CC BY
164Экология языка и коммуникативная практика. 2016. № 1. С. 239-258
Симптомы информационно-психологической войны, или ЧЕМ ПАХНЕТ ПОКИНУТАЯ РОДИНА (на материале романа М.П. Шишкина «Венерин волос»)
А.А. Бернацкая
УДК 808.51
СИМПТОМЫ ИНФОРМАЦИОННО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ВОЙНЫ, ИЛИ ЧЕМ ПАХНЕТ ПОКИНУТАЯ РОДИНА (на материале романа М.П. Шишкина «Венерин волос»)
А.А. Бернацкая
Статья выполнена в рамках нового направления исследований «лингвистика информационно-психологической войны». Цель анализа - ответить на вопрос, может ли художественное произведение выступать каналом ведения информационно-психологической войны, и если да, то при каких условиях. В качестве главных условий называются: наличие общественно-политического компонента содержания произведения и преимущественно негативный модус представления всего, что составляет государственные устои и национальную гордость граждан страны. Поскольку субъекты противостояния несоизмеримы - с одной стороны писатель-индивид, с другой - государство, народ - эта разновидность ИПВ представляет собой широкомасштабную явную и скрытую деструктивную критику.
Ключевые слова и фразы: манипулирование информацией; симптомы информационно-психологической войны; негативный модус; деструктивная критика.
SYMPTOMS OF INFO-PSYCHOLOGICAL WAR, OR HOW THE ABANDONED HOMELAND SMELLS (based on M.P. Shishkin's novel "Venus's hair")
A.A. Bernatskaya
The article written is about one of the issues of Linguistics of info-psychological warfare. The aim of the analysis is to answer the question if the work of art could be a channel for conducting the info-psychological war and how. The novel could be used as a means of info-psychological warfare, due to socio-political context and preferably negative representation of country values in the book. Since sides of conflict are unequal - a writer sole as an opponent to government officials and common people - this kind of info-psychological warfare represents actually clear and implicit destructive critics.
Keywords and phrases: manipulation of information; symptoms of info-psychological war; negative modus; destructive critics.
Когда ж постранствуешь, воротишься домой,
И дым отечества нам сладок и приятен.
А.С. Грибоедов Стоял московский подъездный дух - пахло мочой, кошками и сырой побелкой.
М.П. Шишкин
Особая роль знания и информации в ускорении технического прогресса стала доминирующим признаком современной социально-экономической парадигмы и, как следствие, маркером информационного общества. Правда, до сих пор нет общепризнанного
Экология языка и коммуникативная практика. 2016. № 1. С. 239-258
Симптомы информационно-психологической войны, или ЧЕМ ПАХНЕТ ПОКИНУТАЯ РОДИНА (на материале романа М.П. Шишкина «Венерин волос»)
А.А. Бернацкая
определения самой информации. «Отец» кибернетики Н. Винер высказывал мысль, что через понятия информационного обмена, циркулирования информации в принципе можно объяснить все явления окружающего мира: «Информация - это обозначение содержания, полученного из окружающего мира в процессе нашего приспособления к нему и приспосабливания к нему наших чувств» (цит. по: [Политическая коммуникативистика 2012: 86]). Принципиально важно замечание Ф. Ратцеля о том, что «передача информации в политическом отношении является самой важной из всех коммуникационных услуг» [Там же: 77].
Бурное развитие и использование информационных средств и технологий сделало информацию залогом, источником и непосредственным двигателем изменений во всех сферах жизни общества. Соответственно, заключают исследователи, вопрос власти всё чаще ставится как вопрос обладания информацией [Самохвалова 2013: 185]. Из этого сделан закономерный вывод, согласно которому в XXI веке в связи с развитием информационного пространства и совершенствованием информационного оружия в качестве одной из первоочередных проблем встанет проблема информационной безопасности как неотъемлемой составной части национальной безопасности любого государства [Новиков 2011: 13; Самохвалова 2013: 190]. И.Н. Панарин и вовсе категорично заявляет: «Только создание информационного спецназа позволит России избежать огромнейших потерь и не наступить на грабли 1914-1917 гг.» [Панарин 2003: 3]. Осознание масштабности и неизбежности информационных войн для корпораций, регионов, государств, мирового сообщества привело к формированию новой отрасли прикладной науки - теории информационных войн и изданию с 2006 г. под эгидой РАН и Академии военных наук нового периодического издания, журнала «Информационные войны» [Бухарин, Цыганов 2007: 9].
Информационные, или психологические, информационно-психологические войны (Самохвалова В.И., Лисичкин В.А., Шелепин Л.А., Почепцов Г.Г), или информационная борьба (Новиков В.К.) стали объектом исследования в 60-е годы ХХ в. [Костин, Костина 2012: 80]. Феномен имеет длительную и богатую примерами предысторию. Целенаправленное информационно-психологическое воздействие человека на человека в целях изменения его поведения известно с древних времён. Жрецами, государственными и военными деятелями Шумера, Вавилона, Египта, Китая, Древней Греции и Рима формировалось, совершенствовалось и хранилось как тайное оружие, искусство управления мыслями, психологическими состояниями, поступками людей. В трудах Геродота,
Экология языка и коммуникативная практика. 2016. № 1. С. 239-258
Симптомы информационно-психологической войны, или ЧЕМ ПАХНЕТ ПОКИНУТАЯ РОДИНА (на материале романа М.П. Шишкина «Венерин волос»)
А.А. Бернацкая
Ксенофонта, Плутарха, Юлия Цезаря описываются некоторые приёмы, используемые в целях введения противника в заблуждение, порождения предательства и паники в его рядах, подрыва воли к сопротивлению [Новиков 2011: 14].
Информационные войны - это «общее наименование целого комплекса разного рода и уровня мирных "военных" действий, ведущихся нетрадиционным способом, с опорой на использование культурных средств подавления логического мышления, разрушения его структур при направленном манипулировании информацией. Целью информационных войн становится либо навязывание нужных манипулятору стереотипов мышления, либо информационная дезорганизация, деформация и даже распад парадигм мышления, сознания, деятельности, разложение, развращение, отравление сознания...» [Самохвалова 2013: 192193]. Информационная война является, с одной стороны, коммуникативным процессом, с другой, отмечает Г.Г. Почепцов, «в её основе лежат когнитивные процессы, поскольку мы стремимся воздействовать на процессы рассуждений оппонентов». Наиболее активно она действует в информационных нишах, которые по каким-то причинам оказались незадействованными официальным информационным пространством [Почепцов 2004: 119, 121].
В отличие от традиционной войны, эту войну никогда не объявляют открыто. Но по масштабам, временным и пространственным параметрам, разрушительной силе и количеству жертв она может и превосходить первую. Зачастую она носит скрытый характер: главный залог успеха агрессивной стороны. Следовательно, важнейшая составляющая подготовки к потенциально возможной инфовойне - учиться распознавать её, точнее, их, так как существует немало разновидностей этой войны, каждая со своими особенностями - уже на начальном этапе.
