CC BY
26
© 2006 г. Л.Г. Чапаева
СИНТЕТИЗМ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ КОНЦЕПЦИИ С.П. ШЕВЫРЁВА
Степан Петрович Шевырёв (1806 - 1864) был известен как поэт и переводчик, публицист и историк литературы, профессор Московского университета, ведущий критик журналов «Московский вестник», «Московский наблюдатель», «Москвитянин», автор ряда филологических исследований [1,2]1. Он был членом литературного кружка Д. Веневитинова, в который входили и Ф.И. Тютчев, М.П. Погодин, С.А. Соболевский. Поэтому в исследованиях последнего времени он причисляется к поэтам так называемой «тютчевской плеяды». Как филолог С.П. Шевырев увлеченно исследовал древности: перевел церковнославянскую грамматику с латыни, изучал славянские рукописи в Ватиканской библиотеке, старинные памятники отечественной культуры. О широте лингвистических и литературных интересов свидетельствует диапазон его переводов с древних и современных языков, объем академических курсов в университете, где он читал не только историю мировой поэзии, но сравнительную историю церковнославянского и русского языков, историю русской словесности.
Характеризуя состояние русского языка и слога в статье «Взгляд на современную русскую литературу» [3], ученый излагает лингвистическую концепцию, представляющую собой малосогласованную контаминацию идей Карамзина периода «Истории государства Российского» и взглядов А.С.Шишкова.
Лингвистическую позицию С.П. Шевырева Л. Бу-лаховский назвал «модернизированным приспособлением старого карамзинского понимания литературного языка и художественной продукции, которую последний призван обслуживать» [4]. В начале 40-х гг. XIX в. Шевырёв утверждал, что «карамзинский период еще не закончился», и существенные формы языка «все еще остаются те же и не могли еще никак измениться с тех пор, как определены были Карамзиным» [3, с. 156]. Образцом и учителем русской прозы, по мнению Шевырёва, является Карамзин, и все «лучшие наши писатели» продолжали разрабатывать «речь карамзинскую». Н.Г.Чернышевский позднее иронизировал: «Г. Шевырев доказывает, что все хорошие прозаики по 1842 год включительно писали «слогом Карамзина»; даже Пушкин, Лермонтов и Гоголь не сообщили своей прозаической речи оригинального характера: все они писали «слогом Карамзина» [5, с. 101].
Главное положение карамзинской лингвистической концепции о сближении литературного, письменного языка с языком разговорным, устным остается актуальным, по мнению Шевырёва, и в начале 40-х гг.
1 Филологические сочинения, критические статьи С.П. Шевырёва не переиздавались. В 1939 г. были изданы его стихотворения с примечаниями М. Аронсона; несколько стихотворений вошли в сборники: Мастера русского стихотворного перевода. Л., 1968; Поэты тютчевской плеяды. М., 1982.
При этом, как и Карамзин, Шевырёв под разговорным языком подразумевал лишь социолект высшего общества, который должен благотворно подействовать на русскую литературу и ее язык. Позиция С.П. Шевы-рёва состоит в следующем: с одной стороны, литературный язык должен способствовать улучшению языка разговорного, а с другой - вернуться в письменность, приняв разговорные элементы. Эту задачу должны выполнить избранные - писатели, призванные мыслить за народ и выражать ему его внутреннее сознание. Но он делает существенную оговорку: «Дело в том, что как бы вы ни сближали язык разговорный с языком письменным, вы не в силах слить их в одно друг с другом» [3, с. 170]. Это положение выдвигалось А.С. Шишковым и было поддержано А.С. Пушкиным.
Как и карамзинисты, Шевырёв предлагает ориентироваться на западноевропейскую языковую ситуацию (в первую очередь - французскую), где «дружат разговор с письмом», т. е. нет пропасти между языками разговорным (естественно, образованного круга) и письменным. Еще в 1835 г. он писал о необходимости воспользоваться «иностранными языками», переняв их образную систему: «Воспроизведение итальянского или немецкого смыслового строя - этап на пути преодоления «гладкого» слога, взращенного на образцах французской рационалистической поэтики» [6, с. 69]. Но заимствование «смыслового строя», тем и образов западной поэзии натолкнулось на сопротивление языкового материала, не готового для выражения новых идей. Сам язык должен был пережить постепенное стилистическое развитие, а пока лишь мог воспользоваться чужими средствами - заимствованиями. В конце 20 - начале 30-х гг. отношение С.П. Шевырёва к иноязычным заимствованиям еще совпадает с ка-рамзинским. Е.А. Маймин приводит запись из дневника Шевырёва, относящуюся к концу 20-х гг.: «Надо бы русских воспитывать в духе терпимости ко всему иноземному и в жаркой любви к отечественному. Кто соединит терпимость чужого с любовью к своему -тот истинно русский ... Будем любить свое, полагая его в истине, изяществе и добродетели, и будем беспристрастны к чужому...» [7]. Практические неудачи в приспособлении иноязычных слов к задачам поэтического языка привели к тому, что Шевырёв позднее все яростнее выступает против «галлицизмов» в русском языке.
