CC BY
208
В.И. Шеремет (ИВ РАН)
СИНОП - 1853. НОВОЕ ПРОЧТЕНИЕ
Данная статья продолжает публикации автора в «Восточном архиве» по истории Восточного кризиса 1853-1856 гг. и содержит ряд ранее неизвестных материалов из российских архивов.
* * *
Через полтора столетия после Синопского сражения и сравнительного изучения массы разнообразной документации стало возможным больше доверять некоему источнику наших сведений о внешней стороне деятельности английского и французского послов в Стамбуле в 1853-1856 годах.
Речь идет о А. Пеццаре, подданном двухтрех стран, включая Австрию, который после отъезда в мае 1853 г. чрезвычайного посольства А.С. Меншикова из османской столицы формально представлял там интересы российских торговых компаний, но не только. А. Пеццар, как абсолютно доверенный представитель нескольких торговых компаний на Западе, и в Турции имел широкий круг контактов. Он регулярно снабжал русские военные власти деликатной информацией от лиц, близких к посольствам Англии и Франции, к военному и финансовому ведомствам Турции.
Именно А. Пеццар первым обратил внимание А.С. Меншикова на то, что английский посол в Турции Стрэтфорд де Редклиф вскоре после введения англо-французского флота в Босфор зачастил в Синоп. В июле-августе 1853 г. таких поездок, достоверно известных А. Пеццару, состоялось три. О целях визитов посла великой державы в захолустный порт А. Пеццар, который догадок вообще не строил, не сообщал. Однако всякий раз упоминал
о «гласных желаниях» членов османского Дивана и везиров использовать пароходы союзников для переброски турецких войск и снаряжения в Батум и далее, в район возможных боевых действий горцев Шамиля.
В России знали, что три османских парохо-до-фрегата все лето и до середины октября 1853 г. перевозили в Батум тяжелые орудия, другое снаряжение, но пока будущие противники - Россия и Турция - в море непосредственно не соприкасались1. Информация
А. Пеццара настороженности, кажется, не вызвала. Черноморский флот вел плановые операции.
В сентябре - начале октября 1853 г. эскадра под командованием П.С. Нахимова доставила на восточный берег Черного моря 13-ю пехотную дивизию для пополнения Отдельного Кавказского корпуса. 11 (23) октября 1853 г. эскадра в составе линейных кораблей «Чесма», «Иегудиил», «Храбрый», «Императрица Мария», фрегата «Кагул» и брига «Язон» вышла из Севастополя в направлении восточной части Черноморского побережья. Вскоре к ним присоединились пароходо-фре-гат «Бессарабия» и два парусных фрегата «Кулевча» и «Коварна», до того наблюдавшие перевозки турецких войск и снаряжения из зоны Босфора к портам Анатолии.
Инструкции П.С. Нахимову были такие: «наблюдать, но не нападать». Николай I еще сохранял иллюзии по поводу возможности «устранить турок грозным видом русской силы» (А.С. Меншиков). Были приняты во внимание несколько предупреждающих, недвусмысленных заявлений держав о необходимости для русского флота держаться подальше от турецких берегов. Таковые в жесткой форме были сделаны русскому послу в Лондоне в начале осени 1853 г.
В избытке миролюбивости Николая I не упрекнешь. Осторожности тоже было маловато, но ситуацию на Кавказе он считал крайне тревожной, а позиции турок, в том числе и на Черном море - то есть их флот и береговые укрепления, - находил очень сильными2. Требовалась дополнительная информация с возможного места событий.
В военно-морской исторической литературе последние полсотни лет (Зверев Б.И. -1954 г., Питерский Н.А. - 1954 г., Тарле Е.В. -1950 г.; Скрицкий Н.В. - 2003, 2006 гг. и др.) повторяется одно мнение. Сам факт появления эскадры Нахимова вблизи территориальных османских вод якобы заставил турок прекратить доставку войск и грузов в Восточную Анатолию и на Западный Кавказ, турки пребывали в ожидании ухода парусного флота России на его зимние базы3.
Все было несколько сложнее. Действительно, приостановив переброску войск, о чем было сообщено в стамбульской прессе, османское морское военное ведомство продемонстрировало желание идти путем взаимных уступок России, поскольку «мирная партия» в Диване еще надеялась найти способы решения разраставшегося конфликта. Многих в Стамбуле, кроме того, раздражала избыточная воинственность «старого друга османов» - лорда де Редклифа. Среди них были такие весомые фигуры, как сераскир Лютфи-паша и министр финансов Савфет-паша, руководители внешнеполитического ведомства Рифаат-паша и Абдулхак-эфенди, глава Службы старших адъютантов и личных курьеров султана Эдхем-па-ша. Последний по негласному приказу султана поддерживал контакты с А.С. Меншиковым вплоть до самого отъезда русского посла из Стамбула и (дозировано, разумеется) сообщал Меншикову о давлении французского и английского послов на Диван и военное ведомство. Упоминалось и об особом интересе англичан к восточным берегам Черного моря4. Этот «интерес» основывался на обстоятельстве, известном английскому послу и до поры неведомом Меншикову и русским властям в Севастополе: все запланированные на лето - осень 1853 г. перевозки грузов для Анатолийской армии были уже завершены, причем в благоприятное для навигации время5.
В крейсерстве нахимовских героев в зимнем штормовом море не было ничего героического. Экипажи равнялись на невозмутимого Павла Степановича и делали свою работу. Высшее русское военно-политическое руководство ходило галсами без определенного курса, не решив «стрелять - не стрелять», а П.С. Нахимову оставалось выжидать.
18 (30) октября 1853 г. В.А. Корнилов в Севастополе получил строгий приказ Николая I «оставаться в состоянии оборонительном». Однако еще 12 (24) октября 1853 г.
