CC BY
87
УДК 070
СИНТАКСИЧЕСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ТЕКСТА В ПУБЛИЦИСТИКЕ С. ДОВЛАТОВА КАК СРЕДСТВО СОЗДАНИЯ ЭФФЕКТА РАЗГОВОРНОСТИ
© 2013 г. Е.В. Ткачева
Ткачева Елена Викторовна -аспирант,
факультет филологии и журналистики, Южный федеральный университет, ул. Пушкинская, 150, г. Ростов-на-Дону, 344006. E-mail: etkacheva@adship.ru.
Tkacheva Yelena Viktorovna -Post-Graduate,
Faculty of Philology and Journalism, Southern Federal University, Pushkinskaya St., 150, Rostov-on-Don, 344006. E-mail: etkacheva@adship.ru.
Рассматривается публицистическое творчество Сергея Довлатова в газете «Новый американец». Предполагается, что журналист продолжил традицию Чехова-рассказчика. На материале колонок редактора Довлатова анализируются синтаксические средства создания особого эффекта - разговорности в письменных текстах автора. По своим лингвистическим характеристикам публицистические тексты Довлатова оказываются близки разговорной речи. Высказывается гипотеза, что использование средств разговорной речи позволило газете завоевать доверие и любовь русскоязычных читателей в США.
Ключевые слова: эффект разговорности, разговорная речь, синтаксические конструкции, Сергей Довлатов, рассказчик, газета «Новый американец».
The article deals with publicist work of Sergei Dovlatov in the newspaper «Novyi Amerikanets». The author supposes that the journalist continued the narrator's tradition of Chekhov. Based on the material of editor's columns of Dovlatov the researcher analyses syntactic constructions which create specific effect - the effect of colloquial speech in written texts. Sergei Dovlatov's publicist texts are similar to the colloquial speech in their linguistic features. The research hypothesis suggests that the newspaper attracted Russian-speaking readers' attention and won the readers' trust thanks to using features of colloquial speech.
Keywords: effect of colloquial speech, colloquial speech, syntactic constructions, Sergei Dovlatov, narrator, newspaper «Novyi Amerikanets».
Сергей Довлатов вошел в историю отечественной литературы и журналистики как тонкий стилист, мастер точного художественного слова и новатор в области жанра и языка. Сам он мечтал быть похожим лишь на одного писателя - А.П. Чехова. По словам Я.Р. Симкина [1], «Довлатов внес в первую записную книжку тезис: "Можно благоговеть перед умом Толстого. Восхищаться изяществом Пушкина. Ценить нравственные поиски Достоевского. Юмор Гоголя. И так далее. Однако похожим быть хочется только на Чехова"» [2].
Возникает вопрос: что же именно привлекало Довлатова в этом писателе, который жил и творил в другое время и в другой стране? Об этом сам Довлатов рассказал в интервью жур-
налу «Огонек» (1990), когда назвал Чехова рассказчиком не только по его новеллам и повестям, но и по записным книжкам: «Рассказчик пишет о том, как живут люди. Мне кажется, что у Чехова всю жизнь была проблема, кто он: рассказчик или писатель. Во времена Чехова еще существовала эта грань» [1].
В этом высказывании Довлатова содержится принципиальная, по нашему мнению, мысль о том, что в конце XX в. грань между писателем и рассказчиком исчезает. Это прежде всего верно по отношению к нему самому. И дело не только в том, о чем пишет автор. Ярким тому примером являются колонки редактора С. Довлатова в газете «Новый американец», которые не ограничиваются каким-
либо определенным кругом тем. «Одна бывшая партийная дама выговаривала мне свое возмущение: "Газета должна нас направлять! Она должна нас призывать!" Другой читатель писал: "Вы бы еще о тараканах написали!" И Довлатов написал передовицу в защиту тараканов», - пишет в своих воспоминаниях коллега С. Довлатова Н. Аловерт [3].