Считая себя последователем Карамзина, он выдвигает идею, которую этот автор, по его мнению, не развил, хотя и воспринял в последний период творчества. Познакомившись с древними источниками, Карамзин стал «черпать» из них языковые богатства, обратился к сокровищам церковнославянского языка; его слог обогатился и пережил постепенное «обрусение». К этому необходимо стремиться и сейчас, в 40-е гг., т. е.
изучать древние тексты - жития, летописи, проповеди - и использовать их язык, выражающий подлинный дух русского народа. Древняя допетровская словесность, по мнению Шевырёва, до настоящего времени не утратила своей идейной, эстетической и языковой ценности. Он считал памятники письменности церковного и юридического характера художественной литературой, а их церковнославянский язык - единственным в то время литературным языком. Мысль Шевырёва в наши дни выглядит вполне современно и совпадает с трактовкой некоторых исследователей XX в., например Б.А.Успенского, о состоянии литературного языка до XVII в. Эта словесность, полагал Шевырёв, выражает подлинный дух всего народа и должна воспитывать современное поколение. Еще в своей вступительной лекции к «Общему обозрению развития русской словесности» (1838 г.) писал он, что в результате деятельности Петра «древняя Россия отделилась от новой такой бездной, которую и до сих пор нам трудно наполнить» [8, с. 32]. Но именно в этом и состоит главная задача современности: «привести в возможно большее согласие формы нового европейского образования со стихиею нашей древней русской жизни, возобновить все ее заветные предания, воскресить ... дух предков...» [8, с. 40]. Таким образом, новизна современного литературного языка определяется обращением к прошлому, старине, которая как исконное, родное противопоставляется чужому, что вполне совпадает с лингвистическими установками не только архаистов начала века, но и славянофилов 40 - 50-х гг. XIX в.
Язык, на котором создавалась древняя литература, «почти свой», хотя и не народный, не язык общества, тем не менее он отражает три составных элемента жизни русской - церковь, государство и народ, - соединяя их в единое целое [10]. Кроме того, церковнославянский язык объединяет литературу древнюю и современную. В отличие от Белинского и славянофилов Шевырёв считает, что у нас есть великая литература как древняя, так и современная. При этом он противопоставлял первую современной, особенно «натуральной школе» как литературу с вековыми ценностями [9, с. 218], оплот защиты «русского духа» от западного влияния. В рецензии 1842 г. на «Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею», в разборе 1843 г. «Памятников московской древности» И.М. Снегирева и в рецензии на «Полное собрание русских летописей» он настоятельно рекомендует изучать и читать эти тексты вместо современной литературы, так как они возвращают россиян к коренным внутренним русским началам; в них скрыты сокровища народного духа и языка и отсюда может последовать будущее возрождение нашей литературы.
Таким образом, один из принципов лингвистической концепции С. П. Шевырёва восходит к программе А.С. Шишкова, которого он считал незаслуженно забытым, в то время как «его значение до сих пор не оценено». Как писал Н.Г.Чернышевский, «ученый адмирал и ученый профессор одинаково утверждали,
что славянские слова чрезвычайно возвышают и украшают русскую речь. <...> Но г. Шевырёв шел гораздо далее Шишкова, который хотел только, чтобы в слоге подражали Ломоносову, между тем как для г. Шевырёва учителем русского современного языка был Кирилл Туровский,. совершенно чистый от галлицизмов. Г-н Шевырёв советовал нашим поэтам восстановить употребление местоимения иже, яже, еже и дательного самостоятельного падежа <. >. Шишков, кажется, не предполагал возможности восстановить дательный в самостоятельный» [5, с. 105].
В лингвистической концепции С. П. Шевырёва формируется и новая оппозиция: противопоставление языков прозы и поэзии. Для эпохи Карамзина оно не было актуальным, так как речь шла о поэтическом языке в широком смысле слова, и под поэзией понимались все роды и виды художественной литературы, язык которых мог различаться стилистически, но представлял собой многослойное единство. Шевырёв одним из первых в России заговорил о языке поэзии как о самостоятельном философском и эстетическом понятии, но в первую очередь как об особом языке, который, собственно, и создает поэзию, противопоставленную прозе.