A.С. Меншикову и тому же В.А. Корнилову как начальнику штаба Черноморского флота из Петербурга было сообщено: турки обстреляли русскую Дунайскую флотилию, и, следовательно, русско-турецкая война началась.
B.А. Корнилов 18 (30) октября отправил с парусным фрегатом П.С. Нахимову приказ: топить или задерживать османские военные корабли. Вдогонку фрегату послали два парусника, а затем и пароходо-фрегат «Одесса» с новой установкой: ответить на первый провоцирующий выстрел с турецких кораблей6.
Выдержанный по характеру, за долгую службу разных приказов получивший несметное количество, П.С. Нахимов крейсировал в зимнем море вполне уверенно и даже несколько «флегматически» (как съязвил А.С. Мен-шиков). Он блестяще использовал свои знания ветров и нештатных ситуаций вблизи турецких берегов, приобретенные им еще в годы Кавказской войны7. Иное дело - два других персонажа событий.
Необузданный, взрывоопасного темперамента, «всесильный баловень судьбы, царя любимец, враг придворным», светлейший князь А.С. Меншиков не состоялся как умиротворитель Востока и спаситель святогроб-ских святынь от фанатизма мусульман и прозелитизма католического клира в Палестине. Миссия его в Стамбул весной 1853 г. оказалась крайне неудачной. Чины, лавры и почести, награды - это Меншикова не интересовало в принципе, но чужие успехи туманили мысли8.
Еще один наш герой, тоже из любимцев Николая I, деятельный, честолюбивый, флотоводец от Бога, но умевший и на паркете свой маневр явить, вице-адмирал В.А. Корнилов рвался к войне - к защите интересов Отечества и к личной славе. А.С. Меншиков, возглавивший по приказу Николая I и флот, и армию на Юге России, возложил на моряков, следовательно, в первую очередь на Корнилова и Нахимова, общую задачу: найти и атаковать турецкий флот, то есть начать войну на море. Надлежало захватывать и приводить в Севастополь турецкие корабли с военными грузами и войсками на борту9.
Известно, что В.А. Корнилов жаждал победы, триумфа над турками в море масштабов Наваринского сражения 1827 г. Он знал, бывая в Турции, состояние турецкого флота и верил в свою личную звезду10. Первый его рейд вдоль берегов Болгарии не дал соприкосновения с противником ввиду крайне плохой видимости. Разминулись вследствие неизбежных в море случайностей. Прекрасный стратег и тактик действий на море, Корнилов умел добывать и использовать агентурную информацию из портов и баз противника. Удивительно, но А.С. Меншиков данными от А. Пеццара из Стамбула с Корниловым, по-видимому, не делился, и адмирал пребывал в заблуждении о сильном турецком флоте близ болгарских берегов. В этом была своя логика - на побережье была нацелена первая высадка англо-французских союзников Турции.
Знаток всего черноморского побережья, П.С. Нахимов не разделял мнения В.А. Корнилова о возможном боевом соприкосновении с турками у болгарских берегов. Его взгляд был прикован к анатолийскому побережью, именно к Синопу. Синопская бухта на южном, турецком, берегу Черного моря природой была идеально прикрыта от штормов. И без разведки было известно, что она десятки лет служила как мирным целям, так и военным: через Синоп шли поставки оружия и снаряжения для горских племен Западного Кавказа.
К середине ноября 1853 г. в Синопской бухте, где были в то время лучшие в причерноморской Турции условия для ремонта кораблей, собрались три четверти турецкого парусного флота. В.А. Корнилов, напомним, командовавший всем Черноморским флотом, и П.С. Нахимов, «строго наблюдавший», т. е. блокировавший своей эскадрой выходы турок к Кавказскому побережью России, просчитали два варианта событий. Турецкий флот мог обрушиться на слабые укрепления России на западном побережье Кавказа; но мог в один переход оказаться и в виду Феодосийской, вообще не защищенной, бухты. Кавказская война с горцами Шамиля грозила перерасти в «Большую кавказскую» - с очень серьезными противниками.
Еще более реальной представлялась опасность выхода в Черное море находившихся на рейдах на Босфоре и в Мраморном море англо-французских быстроходных и хорошо вооруженных пароходо-фрегатов. Они могли блокировать русскую Дунайскую армию с моря и нанести удар по Севастополю и Одессе. В этом никто ни в Петербурге, ни на Черноморском флоте не сомневался. Грозила уже «Большая европейская война».
Оставалось одно - нанести упреждающий удар. П.С. Нахимов провел операцию блестяще. По некоторым поздним воспоминаниям ветеранов-черноморцев, именно Павел Степанович предложил «старому азовцу», а в 1853 г. своему командиру В.А. Корнилову внезапным, как в Наварине, ударом разрушить все планы и турок, и их западных советников. Стремительному в маневрах, быстро и точно оценивавшему ситуацию Корнилову план показался вполне реальным. Тем более, что удачей кораблей В.А. Корнилова было пленение 5 (17) ноября турецкого парового военного корабля «Перваз Бахри», который был по обычаю морской войны доставлен в порт победителя. Севастополь встретил «первого ту-
рецкого пленного», причем вооруженный па-роходо-фрегат, с энтузиазмом, а Корнилова -как героя. Однако после приказов по нахимовской эскадре и после захвата 4 (16) ноября 1853 г. нахимовской «Бессарабией» турецкого грузового парохода «Меджари тиджарет» стало ясно, что и без взаимодействия с корниловской эскадрой П.С. Нахимов готов принять на себя главную роль в событиях на море.
Взятые Нахимовым в плен турки - мирные торговцы, не лукавя и не очень запираясь, сообщили Нахимову, что в Синопе стоят три фрегата, два корвета и тяжелый транспорт, укрывшийся от штормов и считавший себя в безопасности под защитой мощной береговой артиллерии. Все - парусники. Приблизившись к синопской бухте, моряки Нахимова узрели семь фрегатов, два корвета, шлюп и два современных военных парохода11.