Объектом поражения и главным полем битвы выступает продукт культурного развития человека - его сознание, целью - стремление завоевать его, увлечь, соблазнить, перенаполнить, обеспечить манипулирование им. Подчёркивается, что информационная война по сути - схватка существующих в разных формах и видах интеллектуальных ресурсов противников. Общей методологией информационной войны называют обман (добавим: и, следовательно, ложь, а в случае обороны - доказательство правды). Информационные войны широко используются в экономической, политической, военной борьбе как внутри страны, так и в её отношениях с внешним миром. Внутри общества война может проводиться путём выдвижения ложных, искусственно созданных систем ценностей,
Экология языка и коммуникативная практика. 2016. № 1. С. 239-258
Симптомы информационно-психологической войны, или ЧЕМ ПАХНЕТ ПОКИНУТАЯ РОДИНА (на материале романа М.П. Шишкина «Венерин волос»)
А.А. Бернацкая
способных произвести парадигмальный сдвиг в общественном сознании, перетолковать прежние ценности и значительно трансформировать характерный для общества тип и образ мышления [Самохвалова 2013: 186-187, 192-193, 201]. В любом случае, это коррекция картины мира объектов воздействия.
«Информационно-психологическое оружие - совокупность специальных методов и средств скрытого и насильственного воздействия на психику человека (людей) с целью управления его (их) поведением (деятельностью) в нужном для воздействующей стороны направлении или уничтожении (гибели) человека (людей)» [Новиков 2011: 146-147]. Информационная война всегда подразумевает как манипуляцию с информацией, так и манипулирование людьми с её помощью. Последнее, в отличие от диалога, превращает их из партнёров в предметы, из субъектов - в объекты [Самохвалова 2013: 188, 204-212]. Таким образом, информация - инструмент манипулятивных действий как способа достижения цели информационной войны.
Предлагаемое исследование выполнено в рамках разрабатываемого А.П. Сковородниковым и Г.А. Копниной проекта по новой исследовательской области, названной авторами лингвистикой информационно-психологической войны (ЛИпВ) [Сковородников, Копнина 2016]. Статья представляет собой ещё одну попытку [Бернацкая 2015] ответить на вопрос, допустимо ли, и если да, то при каких условиях, рассматривать художественный текст в контексте информационно-психологической войны. Термин и понятие «война» звучат устрашающе и изначально диктуют ответ «нет». Сама идея анализа конкретного художественного произведения современного автора вызывает абсолютное отторжение даже в лингвистической профессиональной среде как угроза для интерпретатора-лингвиста стать жертвой обвинения в суде по защите чести и достоинства писателя... Выходит, что одни «работники пера» получают индульгенцию, дарующую право выражать и распространять любые идеи, а другие не имеют права на анализ и трактовку этих идей и их влияния на умы и, по большому счёту, на ход мировой истории? Сие не гуманно и не демократично, хочется сказать защитникам первых и хулителям вторых. Тем более, что предпринимаемый анализ - это лишь один аспект анализа произведения, не затрагивающий вопрос о его художественных достоинствах.
Очевидно, объектом анализа на предмет ИПВ может стать художественное произведение, отвечающее ряду условий. Это, прежде всего, наличие в его содержательной структуре общественно-политического компонента; исключительно или, по меньшей мере,
Экология языка и коммуникативная практика. 2016. № 1. С. 239-258
Симптомы информационно-психологической войны, или ЧЕМ ПАХНЕТ ПОКИНУТАЯ РОДИНА (на материале романа М.П. Шишкина «Венерин волос»)
А.А. Бернацкая
преимущественно негативный модус представления всего, что составляет государственные устои: истории государства, национальной самоидентификации этноса, его языка, верований, ценностных ориентиров, государственных символов; внутренней и внешней политики государства, его международного имиджа; высших достижений в разных областях материального и духовного производства, выдающихся государственных, общественных, культурно-исторических личностей, - всего, что составляет национальную гордость граждан страны и обеспечивает устойчивость существования государства. Поскольку субъектом агрессии по отношению к государству, народу страны выступает индивид - писатель, то в данной разновидности ИПВ едва ли можно вести речь о противостоянии, - слишком несоизмеримы величины. Здесь в войну перерастает широкомасштабная явная и скрытая деструктивная критика. Впрочем, писатель М.П. Шишкин позиционирует себя в ситуации войны: «Язык русской литературы - это оборона. <...> Это моя борьба, моя война», что отмечено в [Морев 2005]. Роман «Венерин волос» М.П. Шишкина отвечает большей части этих условий. Дополнительным аргументом в выборе материала исследования послужил и факт проживания автора за границей (с 1995 г. постоянно) и то, что творчество писателя пользуется широкой известностью: автор - «лауреат всех крупнейших литературных премий» [Чередниченко 2014: 233]; его книги переведены на 30 языков; анонсирована международная конференция, посвящённая его творчеству (Краков, май 2016).
Представляется логичным начать анализ с вопроса об отношении писателя к покинутой родине. Одни читатели и исследователи творчества писателя заявляют о его космополитизме [Чередниченко 2014], русофобии, о том, что «он наслаждается российскими ужасами из сытой Швейцарии» [Оробий 2011: 186]. Критик Е. Ермолин утверждал, что автор «Венерина волоса» «ведёт дело к тому, чтобы доказать как аксиому: Россия - унылая и холодная страна насилия, жестокости, страданий - не может быть местом для жизни, её ресурс в этом качестве исчерпан» (цит. по: [Чередниченко 2014: 234]). Впрочем ещё один участник дискуссий заявляет противоположное: «Осмелюсь предположить, что Шишкин любит Россию, и любит весьма сильно» [Шишкин М.П. Обсуждение. URL: http://www.lipoisk.ru/archive/2014/13817834.html (дата обращения - 13.03.2016)]. Однако в интервью писатель откровенно открещивается от своей родины: люди в его стране были вынуждены дышать «спёртым советским воздухом»; «жить вообще в Советском Союзе было унизительным»; «в мире советской поганой лжи»; книги в библиотеках и книжных магазинах - «это же мертвечина»; сегодняшняя Россия - «страна возрождающегося
Экология языка и коммуникативная практика. 2016. № 1. С. 239-258
Симптомы информационно-психологической войны, или ЧЕМ ПАХНЕТ ПОКИНУТАЯ РОДИНА (на материале романа М.П. Шишкина «Венерин волос»)
А.А. Бернацкая
шовинизма»; Россия - «монструозное отечество» [Михаил Шишкин: 2009: 131-137]. В другом интервью говорится о «русском гетто», население называется «туземцами» и «дикарями» [Кучерская 2004]. Отказ представлять Россию на международной книжной ярмарке 2013 г. в Нью-Йорке писатель объяснил тем, что её политику считает гибельной для России, не приемлет её систему: «Страна, где власть захватил коррумпированный преступный режим, где государство представляет собой воровскую пирамиду, где выборы превратились в фарс, где суды служат власти, а не закону, где есть политические заключенные, где государственное телевидение занимается проституцией, где шайка узурпаторов принимает безумные законы, возвращающие народ в средневековье - такая страна не может быть моей Россией» [Чередниченко 2014: 235]. После таких откровений недоумение вызывает признание: «Мои тексты - это объяснение в любви к моей стране, моему языку». Но любить и охаивать - действия несовместимые. В антитезе тотально плохой России и себя хорошего свою миссию оценивает высоко: «Я... возвращаю русскому читателю его достоинство» [Михаил Шишкин: 2009: 138].