Коллега и друг Довлатова, писатель и литературовед А. Генис объяснял маловажность выбора темы с особой ритмической и лексической организацией текстов, которая и была отличительной чертой колонок редактора: «Сергей писал эти мерные, как гири, тексты с той же тщательностью, что и свои рассказы. Именно поэтому неважно, чему колонки были посвящены. Расставшись с поводом, они легко вошли в довлатовский канон, представляя в нем элегантную импрессионистскую поэму. Эти резные словно шкатулки, легкие опусы держались на тайном, но строгом, почти стихотворном, метре и требовали изрядного мастерства» [4].
Рассказчиком Довлатова сделала эта особенная манера изъясняться как в своих художественных, так и в журналистских произведениях. Представляется, что для его текстов характерен особенный эффект, который можно обозначить как эффект разговорности, создающий у читателя иллюзию восприятия письменного, заранее подготовленного текста как неподготовленной речи при непосредственном неофициальном общении.
Возникновению эффекта разговорности во многом способствовал тот «тайный, но строгий, почти стихотворный, метр», о котором пишет Генис, - т.е. синтаксическая организация текстов. Интересно проследить, какими средствами на уровне синтаксиса создается эффект разговорности у Довлатова на материале его колонок редактора в газете «Новый американец».
Прежде всего следует сказать, что разговорная речь отличается от кодифицированного литературного языка рядом специфических особенностей синтаксиса. Остановимся лишь на тех из них, которые представляют интерес для нашего исследования. Характерные черты синтаксиса, встречающиеся исключительно в устной, диалогической речи оставим без внимания.
«Синтаксическое своеобразие разговорной речи теснейшим образом связано с ее основ-
ным признаком - непосредственностью общения. Этим обусловлены необходимость мало развернутых высказываний, отсутствие причастных и деепричастных оборотов, иные, чем в письменной речи, закономерности порядка слов, так называемая интерференция и связи свободного соединения...», - пишет лингвист О.Б. Сиротинина [5, с. 94].
Разговорной речи приписываются такие явления синтаксиса, как парцелляция и сегментация предложения [6, с. 297, 314]. Дробление предложения облегчает вербализацию мысли говорящим и делает почти наглядным процесс «думания», а также и восприятие сообщения. Большой интерес представляет порядок слов в разговорной речи. Экстралингвистические факторы крайне важны для разговорной речи, именно они определяют многие особенности ее синтаксиса. «Естественная речь по природе всегда эллиптична», - отмечает А.М. Пешковский [7]. «Этот принцип экономии действует на всех уровнях языковой системы, но особенно ярко он проявляется в синтаксисе», - подтверждает О.Б. Сиротинина [5, с. 101].
Лингвисты считают характерной чертой синтаксиса преобладание связей сочинения над связями подчинения разговорной речи. Нам кажется, это зависит от особенностей человеческого мышления: в разговорной речи мысль озвучивается сразу после ее появления, и человеку сложно выстроить в голове логическую цепочку с причинно-следственными или иными подчинительными отношениями. Мысли озвучиваются вне отношений подчинения, редко - с отношениями сочинения (соответственно нечасты и формальные показатели этих отношений - союзы и союзные слова), а собеседник сам достраивает связи между сообщениями.
В рамках проблемы использования эффекта разговорности в письменном журналистском тексте колонки редактора Довлатова представляются очень интересным материалом для исследования, поскольку в нем обнаруживается характерный для разговорной речи синтаксис. В этом смысле можно выделить ряд приемов - организацию композиции текста, создание определенного ритма, расстановку авторских акцентов с целью привлечения активного авторского внимания.
Довлатов использует преимущественно простые предложения, осложненные разве что
вводными словами, но никогда - обособленными определениями и обстоятельствами. Кроме того, характерно наличие односоставных и неполных предложений: «Из России долетают тревожные, мрачные вести. Одному кандидатскую не утвердили. Другого с работы уволили. Третий отказ получил... Очереди за колбасой... Зимней обуви не купить. И так далее» [8; 41], «Мы не в претензии», «В результате у вас фонарь под глазом» [8; 45]; «В Союзе нам казалось, что мы - демократы»; «Морда кирпичиком. Хвост морковкой» [8; 62]. Таким образом, каждое высказывание обособленно и самоценно, автор не считает нужным объединять простые предложения в сложные. Он ставит точку после каждого приведенного факта и тем самым акцентирует внимание на каждом отдельном высказывании.
