Бейсембаев Амангельды Ракишевич, д.филол.наук, профессор, проректор по маркетингу Инновационного Евразийского университета, Павлодар, Республика Казахстан
СИНТАКСИЧЕСКИЕ ЭКСПЛИКАТОРЫ ЭГОЦЕНТРИЗМА ТЕКСТА
Аннотация
В статье рассматривается оценочные предикаты, эксплицирующие субъективные, модусные смыслы, т.е. обнаруживающие присутствие говорящего в тексте. Рассматривается оценка при противопоставлении, в оппозициях, выражающие противоположные смыслы на шкале оценок автором объективного события.
Ключевые слова: речевой акт, экспликация, оценочные предикаты, антропоцентрическая парадигма
Abstract
The article deals with appraisal predicates, explicating subjective, modus senses, i.e. The presence of the speaker in the text. An evaluation is considered when opposing, in oppositions, expressing opposite meanings on the scale of assessments by the author of an objective event.
Keywords: speech act, explication, estimative predicates, anthropocentric paradigm
Языковое представление мира можно рассматривать как языковое мышление, так как представление мира - это его осмысление, или интерпретация, а не простое «фотографирование». Любое языковое представление субъективно, за ним стоит личность, которая должна раскрываться в языке, как языковая личность, имеющая собственное представление о мире, способная в языковой форме отразить индивидуальную точку зрения.
Антропоцентрическая парадигма выводит на первое место человека, а язык считается главной конституирующей характеристикой человека, его важной составляющей. Текст, в котором автор обретает голос и его звучание, делает сам текст активным субъектом культуры. Текст как духовное послание автора и есть текст культуры. В любом тексте более или менее явно, открыто обязательно присутствует или подразумевается говорящий (я). Высказывание воспринимается как осмысленное не только потому, что компоненты его имеют грамматическую форму, но и благодаря тому, что оно соотносится с говорящим и выражает его речевое намерение.
Самым важным компонентом речевого акта является говорящий, производитель речи, без которого невозможна речь. Всякое высказывание выражает определенную позицию говорящего, поэтому важным качеством речи является его эгоцентризм. Эгоцентризм
проявляется в высказывании по-разному, однако в общем плане ее можно сформулировать как эксплицитно или имплицитно выраженное присутствие говорящего в каждом коммуникативном акте. Экспликация субъективности - установление в отдельном высказывании и в целом тексте лица-источника, от которого исходит сообщение, которое является субъектом речи или субъектом оценок. Выражение субъективности и персональности необходимо рассматривать как проявление антропоцентризма языка, сущность которой проявляется в многообразных отражениях такой обширной референциальной сферы, как человек, лицо.
Таким образом, с помощью языка, мы отражаем, а не описываем жизнь, поскольку описание - это лишь одна из форм языкового отражения мира. Язык является посредником в решении кардинальных вопросов отражения, преломления и интерпретации мира в мышлении и сознании человека
Формула Флобера Г. - автор должен присутствовать всюду, но нигде не быть виден. Одно из преимуществ такого изображения состоит в том, что «автор» все же не отодвигается от изображаемых событий во времени.
Имеются многочисленные слова и обороты, которые в силу своей семантики предполагают субъект речи или субъект сознания, причем этот субъект не выражен при них синтаксически. Когда эти слова употребляются в речевом режиме, т.е. в канонической речевой ситуации, в роли такого субъекта при этих словах нормально выступает говорящий.
В «Повести временных лет» как тексте, представляющем неканоническую речевую ситуацию, где нет полноценного говорящего, летописец обнаруживает в себя эгоцентрических единицах, например, в словах с оценочным, модальным значением, со значением эмоционального состояния и др.
Мы рассмотрим оценочные предикаты, эксплицирующие субъективные, модусные смыслы, т.е. обнаруживающие присутствие говорящего в тексте.
Оценка обязательно принадлежит какому-то лицу, субъекту, индивидуальному или коллективному, поэтому можно говорить, что предложения, содержащие оценку, имеют сложную, полисубъектную структуру.
