CC BY
83
больших трудностей. Россия обладает огромной территорией, охватывающей два континента, Азию и Европу, и является самой большой страной в мире. Характеристики региона глубоко влияют на психологию и национальную культуру россиян. Мощные природные элементы в русском духе связаны с огромной территорией России: «Гора родила мышь»; «Под гору катиться»; «Сулить золотые горы»; «На кудыкину гору».
Анализируя «концепт природы» в русских фразеологизмах, нетрудно обнаружить, что в мире русского языка природа - это не только среда, в которой живут россияне, но и источник продовольствия, одежды, жилья и транспорта, а
Библиографический список
также свидетель российской истории и культуры. Каждая нация понимает мир с точки зрения собственной позиции, наблюдает различные явления в природе, исследует отношения между человеком и природой, делает собственные выводы и формирует свои критерии и суждения. Разные этнические группы живут в разных регионах, в разных климатических условиях, и их понимание одного и того же мира природы также будет разным. Фразеологизмы отражают национальную историю и культуру, географическую среду, социальную систему, религиозные убеждения и т.д., которые помогают углубить понимание русской национальной личности.
1. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. Available at: https://gufo.me/dict/ozhegov/
2. Большая Советская Энциклопедия. Москва, 2017: 5 - 20. Available at: http://bse.sci-lib.com/article023798.html
3. Ожегов С.И., Шведова Ю.В. Толковый словарь русского языка. Москва: АЗЪ. 1997.
4. Чжан Б. Бассейн реки Волги: историческая колыбель России. Чунцин и мир. 2014; № 2: 86 - 87.
5. Ван С. Русская речная культура. Северная литература (вторая половина месяца). 2011; № 11: 71 - 72.
References
1. Ozhegov S.I., Shvedova N.Yu. Tolkovyjslovar'russkogoyazyka. Available at: https://gufo.me/dict/ozhegov/
2. Bol'shaya Sovetskaya Enciklopediya. Moskva, 2017: 5 - 20. Available at: http://bse.sci-lib.com/article023798.html
3. Ozhegov S.I., Shvedova Yu.V. Tolkovyj slovar'russkogo yazyka. Moskva: AZ". 1997.
4. Chzhan B. Bassejn reki Volgi: istoricheskaya kolybel' Rossii. Chuncin i mir. 2014; № 2: 86 - 87.
5. Van S. Russkaya rechnaya kul'tura. Severnaya literatura (vtoraya polovina mesyaca). 2011; № 11: 71 - 72.
Статья поступила в редакцию 15.07.20
УДК 821
Znamenskaya T.A., Cand. of Sciences (Philology), Professor, Russian State Professional and Pedagogical University (Yekaterinburg, Russia),
E-mail: [email protected]
THE SYMBOLIC POTENTIAL OF TROPES IN A LITERARY TEXT. The topicality of the research is determined by a keen interest taken in the process of text-related meaning formation in literature by such branches of humanitarian studies as philology, semiotics, hermeneuitics, linguistics, decoding stylistics of a poetic text. Consequently, the objective of the article is identification and description of symbolically charged elements of the text imagery created by such stylistic devices as metaphor, allegory and onomatopoeia which are capable of integrating the semantic and emotive planes of a literary text. The chief methodological approach used in this research is contextual interpretation of tropes including elements of structural-semantic, logical, phonosemantic and stylistic analysis whose combination allows to present the object of research in its complexity and versatility. Passages from English and Russian works of literature were chosen for this sort of analysis. The article describes mechanisms of semantic increment in a literary work of art by means of tropes. The peculiar role played by metaphor, allegory and onomatopoeia as highly functional text elements capable of representing a specific type of text cohesion by means of adherent connotations is shown. It is maintained that the tropes in question possess the capacity to bring into play the symbolic potential inherent in their very nature. The novelty of the approach developed in this research is represented by the following postulate: while the symbol is an intermediary between text and culture, the trope is an intermediary between text and symbol. The materials and methodology of the research may be used in practical and theoretical courses in philology, philological hermeneutics, stylistics and stylistic interpretation of literary texts.
Key words: trope, symbol, associative link, semantic growth, theory of imagery.
Т.А. Знаменская, канд. филол. наук, проф., Российский государственный профессионально-педагогический университет, г. Екатеринбург,
E-mail: [email protected]
СИМВОЛИЧЕСКИЙ ПОТЕНЦИАЛ ТРОПОВ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ
Актуальность исследования обусловлена интересом таких направлений современной науки, как филология, семиотика, герменевтика, лингвистика, стилистика текста и его декодирование, внутритекстовым механизмам смыслоформирования в художественном тексте и выявлению элементов, участвующих в этом процессе. В связи с этим цель данной статьи направлена на выявление способов репрезентации символических смыслов образной сферы текста через такие стилистические модели, как метафора, аллегория и ономатопея, которые осуществляют роль смысловой и эмоциональной интеграции художественного текста. Ведущим подходом к исследованию данной проблемы является контекстуальная интерпретация тропов с элементами структурно-семантического, логического, фоносематического и стилистического анализа, что позволяет дать комплексное описание предмета исследования. Анализ проводится на примере отрывков из английской и русской художественной литературы. В статье раскрываются механизмы приращения смысла в художественном тексте через тропы; выявлены особенности метафоры, аллегории и ономатопеи как смыслообразующих элементов текста, способных максимально реализовать ассоциативно-семантическую сеть дополнительных непрямых смыслов. Обоснован тезис об их символическом потенциале, который изначально заложен в самой природе этих тропов. Новизна подхода определяется следующим постулатом: если символ - это посредник между текстом и культурой, то троп является посредником между текстом и символом. Материалы статьи представляют практическую ценность для специалистов в области филологии, филологической герменевтики, стилистики и интерпретации текста.
