в. в среднеобских деревнях ботинки покупались девушкам редко и надевались в особых случаях: «До самого замужества ботинки мамины носила. И одёжу каку? Мама починит чё, и носишь» [ЗАМУЖЕСТВО, VI]; «Босиками на работу ходим. Утром пошёл. Вечером дома... Никакой шерстины нет» [ШЕРСТИНА, V].
4. Иногда статус церковного праздника предполагал посещение кладбища Из светских праздников эта традиция в России связывается с Днем Победы: «Миру было нонче на могилкав! Немыслимо. Около кладбишша всё машины, машины были — родительский день и совпало День Победы» [РОДИТЕЛЬСКИЙ • РОДИТЕЛЬСКИЙ ДЕНЬ, VII].
5. Эту же участь затем разделили и советские праздники: «Октябрьскураньше вечера делали общие, а счас отменили» [ДЕЛАТЬ, VI].
ТОМСКИЕ СЛОВАРИ
I. (СРСГ) Словарь русских старожильческих говоров средней части бассейна р. Оби / Под ред. В.В. Папагиной. Т. 1-3. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1964-1967.
И. (СРСГД) Словарь русских старожильческих говоров средней части бассейна р. Оби (Дополнение)/Под ред О.И. Блиновой, В.В. Па-лагиной. Т. 1-2. Томск, 1975.
III. (СП) Словарь просторечий русских говоров Среднего Приобья / Под ред. О.И. Блиновой. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1977.
IV. (МДС) Мотивационный диалектный словарь: Говоры Среднего Приобья / Под ред. О.И. Блиновой. Т. 1-2. Томск: Изд-во Том. унта, 1982-1983.
V. (СС) Среднеобский словарь (Дополнение) / Под ред. В.В. Палагиной. Часть 1-2. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1983-1986.
VI. (ПССГ) Полный словарь сибирского говора / Под ред. О.И. Блиновой. Т. 1-4. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1992-1995.
VII. (ВС) Вершининский словарь / Под ред. О.И. Блиновой. Т. 1-3. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1998-2000.
VIII. (СОС) Словарь образных слов и выражений народного говора / Под ред. О.И. Блиновой. - Томск: Изд-во Том. ун-та, 2001.
ЛИТЕРАТУРА
1. Немищенко Т.П. К постановке проблемы «Язык как средство трансляции культуры» // Язык как средство трансляции культуры М 2000. С. 30-45.
2. Русские (Этносоциологические очерки). М., 1992
3 Никитина С.Е. Устная традиция в народной культуре русского населения Верхокамья // Русские письменные и устные традиции и духовная культура. М., 1982. С. 91-126.
4. Бернштам Т.А. Будни и праздники: поведение взрослых в русской крестьянской среде (XIX - нач. XX в.) // Этнические стереотипы по-
ведения. М„ 1985. С. 120-153.
5. Бернштам Т.А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX - нач. XX в. М., 1988.
6. Русские. М., 1999.
7. Жигульский К. Праздник и культура. М., 1985.
8. Петров М.К. Язык, знак, культура. М., 1991.
9. Воробьев В.В. Лингвокультурология (теория и методы). М., 1997.
10. Полный православный богословский энциклопедический словарь. Т. 1-2. М., 1992.
11. Калиткина Г.В. Время праздника: сакральное и профанное (отражение лексики с темпоральным значением в томских областных слова-рях//Проблемы русистики. Томск, 2001. С. 123-134.
12. Калиткина Г.В. Сакральное и профанное время в календарном круге: Томские словари в лингвокультурологическом аспекте // Европейские исследования в Сибири. Томск, 2001. С. 234-246.
Статья представлена кафедрой русского языка филологического факультета Томского государственного университета, поступила в научную редакцию «Филология» 20 ноября 2002 г.