Роман «Венерин волос» писался в 2002-2004 гг. в Цюрихе и Риме. Основные технологии письма - поток сознания в духе Джойса и постмодернистские интертекстуальность и интердискурсивность с бесконечными чудовищными перемещениями, смешениями лиц, голосов, времён, пространств, событий, реальностей и фэнтези. Эти технологии как нельзя более дают простор манипулированию информацией. В книге выделяются три сюжетных пласта: жизнь рассказчика («толмача»), рассказы беженцев и дневники певицы. Они объединяются «Венериной» темой через классические символы любви: Дафнис и Хлоя, Тристан и Изольда.
Название романа раскрывается в финале книги. Рассказчик любуется историческими памятниками Рима. В потоке сознания возникает образ «травы-муравы»: «Трава мурава. Растёт себе. Пускает корни в каждой расщелине. <...> Всё дело в травке-муравке. <...> У нас - комнатное растение, иначе не выживет, без человеческого тепла, а здесь сорняк. Так вот, это на мёртвом языке, обозначающем живое, - Adiantum capillus veneris. Травка-муравка из рода адиантум. Венерин волос. Бог жизни. Чуть шевелится от ветра. Будто кивает, да-да, так и есть: это мой храм, моя земля, мой ветер, моя жизнь. Трава трав» (472-473). Фрагмент возвращает к воспоминаниям рассказчика о школе. Проводником к теме школьного детства служит школьная учительница (преподавала ботанику и зоологию) Галина Петровна, на языке школьного жаргона «Гальпетра»: строгая, некрасивая,
Экология языка и коммуникативная практика. 2016. № 1. С. 239-258
Симптомы информационно-психологической войны, или ЧЕМ ПАХНЕТ ПОКИНУТАЯ РОДИНА (на материале романа М.П. Шишкина «Венерин волос»)
А.А. Бернацкая
нелюбимая: «Её никто не любил. Ни дети, ни учителя» (168). «Она ... всё время повторяла: "Растения - живые, а называются на мёртвом языке. Вот видите, в южном климате это сорняки, растут где попало, а у нас это комнатные растения. Без человеческой любви и тепла они в нашей зиме не выживут"» (169). Таким образом, «Гальпетра» становится соединяющим звеном темы любви (нелюбви) и темы России, покинутой родины.
В контрасте «для жизни необходима любовь» и «нелюбовь к учительнице», символу школьного детства, глубоко скрыта, но ощутима важная составляющая идейного содержания (немодный ныне термин!) романа, объяснение нелюбви к родине: на этой родине не умеют любить (не растёт тут любвеобильная травка-муравка). Зато много бесчеловечности. Культ любви господствует в дореволюционных воспоминаниях певицы. В послереволюционные годы доминируют бесчинства, кровь, насилие, несправедливость. Атрофия чувств, эмоциональная глухота неоднократно подчёркиваются неадекватной смеховой реакцией участников и свидетелей событий. Подруга афганского солдата описывает «смешную» детальку из своего прошлого официантки в кафе: «Рассказывала, как выковыривала грязь из-под ногтей и добавляла в мороженое - рассказывает и умирает сама от хохота» (65). Казаки старались колёсами с хрустом раздавить головы мёртвых красных. «Павел стал на них ругаться, а они... гоготали» (321). В мирное послевоенное время школьник и школьница сидят на детской площадке, напротив памятника погибшим солдатам, едят вишни и от нечего делать выплёвывают косточки так, чтобы они «выстреливали и летели прямо в солдата... <...>. Она... один раз даже попала ему в глаз. На бельме вдруг появился вишнёвый зрачок, и получилось, что солдат косит одним глазом прямо на нас, мол, как же так, я за вас погиб. А вы в меня косточками! Мы расхохотались и пошли бродить по улицам дальше» (368).
Представляется, что сам автор (писатель Шишкин) знает простую и надёжную формулу любви к отечеству или её красной черты. Устами (вернее, пером, т.к. это якобы дневниковая запись) героини одной сюжетной линии романа, явным прототипом которой послужила талантливая и популярная певица Изабелла Юрьева, автор свидетельствует: «<...> И удивительное чувство - среди своих можно на Россию ругаться, сколько душеньке угодно, а тут, с чужими, которые начинают плохо говорить о моей стране, отчего-то сразу начинаешь её защищать» (406).
Рассказчик - писатель не ностальгирует по оставленной родине, напротив, откровенно, в эмоциональном порыве, отказывается от неё. Но и новоприобретённой родине
Экология языка и коммуникативная практика. 2016. № 1. С. 239-258
Симптомы информационно-психологической войны, или ЧЕМ ПАХНЕТ ПОКИНУТАЯ РОДИНА (на материале романа М.П. Шишкина «Венерин волос»)
А.А. Бернацкая
предпочитает другую страну: «Если бы вы знали, с какой радостью я бросил Швейцарию и полетел в мою душеньку, в мою красавицу Италию. Она моя! Никто в мире её не отнимет у меня! Я родился здесь, Россия и Петербург, снега, подлецы, департамент, кафедра, театр -всё это мне снилось!..» (172). Аттрактором в хаотическом перечислении выступает негативно-оценочное, экспрессивное слово «подлецы». - «Благодарные» слова кафедре, театру (спектакли по его произведениям в постановке П. Фоменко, О. Табакова и М. Брусникиной, Г. Долмазяна, Н. Кобелева добавили автору лавра в победном венке)?..