Ключевые слова: троп, символ, ассоциативная связь, приращение смысла, теория образа.
Восприятие художественного образа в литературе как отражение культурной символики в целом и описание образных средств как элементов создания необходимых для этого ассоциативных смыслов в поэзии и прозе дано в целом ряде работ крупных ученых - специалистов в области семиотики, филологии, лингвистики, литературоведения и культурологии. В исследованиях С.С. Аве-ринцева [1], Р Барта [2], А.Ф. Лосева [3], Н.Д. Арутюновой [4], Ю.М. Лотмана [5; 6], Ю.С. Степанова [7] и других ученых художественный образ в поэзии и прозе всегда сопровождается символическими характеристиками и является неотъемлемой частью как идиостиля конкретного автора, так и культурно-семиотического пространства в целом.
Описание символа как одного из механизмов формирования текстовой смысловой сферы, попытки выявить его роль в системе автор - читатель, соотношение конкретного художественного текста и внешнего культурного пространства в рамках семиотического подхода осуществлялось в работах этих и других ученых во второй половине ХХ в. По выражению Ю.М. Лотмана, поэтический текст - «это сложнопостроенный смысл. Это значит, что, входя в состав единой целостной структуры стихотворения, значащие элементы языка оказываются связанными сложной системой отношений...невозможных в обычной языковой конструкции. Это придает и каждому элементу в отдельности, и всей конструкции в целом совершенно особую семантическую нагрузку» [5, с. 38].
Герменевтика, зародившись как наука об интерпретации древних текстов, получила новое осмысление в современной филологии как наука интерпретации множественных смыслов художественного текста. Герменевтическое поле исследователя составляет сфера символов в формате прямой и косвенной номинации. Художественный текст рассматривается как сложнопостроенный смысл, имеющий семиотический характер, воплощенный не только в языковых, но и культурных знаках. Вот как пишет об этом один из основоположников современной герменевтики Р Барт в своей работе «Текстовой анализ»: «Целью текстового анализа является ...сам процесс формирования смысла... Мы пытаемся выявить формы и коды, сигнализирующие некоторые смыслы. Наша цель осознать смысловую множественность текста, открытый характер формирования смысла...Под смыслом мы понимаем не значение слов или словосочетаний, которое фиксируется словарями...Мы имеем в виду коннотации лексики, т.е. ее вторичные значения» [2, с. 308].
Таким образом, в герменевтике многозначность задает понятие символа как структуры значения, где один смысл (первичный) означает одновременно другой - косвенный или вторичный. Этот смысл выходит за рамки внутритекстовых отношений и создает связи с авторским/читательским знанием культуры и ее знаков. Именно так возникает символическая значимость текстовых единиц. В такой трактовке символ является посредником между текстом и культурой.
Однако символ в тексте существует за счет взаимодействия конкретных текстовых элементов с семиотикой внешнего культурного пространства. Как следует из представленных теорий семиотики художественного текста, их авторы опираются на тезис о том, что символическую роль может получить любой языковой элемент художественного текста как бы «извне», от новых семантических связей в самом тексте и отношений, вносимых читателем как носителем определенной культуры. То есть сами по себе эти языковые элементы становятся значимыми «монтажными средствами», по выражению Ю.М. Лотмана [5, с. 268] только в конкретном художественном контексте.
В нашем исследовании мы опираемся на тезис о том, что целый ряд элементов художественного текста изначально обладает семантическим потенциалом символообразования, и рассматриваем такой текстовый элемент как троп в качестве посредника между текстом и символом.
В данной работе представлено описание некоторых стилистических приемов, изначально обладающих очевидным символическим потенциалом для создания яркого образа в художественном тексте. К таким приемам в первую очередь, по нашему мнению, относятся такие тропы, как метафора, аллегория и ономатопея. В своем подходе к этим тропам как элементам текста, порождающим приращение смысла, мы опираемся на фундаментальные труды по теории образа [4; 8], положения стилистики декодирования [9; 10;11], некоторые положения теории фоносемантики [12].
Анализ природы этих тропов и их возможности в создании символообра-зующих коннотаций опираются на такие методы, как структурно-семантический анализ, стилистический контекстуальный анализ, элементы логического и фонематического анализа.
Символический потенциал метафоры. Интерес ученых к метафоре не угасает на протяжении тысячелетий, начиная с греческой риторики IV в. до н.э. и заканчивая теорией когнитивной метафоры ХХ в. Новые подходы к метафоре объединили интересы философов, психолингвистов, филологов, линвокуль-турологов. Попытки раскрыть механизмы метафоры делались множество раз в соответствии с уровнем развития и взаимодействия лингвистики и других наук. В новейшей истории филологии в конце ХХ в. возникла теория когнитивной метафоры, которая предложила совершенно новый, революционный подход к метафоре как средству познания окружающего мира, не связанный с ее стилистической функцией в риторике [13; 14].
Метафора на сегодняшний день является одним из самых живых и загадочных языковых приемов и становится объектом изучения таких направлений науки XXI в., как компьютерная лингвистика [15], нейролингвистика [16;17], праг-малингвистика [18; 19], создавая, таким образом, основы новой парадигмы научных исследований.
