CC BY
17
м
fr I
УДК 94 (470+571) "18"
DOI: 10.37493/2409-1030.2021.1.4
Ю.Ю. Гранкин
СИСТЕМА ИМПЕРСКОГО УПРАВЛЕНИЯ КАВКАЗОМ КАК ПУТЬ К ЦИВИЛИЗАЦИОННОМУ КОМПРОМИССУ
Статья повествует о становлении имперской системы правового регулирования на Кавказе в ходе развертывания активной фазы Кавказской войны и в первые десятилетия после её завершения. Автор указывает на её переходный характер. Система правового регулирования жизни на территориях, подконтрольных российским властям сочетала в себе элементы имперского писаного и горского обычного права. Первые шаги по формированию системы управления Кавказом были предприняты князем М.С. Воронцовым и продолжены князем А.И. Барятинским. Оба кавказских наместника были сторонниками активного привлечения выходцев из местной среды во властные институты, которые устанавливали имперские власти в регионе.
Экспериментальной площадкой для князя М.С. Воронцова послужила Грузия, где он внёс коррективы в процессы гражданского управления и судебного производства. Российские власти не вмешивались в разбор дел, проводимый по адату, который довольно успешно мог применяться наряду с письменными законами империи. В дальнейшем эта практика получила широкое распространение и на Северном Кавказе, где приобрела своего сторонника в лице князя А.И. Барятинского, согласно программе которого следовало, что встав во главе народного суда и народной полиции, взять под своё влияние и под охрану государственной принудительной власти народное право и затем, создавая благоприятные условия для дальнейшего развития всех этих исторически сложившихся элементов, предоставить возможность горцам Кавказа и Закавказья дорасти
до полной государственности и гражданственности тем естественным процессом, которым дошли до них все народы Европы.
Традиция полиюридизма вполне отвечала ментальным предпочтениям населения, казалась естественной и с пониманием воспринималась значительной частью горских обществ. Родовые институты, пока они не начинали выступать против базовых требований имперского мироустройства (например, не мотивировали занятия набеговой деятельностью), не вызывали отторжение у царской администрации. Более того, представители российской власти на Кавказе отдавали должное их эффективности и соответствию уровню развития горских племён. Находясь в условиях военной нестабильности, российская администрация сосредоточила управление горцами в руках армии, что вполне соответствовало особенностям текущего момента, хотя и являлось временной, переходной мерой. Местная администрация получила самые широкие полномочия, которые позволяли оперативно реагировать на происходящие изменения и не обращаться каждый раз по инстанциям, теряя время и авторитет в глазах населения. Горцы видели, что в ряды чиновников привлекают людей, имеющих реальные заслуги перед властью и отличающихся компетентностью в порученном им деле. И наконец, привлечение самих жителей в решение судебных вопросов, учёт их мнения и традиций не могли не импонировать и не работать на авторитет «русской партии» в среде автохтонов.
Ключевые слова: система управления, Российская империя, Кавказ, горские общества, правовое регулирование, полиюридизм, переходная мера.
Yurii Grankin
THE SYSTEM OF IMPERIAL GOVERNANCE IN THE CAUCASUS AS A PATH TO CIVILIZATIONAL COMPROMISE
The article studies the formation of an imperial system of legal regulation in the Caucasus during the deployment of the active phase of the Caucasian war and in the first decades after its completion. The author points to its transitional nature. The system of legal regulation of life in territories controlled by the Russian authorities combined elements of imperial written and mountain customary law. The first steps to form a system of governance in the Caucasus were taken by Prince M.S. Vorontsov and continued by Prince A.I. Baryatinsky. Both Caucasian governors were proponents of actively attracting people from the local environment to power institutions that established imperial authorities in the region.
An experimental site for Prince M.S. Georgia served Vorontsov, where he made adjustments to the processes of civil administration and judicial proceedings. The Russian authorities did not intervene in the adat case study, which could be quite successfully applied along with the written laws of the empire. In the future, this practice became
widespread in the North Caucasus, where it gained its supporter in the person of Prince A.I. Baryatinsky, who prepared the program according to which, having stood at the head of the People's Court and the People's Police, took under their influence and under the protection of state coercive power the people's law and then, creating favorable conditions for the further development of all these historically established elements, to provide an opportunity for the highlanders of the Caucasus and Transcaucasia to grow to complete statehood and citizenship by the natural process that all the peoples of Europe have reached them.