Дым отечества автору-рассказчику-писателю не сладок и не приятен, весна не радует ни свежей зеленью, ни ароматами обновляющейся природы: «Уже была весна, и во дворе, забитом ржавыми "жигулями" и заляпанными московской грязью иномарками, вылез из-под снега весь собравшийся за зиму мусор. Код в подъезде был сломан, лифт не работал, и пришлось подниматься по лестнице, заваленной обломками кирпича от затянувшегося ремонта, газетами и селёдочными головами. Стоял московский подъездный дух — пахло мочой, кошками и сырой побелкой» (98). И в следующий приезд то же отторжение: «Код был сломан. В подъезде пахло краской после только что оконченного ремонта, и к этому новому запаху уже примешивался старый — кошек, мочи и сырой побелки» (99). Дословный повтор ключевых слов передаёт уверенность автора в том, что на его родине не может быть никаких изменений к лучшему (у России нет будущего?). Вожделенной Италии он прощает и то, что так отталкивает его на его малой родине: «Запахи римской улицы: бензина, кофе из распахнутых дверей бара,.. мочи и мокрой извёстки из подворотни» (171).
В романе, написанном в далёкой, благополучной Швейцарии, слишком явно превалирует негативный модус представления России, так сказать, и анфас, и в профиль. Это, прежде всего, подбор сугубо негативных обстоятельств, действий, представителей современной России. Рассказчик выступает в функции переводчика («толмача»: автор, кажется, жонглирует филологическими, как, впрочем, и энциклопедическими знаниями, в данном случае намекая на происхождение немецкого эквивалента Dolmetscher от тюркского слова). Сфера его профессиональной деятельности - переводчик в миграционной службе Цюриха.
Во время дознания мигрантов из России автор-рассказчик-переводчик не только не сочувствует бывшим соотечественникам, даже не испытывает стыда за них, просто равнодушен, - так глубоко проникла в его мысли и чувства нелюбовь к стране его детства и
Экология языка и коммуникативная практика. 2016. № 1. С. 239-258
Симптомы информационно-психологической войны, или ЧЕМ ПАХНЕТ ПОКИНУТАЯ РОДИНА (на материале романа М.П. Шишкина «Венерин волос»)
А.А. Бернацкая
юности. Девушка-адвокат, желая сказать коллеге-переводчику приятное, сообщает, что её брат женится на словачке: «Ей казалось, что Словакия и Россия - это что-то похожее, близкое». Тот в ответ «сделал вид, что ему это действительно приятно» (351). Ещё раз желая сделать коллеге приятное, она говорит, что «никогда ещё не была в России и очень хотела бы проехать через Сибирь на поезде по Транссибирской магистрали». Переводчик опять из вежливости соглашается, мысленно удивляясь: «Почему-то все швейцарцы хотят проехать через Сибирь на поезде. Толмач, когда жил в России, не хотел. Да и теперь предпочёл бы самолёт» (352). Полное отсутствие каких-либо ностальгических ощущений по отношению к России даже не оценивается им как психическая неадекватность.
В офисе миграционной службы проходит дознание русскоязычных лиц, подавших заявление о предоставлении убежища. Все эти лица исключительно беспринципные, социально ущербные, опустившиеся, физически отталкивающие; в надежде получить право остаться в европейском раю, они лгут, щедро раскрашивают картины чудовищно бесчеловечной российской действительности, от которой они бегут. Душераздирающие факты изнасилований детей, дедовщина в армии, беспредел на зоне, зверства русских и чеченцев, повсеместная коррумпированность и продажность всех государственных органов и ветвей власти, вплоть до ФСБ и судопроизводства, гонение на оппозиционеров... Истории повторяются, тиражируются; дознаватель, немец Фишер, знает все эти истории, скучает и сам раскрашивает их деталями, всегда попадая в точку. И заражение СПИДом в больнице при переливании крови, и переодетые милиционеры, «которые норовят взломать дверь, ворваться в квартиру, перевернуть всё вверх дном, отбить почки, сломать руку или ребро»» (26). И нянечка в детском саду: «когда дети уселись на горшки, открыла окно, чтобы увеличить простуду и уменьшить посещаемость» (37). И зверски убитые родители. А кто-то «и вовсе попросит занести в протокол, что у нас тут хорошо, и не холодно и не жарко, а у них четыре времени года: зима, зима, зима и зима» (24).
Ещё немного и образы соотечественников подвергнутся кафковской инсектизации... Господин Фишер презирает этих грязных, немытых, вонючих, бездарно изощряющихся в изобретении леденящих душу подробностей. Но вместе с тем верит: «Пусть говорящие фиктивны, но говоримое реально. Хорошо, люди ненастоящие, но истории, истории-то настоящие! Просто насиловали в том детдоме не этого губастого, так другого. И рассказ о сгоревшем брате и убитой матери тот парень из Литвы от кого-то слышал. Какая разница, с кем это было?» (25). Дознаватель уверен: цель всех этих безликих, безродных
Экология языка и коммуникативная практика. 2016. № 1. С. 239-258
Симптомы информационно-психологической войны, или ЧЕМ ПАХНЕТ ПОКИНУТАЯ РОДИНА (на материале романа М.П. Шишкина «Венерин волос»)
А.А. Бернацкая
одна: остаться в иноземном раю, а потом «воровать да скупать краденое. <...> Здесь в магазинах воруете, а у себя там в ларьках продаёте - вот вся ваша работа» (24). Господин Фишер демонстрирует, какое воздействие на него оказывает создаваемая писателем художественная картина русского, русскоязычного мира. Со всей определённостью можно утверждать, что разменная валюта за негативный образ России в зарубежном мире принята, работает...
В этих картинах российской повседневности, одна страшнее другой, не люди, а сплошные варвары, озлобленные, не способные к состраданию. Вот «пацаны» планируют крушение поезда, чтобы потом «собирать с людей драгоценности». В ответ на вопрос, не жалко ли им людей, «парни ухмыляются» (58-59). В изображении России, российского народа широко используется приём генерализации, типизирования единичного: из отдельных эпизодов шьётся саван для всей страны. От имени какого-то проходного персонажа, попа, собака которого загрызла собственных щенят, звучит приговор: «Что можно ждать от страны, где матери убивают своих детей?» (70). Из дневника будущей певицы: «Махно - школьный учитель. В России как-то всё странно: почему учителя возглавляют банды и руководят погромами?» (300).
Антимилитаризм писателя направлен и на братское противостояние в период гражданской войны, и на военные операции в Афганистане. Неслучаен многократный повтор негативно-оценочного, экспрессивного глагола «озвереть». Примеры: На афганской войне «все вконец озверели» (264); «Господи, как же озверели люди!» (298); «Озверели все, даже персонал» (312); «Все кругом озверели» (320); «Все озверели и бросались друг на друга чуть ли не с кулаками» (405). Равно бесчеловечными представляются зверства и «красных», и «белых»: «Трудно было провести орудие и не раздавить человека: красные бежали, сдавались в плен, но казаки устроили резню. Ездовые старались наехать колесом на голову, и она лопалась под колесом, как арбуз» (321). Бесчинства «красных», отнюдь не из идеологических соображений, по отношению к инородцам-калмыкам: «На их земли давно положили глаз крестьяне из русских сёл, поэтому и поддержали большевиков и уничтожали калмыков, вырезали целые деревни... Убивали всех, кто не успел убежать. <...> Паша фотографировал сожжённые буддийские храмы-хурулы. Всё загрязнено, измазано нечистотами. Разбитые изображения Будды. Разорванные священные книги. <... > В одном храме вырыли прах какого-то ламы, выбросили кости на дорогу» (298).