При этом стабильным остается интерес к метафоре как средству создания особой поэтической семантики в художественном тексте.
В данной работе мы опираемся на традиционную трактовку метафоры как поэтического приема [20]. Античная риторика давала определение метафоры как «переноса» имени с одного объекта (А) на другой (В): Эта женщина - богиня. Деревня - это рай. Такое определение сохраняется в большинстве словарей и учебников по стилистике и риторике и сегодня. В соответствии с этим метафору можно представить как логическую формулу А (субъект) есть В (предикат). Проблема, однако, в том, что в случае метафорического переноса мы не можем поменять субъект и предикат местами.
В предложениях Эта женщина - богиня и Деревня - это рай А (женщина, деревня) = В (богиня, рай), но это равенство не сохраняется при перемене мест А и В в тождестве А = В: богиня не может быть конкретной женщиной, а рай далеко не у всех ассоциируется с деревней. Такое нарушение правил логики заставило ученых искать причину данного несоответствия и пытаться раскрыть механизм образования метафоры. Один из подходов к раскрытию механизма метафоры был основан на теории образа, предложенной С. Левином [21], который попробовал формализовать семантическую структуру метафоры.
В рамках этой теории процесс метафорического переноса включает 3 составляющих - tenor (объект сравнения А), vehicle (объект, с которым сравнивают В) и ground (основание для сравнения). В этой структуре присутствует два эксплицитно выраженных элемента (tenor and vehicle) и один имплицитный (ground). Таким образом, если мы проанализируем известную фразу из комедии В. Шекспира "As You Like It"
All the world's a stage,
And all the men and women merely players [22, с. 77]. - «Весь мир - театр, и люди в нем актеры» (пер. - В. Левика), мы увидим, что world (А) - это tenor, stage (B) - vehicle, а под основанием для сравнения (ground) подразумевается актерская игра.
В этой метафоре способность людей «актерствовать» является общим признаком как для мира, в котором живут все люди, так и для театра, где работают актеры. Эта характеристика театра как источника для сравнения выбрана автором из множества других, которыми обладает и с которыми может ассоциироваться концепт театра (искусство, музыка, литература, хореография, декорации, акустика, слава, успех и пр.). Но выбрав одну черту театра - игру актеров, лицедейство - в качестве основания для сравнения Шекспир переносит ее на объект сравнения - «весь мир». Само это выбранное им качество становится символом всего понятия «театр», оставляя за скобками все остальные его характеристики. В английском языке мы наблюдаем тройную метафорическую символизацию: театр - это сцена, сцена - это лицедейство, а весь мир - это театр.
Итак, элемент ground (основание для сравнения), несмотря на свою импли-цитность, играет решающую роль в создании символического образа при образовании метафоры. Именно одно, избранное автором метафоры из множества других качеств объекта становится его символом и переносится на объект сравнения. Происходит не объективный перенос всех качеств В на А, а только одного, выбранного автором произвольно. Поэтому сравниваемые объекты находятся в неравном положении, и поэтому мы не можем их полностью отождествить и поменять местами. В авторской метафоре формула А есть В не равна самой себе, так как В означает не объект в его целостности, со всеми присущими ему характеристиками, а заменяется лишь одной характеристикой-символом по выбору автора. Иногда эта характеристика может и не быть реальным качеством объекта. Поэтому в определении метафоры дается указание на это ее свойство -метафорический перенос происходит на основании общего для двух объектов признака, реального или воображаемого.
Символический потенциал метафоры особенно ярко реализуется в развернутой метафоре, т.е. в случае объединения в одном образном контексте нескольких метафорических образов, связанных между собой единой системой ассоциаций и образующих единый символический слой. Такое символическое сцепления метафор находим в следующих примерах
"Try as I may I do not succeed in getting back into my original envelope, let alone making myself comfortable in my own self; the disorder there is far too great; things have been moved, the lamp is black and dead, bits of my past litter the floor" [23, с. 75]. - «Никак не удается мне вернуться в свою оболочку и по-старому расположиться в самом себе, - такой там беспорядок: мебель переставлена, лампочка перегорела, прошлое мое разорвано на клочки» (пер. В.В. Набокова).
"There was in her a garden and a twighlight, and a palace gate - dim and adorable regions which happened to be lucidly and absolutely forbidden to me..." [24,с. 191]. - «В ней есть и цветущий сад, и сумерки, и ворота дворца, - дымчатая обворожительная область, доступ к которой запрещён мне.» (пер. В.В. Набокова).
Особой символической силой метафора обладает на уровне целого художественного текста, в котором она способна стать мощным сюжетообразующим средством и инструментом смыслообразования в художественном тексте и за его пределами, как это произошло при создании таких крупных литературных произведений, как "The Centaur" by John Updike, "The Old Man and the Sea" by E. Hemingway, "The Castle" by F. Kafka др. Символические элементы, конструирующие текст (мифологический кентавр, море как стихия и его обитатели, замок как средневековая крепость) становятся одновременно элементами более широкого культурно-семиотического пространства.
Авторские метафоры, приобретающие символический характер, зачастую создают узнаваемую читателем индивидуальную эстетическую систему писателя и поэта. Особая авторская символика связана с образом снега у А. Блока. Такую же роль выполняют образы-символы травы в поэзии К. Сэндберга, леса у Р. Фроста или клена в поэзии С. Есенина. И таких примеров в литературе множество.