The tradition of poliuridism fully corresponded to the mental preferences of the population, seemed natural and was understood with understanding by a significant part of mountain societies. The tribal institutions, until they began to oppose the basic demands of the imperial world order (for example, did not motivate them to engage in raiding activities), did not cause rejection among the tsarist administration. Moreover, representatives of the Russian
fr i
СКШУ
authorities in the Caucasus paid tribute to their effectiveness and compliance with the level of development of mountain tribes. Being in conditions of military instability, the Russian administration concentrated the control of the mountaineers in the hands of the army, which fully corresponded to the peculiarities of the current moment, although it was a temporary, transitional measure. The local administration received the broadest powers, which made it possible to quickly respond to changes and not to apply every time to the authorities, losing time and authority in the eyes of the
Первые шаги по формированию системы управления Кавказом, которую впоследствии назовут военно-народной, сделал ещё князь М. С. Воронцов. Он был сторонником активного привлечения выходцев из местной среды во властные институты, которые устанавливали имперские власти в регионе, считая, что аборигены лучше приезжих чиновников смогут развязать существующие узлы проблем и противоречий, имевших место в крае [8, c. 150-249]. С другой стороны - сохранялись опасения относительно отсутствия лояльности таких выдвиженцев к империи, объяснявшегося их кланово-фамильной предвзятостью, мешавшей не ангажированному выполнению служебных обязанностей.
Пытаясь сполна использовать положительный потенциал таких кадров и одновременно минимизировать их недостатки, князь-наместник начал эксперимент по созданию смешанного управления, при котором российские чиновники осуществляли контроль за кавказскими обществами, но непосредственно не вмешивались в их жизнь. Примечательно, что в этой системе широко применялся потенциал армии. Оказалось, что именно военные лучше всего ориентировались в перипетиях местной ситуации и могли налаживать плодотворное сотрудничество с горскими авторитетами.
Экспериментальной площадкой для князя М. С. Воронцова послужила Грузия, где он внёс коррективы в процессы гражданского управления и судебного производства. Прежде всего, был ускорен процесс разбора дел, т. к. волокита в этом вопросе весьма раздражала людей и этим подрывала авторитет государства [1, с. 843]. Наместник подчёркивал, что правительство не вмешивалось в разбор дел, проведённый по адату, который довольно успешно мог применяться наряду с письменными законами империи. В дальнейшем эта практика получила широкое распространение и на Северном Кавказе, где приобрела своего сторонника в лице князя А. И. Барятинского.
Его опыт «чечен-мехкеме» внушал оптимизм и демонстрировал эффективный способ по привлечению ещё вчера враждебного населения на сторону русской власти. Нечто подобное внедрял в Кабарде генерал А.П. Ермолов, и возможно, его наработки были применены в уже изменившихся обстоятельствах теперь в Чечне.
population. The Highlanders saw that in the ranks of officials they attract people who have real merits to the authorities and are distinguished by competence in the work entrusted to them. And finally, involving the residents themselves in the resolution of judicial issues, taking into account their opinions and traditions, could not but impress and not work for the authority of the "Russian party" in the midst of autochthons.
Key words: management system, Russian Empire, the Caucasus, mountain societies, legal regulation, poliuridism, transitional measure.
Открытый в крепости Грозной в 1852 г, суд опирался на опыт самих горцев, а российскому командованию оставалось лишь наблюдать за лояльностью его представителей. Князь А. И. Барятинский подготовил программу, согласно которой следовало, «встав во главе народного суда и народной полиции, взять под своё влияние и под охрану государственной принудительной власти народное право и затем, создавая благоприятные условия для дальнейшего развития всех этих исторически сложившихся элементов гражданственности, предоставить горцам Кавказа и Закавказья дорасти до полной государственности и гражданственности тем естественным процессом, которым дошли до них и все народы Евро-пы»[5, с. 117].