Как и в разговорной речи, в колонках редактора отсутствуют развернутые высказывания. Почти нет сложных предложений, а если оно распространено, то зачастую сегментировано: «Мое сердце бешено колотилось. Глаза сверкали. Щеки покрылись малиновым румянцем» [8; 68]; «В поступках негодяя есть своеобразный эгоистический резон. Есть корыстная и низменная логика. Наличествует здравый смысл», «И мешают газете вовсе не агенты КГБ. Не палестинские террористы. Не американские либералы», «Возникла у нас дискуссия о смертной казни. Вопрос освещался по-разному. С юридической позиции (Лей-кин), с этической (Шрагин), с общедуховной (Рыскин). Умные люди поделились своими раздумьями. Высказали печальные истины. Попытались выдвинуть конструктивные идеи», «Дурак вездесущ и активен. Через ОВИР прорвался. Через океан перелетел. И давит почище Андропова» [8; 70]. Таким расположением (через точку) сегментов по сути одного предложения Довлатов добивается того, что каждый из них воспринимается как аргумент, отдельный значимый факт, на котором акцентируется внимание читателя.
Парцеллирование служит той же цели и используется очень частотно, парцелляция по сути отражает на письме авторское сегментирование предложения: «Письма бывают разные. Умные и глупые. Дружеские и враждебные. Деловые и лирические.» [8, 44]; «Пиши о чем-нибудь серьезном. О налоговой системе. О ливанском кризисе. О преследовании христиан-баптистов. Зачем ты написал про
дочку? И тем более - про собаку? Может, завтра и про таракана напишешь?..» [8; 71]; «Часть моих рукописей вывез из Ленинграда американец Данкер. Кстати, интеллигентный негр. Совершенно бескорыстно. Более того, с риском для карьеры. Поскольку работает в американском посольстве» [8; 28]. Можно говорить также об особом ритме, характерном для разговорной речи. Предложения короткие, сложное делится на несколько простых, осложненное сегментируется на простые части. Это же характерно и для разговорной речи. Даже если в целом наша мысль представляет собой сложное предложение, при высказывании она так или иначе сегментируется на простые части и в связи с естественными и необходимыми паузами для вдоха, и в связи с тем, что процесс «обдумывания» предвосхищает процесс «говорения».
В разговорных высказываниях часто оказываются невыраженными (невербализованны-ми) некоторые грамматически и семантически необходимые компоненты [9]. Мы смело можем утверждать, что эллиптичность является и характерной особенностью синтаксиса текстов С. Довлатова: «Доброжелательных писем -больше», «Казалось бы - свобода мнений!», «В результате у вас фонарь под глазом. А у друзей -хорошее настроение» [8; 45]. Эта дискретность языка, как нам кажется, является своего рода откликом на поэтику постмодернизма.
«Вербальный эллипсис не мешает собеседникам понять друг друга: зная обстановку, они легко "достраивают" недостающие фрагменты текста. Высказывания подобного типа называются конструкциями с незамещенными синтаксическими позициями. Большинство таких построений конситуативно связаны, однако существует ряд конструкций с нулевыми глаголами-предикатами, значения которых обусловлены системой языка и не требуют поддержки ситуации» [9].
Порядок слов в колонках редактора не всегда является традиционным, зачастую, как и в разговорной речи, рема предвосхищает тему, распространена инверсия: «С американцами дружить невозможно», «Переводят мои сочинения две американки», «Последней рубашкой здесь со мной не делились» [8; 28]; «На английском языке вышла замечательная книга Солженицына - "Бодался теленок с дубом", «Слишком ответственна функция политического реформатора. Слишком дорого нам бу-
дущее России!» [8; 32]. При таком порядке слов речь более экспрессивна, автор рассчитывает «заразить» читателя неравнодушием, вызвать ответную эмоцию.