Турецкие пароходо-фрегаты до появления в Синопе (не позже 11 ноября 1853 г.) уже имели огневое соприкосновение с русским парусным фрегатом «Флора» близ мыса Пицунда. Турки оценили прицельность его бортовых пушек и блестящее умение русского экипажа поймать ветер в невыгодных для себя обстоятельствах. Опытный мореход с классической восточной и европейской выучкой, Мустафа-бей, командовавший делом при Пицунде, все это сообщил местным, то есть синопским, военным и морским властям. Таким образом, ни приближение Нахимова, ни серьезность намерений хорошо вооруженного и (турки прекрасно это знали) блестяще обученного русского противника на парусных, но грозных огневой мощью кораблях для турок неожиданностью не были12.
Осман-паша, старший по званию, возрасту и должности на синопской эскадре, несколько преувеличивая силы русских, успел до боя доложить в Стамбул о маневрировании противника в виду синопского берега, близ мыса Амастро. Османский адмирал полагал возможной атаку русских брандеров на его парусники и для себя перспективу видел самую печальную - разгром13.
Положение П.С. Нахимова как командира, уже получившего приказ высшего командования, оставалось не вполне определенным. С одной стороны, нахимовскую эскадру усилили три 120-пушечных линейных корабля «Великий князь Константин», «Три святителя», «Париж» и два меньших, но чрезвычайно маневренных «Кулевча» и «Кагул». Но 12 (24) ноября 1853 г. Павел Степанович полу-
чил через А.С. Меншикова высочайшее повеление истребить османский флот в открытом море, перерезать сношение Стамбула с Батумом. Приморские турецкие города не трогать. Более того, щадить Синоп, во избежание повода для вмешательства со стороны англо-французской эскадры. А.С. Меншиков подтвердил приказ Николая I и добавил от себя, что надлежит уничтожить османскую эскадру и идти к восточным берегам Черного моря для «внушения должных чувств повстанцам Шамиля»14.
Руки адмирала Нахимова были связаны, впрочем не слишком туго. Выпутываться царь и командующий предоставили самому Нахимову. Но кого же они боялись больше - горцев или союзников, английскую и французскую эскадры?
П.С. Нахимов располагал к 17 (29) ноября шестью линейными кораблями и двумя фрегатами с суммарной мощностью до 312 орудий в 5 627 кг против 262 стволов турецкой артиллерии мощью в 2 706 кг бортового залпа. Бом-бические, т. е. стрелявшие разрывными снарядами, пушки (44 ствола) многократно превосходили числом и огневой мощью всего 5 бом-бических пушек эскадры Осман-паши. Семь турецких парусных фрегатов постройки 1820-х годов, три корвета - тоже времен султана Махмуда II, два ветхих парусника - транспорты, помнившие войну с Россией 1828-1829 гг., и три парусных торговых судна без оружия. Два вполне современных, но слабо вооруженных (скорость была важнее оружия) парохода английской постройки 1840-х годов использовались главным образом для посыльной и курьерской связи Стамбула с восточноевропейскими территориями.
Реала-бей, или вице-адмирал Осман-паша, и его флагман Хюсейн-бей — оба были в годах, под шестьдесят, но физически крепкими людьми. Опытнейшие мореходы - у каждого за плечами по 35-40 лет морских походов и сражений. Они были участниками наварин-ского разгрома турецко-египетского флота в 1827 г. Оба давно отвыкли бояться сражений, но и выходить в море, чтобы дать бой русским, не собирались. Тем более, что приказы капу-дан-паши из Стамбула были таковы: в бой с русскими не вступать, выжидать под прикрытием береговых батарей. Им было известно, возможно, лично от посещавшего Синоп Стрэтфорда де Редклифа, что Англия предупредила Петербург об ответственности за любую атаку на черноморские порты Османской
империи. Более всего они, впрочем, полагались на береговую артиллерию: 44 орудия, хотя и устаревшего типа, но идеально пристрелянных по верхним палубам кораблей, пожелавших бы ворваться на рейд Синопа.
Все турецкие корабли были поставлены в бухте так, чтобы как можно скорее выйти в открытое море, но не входить в соприкосновение с русской эскадрой, крейсирующей, как полагали турки, в 12-15 милях от Синопа15.
Экипажи османских кораблей состояли преимущественно из греков, подданных Турции, и наемников, набранных со всех средиземноморских земель, которые имели единственное желание — отсидеться в бухте и, упаси Господь, не воевать с русскими моряками. Крепостная артиллерийская прислуга, в отличие от экипажей кораблей, состояла из хорошо обученных старослужащих, почти на 100 процентов из числа стамбульских турок. Вот они-то горели желанием «показать урусам». Собственно, так и получилось бы...
Стремительность прорыва и непредсказуемость маневра - вот единственное, что позволило нахимовской эскадре выполнить поставленные задачи.
Еще 3 (15) ноября 1853 г. П.С. Нахимов обратился к своей эскадре: «Турецкий флот вышел в море с намерением занять принадлежащий нам порт Сухум-Кале, и. для отыскания неприятельского флота отправлен из Севастополя с 6-ю кораблями генерал-адъютант Корнилов. Неприятель не иначе может исполнить свое намерение, как пройдя мимо нас или дав нам сражение. В первом случае я надеюсь на бдительный надзор гг. командиров и офицеров, во втором - с Божиею помощью и уверенностью в своих офицерах и командах я надеюсь с честью принять сражение. Не распространяясь в наставлениях, я выскажу свою мысль, что в морском деле близкое расстояние от неприятеля и взаимная помощь друг другу есть лучшая тактика. Получив повеление начать военные действия против военных турецких судов, я считаю нужным предуведомить командиров судов вверенного мне отряда, что в случае встречи с неприятелем, превышающим нас в силах, я атакую его, будучи совершенно уверенным, что каждый из нас сделает свое дело»16.
