CC BY
100
ISSN 1997-0803 ВЕСТНИК МГУКИ май-июнь 3 (29) 2009 г.
М. А. Волкова
СИМВОЛЫ ВЛАСТИ В РУССКОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ КУЛЬТУРЕ XVIII ВЕКА
Статья посвящена изучению символов власти, коронационных регалий, в официальной художественной культуре XVIII века. Вкратце анализируется история вопроса и рассматриваются место, роль и значение регалий в изобразительных, пластических, пространственно-временных искусствах и придворном церемониале. Ключевые слова: теория культуры, русская художественная культура, символы власти, коронационные регалии, придворный церемониал, коронационный портрет.
The article is devoted to the study of symbols of power, crowning regalia, in the official artistic culture of 18th century. The history of study is analyzed in short. The place, the role and the importance of regalia in fine, sculpturally and spatiotemporal arts and in the court ceremonial are examined. Keywords: theory of culture, the official artistic culture, the symbols ofpower, crowning regalia, the court ceremonial, the crowning portrait.
Основными символами власти в императорской России были коронационные регалии, которые представляли собой квинтэссенцию государственной идеологии и служили её главным визуальным выражением.
Интерес к регалиям в науке проснулся достаточно давно. Ещё в конце XIX века в преддверии коронации Александра III, затем Николая II и в начале XX столетия в связи с 300-летием Дома Романовых издавались многочисленные исторические труды, посвящённые церемонии коронации в России (4).
После установления советской власти на регалии обратили внимание в 1920-е годы в связи с инвентаризацией Алмазного фонда. В 1925 году по итогам работы был издан каталог, в котором им была посвящена одна из статей (1). Впоследствии с выходом новых каталогов данные постоянно уточнялись. Эти труды содержат по большей части справочную информацию. В настоящее время исследованием обряда коронации и всего, что с ним связано, занимаются, в основном, специалисты-историки (см., например: 2). В конце 1990-х годов появились книги сотрудников Алмазного фонда и Оружейной палаты: И. Ф. Полыниной «Регалии Российской Империи» и И. А. Бобровницкой «Регалии Российских государей», а также ряд статей исторического характера, посвящённых отдельным предметам, например, у таких исследователей, как уже упоминавшаяся И. А. Бобровницкая, а также сотрудников Государственного Эрмитажа, например Л. К. Кузнецовой.
Историко-художественный подход в изучении регалий применяется не столь часто. Среди немногочисленных примеров — разделы в работах по ювелирному искусству (см.: например: 2). До сих пор не существует ни одной монографии, посвящённой регалиям как произведениям искусства. Они упоминаются в работах по живописи, в первую очередь в трудах монографического характера, в которых исследуется творчество того или иного мастера или определённое художественное явление (см. у Н. М. Гершензон-Чегодаевой, Т. А. Селиновой, И. М. Сахаровой, Т. В. Алексеевой, Т. В. Ильиной, Т. В. Яблонской, А. А. Карева).
Регалиями как политическим и символическим явлением интересовались представили семиотической школы — в рамках исследований по истории культуры (Ю.М. Лотман) и изучения символики императорской власти (Б.А. Успенский и В.М. Живов).
В настоящий момент существует необходимость определить место, роль и значение символов власти в официальной художественной культуре России XVIII века. Особый интерес вызывает соотношение художественных и символических качеств объекта исследования.
Речь идёт прежде всего о трёх основных символах власти: короне, скипетре и державе. Поскольку акцент ставится на коронационных регалиях, появившихся в России с момента введения процедуры коронации, отправной точкой исследования становится период, начавшийся с правления Екатерины I, первой русской коронованной императрицы. Последний из правителей XVIII столетия Павел I привнёс в атрибуты власти новую ноту — мальтийскую символику, что нашло отражение в изменившемся контексте царских регалий.
Одним из основных источников для исследования роли и места регалий в культуре XVIII века служит литература той эпохи. В рамках данной темы особой ценностью обладает одическая литература (см. сочинения В. К. Тредиаковского, А. П. Сумарокова, М. В. Ломоносова, М. М. Хераскова, В. П. Петрова, Г. Р. Державина, И. Ф. Богдановича). Свидетельствами времени выступают также различные официальные документы, в первую очередь — описания коронаций (5).
Регалии подтверждали реальность власти. Они были главными проводниками «государственного мифа», в соответствии с которым формировался образ монарха.