Вставки и недоговоренности - типичная черта колонок редактора. Колонка - это особый жанр. В ней очень значимо личное мнение автора, которое подчас и выражается в особых вставках, авторских комментариях. Эти вставки часто формально выделены скобками или тире: «Мы даже отваживались шутить. (Что ужасно раздражало бывших партийных функционеров...)», «Увы, бывало всякое. Тягостные внутренние раздоры. (С оттенком мордобоя.)», «Кто-то получал газету с опозданием. (А бывало, что и не получал совсем.) Кто-то получал два или три экземпляра. (Что вызывало тревогу и недоумение.)» [8; 33]; «Если разводятся с женой, идут к юристу. (А не к Толику - водку жрать.)» [8; 28]; «Один дурак (а может быть - подлец) дней шесть назад трепался всенародно» [8; 18]. Недоговоренность чаще всего формально выражена в тексте многоточием и предполагает, что автор наталкивает читателя на мысль, но сам ее не выражает: «Есть в Союзе такой романист - Пикуль. Размашистый, широкий человек. И водку пить мастак, и драться лезет, если что... Взял и посадил своего (и моего) друга Кирилла Успенского.» [8; 28]; «А мне не дает покоя курьезное соображение: Так ведь можно невзначай и коммунизм построить!.. Назло советским товарищам. Ну, от коммунизма мы, пожалуй, воздержимся. А вот приличная газета -будет! Уж это - как минимум.» [8; 50].
В разговорной речи повторы часто выступают как средства синтаксической связи и актуального членения. У Довлатова повторы также имеют место, но их функция несколько шире. Они выступают и как средство актуального членения, но кроме этого выполняют композиционно-организующую функцию: «Мы считаем, что при всех различиях интересы трех эмигрантских волн - едины. Корни -едины. Цели - едины. Проблемы - едины.» [8; 69]; «Здесь все по-другому. Здесь понятия "бизнесмен" и "мошенник" не совпадают. Говоря проще, здесь надо работать» [8; 25]; «Критикуют фильм - значит, надо его посмотреть. Ругают книгу - значит, стоит ее прочитать. На кого-то персонально обрушились - значит, достойный человек» [8; 27]. Зачастую в текстах Довлатова повторы соче-
таются с синтаксическим параллелизмом, что создает своеобразный синтаксический ритм. Таким образом автор словно настраивает читателя на определенную «волну» и тем самым облегчает восприятие текста, визуально делает его более простым в смысловом отношении и убедительным. Ту же функцию реализуют анафоры и эпифоры. Передают чувство уверенности автора, а также делают текст графически более выстроенным. Кроме того, при помощи синтаксического параллелизма и повторов создаются параллельные смысловые потоки, внешне выглядящие очень схоже, почти идентично, но в содержательном аспекте очень разные.
В разговорной речи сочинительная связь преобладает над подчинительной, чего нельзя сказать о публицистике Довлатова. Во многом это связано с тем, что колонки редактора представляют собой по типу речи рассуждение, где господствует подчинительная синтаксическая связь. Но иногда она, как и в разговорной речи, оказывается не выраженной формальными показателями - союзами и союзными словами: «Сахаров выслан. Живет в Горьком. Вокруг него - люди. Инстанция существует!» [8; 27]. Первые три части по смыслу связаны сочинительными отношениями, а с последним предложением существуют отношения подчинения, но нет ни сочинительных союзов, ни подчинительного союза значения следствия. Об отношениях между частями читатель сам делает вывод.
Ассоциативный принцип организации целого для колонок редактора характерен в меньшей степени, чем для разговорной речи. Примеры, которые приводит автор, связаны именно ассоциативно с основной идеей публицистического выступления. Кроме того, Довлатов часто обрывает свое рассуждение, ставит многоточие и заставляет читателя самому додумывать, о чем в целом была колонка, почему на этой ноте оборвалась. Авторские комментарии, вклинивающиеся в основной текст, тоже возникают по ассоциации. Однако письменная форма журналистики диктует свои законы. Для журналистского текста очень важным требованием является целостность произведения, поэтому, если оно и обрывается, то на продуманной, значимой фразе, а не в любом месте повествования.