На примере «мехкеме» можно лучше всего понять суть введённых управленческих новаций. Во главе этого суда находился русский офицер. Под его началом были три старшины и кадий, наиболее авторитетные в глазах соплеменников. Именно они разбирали дела в зависимости от их характера либо по адату, либо по шариату. В первом случае кадий имел совещательный голос, а во втором решающий. Это позволяло учитывать новые веяния, глубоко проникшие в горскую среду не без воздействия мюридизма, когда религиозность горцев возросла. В то же время адат как наиболее привычная и главное - устраивающая самих местных жителей судебная традиция, регламентирующая их жизнь, - не вызывала отторжение и не раздражала население.
Такая традиция полиюридизма вполне отвечала ментальным предпочтениям населения, казалась естественной и с пониманием воспринималась значительной частью общества [9, с. 214-215]. Минимизация русского вмешательства в этот процесс должна была со временем успокоить тех, кто не верил в возможность взаимоприемлемого компромисса.
Человеческий фактор всегда является наиболее уязвимой стороной любого задуманного предприятия. Такая тонкая сфера, как судебные разбирательства, не была исключением. Неудивительно, что князь А. И. Барятинский предпочитал сам отбирать кандидатуры для работы в «мехкеме». Так, в ноябре 1852 г председателем стал полковник Бартоломей, считавшийся одним из лучших специалистов по восточным языкам
м
*С \
и исламской теологии. Всё это позволяло ему успешно выполнять наказ по регулированию работы горского суда.
И в дальнейшем кадровый вопрос находился в зоне особого внимания высших должностных лиц, представлявших имперскую власть на Кавказе. Эта задача считалась приоритетной, т. к., по словам Ф. К. Гершельмана, «в крае вновь присоединённом, тем более на окраине государства с обособленным инородческим населением, да к тому же населением разноплеменным, смешанным, приобретает чрезвычайно важное значение известное направление населения со стороны административного воздействия. <...> Понятно, какое серьёзное значение принадлежит в этом случае удачному подбору административных лиц и правильному общему направлению, и деятельности». Но даже при осознании сути проблемы перед властями порой возникали труднопреодолимые препятствия, т.к. в регионе существовал серьёзный кадровый дефицит, связанный с отсутствием квалифицированных, а главное -ответственных чиновников. Ведь на Кавказе «личный состав административного персонала с самого начала далеко не всегда отвечал своему положению. Довольно сказать, что на Кавказ посылались люди, политически неблагонадёжные, которые своими суждениями и несочувствием ко всему русскому, конечно, не могли оказать желательного влияния на туземное население в смысле русских интересов» [4, с. 62].
Левый фланг Кавказской линии, где ранее, под началом князя М.С. Воронцова, начинал службу князь А.И. Барятинский, стал для него своеобразной экспериментальной площадкой и он, по мнению Д. И. Романовского, «успел неоднократно на опыте убедиться сам и убедить других, что многие из его новых предположений по ведению Кавказской войны весьма и весьма полезны» [11, с. 285].
Одновременно власти осознавали, что военно-народное управление носит временный характер, но выбрать время, чтобы распространить на Кавказе общеимперские правила было чревато новыми волнениями. Недаром, когда этот шаг был сделан в 1842 г, его подвергли критике за поспешность, хотя и не вернулись к прежней управленческой модели.
Давая оценку сути военно-народного управления, и будучи недовольным эффективностью контроля за краем в начале ХХ столетия, Ф. К. Гершельман писал: «Установленный новый судебно-административный порядок на Кавказе в этом смысле мало сроден понятиям туземцев, склонных видеть в нём слабость администрации и где можно пользоваться этим. В этом смысле на первое время может быть больше отвечала делу форма военно-народного управления. Сущность этой системы заключается в простоте административного строя, в доступных пониманию ту-
земного населения формах его, в предоставлении народу ведаться собственным судом, решающим дела по обычаю, и в большей самостоятельности административной власти, ближе поставленной к населению и могущей быстро и твёрдо проявлять волю без стеснения формальностями общего гражданского строя управления и без вмешательства общих судебных учреждений» [4, с. 64]. Автор отмечал, что следует учитывать особенности традиций коренных народов региона и по возможности не отвергать то, что доказывало свою витальность на протяжении столетий.