Проблема соотношения и взаимодействия прозаических (в основном нейтральных) и поэтических (индивидуально творческих, образных) форм является одной из важнейших в истории литературных языков. Качества поэтического и прозаического языков не должны перекрещиваться, поэтому Шевырёву не нравится «риторическая» проза Марлинского, заимствующая из поэзии метафоры, сравнения и свидетельствующая об упадке общего вкуса. И если в поэзии первый стремится преодолеть гармонию, которая, став штампом, гладкописью, уничтожает стих, то в прозе он, наоборот, призывает следовать принципу гармонии, равновесия и простоты. Его позиция не совпадала с общеромантической, так как в романтической прозе идея стилистической гармонии была менее популярна. Проза развивалась медленнее, до 30-х гг. ее роль в литературном процессе была незначительной, а требование гармонизации стиля имело скорее яростных противников, чем сторонников.
Провозглашая принципы карамзинизма в литературном языке, Шевырёв тем не менее выступал против господствовавшего в литературе поэтического языка, разработанного карамзинистами. Он считал главным его недостатком сугубо письменную, т. е. мертвую природу. Язык поэзии, полагал он, должен сблизиться с разговорной речью и обрести естественность, органическую форму, которая должна быть не гладкой, а небрежной как сама человеческая речь. Новый поэтический язык, адекватный «поэзии мысли», Шевырёв пытался создать с помощью «лексической интервенции» (Ю. Манн) архаичных, вульгарно-просторечных, неупотребительных в поэзии слов. «Я предчувствовал необходимость переворота в нашем стиховом языке; мне думалось, что сильные, огромные произведения музы не могут у нас явиться в таких тесных, скудных формах языка; что нам нужен больший простор для
новых подвигов», - писал Шевырёв [9]. Стремясь практически оправдать свою теорию, он открывал «свой стих самым резким прозаизмам, любому словесному сырью, не подвергшемуся предварительной эстетической обработке» [6, с. 65].
Ломоносов, Карамзин и другие «герои русского слова», «люди благородного слоя», преобразовали язык, расширили круг читателей, превратили русскую литературу в общественную силу. Но последователям Карамзина не хватило таланта и вкуса, они усвоили лишь внешние, поверхностные черты и свойства его языка, по мнению Шевырёва. В результате этот язык вскоре превратился в монотонный и однообразный, его правильность перестала быть привлекательной и была заменена витиеватым и «изукрашенным» языком Марлинского, которому «хотелось насиловать образы и язык». Словесность в языке отклонилась от путей Карамзина, возрождение литературы может последовать лишь при обращении к древней словесности, ее философии и языку. Обращение к древней Руси, где «исток нашей народности», - главный призыв Шевы-рёва. Лишь оно поможет преодолеть застой в современной литературе, вызванный влиянием дурных западных образцов.
На фоне рассуждений и споров о народности, национальности, особости русского духа, кроме трех основных составляющих лингвистической концепции, выделяет он и новое стремление к устному народному языку. Правда, обращение к устному языку народа, по его мнению, пока лишь провозглашается, предчувствуется, а не осуществляется, хотя есть и положительные опыты Крылова, Пушкина, Гоголя, Основьянен-ко. Гоголь удачно использует «устную речь говорящего русского человека»; в языке Основьяненко «нет такого резкого разделения между языком книжным и народным, какое искони живет у нас: потому-то малороссийская молвь . много может содействовать к упрощению русской речи», а творчество Основьянен-ко принесет много пользы нашей народности [3, с. 179]. Но «пальма первенства» в представлении народного языка в литературе принадлежит В. Далю (Луганскому), который дал прекрасные образцы этого забытого, живого языка. Сказка, где речь была немного искусственной, превратилась в хорошую повесть, и язык стал простым и «живонародным».
Рассуждения Шевырёва о народном языке, хотя и близки концепции А.С. Шишкова, придававшего большое значение фольклору, но во многом они - дань моде и реакция на объективную реальность 40-х гг., когда литературный язык переживал бурный процесс освоения просторечных и диалектных слов. К простонародности в прозе он относился осторожно, хотя и допускал ее в поэзии. Он считал, что главное - вкус и индивидуальное искусство художника, мера и изящество в использовании просторечных слов.
Итак, по мнению С.П. Шевырёва, состояние слога и литературного языка остается неудовлетворительным, необходимо «свергнуть с себя рабские . оковы языка иноземного и заговорить своим собственным; пускай наши писатели, по примеру Пушкина, чаще
прислушиваются ухом к народной молви; пускай они ... раскрывают сокровища древнего языка и не пренебрегают словенщиной . Эти четыре источника (литературного языка. - Л.Ч.): язык общественный, устный народный, древний письменный и всесловен-ский, должны соединенно влиться в наше русское слово - и тогда поток его потечет у нас на диво миру...» [3, с. 190, 191].