Экология языка и коммуникативная практика. 2016. № 1. С. 239-258
Симптомы информационно-психологической войны, или ЧЕМ ПАХНЕТ ПОКИНУТАЯ РОДИНА (на материале романа М.П. Шишкина «Венерин волос»)
А.А. Бернацкая
В процессе опроса незаконных иммигрантов не раз всплывает трагичная история насильственного переселения немцев, чеченцев. Жителей Грозного согнали на главной площади, зачитали приказ «и повезли на железнодорожные пути,.. где ожидали эшелоны с вагонами для перевозки скота» (288). Как достоверный исторический факт подаётся информация о до конца так и не расследованных событиях в Хайбахе: их обстоятельствах, характере и масштабе. В качестве свидетельства достоверности используется имитация докуметальности: двустраничный список якобы заживо сожжённых русскими жителей горного аула. Конкретика - имена и возраст жертв (от новорождённых до 108 летних старцев) - оказывает на читателя сильнейшее эмоциональное воздействие. Описывается эпизод - то ли легенда, то ли быль, когда пленные чеченцы предпочли героическую смерть: бросались в пропасть, увлекая за собой русских солдат-конвоиров.
В этой сюжетной линии реальность окончательно уступает место фэнтези путём причудливого переплетения истории гибели чеченцев (1944) и истории бегства эллинов от персов (V в. до н.э.). Обе истории излагаются от имени Ксенофонта, древнегреческого писателя (ок. 430-355 или 355 до н.э.), автора семитомной «Греческой истории». Чеченские беженцы встретились с отступавшими эллинами. «Жители аула обратились к ним, не могут ли они погреться у костров и получить что-то поесть. Греки поделились с чеченцами тем немногим, что у них было. Ксенофонт, как мог, объяснил этим замёрзшим, уставшим людям, не понимавшим эллинской речи, что он ведёт своих греков к морю. <...> И наутро они вместе отправились дальше в путь» (288-293). Налицо приём героизации одной стороны трагически конфликтной ситуации и дискредитация другой. Первые, чеченцы, оправданы самой историей, приняты в лоно великой греческой цивилизации. Вторая сторона, Россия, лишается даже права ссылки на смягчающие обстоятельства.
Автор педалирует больные темы войны в Афганистане и Чечне. Не сопереживает обманутым, брошенным в пекло неправедной войны, плохо подготовленным вчерашним мальчишкам, физически и нравственно искалеченным. Насмотревшись и наслушавшись о зверствах душманов над российскими пленными, русские солдаты отвечали тем же. Натуралистически живописно описываются зверства афганских душманов, чеченцев, но зверства русских и там, и тут - приоритетно. «И вот мы их клали под колёса или топили, как раз то, чего они боялись. Тут уж начинали визжать, кричать что-то, вырываться. А это только раззадоривало. Руки ему скручивали и сажали на "ласточку" - это когда чалмой свяжешь его сзади так, чтоб он не мог ни рукой, ни ногой пошевелить». По ошибке
Экология языка и коммуникативная практика. 2016. № 1. С. 239-258
Симптомы информационно-психологической войны, или ЧЕМ ПАХНЕТ ПОКИНУТАЯ РОДИНА (на материале романа М.П. Шишкина «Венерин волос»)
А.А. Бернацкая
расстреляли «караван с гружёными ослами. А это жители кишлака везли яблоки на рынок» (55).
То же в Чечне: «А мы до этого насмотрелись на то, что они с нашими ранеными сделали <...>: двое ребят - глаза выколоты, уши отрезаны, все суставы в обратную сторону вывернуты. Мы обозлились, привязали его к БТРу и потаскали по засохшей глине всласть. Потом бросили на пустыре, хотели оставить подыхать на солнце» (264); «Мы поймали гранатомётчика, который стрелял по ребятам нашей роты. Прикрутили его проволокой к гранатомёту, облили бензином и подожгли» (265). Немец-дознаватель добавляет факты гибели чеченских детей: «Как на улице играл ребёнок и вдруг у него голова разлетелась вдребезги - это русский снайпер. Или про бомбёжку в Шали, как девочка трёх лет играла на дороге около своего дома, тут пролетел самолёт, и её не стало - <...> -вместо ребёнка захоронили её зимнюю шубку» (266). Мать русского солдата, пропавшего без вести, ходит по деревням, показывает фотографию сына и спрашивает: "Не видела ли ты, мать, моего ребёнка?" <...> "Видела, - отвечает, - это тот, кто моего сына убил"» (267). А русский солдат, убивший чеченского мальчишку, оправдывается: «Ещё совсем пацан, но знает, что это мы, русские, убили его отца. Он подрастёт и будет мстить. И он нам не простит. <...> Этот пацан... не вырастет и не будет стрелять в моего сына» (266). Один опрашиваемый рассказывает, как их встречали чеченские дети: «Мы им улыбались, пытались рассмешить, строить им рожи - никто из детей не улыбнулся. Ещё выли оголодавшие собаки на цепях у брошенных и сожжённых домов. А в Грозном собаки были, наоборот, толстые, отъелись мертвечиной» (263). Беженка-чеченка «подошла к тому, что осталось после её дома, и молча стояла. <...> Потом на меня посмотрела и так же молча ушла» (264). Известно, что молчание как коммуникативный акт, разновидность значащего нуля, - сильное выразительное средство (Цицерон: «Самый сильный крик содержится в молчании»). Ещё в памяти осталось, что везде в Чечне были «надписи на стенах, на разрушенных домах: русские свиньи» (265).
Это клеймо всплывает в контексте депортации этнических немцев Поволжья: «Во время войны русских немцев везли на барже в ссылку по Каспию, жара, к цистернам с водой очередь, ругань, драка, а одна женщина говорит: перестаньте, вы же не русские!» (420). В швейцарской квартире толмач показывает видеозаписи чеченских операторов с картинами нечеловеческих пыток русских в Чечне: юношей, стариков, беременной женщины (212-213). Никто из гостей не смог досмотреть их до конца. Зверства в Чечне совершались с обеих
Экология языка и коммуникативная практика. 2016. № 1. С. 239-258
Симптомы информационно-психологической войны, или ЧЕМ ПАХНЕТ ПОКИНУТАЯ РОДИНА (на материале романа М.П. Шишкина «Венерин волос»)
А.А. Бернацкая
сторон. Но позицию толмача, как представляется, и писателя Шишкина, коротко и безжалостно формулирует, как выносят приговор, немец Фишер: «Но только это вы там, у себя, герои и жертвы, а здесь вы — захватчики и убийцы. И война не чужая, а ваша» (54).