Утром 17 (29) ноября 1853 г., находясь в 10,5 милях от Синопской бухты, с борта флагмана «Императрица Мария» Нахимов направил командирам кораблей диспозицию и приказ. Последний гласил: «Располагая при пер-
вом удобном случае атаковать неприятеля, стоящего в Синопе в числе 7 фрегатов, 2 корветов, 1 шлюпа, 2 пароходов и 2 транспортов, я составил диспозицию для атаки их и прошу командиров стать по оной на якорь и иметь в виду следующее.». Далее шли четкие указания с учетом вариантов развития боя. В заключение П.С. Нахимов подчеркнул, что, «завязав дело с неприятельскими судами, стараться по возможности не вредить консульским домам, на которых будут подняты национальные их флаги» (курсив мой. - В.Ш.).
«Я выскажу свою мысль, - заключал Нахимов, - что все предварительные наставления при переменившихся обстоятельствах могут затруднить командира, знающего свое дело, и потому я предоставляю каждому совершенно независимо действовать по усмотрению своему, но непременно исполнить свой долг. Государь император и Россия ожидают славных подвигов от Черноморского флота. От нас зависит оправдать ожидания»17.
Подробности построения нахимовской эскадры, прекрасно выполненного двумя колоннами при густом тумане и моросящем дожде, хорошо известны по литературе.
Подчеркнем принципиальные, характеризующие собственно начавшуюся русско-турецкую войну на море, особенности и общие военно-политические последствия Синопа для России и Турции.
Приказы, полученные Нахимовым, давали ему возможность уйти от очень опасной атаки на Синоп. Павел Степанович принял мужественное решение воистину полководческого уровня - идти в бухту. Нахимов мыслил новаторски и предельно смело, уверенный и в себе, и в своих моряках.
Равные по боевому опыту Нахимову, получившие, на современном языке, переподготовку в Англии, где они наблюдали за выполнением военных заказов для своих эскадр, Осман-паша и Хюсейн-бей, как и Нахимов, получали не очень четкие приказы. Таковые исходили из двух центров - от сидевшего в Стамбуле капудан-паши и от британского посла и британского же морского советника А. Слейда, он же Мушавер-паша.
Османские командиры предпочли не рисковать. Нахимов рисковал и победил.
Эскадра П.С. Нахимова почти бесшумно на скорости 2,5 узла прошла через смертельную для кораблей зону обстрела мощных крепостных пушек и после полуночи начала становиться на якорь для работы всей бортовой
артиллерией. Турки, конечно же, узрели «молчаливый кошмар русских кораблей» (Осман-паша). Но крепостная турецкая артиллерия в этот критический момент подчинялась не Осман-паше, а коменданту (муха-фызу). Отчаянные сигналы с авангардного, заметившего неприятеля «Певек-Бахри»: «Русские на выстреле» - либо были проигнорированы, либо, что мне кажется более убедительным, совпали со временем священного намаза. В ходе строгого моления турецкие топчу (артиллеристы) просто отключились от внешнего мира. Такой довод прозвучал в одном из донесений А. Пеццара, сообщившего о разборке дела у сераскера.
Ближе к часу дня на «Императрицу Марию» и на «Великого князя Константина», шедших головными, обрушился шквал ядер и книппелей, которые вывели из строя основную часть такелажа русских кораблей. Турки, произведя залпы первыми, били по рангоуту. Нахимовцы работали бомбами и картечью, конечно же, и ядрами, но целили на поражение живой силы турок на палубах и на максимальные повреждения корпусов, дабы лишить турецкие корабли возможности маневрировать.
Турецкая выучка была иной. Она опиралась на столетия пиратских действий, когда важно было остановить вожделенное судно-приз и, сбив паруса, не повредить корпус, а значит, и трюмы. Экипажи, по возможности в здоровом состоянии, продать в рабство на рынках Каира, Стамбула, Измира.18
Для русских канониров важно было нанести первые прицельные поражения корпуса корабля противника, чтобы локализовать на якоре стоящий корабль и, если повезет, поразить крюйт-камеру. Главное - успеть нанести противнику предельно возможный урон до наступления «среди бела дня» почти непроглядной мглы от порохового дыма, когда в условиях безветрия прицельная стрельба была бы невозможной. Похвальная усердность орудийной прислуги, изо всех сил стремившейся увеличить темп огня, применение с первых выстрелов разрывных бомб (снарядов) и большое число их перелетов в глубь побережья (до 1 км) вызвали множество пожаров среди деревянных, крытых соломой и щепой строений, густо разбросанных по берегам бухты.
Боевой удачей «Великого князя Константина» было выведение из боя фрегатов «Ауни-Аллах», «Фазлы-Аллах», «Певек-Бахри». Через час шквального огня уже четыре турецких
корабля пылали на мели, либо их отнесло, как фрегат «Несим-и Зафер», к молу у греческого предместья Синопа. Там пожары с обездвиженных кораблей перекинулись на береговые постройки, все по преимуществу из дерева. Город и пригород пылали от залпов русских пушек и гибнущих турецких кораблей19.
Тем временем линейный корабль «Париж» под командованием будущего героя Севастополя В.И. Истомина плотным огнем своих бомбических орудий (до 70 бомб) подавил сильную береговую батарею, затем фактически сжег еще один фрегат и корвет турок. Надо признать вслед за очевидцами, что «в этом адском огне» (В.И. Истомин) турки сражались отчаянно и стояли до конца. Османский фрегат «Дамиетта», уже полусгоревший и выброшенный на берег, погиб вместе со всем экипажем, но ранее нанес непоправимые повреждения и «Парижу», и «Трем святителям».