Символ и аллегория. Понятие аллегории еще более тесно связано с понятием символа. Аллегория часто описывается как множественный символ. Близость понятий символа и аллегории подкрепляется их вневербальными формами существования, т.к. эти понятия широко используются другими видами искусств - живописью, скульптурой, архитектурой, музыкой, танцем и т.д. Символический характер аллегории всегда опирается на общекультурные понятия, составляющие достаточно очевидные этические, исторические, религиозные и прочие основы общества и знакомые большинству людей. Аллегория объединяет в себе абстрактное и конкретное, представляя собой визуализированную символику (весы как символ правосудия или картина С. Ботичелли «Аллегория весны»).
Аллегория в литературе связана с интерпретацией идей и понятий, имеющих моральную, культурную, религиозную, социальную и пр. значимость. Эти понятия вербализуются в образах, имеющих, как правило, оценочный характер. Отрывок из произведения E.Waugh "Decline and Fall", содержащий аллегорическую символику социальных и человеческих пороков, дает представление об этих особенностях аллегории: "...we can trace all the disasters of English history to the influence of Wales. Think of Edward Caernarvon, the first Prince of Wales, a perverse life, .then the Tudors and the dissolution of the Church, then Lloyd George, the Temperance movement, Non-Conformity and Lust stalking hand-in-hand through the country, wasting and ravaging" [25, с. 81]. - «Порой мне кажется, - продолжал доктор, - что едва ли не все катаклизмы английской истории так или иначе объясняются тлетворным влиянием Уэльса. Судите сами - Эдуард из Карнарвона, первый принц Уэльский, - жил беспутно и помер бесславно, потом Тюдоры и раскол церкви; Ллойд-Джордж, общества трезвости, нонконформисты и иже с ними копают могилу доброй старой Англии» (пер. С. Белова).
Благодаря общепринятому нравоучительному использованию символической природы аллегории в литературной традиции сложились особые формы аллегорического повествования - басни, притчи, сказки, эпиграммы, паремии. Таким образом, символический характер аллегории по сравнению с метафорой имеет более широкую культурную базу, опирается на более конкретные образы в выражении абстрактных понятий и имеет морализаторскую оценочную основу.
Ономатопея как фонематическое средство выражения символического образа. Одним из наиболее сложных, неуловимых и одновременно выразительных механизмов создания символических образов и коннотаций является звуковая инструментовка художественного текста посредством ономатопеи.
Наше исследование касается только стилистической функции ономатопеи и не затрагивает ее словообразовательные возможности. Иначе говоря, в центре нашего внимания находится так называемая стилистическая ономатопея (indirect onomatopoeia).
Особую роль ономатопеи можно наблюдать в поэтическом тексте, где звуковое оформление играет исключительную роль. В поэзии особое сочетание звуков неизбежно создает новые смыслы помимо той семантики, которая заключена в словах.
Так называемые фонематические образы имеют более абстрактную природу, чем конкретные слова и языковые структуры: они способны создавать атмосферный эффект созвучия эстетическому замыслу автора. Такая интерпретация звуковой инструментовки поэзии и образной роли фонетической материи опирается на теорию звукового символизма, или фоносемантику, имеющую множество сторонников и не менее большое количество противников. Не вдаваясь в подробности взаимных претензий участников этой непрекращающейся дискуссии, хочется отметить те аспекты стилистической роли ономатопеи, которые представляются убедительными аргументами в пользу важности изучения символических значений, создаваемых фонетическими средствами. Начиная с работ, имевших лингвистический и психолингвистический характер [26; 27], теория звукового символизма в последние годы получила развитие в смежных с лингвистикой научных изысканиях - лингводидактике [28], лингвопрагматике [29], социолингвистике [30] и даже маркетинговых исследованиях [18; 19; 31].
Наряду с этим продолжаются исследования и в области фоносеман-тики и фоностилистики [12; 32]. Чаще всего эти теории проводят параллели между звуком и цветом, звуком и настроением, доказывая многочисленными экспериментами восприятие людьми одних звуков как «темных», других - как «светлых», «приятных» или «мрачных» и, соответственно, приписывая им позитивную или негативную эмоциональную окраску, которая влияет на общую атмосферу коммуникации и, таким образом, на общий смысл устного и письменного текста [33; 34].
В таком же аспекте рассматриваются и согласные звуки, в самом лингвистическом определении которых присутствуют понятия «твердый/мягкий», «звонкий/глухой» и т.д.
Согласно фоносемантической теории, определенные звуки, например, глухой согласный s в английском языке и русский глухой согласный ш - обладают целым рядом потенциальных коннотативных значений, реализуемых глаголами определенной семантической группы c общим значением естественных звуков и звуков природы, типа rustling, hissing, whispering, sighing в английском и шептать, шуршать, шипеть и др. в русском.
Необходимо подчеркнуть, что дополнительный эффект звукового оформления в семантике таких глаголов появляется только в определенном контексте, предполагающем их взаимодействие с общим настроем и замыслом произведения, как например, в следующих строках из поэмы Э.А. По «Ворон»
And the silken, sad, uncertain rustling of each purple curtain,
Thrilled me - filled me with fantastic terrors never felt before [35, с.464], где тревожная атмосфера приглушенных звуков и шорохов создает психологическое напряжение, полностью созвучное с настроением и атмосферой поэмы.
То, что звуковая семантика характерна для любого языка, хотя выражена она может быть другими фонетическими средствами, доказывает переводчик Э.А. По М. Зенкевич, великолепно решивший труднейшую задачу воссоздания ономатопеического эффекта в своем переводе на русский язык:
Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах
Полонил, наполнил смутным ужасом меня всего [36, с. 45].