Присутствие короны или скипетра рядом с царственной персоной однозначно указывало на то, что это верховный правитель. Регалии со временем стали стереотипным обозначением власти, дублировались на всех предметах, связанных с функционированием государственной машины (официальных документах, наградных знаках, памятных медалях, монетах и т. д.).
Главную роль регалии играли в изобразительных, пластических и пространственно-временных искусствах. Если речь идет о церемониале, то прежде всего интересно в нем место регалий, если говорить об архитектуре — существенно то, как регалии вписаны в ансамбль.
Регалии на живописных полотнах, в скульптурных композициях и архитектурных ансамблях постоянно напоминали о значении персоны, которой принадлежали. Они подчёркивали её высокое положение, превосходство и значительность, пропагандировали её исключительность. В рамках художественного произведения эти качества обретали вневременное значение.
Если говорить о живописной репрезентации власти, то на первое место следует поставить императорский портрет, прежде всего — его коронационный вариант. Для венценосного заказчика или заказчицы создавался один, два, максимум три типа коронационного портрета. Затем писались повторения, делались копии и, конечно, гравюры.
Коронационному портрету присущи в принципе неизменные формы. В контексте государственного мифа это выглядело обоснованным, так как должно было отразить неизменность и незыблемость государственных порядков.
Коронационный портрет претендовал на то, чтобы стать зримым выражением императорской власти. В аллегорических формах он персонифицировал собой, во-первых, её божественное происхождение, во-вторых, её мощь и крепость, в-третьих, её благость, мудрость, справедливость.
Перед зрителем была явлена наделенная властью персона, причем подчёркивалось, что произошло это не по мирской, а по божественной воле. Коронационное изображение подобно иконе, близко ей по сути, так как представляет миру помазанника Божия, при всех символах богоизбранности, использовавшихся в ходе церемонии коронации.
Регалии вместе с коронационным одеянием относятся к важнейшим символам, воплощающим все эти смыслы, играя существенную, если не решающую роль в этом означении, своеобразной шифровке, и разгадывании ее. Символы власти своими качествами (форма, материалы, используемые в них детали) свидетельствуют «в пользу» монархической власти и рассказывают о её сущности и характере.
/ББМ 1997-0803 ВЕСТНИК МГУКИ май-июнь 3 (29) 2009 г.
Демонстрация регалий, имеющих гигантское символическое наполнение, сак-рализует окружающее их пространство. Так, например, блеск камней, из которых сделаны корона, скипетр и держава, и платья из драгоценной (серебряной) нити создают эффект свечения фигуры — она словно бы преисполняется высшей благодати. Это в полном смысле лучезарный образ. Он отражает характерное для того времени уподобление императора (императрицы) небесному светилу. Обилие сверкающих камней в регалиях, серебряного и золотого цвета в одеянии и мантии напоминает драгоценные украшения окладов икон. Таким образом, в этом блистающем обрамлении император (императрица) предстаёт как особо почитаемая святыня. Благодаря «материальной сущности» регалий подчеркивается исключительность положения изображенного и его сакральная природа. Через атрибут пояснялась роль и значение личности. В структуре мифологизированного театра коронационного портрета одну из главных ролей играл также жест, явно указующий на регалии; выделяя их, он задавал траекторию прочтения этого мифа через регалии.
Регалии раскрывают смысл верховной императорской власти как сами по себе, так и в составе коронационного портрета. Они зримо свидетельствуют о статусе венценосной особы, будучи в пространстве живописного плотна главными «действующими лицами», наряду с монархом. И если коронационный портрет — утверждение власти, то коронационные регалии и одеяние — главные средства этого утверждения. Наличие или отсутствие той или иной регалии в изображении монарха, их состав, местоположение, характер репрезентации могут давать новые оттенки смысла к раз и навсегда заданной программе. В других разновидностях императорского портрета атрибут порой сходит на положение комплиментарного, теряя свою господствующую значимость, а императорская персона теряет дозу сакрализации. Те же характеристики применимы к скульптурному произведению. Например, к скульптуре «Анна Иоанновна с арапчонком» (1741) Карло Бартоло-мео Растрелли.
Символы власти также интересны в качестве составляющих архитектурных ансамблей (в виде элементов декора) и в оформлении интерьера, непосредственно связанного с персоной императора и представлением власти, например, парадных покоев: коронационного зала и пр.