Peter Fischer (по-русски - Пётр Рыбаков) - фигура знаковая, символическая: аллюзия к библейскому апостолу Петру, изначально простому рыбаку Симону, уверовавшему в идеи Христа и посвящённому им в искусство улавливания в сети души людские; он же -хранитель ключей Царства Божьего. Поэтому приговор «окончательный и обжалованию не подлежит». Казнить. Нельзя помиловать. Суд не мирской, а божий. В языковом плане микротекст оформлен в соответствии с правилами судебного дискурса. Сила его воздействия достигается контрастом подчёркнутой лаконичности и смысловой однозначности на фоне предыдущей многословности, лексической и синтаксической многослойности, многоступенчатости. Итак, обращение к библейским сюжетам на службе информационно-психологической войны в пространстве художественного слова.
Удивительно, что при большом спектре исторических экскурсов и акценте на жестокости, преступлениях против человечества, творимых в мире ХХ века, нет ни единого упоминания о зверствах фашизма. Немцы лишь упоминаются как противники в эпизодах первой мировой войны. Но тут же - дифирамбы: «Воевали-воевали, а как пришли немецкие каски на улицы Ростова - так уже не враги, а чуть ли не освободители! И как все в момент преобразились! <...> Просто стыдно было смотреть, как все немцам обрадовались! Сразу спокойствие и порядок. <...> Как это позорно и унизительно, что порядок и освобождение русским могут дать только немцы! Я до сих пор всё это не могу понять, как так получается: воевали против немцев за порядок и довольствие в своей стране, а смогли получить это, только когда немцы нас победили. <...> Просто поражает, с какой радостью все были готовы принять порядок - немецкий, с германским флагом, веющим над городом, - и не способны ничего сделать сами!» Ответственность за эти дифирамбы автор перекладывает на якобы владелицу дневника. Более того, устами её отца писатель Шишкин озвучивает сакраментальную фразу, которая может служить идентификатором самой ярой враждебности в отношении России тех, кто хотел бы стереть даже саму память о Великом государстве Россия: «Россия никакая не великая, а просто очень большая рабская страна и должна быть немецкой колонией...» (319-320).
В романе М.П. Шишкина, при всей литературно-жанровой специфике, немало общего с сочинениями А.А. Зиновьева и Д.Л. Быкова, начиная с проблемы самоидентификации
Экология языка и коммуникативная практика. 2016. № 1. С. 239-258
Симптомы информационно-психологической войны, или ЧЕМ ПАХНЕТ ПОКИНУТАЯ РОДИНА (на материале романа М.П. Шишкина «Венерин волос»)
А.А. Бернацкая
народа, языковой и этнокультурной. Как и Быков, Шишкин пытается лишить этнос исторической достоверности. Реанимируется, как и у Быкова, околонаучная (мифическая) гипотеза «гиперборейского» происхождения русского этноса. Вопрос всплывает, когда автор-рассказчик в шутливой форме отвечает на вопросы своего якобы не проживающего с ним сына о стране («империи»), в которой тот родился: «Главный вопрос, занимающий имперские умы уже не одно поколение, - кто мы и зачем? Ответ на него, при всей кажущейся очевидности, невнятен. В профиль - гипербореи, анфас - сарматы, одним словом, то ли орочи, то ли тунгусы. <...> Верования примитивны, но не лишены некоторой поэтичности. Иные убеждены, что мир - это огромная лосиха. <...> Этакая рогатая хозяйка вселенной» (14-15). Шутливый тон, эпистолярный жанр неофициального письма якобы сыну не могут оправдать такое залихватски-пренебрежительное обращение с одним из крупнейших и древних этносов.
Самая главная, родовая черта, «основание для сравнения» всех трёх сочинений -насыщенно негативный образ России, с её народом, её внутренними драмами и трагедиями и её внешней политикой. Как и в двух первых объектах анализа, широко используется приём гиперболизации, например, противоречащее фактам утверждение, что в трагические годы департации ряда народов в Сибирь, Казахстан местные жители «ничего не продавали эвакуированным, а молоко, которое оставалось, демонстративно выливали на землю» (420). В арсенале манипулятивных способов используется дискредитация, принижение известных представителей России посредством композиционного приёма физиологизации - показа в сугубо приземлённых бытовых контекстах. Подобно боевому генералу Скобелеву, якобы, согласно Быкову, скандально закончившего жизнь «на бабе», писатель Шишкин смачно, вульгарно-натуралистически рисует уход из жизни певицы, за которой узнаваемо кроется Изабелла Юрьева. По словам её прислуги (или экономки), «не могла покойница последнее время никак посрать - что вы хотите, в сто лет! И тут я ночью слышу как гром. Прибегаю, лампа на тумбочке стояла - валяется на полу разбитая, а Белла Дмитриевна с кровати упала - вся, прости Господи, обосралась» (99). В потоке сознания автора-рассказчика всплывает так «нужная» миру искусства, меломанам, сомнительно объективная информация: «Известный в Москве доктор-гипнотизёр Даль излечил Рахманинова от пьянства, убедив его в том, что водка - это керосин, и из чувства благодарности композитор посвятил ему свой Второй концерт» (422). Далее идёт вброс сомнительной бытовой информации, косвенно затрагивающей А.С. Пушкина: «Среди гостей кто-то
Экология языка и коммуникативная практика. 2016. № 1. С. 239-258
Симптомы информационно-психологической войны, или ЧЕМ ПАХНЕТ ПОКИНУТАЯ РОДИНА (на материале романа М.П. Шишкина «Венерин волос»)
А.А. Бернацкая
привёл двух древних старух, называли их внучками или правнучками Пушкина и почему-то Вальтер Скотта вместе - ели обе очень усердно и жадно»» (425). Не обойдён «важной» информацией и Н.В. Гоголь: завернув в глухой переулок, «принялся петь разгульную малороссийскую песню, наконец пустился просто в пляс и стал вывёртывать зонтиком на воздухе такие штуки, что не далее двух минут ручка зонтика осталась у него в руках, а остальное полетело в сторону» (428). Подобно тому, как А.А. Зиновьев оклеветал бесценный подвиг женщин - участниц ВОВ, Шишкин сделал то же самое с памятью об участии женщин-россиянок в Афганской войне, выдавая отдельные факты за всеобщую правду: «Туда ведь ехали охотно - заграница, и платили чеками. Можно было накопить на квартиру, привезти что-то - одежду, телевизор - ничего же не было. <... > Вот и ехали за чеками на войну - работали в госпиталях, при складах, на прачечном комбинате. Сходились с каким-нибудь полковником. Или с прапорщиком - это приравнивалось, потому что у прапорщика склад... » (65).