Совсем другой ассоциативный ряд сопровождает английские взрывные согласные b, d, g и звонкие согласные в русском р, б, д, г.
В стихотворении Дилана Томаса "This bread I break" мы наблюдаем стилистическую ономатопею, использующую избыточность взрывных согласных и их сочетаний, что обеспечивает единство звукового, тактильного и зрительного образа:
This bread I break was once the oat,
This wine upon a foreign tree
Plunged in its fruit
Man in the day or wine at night
Laid the crops low, broke the grape's joy [37, р.153].
И преломил я хлеб. Он рожью был когда-то.
Вино - создание земли чужой -
Пульсировало в плоти винограда;
Но труд людей дневной и ветр ночной
Скосили рожь, с лозы сорвали радость (пер. В. Бетаки).
Повтор взрывных согласных br, gr, gd, вынесение их на сильную начальную и конечную позиции делает их слышимыми, а само их трудное звуковое сочетание не только передает звуки, которые они описывают, но и воссоздают само действие и хруст разламываемой корки хлеба. Символическая сила звуковой инструментовки такова, что она вызывает эффект синестезии: мы не только видим это действие в нашем воображении, но как будто слышим и участвуем в нем сами. Звуковые сочетания согласных в этом контексте порождают ассоциации с такими абстрактными понятиями, как ломкость, хрупкость, недолговечность. И эта коннотация хрупкости сопровождает все стихотворение, так что звуковая инструментовка с помощью ономатопеи становится смыслообразующим элементом поэтического текста и порождает новый символический смысл.
Подобные примеры использования ономатопеи для вовлечения читателя в центр событий в качестве их участника можно найти и в русской поэзии.
Так, И. Северянин объединяет прямую и стилистическую ономатопею в своем стихотворении «Горный салют», достигая яркого синестетического эффекта присутствия в горах во время грозы. Строчки, насыщенные звонкими г, р, гр глухим с и звонким з создают необыкновенно реалистичную атмосферу, наэлектризованную раскатами грома, отдающегося эхом в горах. Та-ра ~ра -рах! Та-ра-ра-рах! Нас встретила гроза в горах. Смеялся молний Аметист Под ливня звон, под ветра свист [38, с. 236].
Звонкие и твердые согласные б, р, г, гр, скрепляющие слова и образы в каждой строчке в отрывке из поэмы А.С. Пушкина, создают строгий, четкий и графический образ величественного Петербурга: Люблю тебя, Петра творенье, Люблю твой строгий, стройный вид, Невы державное теченье, Береговой ее гранит [39, с. 30].
Подводя итог анализу символической природы метафоры, аллегории и ономатопеи, можно утверждать, что каждый из описанных тропов имеет большой потенциал создания символических образов и обладает особой семантикой художественного текста, а в контексте культуры и литературного творчества играет несомненную роль в создании эстетической системы индивидуальных авторов. В системе автор/читатель эти тропы открывают возможность множественной интерпретации текста, связанной с индивидуальным культурным и личным опытом участников этой интерпретации. Троп рассматривается как строительный материал для создания символов в художественном тексте. В качестве смыслоо-бразующего элемента художественного текста троп как стилистическая модель обладает способностью приращения смысла и приводит к образованию символического значения как на уровне текста, так и за его пределами.
Большинство исследователей (Барт, Лосев, Аверинцев, Степанов и др.), изучавших соотношение понятий текста, его элементов и символических значений, рассматривают эти понятия в иерархии «от символа к тексту», подразумевая независимое существование культурных символов, накопленных обществом и цивилизацией. Символы существуют в культурном пространстве и в сознании людей как знаки культуры. При восприятии читателем определенного художественного текста они могут реализоваться в его сознании с опорой на различные смыслопорождающие языковые элементы текста, и читатель, таким образом, участвует в восприятии символического характера текстовых смыслов. Исходя из этого, акцент делается на внесении читателем как носителя культуры символов в текст извне.
В нашем исследовании мы осуществили альтернативный подход к этой проблеме, сосредоточив свое внимание на модели «от тропа к символу», и дали описание лингвистического строительного материала и технологий этого процесса. Очевидно, что различные элементы текста играют разную роль в создании дополнительных смыслов, в том числе символических - от нулевой (например, нормативные грамматические формы и служебные слова) до высокой степени способности порождать символические значения (лексика, тропы, графика и т.д.). Мы рассмотрели наиболее явные текстовые единицы, способные устанавливать связь от текста к символу - тропы, представленные метафорой, аллегорией и ономатопеей.
Разумеется, этот перечень не ограничен данными тропами, и дальнейшая разработка этой темы позволит расширить и систематизировать смыслообразу-ющие элементы текста в их отношении к символам и культурному пространству в целом.
Таким образом, проведенное исследование подтвердило тезис о высоком потенциале тропов в создании дополнительных смыслов в художественном тексте. Все рассмотренные в статье образные средства обладают способностью участвовать в выстраивании ассоциативных связей на уровне текста и создавать надтекстовые связи символического характера, становясь таким образом посредником между текстом и символом. Теоретическая значимость исследования определяется вкладом в разработку и совершенствование теории и практики
Библиографический список
понимания художественных текстов. В статье предложено описание стилистических моделей, в самой природе которых заложена способность формировать символические смыслы как на уровне текста, так и на уровне общекультурной символики. Таким образом, в работе обоснован тезис о роли тропа как посредника между текстом и символом.