Конечно, далеко не все они могли сосуществовать с законами империи. Но в столь болезненном вопросе Ф.К. Гершельман призывал к постепенности и неторопливости, действиям «исподволь, не ломая жизни на новый лад» [4, с. 64]. Таким образом, сама система не подвергалась сомнению, была признана результативной и, по мнению современников, позитивно сказалась на ситуации в крае. В целом такой подход сохранился и в оценках исследователей и в наши дни.
Возвращаясь к начинаниям князя А. И. Барятинского, отметим, что они не ограничивались только делегированием судебных полномочий представителям местного населения. Предполагалось доверить им самоуправление, как и в случае с «мехкеме», ограничившись надзором со стороны представителя от армии. Таким образом, и джамаат с его сельским сходом и властью старшины, и тухум как родовой союз - сохраняли свои позиции в регламентации и организации жизни автохтонного населения.
Родовые институты, пока они не начинали выступать против базовых требований имперского мироустройства (например, не мотивировали занятия набеговой деятельностью), не вызывали отторжение у царской администрации. Более того, представители российской власти на Кавказе отдавали должное их эффективности и соответствию уровню развития горских племён. В частности, благодаря сбережению этих институтов удавалось снизить уровень бюрократических проволочек, столь раздражающих горцев. Отмечалось, что «многосложность судебной организации представляется для туземцев не достоинством, а недостатком» [2, с. 45]. В связи с этим сохранялось широкое применение устных договорённостей и решение споров на доверии к показаниям присутствующих при этом свидетелей. В рамках родственного коллектива эта практика вполне себя оправдывала.
Когда князь А. И. Барятинский сам стал наместником на Кавказе, он довёл эту систему до логического завершения. Потому был оправданным вывод о том, что при нём военно-народное управление достигло своего расцвета и принесло победу в затянувшемся вооружённом противостоянии в крае [10, с.100]. Сохранявшиеся
ГС I
СКШУ
противоречия, порождающие напряжённость между горскими народами и русской властью, заключались не столько в пресловутом субъективном факторе, сколько в различном «правовоззрении» сторон [5, с.114]. Нейтрализовать существовавшие противоречия можно было с помощью циви-лизационного компромисса, готовность к которому осознавалась сторонами постепенно.
Обе стороны должны убедиться в порочности и опасности взаимного неприятия, лучше узнать друг друга и в конечном итоге - устать от войны. К моменту назначения князя А. И. Барятинского наместником эти условия вполне «созрели». Когда новый правитель Кавказа говорил, что пожинает плоды усилий князя М. С. Воронцова, это следует понимать гораздо шире, чем просто военные успехи и правильная стратегия. Это была готовность договариваться, демонстрируемая участниками явления, названного в исторической науке «Кавказской войной». Раньше идти на уступки значительная часть горских обществ просто не желала. Она оказалась иммунной к тем предложениям, которые выдвигала российская сторона. А русская власть, в свою очередь, идя на переговоры, рассчитывала на «покаяние» новых подданных и их быстрое «перевоспитание». Лишь устав от кровопролития, и, убедившись в его бесплодности, обе стороны стали более терпимы друг к другу.
Будучи вынужден львиную долю времени тратить на решение военных задач, князь А. И. Барятинский в апреле 1858 г. издал «Положение о Кавказской Армии», где, помимо прочих вопросов, оговаривал и правила управления горскими народами, которые не находились в ведении гражданского управления. В частности, подчёркивалась важность адата, который должен был стать альтернативой навязываемого Шамилем превалирования во всех сферах жизни шариата [12, с. 168-169]. Правовое регулирование, основанное на религиозных канонах, далеко не всегда могло адекватно решать конфликты, имевшиеся в горской среде. При всём старании лидера мюридизма смягчить наиболее жёсткие требования шариата, он явно не мог вытеснить шлифовавшуюся веками практику обычного права. На этом и решил сыграть князь, добиваясь привлечения на свою сторону горских обществ, уставших от произвола и жестокости наибов.