Золотова Г.А. разграничивает оценочно-инфинитивные предложения и предложения со словами категории состояния. Значение этих предложений - состояние субъекта, каузированное действием - инфинитивом и сопровождающее это действие. При этом оценочные предикаты она представляет не как категорию состояния, а особый класс слов категории оценки - нравственной, прагматической или экспрессивной оценки реального или потенциального действия, названного инфинитивом. Слова оценки, по ее мнению, характеризуют следующие признаки:
1) они выражают субъективную оценку действия, ситуации, либо (реже) предмета как результата действия или его функциональной потенции;
2) они обладают предикативно-оценочной функцией в конструкциях с инфинитивом в
качестве предицируемого, либо в синонимических конструкциях, где предицируемое может принять форму отглагольного существительного или придаточного предложения;
3) конструкции с предикатно-оценочными словами характеризуются полисубъектностью: «оценочные слова создают в предложении потенциальную позицию субъекта оценки, которая может быть по смысловой надобности заполнена соответствующим лексико-синтаксическим способом» [1, 110].
Русской культурной традиции свойственна тенденция рассматривать все события жизни с провиденциалистской точки зрения: мир - совокупность событий, не поддающихся человеческому контролю, причем эти события, как и сама судьба, чаще для него бывают плохими, чем хорошими. Бог посылает людям знаки своего гнева - небесные знамения, предлагая изменить свое поведение - оставить «беззакония» и обратиться на стезю добродетели: В си же времена бысть знаменье на западЬ, звЬзда превелика...Се же проявляше не на добро; посемь бо бышаусобицЬ многы и нашествие поганыхъ на Русьскую землю; си бо звЬзда бЬ акы кровава, проявляющи крови пролитье [3, 83]; Въ лЬто 6420. Явися звЬзда велика на западе копейным образом [3, 36].
Все действия человека совершались согласно божьим законам: Говоримь и съ Иовом: «Яко Господу угодьно, тако и бысть» [3, 82]; Велии господь, и велья крЬпость его, и разуму его нЬсть конца! [3, 55].
1) Рассмотрим предложения с предикатами, выраженными словами категории состояния, в субъективной, оценочной, модусной части и инфинитивными оборотами или придаточной частью в объективной, оцениваемой части. Напр.: Пакы преступи Исавъ заповЬдь отца своего, и прия убийство; не на добро есть преступати предЬла чюжего [3, 91]- ... не к добру переступать чужую границу. В предложении модусные компоненты эксплицируются оборотом не на добро, семантика которого содержит субъективно-оценочную сему.
Личность говорящего, который не только осуществляет номинацию события действительности, но и передает свою точку зрения, видение «положения вещей» собственным взглядом, формируемым не только психофизической природой человека, но и отраженным в ней общественным сознанием, сознанием социума.
Напр.: Дивно же есть се, колико добра створилъ РусьстЬй земли, крестивъ ю. Мы же, хрестьяне суще, не въздаем почестья противу оного възданью [3,68] - Это удивительно, сколько он (Владимир) сделал добра Русской земле, крестив ее.; Велий бо есть грЬхъ преступати заповЬдь отца своего... [3,70] - Большой грех не соблюдать заповеди своего отца; Се коль добро, и коль красно еже жити братома вкупЬ! [3, 71] - Как это добро и как красиво, если живут братья вместе.
Оценочные предикаты дивно, не на добро, добро, красно, велий грЬхъ выражают субъективные, модусные смыслы, оценку той информации, выраженной в придаточной части (колико добра створилъ РусьстЬй земли, крестивъ ю, еже жити братома вкупЬ), инфинитивном обороте (преступати заповЬдь отца своего, преступати предЬла чюжего).
Иногда говорящий, оценивая свое потенциальное действие, все равно соотносит оценку с каким-либо общественным критерием, т.е. выступает как часть какого-то коллектива, среды: Душа моя лутше вьсего сего свЬта [3, 166].
Оценочность пронизывает семантику всего предложения, ср.: В се же лЬто придоша прузи, мЬсяца августа въ 28, и покрыша землю, и бЬ видЬти страшно, идяху к полунощнымъ странамъ, ядуще траву и проса [3, 103] - В то же лето пришла саранча, месяца августа в 28-й день, и покрыла землю, и было видеть страшно, шла она к северным странам, поедая траву и просо. Между оценкой, т.е. вызываемой у пишущего реакцией страшно, и оцениваемым действием (бЬ видЬти, идяху к полунощнымъ странамъ, ядуще траву и проса) образуются каузативные отношения: страшно, потому что она покрыла землю и шла, поедая.