Славу турецкого флота 18 (30) ноября составил бой пароходо-фрегата «Таиф» (два 10-дюймовых орудия, четыре 36-фунтовых, шестнадцать 24-фунтовых орудия) против двух русских парусных фрегатов «Кагул» и «Кулевча» и пароходо-фрегата «Одесса». «Таиф», которым командовал А. Слейд, а в экипаже были турки, отменно маневрировал под убийственным огнем русских фрегатов и удачно отбивался от них. В дуэли с «Одессой» и подоспевшими пароходами «Крым» и «Херсонес» турецкие топчулар (артиллеристы) показали себя с очень выгодной стороны, а мотористы-турки и палубная команда, тоже из турок, сделали все, чтобы уйти в сторону Трабзона. Под покровом тумана «Таиф» затем ушел к Босфору20.
Ближе к 16 час. 00 мин. 18 (30) ноября обстановка для турецких кораблей, крепостных батарей и всего города приобрела характер катастрофы. Девять кораблей стояли на мели и горели, взрывы боеприпасов на двух фрегатах, стоявших вблизи турецкой части города, вызвали новые волны пожаров в низменной части Синопа. Жители этих кварталов спешно покидали город, опасаясь и своих сограждан-греков, и русского десанта, и более всего того огненного шквала, который сметал без разбора жилища и греков, и турок.
Отдадим дань уважения турецким экипажам сгоревших кораблей. Никто не сдался, не спустил флага (кроме «Несим-и Зафер» -«Ветра Победы»). Крепостные пушки стреляли по нахимовцам до последнего, видимо, своего живого канонира. Нахимовского офицера-
парламентера родом из ионических греков, взывавшего по-гречески и по-турецки к жителям на улицах охваченного паникой города (какое мужество молоденького мичмана!): «Не стреляйте в русских с берега, остановите крепостных топчулар, русские не тронут города», - никто, кроме сотни обгоревших, полуживых матросов с «Несим-и Зафер», не услышал. По приказу Нахимова русские моряки начали спасать экипажи горевших турецких судов, переправлять на берег раненных еще в ходе боя.
Был спасен и помещен в адмиральскую каюту Осман-паша, полумертвый от ран и ожогов, но не покинувший ходового мостика своего корабля. Его флагман Хюсейн-бей, по одним данным, был отправлен самим Осман-пашой в Стамбул с вестью о гибели османской эскадры; по другой версии - бежал. Как автор я склоняюсь к первой версии, учитывая личности Осман-паши и его флагмана и османские традиции. На моей стороне и версия «источника» А. Пеццара при августейшем Диване, где выслушали очевидцев с «Таифа» и самого Хюсейн-бея и даже наградили его и А. Слейда.
Турецкие потери были велики - все десять парусных военных кораблей, один пароходо-фрегат, шесть торговых (точнее, торговотранспортных) судов. Невозвратные потери турок достигали трех-четырех тысяч человек. В плен попали Осман-паша, три капитана, 180 нижних чинов. Окруженные заботой, лечением и обустроенные на русских кораблях с «подобающим уважением», они благополучно дождались конца войны в Крыму.
Полностью был уничтожен орудийный парк крепости Синопа (180 пушек) - этой важнейшей опорной базы османского государства в Центральной и Восточной Анатолии. Русская эскадра потеряла 38 человек убитыми, 210 моряков были ранены21.
К исходу дня 18 (30) ноября 1853 г. дело при Синопе было кончено.
Через пять дней, изрешеченные ядрами и шрапнелью, почти без такелажа, русские корабли прибыли на буксирах пароходов в родной Севастополь. Ожидаемая «полная виктория» свершилась. Османский парусный флот на Черном море прекратил свою историю, начавшуюся еще в XV веке.
Примечательно одно письмо, практически забытое историками и в России, и в Турции, где Синоп воспринимается до сих пор как национальная трагедия мирного населения.
Уходя от мест, на века слившихся с его именем - именем героя последнего в мировой истории сражения парусных динозавров, П.С. Нахимов направил консулу Австрийской империи, пережившему вместе с русским вице-консулом в городе весь кошмар сражения, фактически приватное собственноручное письмо. В нем говорилось, что столь «решительные против неприятеля вооруженного и пагубные для мирного населения меры», как атака на Синопскую бухту, были продиктованы необходимостью пресечь подвоз войск и снаряжения, используемых турками для «возбуждения» мятежных подданных России на Кавказе. Нахимов ясно давал понять, что выполняет ту же самую миссию, которой годами служил своим крейсерством вдоль охваченных восстанием Шамиля западных районов русского Причерноморья.
Детально, впрочем, очевидцы и сами это наблюдали. П.С. Нахимов показал в письме, что город сгорел от взрывов на собственных, т. е. турецких, кораблях. Звучит трагично, без пафоса, без упоения заслуженной победой нахимовская фраза: «Я покидаю этот порт и обращаюсь к Вам, как к представителю дружественной нации, рассчитывая на Ваши услуги, чтобы объяснить городским властям, что императорская эскадра не имела никакого враждебного намерения ни против города, ни против порта Синоп»22.
Как база турецкого Черноморского флота и вооруженная база англо-французской эскадры, предельно выдвинутая в направлении главного удара союзников на Севастополь, Синопская бухта не была использована союзниками в Крымской кампании; на тридцать с лишним лет она вообще была выведена из строя. Обстоятельство немаловажное, если учесть жестокие ограничительные статьи Парижского мира, нацеленные союзниками на невозрождение Черноморского флота России. «Синоп-город, - писал В.А. Корнилов, - теперь развалина, ибо дело происходило под его стенами и турки с судами бросались на берег и зажгли их. Битва славная, выше Чесмы и На-варина... Ура! Нахимов!»23.