Опыт интерпретации рассмотренных нами тропов в художественном тексте и использованные методы их анализа могут служить основой для исследования смыслообразующей роли других образных средств в художественном тексте, а также для осуществления стилистического анализа и интерпретации текстов специалистами и студентами, изучающими лингвистику и филологию.
1. Аверинцев С.С. Заметки к будущей классификации типов символов. Проблемы изучения культурного наследства. Под редакцией Г.В. Степанова. Москва, 1985.
2. Барт Р Текстовой анализ. Новое в зарубежной лингвистике. Лингвостилистика. Москва, 1980; Выпуск 9: 307 - 312.
3. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. Москва, 1995.
4. Арутюнова Н.Д. Образ, метафора, символ в контексте жизни и культуры. Res philological. Филологические исследования. Москва, Ленинград: Наука, 1990.
5. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Ленинград, 1972.
6. Лотман Ю.М. Символ в системе культуры. Избранные статьи: в 3 т. Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллин, 1992; Т. 1.
7. Степанов Ю.С. Семиотика культурных концептов. Семиотика: Антология. Москва, 2001: 603 - 612.
8. Michell J., Grenon R., Fontainelle E. Trivium: The classical liberal arts of grammar, logic and rhetoric. Glastonbury, 2016.
9. Riffaterre M. Text production. New York, 1983.
10. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка. (Стилистика декодирования). Ленинград, 1973.
11. Riffaterre M. Semiotics of Poetry. Indiana University Press, 1984.
12. Левицкий В.В. Звуковой символизм: основные итоги. Черновцы, 1998.
13. Lakoff G., Johnson M. Metaphors we live by. Chicago, 2003.
14. Маккормак Э. Когнитивная теория метафоры. Теория метафоры. Москва, 1990.
15. Rosen Z. Computationally Constructed Concepts: A Machine Learning Approach to Metaphor Interpretation Using Usage-Based Construction Grammatical Cues. Figurative language processing. Proceedings of the workshop. New Orleans, Louisiana, 2018: 102 - 110.
16. Bizzoni Yu., Ghanimifard M. Predicting Human Metaphor Paraphrase Judgments with Deep Neural Networks. Proceedings of the workshop. New Orleans, Louisiana, 2018: 91 - 102.
17. Gero R., Chilton L. Challenges in finding metaphorical connections. Figurative language processing. Proceedings of the workshop. New Orleans, Louisiana, 2018: 1 - 7.
18. Brown S., Wijland R. Figuratively speaking: of metaphor, simile and metonymy. European Journal of Marketing. 2018; Vol. 52 (3): 328 - 347.
19. Kuehnl C., Mantau A. Same sound, same preference? Investigating sound symbolism effects in international brand names. International Journal of Research in Marketing. 2013, № 30: 417 - 420.
20. Chevalier J., Ghreenbrant A. The Penguin Dictionary of Symbols. Penguin books. London, 2017.
21. Levin S. Linguistic structures in poetry. Mouton. The Hague, 1962.
22. Shakespeare W. As You Like It. Signet Classic, 1963.
23. Nabokov V.V. Lolita. Penguin classics, 2000.
24. Nabokov V.V. Despair. Random books. 1989 P. 75.
25. Waugh E. Decline and Fall. Prose. Memoirs. Essays. Moscow, 1980.
26. Sapir E. A study in phonetic symbolism. Journal of Experimental Psychology. 1929; № 12 (3): 225 - 239.
27. Ma W., Thompson W.F. Human emotions track changes in the acoustic environment. Proceedings of the National Academy of Sciences of the USA. 2015; Vol. 112 (47): 14563 - 14568.
28. Monaghan P., Mattock K., Walker P. The role of sound symbolism in language learning. Journal of experimental psychology. 2012, № 38: 1152 - 1164.
29. Tsur R. Size-sound symbolism revisited. Journal of Pragmatics. 2006; № 38: 905 - 924.
30. Gordon M., Heath J. Sex, sound, symbolism, and sociolinguistics. Currant Anthropology. 1998; Vol. 39 (4): 417 - 449.
31. Shrum L.J., Lowrey T.M., Luna D., Lerman D.B., Liu M. Sound symbolism effects across languages. International Journal of Research in Marketing. 2012, № 29): 275 - 279.
32. Newman S. Further experiments in phonetic symbolism. American Journal of Psychology. 1993: 53 - 75.
33. Walker P. Cross-sensory correspondences and symbolism in spoken and written language. Journal of Experimental Psychology. 2016, № 42: 1339.
34. Westbury C. Implicit sound symbolism in lexical access: evidence from an interference task. Brain Language. 2005, № 93: 10 - 19.
35. Poe E.A. Raven. An anthology of English and American Verse. Moskau, 1972.
36. По Э.А. Ворон. Американская поэзия в русских переводах. XIX - ХХ вв. Москва, 1983.
37. Thomas D. The Poems of Dylan Thomas. New directions publishing. 2003.
38. Северянин И. Стихотворения. Поэмы. Архангельск, 1998.
39. Пушкин А.С. Медный всадник. Избранные произведения. Москва, 1937.
References
1. Averincev S.S. Zametki k buduschej klassifikacii tipov simvolov. Problemy izucheniya kul'turnogo nasledstva. Pod redakciej G.V. Stepanova. Moskva, 1985.