Горская судебная практика основывалась на многочисленных сдержках и противовесах, которые при этом не делали её нежизнеспособной. Многое значил нравственный авторитет людей, которые участвовали в вынесении приговора. В обществе, где родовые институты уже не функционировали, применить такой подход было бы невозможно. А на Кавказе авторитет старшин, выбранных обществом, подкреплённый почитанием стариков, привлекаемых при необходимости
для разбора наиболее запутанных случаев, был вполне естественным. При этом они опирались не столько на формальную букву (за неимением таковой), сколько на дух закона, исходя из собственного понимания справедливости. Рискнём предположить, что попытка собрать и классифицировать горские адаты, предпринятая российской стороной, привела лишь к их механическому пересказу. В работе горского права всегда оставалось место «творчеству», что формализованное имперское судопроизводство принять не могло, хотя и старалось понять эту особенность местного правоприменения.
Сильной стороной судебной новации князя А. И. Барятинского стало решение задачи, которую не удалось довести до логического завершения его предшественникам, а именно - определить степень вины горца в зависимости от его принадлежности к тому или иному обществу [6, с. 96]. Здесь оценка поступка, зафиксированного в адате одного племени, могла не совпадать с мнением другого, и наказание выглядело в глазах населения излишне жестоким либо неоправданно мягким. Чтобы избежать такого казуса и завоевать доверие горцев, князь Барятинский, используя институт приставов, сумел в целом добиться, чтобы судебные постановления соответствовали понятиям и обычаям того общества, в отношении которого они применялись.
Вместе с тем курс на постепенную унификацию и формализацию судопроизводства оставался неизменным. Усилиями окружного народного суда, действовавшего во Владикавказе, население приучалось к мысли, что все чиновники поступают согласно регламентирующим их действия правилам, которые фиксировались в специальном журнале. В случае несогласия с решением участкового помощника, проводившего устное разбирательство, можно было подать апелляцию на имя начальника округа [7, с.109].
Суммируя задачи, которые были сформулированы властью в этом вопросе, С. Эсадзе писал, что «основаниями суда и расправы должны были служить: права, предоставленные покорным племенам, условия, заключенные с мирными горцами и отношения к враждебным племенам. От покорных горцев можно было требовать больше, чем от мирных; от мирных же более, чем от враждебных. Племена, покорившиеся русскому правительству с правом сохранения у себя внутреннего порядка суда и расправы по народным обычаям, приняли некоторые обязанности, которые выражались условиями их покорности. Главнейшие из этих обязанностей состояли: в верноподданстве Престолу, в сохранении политической верности к России; эти обязанности ввели у них новые понятия о преступлениях, которые мы называем государственною изменою, мятежом, неповиновением установленным властям и пр.» [12, с.172].
M
fr I
Итак, находясь в условиях военной нестабильности, российская администрация сосредоточила управление горцами в руках армии, что вполне соответствовало особенностям текущего момента, хотя и являлось временной, переходной мерой. Местная администрация получила самые широкие полномочия, которые позволяли оперативно реагировать на происходящие изменения и не обращаться каждый раз по инстанциям, теряя время и авторитет в глазах населения. Горцы видели, что в ряды чиновников привлекают людей, имеющих реальные заслуги перед властью и отличающихся компетентностью в порученном им деле. И наконец, привлечение самих жителей в решение судебных вопросов, учёт их мнения и традиций не могли не импонировать и не работать на авторитет «русской партии» в среде автохтонов. Именно это ставили в заслугу князя А.И. Барятинскому, относя его административные усилия к числу наиболее важных достижений [3, с. 3-4].
Сложившуюся систему военно-народного управления нельзя рассматривать в отрыве от других усилий русской власти. Как представляется, она являлась частью комплексных мер, направленных на преображение региона. Задуманные начинания в сфере управления не могли проявиться без побед царской армии на поле брани, экономических достижений в сфере сельского хозяйства и промышленности, которые привели к активизации торговли между русскими и горцами, усилий в сфере образования и просвещения. Только совокупность этих мер позволила взломать традиционную локальность и в конечном итоге, если и не полностью прекратить, то в значительной степени снизить перманентную конфликтность, присущую региону.