Очень четко проявляется оценка при противопоставлении, в оппозициях, выражающие противоположные смыслы на шкале оценок автором объективного события. Напр.:
• праведность - лживость: Исаавъ же бЬ льживъ, а Иаковъ правьдьнъ [3, 133];
• праведность - греховность: правьдникамъ царьствие небесное, красоту неиздреченну, веселие безъ коньца и бессмЬртие вечьное; грешьникамъ же мучение огнено, чьрвь неусыпающи и мука безъ конца; Философъ указа ему на правьдьныхъ справа, въ веселии идущихъ въ рай, а грешьников слева, идущихъ на мученье [3, 133];
• правый - левый: Володимеръ же, въздъхнувъ, рече: "Хорошо тЬмь, къто съправа, горе же тЬмь, къто сълева". Философъ же рече: "Аще хочеши съ правьдьниками съправа стати, то крЬстись" [3, 133];
• христиане - язычники (невЬгласи - вЬрнии): Его же невЬгласи послушаху, вЬрнии же смеяхуться... [3, 87] и другие оппозиции.
Повествователь дает характеристику «персонажам» в соответствии с их социальным рангом, т.е. в соответствии с литературным этикетом [2].
Ср.: БЬ же Гльбъ милостивъубогымъ и страннолюбивъ, тщанье имЬя к церквамъ, теплъ на вЬру и кротокъ, взоромъ красенъ [3, 92]; БЬ же Изяславъ мужь взоромъ красенъ и тЬломъ великъ, незлобивъ нравомъ, криваго ненавидЬ, любя правду [3, 93]; БЬ же Ростиславъ мужь добль, ратенъ, взрастомь же лЬпъ и красенъ лицемь, и милостивъ убогымъ [3, 85]. Предикаты в этих предложениях милостивъ убогымъ и страннолюбивъ, теплъ на вЬру и кротокъ, взоромъ красенъ, тЬломъ великъ, незлобивъ нравомъ, криваго ненавидЬ, любя правду, добль, ратенъ описывают качества князя, святого (внешность, ум, характер), они соответствуют их социальному, духовному рангу: такими и должны быть князья, святые -красивыми внешне, умными, справедливыми, богобоязненными.
Князь изображается по преимуществу в самые центральные моменты своей деятельности - при вступлении на престол, во время битв или дипломатических акций; смерть князя -своеобразный итог его деятельности, и летописец стремится выразить этот итог в церемониальном посмертном некрологе, в котором перечисляются доблести и славные деяния князя, при этом именно те его добродетели, которые приличествуют ему как князю и
христианину. Церемониальность изображения требует соблюдения этикета словесного выражения.
Стремясь выразить свое представление о должном и приличествующем, летописец изображает великого князя как великого воина и добродетельного христианина. Так, Борис и Глеб ведут себя, как подобает святым (узнав, что их хотят убить они молятся, принимая смерть молча), Феодосий Печерский ведет себя как добродетельный подвижник: много трудится, умерщвляет плоть, соблюдает все церковные заповеди, милосерден, кроток.
При описании внутреннего состояния героя летописец занимает подчеркнуто внешнюю позицию по отношению к герою. Он описывает внутреннее состояние героя не само по себе, а через их симптомы, наблюдаемые признаки и т.д. При этом он выступает в роли стороннего наблюдателя, хотя и дающего собственную оценку герою. Напр.: Святополкъ же смятеся умом, река: «Еда се право будеть, или лжа, не вЬдЬ» [3, 109]; И нача Василко глаголати к Давыдови, и не бЬ в ДавыдЬ гласа, ни послушанья: бо бо ужаслъся, и льсть имея въ сердци [3, 110]; Люба быстьрЬчь си дружинЬ. Ипослаша лЬпшиЬ мужи ко цареви... [3, 50]; Се же слышавъ царь радъ бысть и посла к нему дары больша первых [3, 50]; ПеченЬзи же ради бывше, мняще, яко предатися хотят, пояшау них тали... [3, 67].
Для древнерусской литературы старшего периода был присущ глубокий психологизм, свидетельствовавший о больших художественных возможностях, о литературном умении древнерусских книжников создать определенное отношение читателя к описываемому событию. В этом случае летописец отступал от традиции, от канона, от обычного бесстрастного, этикетного изображения действительности, которое в целом присуще летописному повествованию. Поэтому летопись вся полна аналогиями, широкими историческими перспективами, событийная канва предстает в ней лишь как частные проявления упомянутых «вечных» коллизий.