И на войне есть обязанности, требующие участия женщин. Но мины и пули не знают гендерных различий. И не все ехали с риском попасть под пули лишь ради сомнительных материальных благ. Об этом говорит Мавлюда Турсунова - «женщина-легенда афганской войны», награждённая орденом Почёта и медалями. Она «служила спецпропагандистом. Кто не знает - это специальная структура по психологическому воздействию на войска противника и население с целью их деморализации и склонения к прекращению сопротивления. В Советской армии этим занималось 7-е управление Главного политического управления СА и ВМФ. В 1992 году, захватив власть, демократы по требованию США наряду со стратегическими вооружениями уничтожили и органы спецпропаганды» [Независимая газета. URL: www.ng.ru/style/2015-02-13/12_afgan.html (дата обращения -13.03.2016)]
Подытоживая анализ и отвечая на задачу, обозначенную в заголовке статьи, суммируем. В романе явно представлены признаки информационно-психологической войны против России. Продукт «военно-невоенных» действий - однозначно негативный, монохромный образ России, особенно послереволюционной, её истории, её народа. Главный инструмент создания этого образа - ничем не ограниченная манипуляция: односторонний отбор информации, гиперболизация, детализация, неясный абрис, усиление путём повтора или, наоборот, замалчивание. Технология потока сознания представляет идеальные возможности комбинирования, соединения несочетаемого, реального и фантастического,
Экология языка и коммуникативная практика. 2016. № 1. С. 239-258
Симптомы информационно-психологической войны, или ЧЕМ ПАХНЕТ ПОКИНУТАЯ РОДИНА (на материале романа М.П. Шишкина «Венерин волос»)
А.А. Бернацкая
принадлежащего разным историческим пластам, эпохам, событиям, персонажам. Использование жанра дневниковых записей, эпистолярного жанра, документалистики, цитирования фрагментов исторической прозы создаёт эффект полифонии, многоголосья -ширму, за которой скрывается всё тот же актор антироссийской подоплёки художественного творения. Продукты манипуляций разбросаны по пространству романа. Их можно и не заметить. Но они подвержены принципу аккумуляции, обладают эффектом, названным в нейролингвистике эффектом 25-го кадра, и могут оказать воздействие на читателя в определенном направлении.
Рафинированный читатель романа - а именно на него рассчитан текст [Чередниченко 2014] - сочтёт предпринятый анализ проявлением элементарного невежества, обвинит в непонимании философии автора, стремящегося показать диалектику жизни и смерти, высокого и низкого, возвышенного и низменного, прекрасного и безобразного, величественного и жалкого, достойного и порочного, идеала и его воплощения. Однако создаваемая частностями общая картина государства, народа, подкреплённая высказываниями самого автора, подтверждает объективность сделанного заключения. Старая истина: целое больше суммы его частей. И не отменён закон перехода количества в качество.
Писатель Шишкин создаёт образ России в серо-чёрной гамме, используя при этом всё выразительное богатство русского языка. Наверное, автора можно назвать виртуозом литературной формы. В дискуссиях о творчестве М.П. Шишкина нередко говорится о переносе центра тяжести текста с сообщения на язык, который, по замечанию самого автора, есть его «тропинка к Богу». На это последнее заявление нельзя не возразить. Язык, ведущий к Богу, принадлежит людям. Ничьих языков не бывает. Отказ от своей родины, народа, его истории и его будущего не приведёт к Богу. Язык, оторванный от его традиционных носителей, мёртв. Когда в потоке сознания просто идёт вереница русских пословиц и поговорок (428-429, 472 и др.) - «великий и могучий» умирает. Вне контекста устойчивые сочетания лишены смысла. Оторванные от носителей и строителей этого языка, которых автор рисует грязными, далёкими от цивилизации, с их, якобы, «глупой» верой, тупостью, безраздельной жестокостью, паремии, фразеологизмы лишаются своей основной функции: быть выразителями национального менталитета, сокровищницей мудрости народа, хранителями его истории, его славных - и бесславных тоже - деяний. Филологам (филолог и писатель М.П. Шишкин не исключение) это хорошо известно уже в изложении В. фон
Экология языка и коммуникативная практика. 2016. № 1. С. 239-258
Симптомы информационно-психологической войны, или ЧЕМ ПАХНЕТ ПОКИНУТАЯ РОДИНА (на материале романа М.П. Шишкина «Венерин волос»)
А.А. Бернацкая
Гумбольдта: «Язык и духовные силы развиваются не отдельно друг от друга и не последовательно один за другим, а составляют нераздельную деятельность интеллектуальных способностей. Народ создаёт свой язык как орудие человеческой деятельности, позволяя ему свободно развернуться из своих глубин... <...> Духовное своеобразие и строение языка народа пребывают в столь тесном слиянии друг с другом, что коль скоро существует одно, то из этого обязательно должно вытекать другое» [Гумбольдт 2001: 67-68]. Русский язык впитал в себя великое и смешное, факты исторических побед и поражений, великих научных открытий, взлёты творческой мысли гениальных учёных, литераторов и художников, вписавших нетленные страницы в мировую науку и во все виды мирового искусства. При всём уважении к «малым» народам, орочский, бесписьменный, и эвенкийский (тунгусский) младописьменный язык (ср. С. 14-15) не могут сравниться по силе выразительности с действительно великим и могучим русским языком, - родным языком писателя Шишкина. И, наверное, не стоит так шутить: в каждой шутке должна быть доля правды. Попытка оторвать русский язык от России, а взгляд на Россию, минуя призму языка, по большому счёту, не может удаться.
Негативный образ России, вылепленный в анализируемом романе, способен порождать упаднические настроения, дезориентацию в мире моральных и эстетических ценностей, растерянность, неуверенность в лучшем будущем, деморализацию и дегуманизацию отечественного читателя и убеждённость внешнего читателя в том, что ведущаяся информационная война против России оправданна. И это позволяет говорить о наличии в романе - не по замыслу, но по результату - черт, признаков, симптомов информационно-психологической войны против России. В целом предпринятый опыт анализа трёх произведений свидетельствует о том, что художественная литература при определённых условиях - один из мощных каналов ведения информационно-психологической войны. И эта сфера культуры оказывается непосредственно связанной с понятием информационной и, следовательно, национальной безопасности государства. Предмет и задача предпринятого исследования ни в коей мере не есть предложение пересмотреть, тем более, оспорить художественные достоинства произведения. Вывод по проведённому анализу - личное мнение лингвиста.