2. Bart R. Tekstovoj analiz. Novoe v zarubezhnoj lingvistike. Lingvostilistika. Moskva, 1980; Vypusk 9: 307 - 312.
3. Losev A.F. Problema simvola i realisticheskoe iskusstvo. Moskva, 1995.
4. Arutyunova N.D. Obraz, metafora, simvol v kontekste zhizni i kul'tury. Res philological. Filologicheskie issledovaniya. Moskva, Leningrad: Nauka, 1990.
5. Lotman Yu.M. Analiz po'eticheskogo teksta. Leningrad, 1972.
6. Lotman Yu.M. Simvol v sisteme kul'tury. Izbrannye stat'i: v 3 t. Stat'iposemiotike itipologiikul'tury. Tallin, 1992; T. 1.
7. Stepanov Yu.S. Semiotika kul'turnyh konceptov. Semiotika: Antologiya. Moskva, 2001: 603 - 612.
8. Michell J., Grenon R., Fontainelle E. Trivium: The classical liberal arts of grammar, logic and rhetoric. Glastonbury, 2016.
9. Riffaterre M. Text production. New York, 1983.
10. Arnol'd I.V. Stilistika sovremennogo anglijskogoyazyka. (Stilistika dekodirovaniya). Leningrad, 1973.
11. Riffaterre M. Semiotics of Poetry. Indiana University Press, 1984.
12. Levickij V.V. Zvukovoj simvolizm: osnovnye itogi. Chernovcy, 1998.
13. Lakoff G., Johnson M. Metaphors we live by. Chicago, 2003.
14. Makkormak 'E. Kognitivnaya teoriya metafory. Teoriya metafory. Moskva, 1990.
15. Rosen Z. Computationally Constructed Concepts: A Machine Learning Approach to Metaphor Interpretation Using Usage-Based Construction Grammatical Cues. Figurative language processing. Proceedings of the workshop. New Orleans, Louisiana, 2018: 102 - 110.
16. Bizzoni Yu., Ghanimifard M. Predicting Human Metaphor Paraphrase Judgments with Deep Neural Networks. Proceedings of the workshop. New Orleans, Louisiana, 2018: 91 - 102.
17. Gero R., Chilton L. Challenges in finding metaphorical connections. Figurative language processing. Proceedings of the workshop. New Orleans, Louisiana, 2018: 1 - 7.
18. Brown S., Wijland R. Figuratively speaking: of metaphor, simile and metonymy. European Journal of Marketing. 2018; Vol. 52 (3): 328 - 347.
19. Kuehnl C., Mantau A. Same sound, same preference? Investigating sound symbolism effects in international brand names. International Journal of Research in Marketing. 2013, № 30: 417 - 420.
20. Chevalier J., Ghreenbrant A. The Penguin Dictionary of Symbols. Penguin books. London, 2017.
21. Levin S. Linguistic structures in poetry. Mouton. The Hague, 1962.
22. Shakespeare W. As You Like It. Signet Classic, 1963.
23. Nabokov V.V. Lolita. Penguin classics, 2000.
24. Nabokov V.V. Despair. Random books. 1989 P. 75.
25. Waugh E. Decline and Fall. Prose. Memoirs. Essays. Moscow, 1980.
26. Sapir E. A study in phonetic symbolism. Journal of Experimental Psychology. 1929; № 12 (3): 225 - 239.
27. Ma W., Thompson W.F. Human emotions track changes in the acoustic environment. Proceedings of the National Academy of Sciences of the USA. 2015; Vol. 112 (47): 14563 - 14568.
28. Monaghan P., Mattock K., Walker P. The role of sound symbolism in language learning. Journal of experimental psychology. 2012, № 38: 1152 - 1164.
29. Tsur R. Size-sound symbolism revisited. Journal of Pragmatics. 2006; № 38: 905 - 924.
30. Gordon M., Heath J. Sex, sound, symbolism, and sociolinguistics. Currant Anthropology. 1998; Vol. 39 (4): 417 - 449.
31. Shrum L.J., Lowrey T.M., Luna D., Lerman D.B., Liu M. Sound symbolism effects across languages. International Journal of Research in Marketing. 2012, № 29): 275 - 279.
32. Newman S. Further experiments in phonetic symbolism. American Journal of Psychology. 1993: 53 - 75.
33. Walker P. Cross-sensory correspondences and symbolism in spoken and written language. Journal of Experimental Psychology. 2016, № 42: 1339.
34. Westbury C. Implicit sound symbolism in lexical access: evidence from an interference task. Brain Language. 2005, № 93: 10 - 19.
35. Poe E.A. Raven. An anthology of English and American Verse. Moskau, 1972.
36. Po 'E.A. Voron. Amerikanskaya po'eziya v russkih perevodah. HIH - HH vv. Moskva, 1983.
37. Thomas D. The Poems of Dylan Thomas. New directions publishing. 2003.
38. Severyanin I. Stihotvoreniya. Po'emy. Arhangel'sk, 1998.
39. Pushkin A.S. Mednyj vsadnik. Izbrannye proizvedeniya. Moskva, 1937.
Статья поступила в редакцию 17.07.20
УДК 070.1
Lin Chuanzhao, postgraduate, Department of Periodical Press, Faculty of Journalism, Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russia),
E-mail: [email protected]
THE MEDIA IMAGE OF THE POLITICAL LEADER OF CHINA IN THE CONTEXT OF THE "CHINESE DREAM". In this article, the media image of Xi Jinping is regarded as an embodiment of the image of the "Chinese dream". In Russian and Chinese media discourse, Xi Jinping is associated with the image of the "Chinese dream", with the idea of a better future, which he seeks to achieve. Xi Jinping managed to bring closer the achievement of the declared ideal, his policy is being implemented successfully. The publications of the official state publication "People's Daily" for the period from June 1, 2018 to June 1, 2019 are analyzed. As a result of the study, it was concluded that the image of Xi Jinping in the People's Daily newspaper is inextricably linked with the idea of the "Chinese dream". In publications, his activities are usually seen as work to overcome the problems existing in Chinese society. Moreover, since the activities to realize the "Chinese dream" have not been completed, the image of Xi Jinping is more likely associated with prospects and opportunities than with a static state of confidence and prosperity. At the same time, the media image of Xi Jinping is a kind of indicator of the changes taking place in modern Chinese society.