К концу 40-х гг. политические и эстетические взгляды Шевырева в постоянной борьбе «Москвитянина» с «Отечественными записками» и «Современником» становятся все более реакционными, официозными и консервативными. Он будто не замечает серьезных изменений литературного языка в связи с демократизацией и расширением границ русской культуры, развитием русской философской и научной мысли и пропагандирует охранительные пуристические идеи. Фокусом идеологической борьбы становятся лингвистические принципы, соотношение в литературном языке теперь уже идеологически противопоставленных пластов - славянизмов (в широком смысле), освященных ореолом «своего», и заимствований, отмеченных знаком «чужого». Особенно наглядно идеологизированный характер приобретают выступления Шевырёва против Герцена (Искандера). Шевырев придумал даже специальный термин «искандеризм» и обвинил Герцена в «извращении русского языка». В 1848 г. в № 1 журнала «Москвитянин» была напечатана специальная статья «Словарь солецизмов, варваризмов и всяких измов современной русской литературы», составленный на материале произведения Герцена «Кто виноват?», а в следующем номере продолжение «Еще искандеризмы». Безусловно, наряду с заведомыми придирками в «Словаре» достаточно примеров действительно неудачных употреблений, использованных Герценом, иногда и просто ошибок, избыток синтаксических галлицизмов, например: сделалось отвлечение, жизнь задавила в нем не одну возможность, выместить пробелы в сердце, подымать взоры, инстинктуальное чувство, сморщившийся вид, очень ячные и т.п. В «Словарь» Шевырёва попали такие новообразования Герцена, как оклиматиться, несбыточность, провинциальная стоячесть, бессистемно; любопытно, что некоторые из них впоследствии все-таки вошли в русский язык.
Следует отметить, что лингвистическая концепция С. П. Шевырёва эклектична и в определенной степени традиционна для 40-х гг. XIX в.: несмотря на попытки развить и заново осмыслить идеи, провозглашенные в период полемики архаистов и новаторов, он остается в ее рамках. Достаточно определен и путь развития этих взглядов: от новаторских к архаистским.
Общественная позиция, которую С.П. Шевырёв занимал в 40 - 60-х гг., привела к тому, что его стали критиковать не только западники, но и славянофилы. Этим объясняется то, что «Шевырёв остается сильно недооцененным поэтом, к тому же еще и весьма мало исследованным» [10, с. 224], в то время как многие его стихи являли собой новую сильную и оригинальную струю и были высоко оценены Жуковским, Вя-
земским, Баратынским, Пушкиным, который неоднократно с похвалой отзывался о Шевырёве не только как о поэте, но и как об ученом, «исповедующем историзм», называл его «писателем с истинным талантом, критиком, заслужившим доверенность просвещенных читателей» [11]. Пушкину явно импонировали в Шевырёве отрицательное отношение к философской критике и эстетике, а также увлеченность русской стариной и русским языком. Враждебное и исключительно негативное отношение к Шевырёву лишь в последнее время начинает меняться. Как справедливо полагает В.Н. Топоров, «опыт XX века склоняет к большей терпимости и к более мягким оценкам. А объективный взгляд на полуторавековую ретроспективу подтверждает, что и эти люди - и Шевы-рёв, и Погодин, и Греч, и Булгарин, - во многом достойные критики, <. > внесли немалый вклад в русскую культуру» [10, с. 225]. С.П. Шевырёв в истории русской культуры - достаточно спорная фигура, которая ждет еще своего беспристрастного исследователя.
Литература
1. Шевырев С.П. История поэзии: В 2 т. М., СПб., 1835 - 1892.
2. Шевырев С.П. Теория поэзии в историческом развитии у древних и новых народов. М., 1836; Он же. История русской словесности преимущественно древней: В 4 т. М., 1846 - 1860.
3. Шевырев С.П. Взгляд на современную русскую литературу // Москвитянин. 1842. № 3.
4. Булаховский Л.А. Русский литературный язык первой половины XIX века: Лексика и общие замечания о слоге. Киев, 1957. С. 255.
5. Чернышевский Н.Г. Очерки гоголевского периода русской литературы // Полн. собр. соч.: В 15 т. Т. 3. М., 1947. С. 101.
6. Гинзбург Л.Я. О лирике. М., 1997. С. 69.
7. Маймин Е.А. Русская философская поэзия: Поэты - любомудры, А.С. Пушкин, Ф.И. Тютчев. М., 1976. С. 11.
8. Шевырев С.П. Общее обозрение развития русской словесности. М., 1838. С. 32.
9. Шевырев С.П. Стихотворения / Вступ. ст. М. Аронсо-на. Л., 1939. С. 149-150.
10. Топоров В.Н. О стихотворении Шевырева [Пушкину] и античной параллели к нему // Лотманов-ский сб. Т. 2. М., 1997. С. 224.
11. Пушкин А. С. Критика и публицистика // Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. 7. / Под ред. Б.В. Томашев-ского. М., 1958. С. 444.
Московский государственный открытый педагогический университет им. М.А. Шолохова 26 июня 2006 г.