* * *
Искушенные десятилетиями войн, переговоров, перемирий, интриг всех уровней, А.С. Меншиков и М.С. Воронцов были не слишком близкими друзьями, но по кругу общения - высшее звено военно-административной элиты России - и по уровню ответствен-
ности они в своей переписке отличались откровенностью и доверительной открытостью.
Оба высоко оценили дело при Синопе, героизм и мужество моряков, торжествовали победу. Однако оба понимали, что Синоп -только начало серьезных испытаний для России. М.С. Воронцов, наместник Юга и Кавказа, опираясь на свои собственные источники в прибрежных турецких городах, включая торговцев и авантюристов, предупреждал А.С. Меншикова как командующего войсками в Крыму, что Синоп отнюдь не снял перспективу переброски новых турецких контингентов в ходе навигации 1854 г. в район Поти и Редут-кале. Тонкий знаток Востока, М.С. Воронцов предупреждал, что еще не известно, как поведут себя весной-летом 1854 г. персы, расценившие события осени 1853 г. как ослабление и связанность рук России; они, считал Воронцов, могут воспользоваться ситуацией и вторгнуться в Закавказье.
А.С. Меншиков, опираясь на регулярно получаемые агентурные и прочие данные из Стамбула, был уверен, что Синоп не только не остановит, но и подтолкнет Англию и Францию к вводу своих эскадр в Черное море. Общая нервозность А.С. Меншикова проявлялась в избытке пессимизма, когда он прогнозировал скорую высадку десанта союзников в Батуме и на черноморское побережье Грузии24.
Реакция послов союзных держав в Стамбуле - Бараге д’Илье, который прибыл 3 (15) ноября и уже через три дня провел первую беседу у султана о военном союзе Франции и Турции, и Стрэтфорда де Редклифа - была иной, без суеты. Прежде всего они направили в Синоп два посыльных парохода из состава своих эскадр, каждый под флагом своей державы, но, естественно, с разрывом в три-четы-ре дня для «приискания объяснений суммы обстоятельств, имевших быть 30 ноября в Синопской бухте». Так выразился еще один дотошный «источник» Меншикова Александр Игнатьевич Швенднер, формально - чиновник из торгового представительства Российской империи в Стамбуле. Опираясь на свои прямые наблюдения, он доложил князю, что Синоп скорее разобщил послов, чем сблизил их; он также отметил, что «англичане меланхолично обдумывают итоги Синопа», тогда как французы «предаются ликованию». По предложению Стрэтфорда де Редклифа Высокая Порта запретила вообще «разговоры на темы политические, включая Синоп, на база-
рах, в кофейнях, чайханах и пр.», чему турки «предавались с упоением»25.
Не совсем ясно, зачем А.И. Швенднер изображал некую легкую словесную игривость в своих донесениях А.С. Меншикову. Думаю, что хотел попасть в язвительную тональность светлейшего. «Пароходный агент» А. Пеццар, на которого безоглядно опирались дипломаты на Ближнем Востоке К.М. Базили и А.П. Озеров, а также легенда внешней разведки России XIX века, не веривший собственной тени П.А. Чихачёв рисовали другую картину, нежели настроенные на меншиковскую волну источники.
Послания Пеццара шли через Галац и попадали к адресату через 1-2 недели. Во-первых, он отметил, что разгром флота при Синопе почти деморализовал османское руководство. Иллюзорные надежды на некое урегулирование, на «приискание выгодных решений без войны с Россией, но с помощью держав» рассыпались без остатка. Факт пребывания русской эскадры в виду Синопа стал известен в Стамбуле 5 (17) ноября, но даже интереса не вызвал, так как считалось, что русские, как всегда, блокируют Шамиля. О синопском бое в столице узнали уже к вечеру дня боя, то есть 18 (30) ноября. Капудан-паша, по данным А. Пеццара, тотчас же приказал послать к Синопу шесть стоявших на Босфоре хорошо вооруженных пароходо-фрегатов. Шквальный северный ветер помешал им даже выйти из Босфора. Другие «источники» и турецкие авторы подтверждают, что небывалый по силе ветер 30 ноября - 2 декабря 1853 г. выбрасывал суда на берег.
В резерве Порты находилась еще одна, кроме пароходо-фрегатов, сила. В Мраморном море с 10-х чисел августа 1853 г. стояла мощная египетская эскадра, посланная хедивом Египта в помощь своему сюзерену султану Абдул Меджиду. Два 84-пушечных парусных линейных корабля и четыре 60-пушечных па-роходо-фрегата были полностью укомплектованы экипажами, снабжены боеприпасами и рвались в бой. Я не очень верю, что ими двигало желание отомстить русским за гибель всего египетского флота и турецкого вместе с ним в Наваринском сражении 1827 г., но «просеиватель слухов и гранильщик истины» А. Пеццар подобные разговоры лично слышал в стамбульских кофейнях, записал и доложил о них А.С. Меншикову26.
Первая паническая реакция в Стамбуле на синопские события улеглась за 3-4 дня. Энер-
гию и твердость проявил обычно вялый в делах Абдул Меджид. По его приказу командующий флотом, или капудан-паша, и несколько высших чинов были отправлены в отставку. Правда, без обычных репрессий, обвинений и вообще без огласки, что, по словам А. Пеццара, в европейских салонах Стамбула восприняли как пожелание идти на окончательный разрыв с русскими. Одновременно султан приказал активизировать переговоры с англо-французскими военными и дипломатами в Турции и с австрийскими дипломатическими и морскими представителями.