Летописец описывает деревлян, которые едут в терем к княгине Ольге, следующим образом: РЬша же Кыяне: "Намъ неволя; кънязь нашь убиенъ, а кънягыни наша хощеть за вашь кънязь ". И понесоша я въ лодии. Они же сЬдяху въ перегъбЬхъ, въ великыхъ сустугахъ, гърдящеся. И принесоша я на дворъ къ ОльзЬ [3, 64] - И ответили киевляне: «Нам неволя; князь наш убит, а княгиня наша хочет за вашего князя», - и понесли их в ладье. Они же сидели, величаясь, избоченившись и в великих нагрудных бляхах.
Оценочные предикаты сЬдяху въ перегъбЬхъ, въ великыхъ сустугахъ, гърдящеся, которые могут быть приписаны лишь автором, обнаруживает отношение к описываемым героям.
Летописец передает свою точку зрения «положения вещей» собственным взглядом, в котором отражается сознание социума.
Некоторые лица в летописи получают номинацию с использованием оценочных определений, напр.:
• Святополкъ - оканьнии: Бориса жеубивше, оканьнии, увертЬвше в шатеръ... УвЬдЬвъ же се, оканьнии Святополкъ яко еще дышеть, посла два варяга прикончатъ его... И тако скончася блаженый Борисъ, вЬнецъ приимъ от Христа сога съ праведными... [3, 70];
• Борисъ, князь - блаженыи: И вложиша и в корсту мороморяну, схраниша тЬло его с плачемь, блаженаго князя [3, 68];
• Бонякъ (половецкий хан) - безбожный, шелудивый, отай, хыщникъ: И въ 20 того же мЬсяца, в пятокъ, 1 час дне, приде второе Бонякъ безбожный, шелудивый, отай, хыщникъ, к Кыеву внезапу... [3, 104] и др.
Эти определения служат не для отождествления лица, а для его характеристики, для выражения оценки этого лица.
Летописец называет половцев сыновьями Измаиловыми: БезбожныЬ же сынове Измаилеви высЬкоша врата манастырю и поидоша по кельямъ, высЬкающе двери... [3,105]. Это название не раз повторяется в летописях.
Летописец сопроводил новый уничижительный эпитет этнографическим экскурсом: ...ишьли же суть ихъ колЬнъ 4: торкмене, и печенЬзи, торци, половци... А Измаильроди 12 сына, от них же суть торкмени, и печенЬзи, и торци и кумани, рекше половци, иже исходять от пустынЬ [3, 105]. Отождествление половцев с измаильтянами было не единственной возможной гипотезой об их происхождении [4].
В функцию субъекта, как известно, входит экспликация значения предиката, следовательно, если субъектом предложения является имя, называющее врагов Руси (половцев, монголо-татар и др.), великого князя Руси или отца церкви, то и предикаты будут обозначать соответствующие этим субъектам действия, признаки, свойства. Это обусловлено не только своеобразием семантической согласованности субъекта и предиката, отражающей «согласование» обозначаемых лиц и их признаков, но и своеобразием творчества средневекового писателя, подчиненного литературному этикету.
Таким образом, антропоцентрическая парадигма выводит на первое место человека, а язык считается главной конституирующей характеристикой человека, его важнейшей составляющей. Человеческий интеллект, как и сам человек, немыслим вне языка и языковой способности как способности к порождению и восприятию речи. Если бы язык не вторгался во все мыслительные процессы, если бы он не был способен создавать новые ментальные пространства, то человек не вышел бы за рамки непосредственно наблюдаемого. Человек создает текст, в котором с помощью средств языка отражает движение человеческой мысли, строит возможные миры, запечатлевая в себе динамику мысли и способы ее представления.
Список литературы
1. Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. - М.: Наука, 1982. -
368 с.
2. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Изд. 3. - М.: Наука, 1979. - 360 с.
3. Повесть временных лет // Шахматов А.А. Повесть временных лет. - Т.1: Вводная
часть. Текст Примечания. Пг, 1916.
4. Чекин Л.С. Безбожные сыны Измаиловы // // Из истории русской культуры. Т.1 (Древняя
Русь). - М.: Языки русской культуры, 2000. - С.691- 716.