В связи с придворным церемониалом символы власти выходят на первое место в рамках официальных церемоний, которыми обставлялась императорская жизнь. Из внутриполитических — это коронация или вступление на престол, различные праздничные даты (например, тезоименитства), дворцовые приёмы, обращённые к узкому кругу подданных, увеселительные или, напротив, печальные церемонии, венчающие жизненный путь императорской персоны, адресованные широким массам; а также внешнеполитические: дипломатические приёмы, празднования побед и т.д., предназначенные для заграничной аудитории.
Анализ конкретной церемонии по законам художественного произведения со всеми сопутствующими методами (разбор композиции, анализ пространственного, а также колористического решения и т. д.) и использование принципов исторической реконструкции позволяют создать обобщенную модель коронации и определить в ней место и роль символов власти.
В этих церемониях регалии воспринимаются как вещественное воплощение власти, становятся промежуточным звеном между божественным и светским, сопрягают их воедино. Посредством символов власти дотоле мирской персоне императора сообщается вся полнота священной значимости.
Таким образом, коронационные регалии можно считать главными символами императорской власти, служили её визуальной репрезентации в различных видах искусства, обеспечивали преемственность власти, утверждали её легитимность и связь с предшествующей традицией, свидетельствовали современникам и потом-
кам о значении и величии персоны, которую представляли, наделяли персону императора рядом качеств, говорили о божественном происхождении императорской власти. Благодаря им императора/императрицу можно узнать сразу (на портретах, в скульптурах). Они обозначают принадлежность той или иной территории, места императорской персоне, сакрализуют это место (императорские резиденции). Все эти функции «считываются» с различных произведений искусства (живописных, гравированных, скульптурных, архитектурных), а также с самого церемониала и его предметов (символика формы, материалов).
Примечания
1. Алмазный фонд СССР. Вып. I-IV / под общ. ред. А.Е. Ферсмана. — М., 1924 — 1926.
2. Амелёхина С. А. К истории русского коронационного костюма XVIII века / С.А. Аме-лёхина // Проблемы русской художественной культуры XVIII века: [тезисы докладов всесоюзной научной конференции]. — М., 1991. — С. 88-89 и др.
3. Русское декоративное искусство. — М., 1963. — Т. 2.
4. См.: Венчание русских государей на царство, начиная с царя Михаила Федоровича до императора Александра III. — СПб., 1883; Дни священных коронований / под редакцией А.А. Левенсона. — М., 1896. Вып. 1-34. В 1883 году также было выпущено обширное издание «О регалиях государей всероссийских» (СПб., 1883).
5. См.: Описание коронации Ея Императорскаго Величества и Самодержицы Всероссийской Анны Иоанновны, торжественно отправленной в царствующем граде Москве 28 апреля 1730 году. — М., 1730; Обстоятельное описание торжественных порядков благополучнаго вшествия в царствующий град Москву и священнейшаго коронавания... императрицы Елизаветы Петровны. — СПб., 1744; Описание вшествия в Москву и коронования государыни императрицы Екатерины II. — СПб., 1762.
М. В. Алексеева
МУЗЫКА И СЛОВО: ВОЗМОЖНОСТИ СИНТЕЗА СЕМИОТИЧЕСКИХ СИСТЕМ
Статья предлагает дифференциацию возможностей синтетического взаимодействия музыки и художественной литературы. При этом особое значение имеет следующая градация: уровень функционального взаимодействия художественных языков и различные принципы семантической взаимосвязи двух семиотических систем. Ключевые слова: теория культуры, семантика, семиотическая система, интеллектуальные стратегии (целостно-образная и абстрактно-логическая), организационная структура, дешифрующий код, поли-семантичность, энтропия, генерация, приращение смысла, полюса универсальности и уникальности, дифференциация.
The article shows the differentiation of synthetic correlation possibilities between music and literature where the special meaning is the following gradation: the level of functional interaction between artistic languages and different principles of the two semiotic systems semantic correlation. Keywords: theory of culture, semantics, semiotic system, intellectual strategies (completely figurative and abstract-logical ones), organizational structure, decoding key, polysemantics, entropy, generation, sense increase, universality and uniqueness poles, difference.
Семантический потенциал музыки и литературы как видов искусства связан с особенностями художественного языка каждого из них, что и определило возможности синтеза двух семиотических систем. Языку музыки изначально свойственна