Переговоры с Бараге д’Илье и Стрэтфор-дом де Редклифом на разных уровнях шли и до Синопа. Тогда прорабатывались условия военного союза и военных займов, оживленно дискутировалось британское предложение привлечь христианских подданных султана в армию. Дело при Синопе послужило скорее катализатором для переговоров, чем новой темой, по крайней мере для турецкой стороны. 4 (16) декабря 1853 г. на экстренное заседание собрался Высший совет по реформам, полный состав которого собирался крайне редко. Ожидаемого нами, пристрастными наблюдателями через полтора столетия, как, естественно, и современниками разбора причин крупнейшей после Наварина (1827 г.) военноморской катастрофы не состоялось. Собрав сведения из различных источников, дотошный А. Пеццар выяснил следующее. Совет ограничился констатацией гибели старых парусников, затем подтвердил султанский ферман от 23 ноября 1853 г. (по нов. стилю) о свободном пропуске русских торговых судов из Средиземного моря в Черное на период вплоть до 23 февраля 1854 г.
Кроме очевидной демонстрации позитивных намерений в отношении России, в этом отнюдь не редкостном факте торговли между Россией и Турцией во времена войн и противостояний сказывалась нехватка и дороговизна продуктов в Стамбуле, обычно поступавших из России. Были подтверждены полномочия высших чинов османского МИД на случай нежданных переговоров о мире с Россией. Прежде всего Фуад-паши, который в это время перемещался вместе со ставкой Румелий-ской армии в районе Дуная, а также Мехмед-паши, пребывавшего в Эрзеруме, в ставке Анатолийской армии. «Многие в Стамбуле говорят, - сообщал А. Пеццар, - о необходимости большого мирного конгресса где-то в нейтральном европейском городе»27.
В Совет по реформам был приглашен «да-мад» - зять еще отца царствующего султана, старый воин и участник мирных переговоров с Россией 1830-1834 гг., посетивший Петербург в 1830 г., всеми уважаемый, величавый и выдержанный, как суфий, Халиль-паша. Он вообще решительно высказался в пользу мира с Россией и готов был снова, как двадцать лет назад, ехать в полюбившийся ему Петер-бург28.
Выведя проблему Синопа за рамки совещания, Совет обсудил очередное, поступившее на следующий день после Синопа, то есть
1 декабря 1853 г. (по нов. ст.) предложение Австрийского Ллойда открыть регулярные грузопассажирские рейсы Стамбул - Трабзон и Стамбул - Одесса. Причем безотлагательно. Подискутировали, кажется, оживленно и вокруг получения займа в Австрии. Надо пояснить, что в потенциальную сделку с венскими банкирами были вовлечены интересы крупнейших армянских денежных воротил Стамбула. Поддержанные в османском финансовом ведомстве австрийские и связанные с ними армянские банкиры летом и осенью 1853 г. были готовы предоставить Порте 12-процентный заем в 30 млн. курушей под гарантии податей с Египта, напрямую поступавших в казну османского султана. А. Пеццар подчеркивал, что австро-армянская идея о венском займе вкупе с готовностью Австрийского Ллойда «содействовать прогрессу и просвещению и коммерции в Причерноморье находит понимание и поддержку среди многих финансистов и торговцев из числа природных турок». Вообще же, как писал А. Пеццар 10 (22) декабря 1853 г., в Константинополе ощущается большая нехватка звонкой монеты, в ходу только бумажные деньги (ассигнации военного времени), которые идут по 23 процента от номинала29.
Подробности дискуссии по австрийским инициативам в точности не известны, но решение Совета было жестким. Австрийскому Ллойду отказать, от займа в Вене воздерживаться. Заметим, что решение отказать Вене было обусловлено нежеланием Совета связывать себя новыми обязательствами и разъяснено в стамбульском официозе «Журналь де Константинополь». Причины кроются, видимо, в том, что более интересными Совету показались дополнительные предложения британского посла совместить гораздо более весомый военный заем в Лондоне с поставками английского оружия «для перевооружаемой и
реформируемой турецкой армии». Причем высшие армейские должности и чины могли бы получить христианские подданные султана. Первым сигналом для этого должно было стать полное уравнение в правах христиан и мусульман. Во всяком случае, так ставил вопрос Стрэтфорд де Редклиф в эти послеси-нопские месяцы30.
Разные варианты идей Редклифа и Пальмерстона, как покрепче увязать турок, звучали на заседаниях Порты и Дивана не раз. Это отдельная тема нашего исследования. Здесь важно подчеркнуть, что Синоп фактически подтолкнул обсуждение и решение кардинальных вопросов внутренней и внешней политики Турции. Окончательного решения по идеям Редклифа Высший совет 4 (16) декабря 1853 г. не принял. И не в последнюю очередь потому, что Стамбул «кипел».
Город переполняли возбужденные софты - фанатичные великовозрастные учащиеся исламских медресе, их «коллеги» через полтораста лет в Афганистане назовутся талибами. Софты прибывали отовсюду - из Анатолии и из Европейской Турции, вплоть до Крита, все в воинственном настроении. В эти первые по-слесинопские дни недовольство нерешительностью султана и правительства, кроме софт, высказывала столичная мусульманская верхушка. Правда, шейх уль-ислам предпочел отмолчаться, как впрочем, и анатолийский воинский кади. Если уж воевать, требовали софты и улемы, то пусть западные державы помогают, а пока следует «разобраться» с греками, союзниками русских31.
Это были «идейные мотивы», но в постси-нопской Турции стремление искать врага среди греков, как это бывало в войнах XVIII - начала XIX в., ощущалось гораздо серьезнее. Диван и Совет, не говоря о султане Абдул Мед-жиде, понимали, что Греция 1853-1854 годов - это самостоятельное и защищаемое Англией, вообще Западными державами, государство. Война с ней или военный союз Греции с Россией в защиту греков, как в 1825-1830 годах, стали бы угрозой всем балканским христианским владениям Порты.