Осознав специфику полиэтничного региона, российская администрация сочла целесообразным раздробить наместничество на отдельные территории, «более согласные с духом и нравами этих племён, при сохранении центрального управления горскими народами [2, с. 222]. На смену исчерпавшим свой потенциал пристав-ствам в 1858 г. при Главном штабе Кавказской армии создали III Отделение по управлению горскими народами, которое в дальнейшем, в 1860 г., было заменено Канцелярией по управлению кавказскими горцами. В предпринятых шагах чётко
прослеживался курс на укрупнение территорий, что было связано с необходимостью ограничить численность управленческого аппарата разумной достаточностью с сохранением эффективности в принятии решений по регулированию жизни местных народов. В итоге на Центральном и Северо-Восточном Кавказе учреждаются Кабардинский, Военно-Осетинский, Чеченский, Кумыкский, Аргунский и Ичкеринский округа. До этого только приставств было девять, а кроме того, существовало два особых управления горцами.
Таким образом, во вновь образованных административных единицах были объединены народы, которые зачастую имели разные социально-экономические и культурные особенности. Нередко игнорировался фактор их исторического проживания в конкретных границах. Можно объяснить такой подход просчётом властей или же тем, что ещё не все общества относились к числу «покорных» и приходилось пока обустраивать их жизнь, ставя в основе административного деления принцип лояльности к империи. Естественно, это была временная мера, и в дальнейшем предполагалось пересмотреть сложившуюся этнотер-риториальную карту. Но можно взглянуть на такую практику и по-другому. Власти начинали культивировать универсалистские ценности, пытаясь привить аборигенам мысль, что для подданных империи этничность вторична, а на первый план выходит торжество имперского правопорядка.
Косвенным аргументом в пользу последней гипотезы служат целенаправленные усилия на укрупнение чеченских аулов, переселяемых на равнину. Действуя постепенно, власти сохранили практику объединения семей, принадлежавших к одному роду, но при этом в каждом ауле могло теперь находиться до тысячи домов. По сравнению с прежней практикой дисперсного проживания, такая ситуация неминуемо приводила к большей консолидации общества, а заодно облегчала управление значительной массой народа.
Таким образом, была создана переходная судеб-но-административная система, которая максимально учитывала реалии во взаимоотношении империи и местных народов, позволяла наладить диалог в период, когда боевые действия постепенно угасали, и нужно было совместно разработать приемлемые правила будущего устройства региона.
Источники и литература
1. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией / Под ред. А.П. Берже. 1885. Т.Х. 936 с.
2. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. 1904. T.XII. 1552 с.
3. Всеподданнейший отчёт главнокомандующего Кавказскою армиею по военно-народному управлению за 1863 -1869 гг. СПб.: Кавказское краевое военно-народное управление, 1870. 120 с.
4. Гершельман Ф. Причины неурядиц на Кавказе. СПб.: В. Березовский, 1908.72 с.
5. Иваненко В. Разлад между уголовным законом и народным обычаем на Кавказе и его влияние на преступность // Русская мысль. 1904. №6. С.1-21.
6. Клычников Ю.Ю. Деятельность А.П. Ермолова на Северном Кавказе (1816-1827) / Под редакцией и с послесловием В.Б. Виноградова. Ессентуки, 1999.135 с.
ГСКФУ
ФЕДЕРАЛЬНЫЙ
7. Кобахидзе Е.И. От «военно-народного» управления к «гражданскому»: административная практика России на Центральном Кавказе в конце 50-х - начале 70-х гг. XIX в. // Известия СОИГСИ. 2009. № 3 (42). С.107-128.
8. Лазарян С.С. Военно-политическая и административно-правовая деятельность князя М.С. Воронцова в Кавказском крае. 1845-1854 гг. Пятигорск: ПГЛУ, 2012. 323 с.
9. Малахова Г.Н. Становление и развитие российского государственного управления на Северном Кавказе в конце XVIII - XIX вв. Ростов-на-Дону: 2001.400 с.
10. Невская Т.А., Кондрашева А. Северный Кавказ: традиционное общество и реформы (конец XVIII - начало ХХ вв.). Ставрополь: СКФУ, 2015. 368 с.
11. Романовский Д.И. Генерал-фельдмаршал князь Александр Иванович Барятинский и Кавказская война. 1815-1879 гг. // Русская старина. 1881. №2. С.247 - 318.
12. Эсадзе С. Историческая записка об управлении Кавказом. XI. Тифлис: тип. «Гуттенберг», 1907. 616 с.