Функционально разговорный синтаксис решал главную для любого издания задачу -
завоевание любви и доверия читателя. И действительно такие простые на первый взгляд легковесные колонки (кстати, типично американский жанр) быстро нашли своих поклонников среди русскоязычного населения в США. «Сегодняшнему российскому читателю трудно себе представить, какой фурор произвела газета среди читающей публики. Одни газету любили, другие - ненавидели. И те и другие дружно шли в киоск в день продажи покупать "Новый американец" - одни, чтобы насладиться чтением, другие, чтобы возмущаться» [3].
«Колонки редактора» размещались в каждом номере на второй полосе. Они казались настолько интересными, что люди начинали чтение каждого номера именно с них. И каждый раз гадали, о чем будет следующая. Колонки в значительной степени определяли лицо газеты, ее отличие от «Нового русского слова» и от еженедельника «Новая газета» (...), создавали атмосферу участия читателя в жизни газеты, вспоминает жена С. Довлатова, принимавшая непосредственное участие в работе редакции «Нового американца».
Самой главной находкой Довлатова нам представляется именно эта удивительная атмосфера «участия читателя в жизни газеты». Конечно, сегодня эта интерактивность средств массовой информации стала нормой, характерной чертой новейшей журналистики. Однако в 80-е гг. XX в., когда Интернета для массового потребителя не существовало, установление диалога с читателем, причем диалога живого, напряженного, было настоящим новаторством и удачным приемом увеличения аудитории издания.
А. Генис отмечает, что «Новый американец» «завоевал любовь читателя только потому, что обращался к нему по-дружески, на хорошем русском языке (...) Избегая тупого официоза и вульгарной фамильярности, под прямым нажимом Довлатова все тут писали на человеческом языке приятельского общения» [4]. Таким образом язык приятельского общения стал нормой и обязательным требованием журналистики в редакции «Нового американца». С высоты современной журналистики оно, возможно, покажется самоочевидным. Здесь необходимо учитывать, что делали газету эмигранты, вчерашние выходцы из Советского Союза, которые вырос-
Поступила в редакцию
ли и во многом сформировались как журналисты в советских условиях с абсолютно другими требованиями.
Безусловно, тон задавали колонки редактора С. Довлатова. Они вызывали читателя на диалог, спорили с ним, подначивали или просто делились интересными наблюдениями, как делятся с приятелями в «курилке». Добиться такого эффекта, непосредственного, живого, неофициального общения автора с читателем, удавалось благодаря особой синтаксической организации текстов. Этот удивительный эффект разговорности - подтверждение таланта не только редактора, но и рассказчика Сергея Довлатова.
Литература и примечание
1. Цит. по: Симкин Я. Записные книжки писателей // Relga. № 7 (109) 23.05.2005. URL: http://www.rel-ga.ru/Envi-ron/WebObjects/tgu-www.woa/wa/Main?tex-tid=504&le-vel1=main&level2=articles (дата обращения: 21.01.2013).
2. Довлатов С. Записные книжки // Собр. соч.: в 4 т. СПб., 2004, Т. 4. С. 168.
3. Аловерт Н. «В любой игре существенен итог» // Довлатов С. Речь без повода, или Колонки редактора. М., 2006. С. 24.
4. Генис А. Чесуча и рогожа // Там же. С. 16.
5. Сиротинина О.Б. Современная разговорная речь и ее особенности. М., 1974.
6. Русский язык и советское общество. Морфология и синтаксис современного русского языка / под ред. М.В. Панова. М., 1968.
7. Пешковский А.М. Объективная и нормативная точки зрения на язык. URL: http://www.classes.ru/gram-mar/135.Zvegintsev/worddocuments/145.htm (дата обращения: 29.12.2012).
8. Здесь и далее ссылки в скобках даются на «Колонки редактора» в газете «Новый американец» по изданию: Сергей Довлатов. Речь без повода. или Колонки редактора: Ранее неизданные материалы. М.: Изд-во «Махаон» и Международный фонд Сергея Довлатова, 2006. Вторая цифра в скобках обозначает номер газеты «Новый американец», в котором опубликована колонка.
9. Разговорная речь. URL: http://www.kmgo-svet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/lingvistika/RAZGOVOR NAYA_RECH.html (дата обращения: 15.01.2013).
19 февраля 2013 г.