Оставалось уповать на Англию, Францию и Египет, как в 1821-1827 годах при подавлении греческой революции.
Во всяком случае, так говорилось на упомянутом Совете, и кое-кто высказывался в том смысле, что египетской эскадре действительно незачем гоняться за русским флотом -Синоп уже приключился, а египтянам лучше
уж остаться на Босфоре. На всякий случай, за спиной у франкских доброжелателей, готовых турецкими руками воевать с Россией32.
Примечания
1 П.С. Нахимов. Документы и материалы // Материалы по истории русского морского флота. М., 1954. С. 252-253.
2 Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1018, оп. 10, д. 32, л. 32-34. Николай I - Паскевичу, 21 сентября (3 октября) и 28 октября (9 ноября) 1853 г.
3 Зверев Б.И. Синопская победа. Симферополь, 1954; Питерский Н.А. Адмирал Нахимов - организатор славной победы при Синопе // Адмирал Нахимов. Статьи и очерки. М., 1954; Тарле Е.В. Крымская война. Т. 1. Изд. 2-е. М.-Л., 1950; Скрицкий Н.В. Крымская война. 1853-1856 годы. М., 2006. С. 42-46.
4 Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ). Ф. 19, оп. 3, д. 14, л. 3-22; письма Аргиропуло А.С. Меншикову из Стамбула, апрель-май 1853 г.; там же. Ф.19, оп. 2, д. 31, л. 121,130. А.С. Меншиков - М.С. Воронцову 8 (20) октября и 22 ноября (3 декабря), по сообщениям А. Пеццара из Стамбула.
5 Slade A. (Mushaver-pasha). Turkey and Crimean war: a Narrative of Historical Events. L., 1869, p. 131-136.
6 Вице-адмирал В.А. Корнилов // Материалы по истории русского флота. Под ред. Новикова Н.В. и Со-финова Н.Г. М., 1947. С. 198-200, 206; П.С. Нахимов. Документы и материалы. С. 256, 260.
7 Шеремет В.И. П.С. Нахимов. Труженик войны // Basileus. Сб. статей, посвященный 60-летию Д.Д. Васильева. М., 2007. С. 313-316.
8 Шеремет В.И. Непобежденные. К 150-летию окончания Крымской (Восточной) войны. М., 2006. Ч. 1. С. 58-60.
9 Жандр А. Материалы для обороны Севастополя и для биографии Владимира Алексеевича Корнилова. СПб., 1859. С. 78-79; П.С. Нахимов. Документы и материалы. С. 256-257, 263.
10 П.С. Нахимов. Документы и материалы. С. 260-261.
11 Там же. С. 271-272, 355-356; Зайончковский А.М. Синопское сражение. Черноморский флот 1853 года // Военный сборник. 1903. № 11. С. 1-97.
12 Slade A. Op. cit. Р. 139-140.
13 По трофейным турецким документам. См.: Зайончковский А.М. Указ. соч. С. 67.
14 П.С. Нахимов. Документы и материалы. С. 274-275, 295.
15 Slade A. Оp. cit. Р. 136, 140-142; Шестаков Н.А. Обзор действий на Черном море от приготовлений к настоящей войне до Синопского сражения включительно // Морской сборник. 1855. № 2. С. 207-238.
16 П.С. Нахимов. Документы и материалы. С. 269.
17 Там же. С. 276-278.
18 Шеремет В.И., Зеленина Л.В. Императрица в парандже. М., 2QQ2 (серия «Османские хроники, или Записки о любви и смерти». Т. 1). Гл. «Пираты».
19 Дубровин Н.Ф. Материалы для истории Крымской войны и обороны Севастополя. Сборник. СПб., 1871. С. 13, 178; П.С. Нахимов. Документы и материалы. С. 28Q, 322-323.
20 П.С. Нахимов. Документы и материалы. С. 128, 305, 314, 325; Slade A. Оp. cit. Р. 142.
21 П.С. Нахимов. Документы и материалы. С. 357, 360; Дубровин Н.Ф. Указ соч. С. 16.
22 П.С. Нахимов. Документы и материалы. С. 313.
23 Цит. по: Шеремет В.И. П.С. Нахимов. Труженик войны. С. 32Q.
24 РГА ВМФ. Ф. 19, оп. 2, д. 51, л. 156-171, 195-198. Переписка М.С. Воронцова с А.С. Меншико-вым. Ноябрь 1853 г. - январь 1854 г.
25 Там же. Ф. 19, оп. 4, д. 324, л. 28-29, 36-37. А.И. Швенднер - А.С. Меншикову. Серия донесений. Декабрь 1853 г.
26 Там же. Л. 40, 135-135 об., 144 об. А. Пеццар -А.И. Швенднеру 2 (14) декабря и 6 (18) декабря 1853 г. (для А.С. Меншикова); А.И. Швенднер - А.С. Меншикову. Серия донесений 1853 г.
27 Там же. Л. 145. А.И. Швенднер - А.С. Меншикову. Серия донесений. Декабрь 1853 г.
28 Шеремет В.И. Турция и Адрианопольский мир 1829 г.: Из истории Восточного вопроса. М., 1975. С. 157-166.
29 РГА ВМФ. Ф. 19, оп. 4, д. 324, л. 135-146. А. Пеццар - А.И. Швенднеру. Декабрь 1853 - январь 1854 г.
30 Там же. Л. 161-166. А. Пеццар - А.И. Швенднеру (для А.С. Меншикова). Декабрь 1853 - январь 1854 г.
31 Там же. Л. 162-163. А. Пеццар - А.И. Швенднеру. Декабрь 1853 - январь 1854 г.
32 Там же. Л. 164-165. А.Пеццар - А.И. Швенднеру. Декабрь 1853 - январь 1854 г.
'x4S§pS>^