Key words: media image, media presentation, political leader, "Chinese dream", China.
Линь Чуаньчжао, аспирант, Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, г. Москва, E-mail: [email protected]
МЕДИАОБРАЗ ПОЛИТИЧЕСКОГО ЛИДЕРА КНР В КОНТЕКСТЕ КОНЦЕПЦИИ «КИТАЙСКОЙ МЕЧТЫ»
В статье анализируются особенности медиаобраза политического лидера КНР в контексте реализации концепции «китайской мечты». Проанализированы публикации официального государственного издания «Жэньминь жибао» за период с 1 июня 2018 по 1 июня 2019 года. В результате исследования сделан вывод о том, что образ Си Цзиньпина в газете «Жэньминь жибао» неразрывно связан с идеей «китайской мечты». В публикациях его деятельность, как правило, рассматривается как работа по преодолению существующих в китайском обществе проблем. При этом, поскольку деятельность по воплощению «китайской мечты в жизнь» еще не завершена, образ Си Цзиньпина, скорее, ассоциируется с перспективами и возможностями, чем со статичным состоянием уверенности и благополучия. В то же время медиаобраз Си Цзиньпина является своеобразным индикатором изменений, происходящих в современном китайском обществе.
Ключевые слова: медиаобраз, медиарепрезентация, политический лидер, «китайская мечта», Китай.
Особенностью современного развития Китая является влияние политики реформ и открытости, которая проводится в стране с 1978 года и тесно связана с личностью политического лидера того периода Дэн Сяопина. В результате реализации этой политики, которая потребовала от руководителей страны весьма решительных действий, с начала 2000-х гг. экономика Китая начала стремительно расти. Также усилился авторитет страны на международной арене, что, в свою очередь, связано с реализуемой с 2007 года политикой «мягкой силы», главной целью которой является привлечение внимания других стран к китайскому языку и культуре. Стоит отметить, что сама концепция «мягкой силы» была сформулирована американским исследователем Дж. Наем, определявшим эту политику как soft-механизм, работающий в мире, где уже невозможно исключительно силовое доминирование [1, с. 35]. Следует также подчеркнуть, что именно политика «мягкой силы» тесно связана с концепцией «китайской мечты» и направлена на ее достижение, а именно на возрождение традиционных ценностей и китайской нации как таковой. Согласно государственной программе к 2020 году благодаря этой политике должно быть достигнуто среднезажиточное общество, а к 2050 году - модернизация [2, c. 38]. В рейтинге стран, также реализующих политику «мягкой силы» - Soft Power 30 index - Китай занимает 27 место. Согласно этому индексу экономическое влияние Китая не подвергается сомнениям, тогда как его роль влиятельного государства на данном этапе неочевидна, поскольку политика «мягкой силы» сопровождается конфликтами [3].
Тема «китайской мечты» занимает в национальном медиадискурсе ключевое место, все СМИ стремятся подчеркнуть важность этого глубоко патриотичного концепта и необходимость общих усилий для ее достижения. «"Китайская мечта" принадлежит каждому гражданину Китая, и в это же время она принадлежит всему народу в целом. Она объединяет в себе мечты и стремления каждого
человека, и в то же время она напрямую связана с будущим всей страны. И подобная мечта действительно существует. Просто вдумайтесь, мы желаем себе всего самого наилучшего и надеемся, что блистательное будущее ждет и нашу страну в целом. И когда мы говорим о будущем страны, все мы видим примерно одну и ту же картину: цивилизованность, демократию, сильное правовое начало, процветание, богатство и равные возможности роста и развития для каждого человека» («Китайская мечта» воплощает в себе интересы и ценности всего китайского народа) [4].
«Китаю нужна «мечта»», - озвучил еще в октябре 2012 года, за месяц до знаменитой речи Си Цзиньпина на страницах «The New York Times» Томас Фридман в статье «Китаю нужна собственная мечта» [5]. В публикациях упоминается, что современное китайское общество дает каждому человеку свободу выбора своего жизненного пути, новые возможности, а также защиту и одобрение со стороны общества. «Китайская мечта» - это не государственное принуждение, она дает богатство и разнообразие выбора. В «китайской мечте» сочетаются лучшие китайские традиции, и вместе с тем она открывает новую страницу в мировой истории.
Однако необходимо отметить, что в ряде китайских СМИ не скрывается, что у «китайской мечты» есть и обратная сторона. В течение последних десятилетий Китай развивался очень быстро, но одновременно с этим накопились и проблемы, которые требуют решения. Вместе с тем формулировка «китайской мечты» дает возможность не просто наметить цели, но и реально осознать, куда движется государство, что для него особенно важно.
На идею «китайской мечты» возлагаются такие надежды, потому что сейчас, в эпоху развития плюрализма, она помогает примирить общественные, политические и идеологические начала, создает идейное ядро для общества [6].