1. Akty, sobrannye Kavkazskoj arkheograficheskoj komissiej (Acts collected by the Caucasus Archaeographic Commission) / ed by A.P. Berzhe. Tiflis, 1885. Vol.X. 936 p. (In Russian).
2. Akty, sobrannye Kavkazskoj arkheograficheskoj komissiej (Acts collected by the Caucasus Archaeographic Commission). Tiflis, 1904. Vol.XII. 1552 p. (In Russian).
3. Vsepoddannejshij otchyot glavnokomanduyushhego Kavkazskoyu armieyu po voenno-narodnomu upravleniyu za 1863-1869 gg. (The most comprehensive report of the Commander-in-Chief of the Caucasian Army on military-public administration for 1863 - 1869.). St.Petersburg, 1870. 120 p. (In Russian).
4. Gershel'man F. Prichiny neuryadits na Kavkaze (Causes of turmoil in the Caucasus). St.Petersburg, 1908. 72 p. (In Russian).
5. Ivanenko V. Razlad mezhdu ugolovnym zakonom i narodnym obychaem na Kavkaze i ego vliyanie na prestupnost' (The discrepancy between criminal law and folk customs in the Caucasus and its impact on crime) // Russkaya mysl'. 1904. No. 6. P. 1-21. (In Russian).
6. Klychnikov YU.YU. Deyatel'nost' A.P. Ermolova na Severnom Kavkaze (1816-1827) (Activities A.P. Ermolova in the North Caucasus (1816-1827) / ed by V.B. Vinogradov. Essentuki, 1999. 135 p. (In Russian).
7. Kobakhidze E.I. Ot «voenno-narodnogo» upravleniya k «grazhdanskomu»: administrativnaya praktika Rossii na TSentral'nom Kavkaze v kontse 50-kh - nachale 70-kh gg. XIX v. (From "military-popular" management to "civilian": administrative practice of Russia in the Central Caucasus in the late 50s - early 70s. XIX century) // Izvestiya SOIGSI. 2009. No. 3 (42). P.107-128. (In Russian).
8. Lazaryan S.S. Voenno-politicheskaya i administrativno-pravovaya deyatel'nost' knyazya M.S. Vorontsova v Kavkazskomkrae. 1845-1854 gg. (Military-political and administrative-legal activity of Prince M.S. Vorontsov in the Caucasus region. 1845-1854). Pyatigorsk: PSLU publ., 2012. 323 p. (In Russian).
9. Malakhova G.N. Stanovlenie i razvitie rossijskogo gosudarstvennogo upravleniya na Severnom Kavkaze v kontse XVIII -XIX vv. (The formation and development of Russian public administration in the North Caucasus in the late XVIII - XIX centuries). Rostov-on-Don, 2001. 400 p. (In Russian).
10. Nevskaya T.A., KondrashevaA. Severnyj Kavkaz: traditsionnoe obshhestvo i reformy (konets XVIII - nachalo ХХ vv.) (North Caucasus: traditional society and reforms (late 18th - early 20th centuries). Stavropol': NCFU, 2015. 368 p. (In Russian).
11. Romanovskij D.I. General-fel'dmarshal knyaz' Aleksandr Ivanovich Baryatinskij i Kavkazskaya vojna. 1815-1879 gg. (Field Marshal Prince Alexander Ivanovich Baryatinsky and the Caucasian War) // Russkaya starina. 1881. No. 2. P.247-318. (In Russian).
12. EHsadze S. Istoricheskaya zapiska ob upravlenii Kavkazom (Historical note on the governance of the Caucasus). Tiflis, 1907. Vol.I. 616 p. (In Russian).
Сведения об авторе
Гранкин Юрий Юрьевич - доктор исторических наук, профессор кафедры истории государства и права России и зарубежных стран, проректор по академической политике, контролю качества образования и информатизации Пятигорского государственного университета (Пятигорск) / grankinj@pglu.ru
Information about the author
Grankin Yurii - Doctor of History, Professor, Chair of History of State and Law of Russia and Foreign Countries, Vice-Rector for Academic Policy, Higher Education Quality Assurance and Informatization, Pyatigorsk State University (Pyatigorsk) / grankinj@pglu.ru
References