Экология языка и коммуникативная практика. 2016. № 1. С. 239-258
Симптомы информационно-психологической войны, или ЧЕМ ПАХНЕТ ПОКИНУТАЯ РОДИНА (на материале романа М.П. Шишкина «Венерин волос»)
А.А. Бернацкая
Список литературы
Бернацкая А.А. Художественный текст как пространство информационно-психологической войны (на материале романа/повести А.А. Зиновьева «Катастройка») // Экология языка и коммуникативная практика. 2015. №2. С. 197-253. URL: http://ecoling.sfu-kras.ru/wp-content/uploads/2015/12/Bernatskaya-A.A._1.pdf (дата обращения: 13.03.16).
Бухарин С.Н., Цыганов В.В. Методы и технологии информационных войн. М.: Академический Проект, 2007. 382 с.
Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию: Пер. с нем./ Общ. ред. Г.В. Рамишвили; Послесл. А.В. Гулыги и В.А. Звегинцева. М.: ОАО ИГ «Прогресс», 2001. 400 с.
Костин В.И, Костина А.В. Национальная безопасность современной России: экономические и социокультурные аспекты. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2012. 344 с.
Кучерская М. Михаил Шишкин: Я уехал в Швейцарию, а окунулся в Россию. Беседа с русским писателем за границей // Российская газета, 19 мая 2004. №2. С. 8.
Михаил Шишкин // Одиннадцать бесед о современной русской прозе / Интервью Кристины Роткирх. Под ред. Анны Юнгрен и Кристины Роткирх. М.: Новое литературное обозрение, 2009. С. 129-147.
Морев Г. «Язык - это оборона». Михаил Шишкин о новом типе романа, русском языке и любви к Акакию Акакиевичу. Интервью с М.П. Шишкиным // Критическая масса. 2005. №2. URL: http://magazines.russ.ru/km/2005/2/sh3.html (дата обращения: 13.03.2016)
Новиков В.К. Информационное оружие - оружие современных и будущих войн. М.: Горячая линия Телеком, 2011. 264 с.
Оробий С. «Словом воскреснем»: истоки и смысл прозы Михаила Шишкина // Знамя. 2011. № 8. С. 184-191.
Панарин И.Н. Технология информационной войны. М.: «КСП+», 2003. 320 с. Политическая коммуникативистика: теория, методология и практика / под ред. Л.Н. Тимофеевой. М.: РОССПЭН, 2012. 327 с.
Почепцов Г.Г. Пропаганда и контрпропаганда. М.: Центр, 2004. 256 с. Самохвалова В.И. Специфика современной информационной войны // Идеология и процессы социальной модернизации. Сб. статей / Под общей редакцией Т.Б. Любимовой. М.: Academia, 2013. С. 184-219.
Сковородников А.П., Копнина Г.А. Лингвистика информационно-психологической войны: к обоснованию и определению понятия // Политическая лингвистика. 2016. № 55. С. 42-51. URL: http:// journals.uspu.ru/attachments/article/984/21%20Skovorodnikov.pdf (дата обращения: 13.03.16).
Чередниченко С. Михаил Шишкин // Вопросы литературы, 2014. № 2. С. 233-253. Шишкин М.П. Венерин волос: роман. М.: Вагриус, 2006. 480 с.
Шишкин М.П. «Всех ожидает одна ночь. Записки Ларионова». Обсуждение. URL: http://www.ljpoisk.ru/archive/2014/13817834.html (дата обращения: 13.03.2016).
Независимая газета. URL: www.ng.ru/style/2015-02-13/12_afgan.html (дата обращения: 13.03.16).
References
Bernatskaya A.A.Hudozhestvennyj tekst kak prostranstvo informacionno-psihologicheskoj vojny [A literary text as sphere of info-psychological war (based on A. A. Zinovyev's novel "Katastroyka")]. EHkologiya yazyka i kommunikativnaya praktika. 2015. № 2. Pp. 197-223.
256
Экология языка и коммуникативная практика. 2016. № 1. С. 239-258
Симптомы информационно-психологической войны, или ЧЕМ ПАХНЕТ ПОКИНУТАЯ РОДИНА (на материале романа М.П. Шишкина «Венерин волос»)
А.А. Бернацкая
Available at: http://ecoling.sfu-kras.ru/wp-content/uploads/2015/12/Bernatskaya-A.A. 1.pdf (accessed 13.03.16).
Bukharin S. N., Tsyganov V. V. Metody i tekhnologii informatsionnykh voyn [Methods and technologies of informational wars]. M.: Akademicheskiy proekt Publ., 2007. 382 p.
Humboldt V. fon. Izbrannye trudy po jazykoznaniju [Selected linguistics works]: Trans. from germ. Under. red. G.V. Ramishvili; Poslesl. A.V. Gulygii V.A. Zveginceva. M.: OAO IG «Progress» Publ., 2001. 400 p .
Kostin V.I, Kostina A.V. Nacional'naja bezopasnost' sovremennoj Rossii: ekonomicheskie i sociokul'turnye aspekty [National safety of modern Russia: economical and socio-cultural aspects]. M.: Knizhnyj dom «LIBROKOM» Publ., 2012. 344 p.
Kucherskaja M. Mihail Shishkin: Ja uehal v Shvejcariju, a okunulsja v Rossiju. Beseda s russkim pisatelem za granicej [I left for Swizerland, but found out in Russia]. Interview with Russian writer abroad. Rossijskaja gazeta. 19 maja 2004. № 2. P. 8.
Mihail Shishkin. Odinnadcat' besed o sovremennoj russkoj proze [Eleven talks about the modern Russian prose]. The Interview with Kristina Rotkirh [Christina Rotkirkh's interview]. Under red. Anny Jungren i Kristina Rotkirh. M.: Novoe literaturnoe obozrenie Publ., 2009. Pp. 129-147.
Morev G. «Jazyk - eto oborona». Mihail Shishkin o novom tipe romana, russkom jazyke i ljubvi k Akakiju Akakievichu Interv'ju s M.P. Shishkinym [Language is defense. Mikhail Shishkin about new type of a novel, Russian and love to Akaki Akakiyevich. The Interview with M.P. Shishkin]. Kriticheskaja massa. 2005. № 2. Available at: http://magazines. russ.ru/km/2005/2/sh3.html (accessed 13.03.16).
Novikov V.K. Informacionnoe oruzhie - oruzhie sovremennyh i budushhih vojn [Informational weapon - weapon of modern and future wars]. M.: Gorjachaja linija -Telekom Publ., 2011. 264 p.
Orobij S. «Slovom voskresnem»: istoki i smysl prozy Mihaila Shishkina [Roots and meaning of Michail Shishkin's prose]. Znamja. 2011. № 8. Pp. 184-191.
Panarin I.N. Tehnologija informacionnoj vojny [Technology of informational war]. M.: «KSP+» Publ., 2003. 320 p.
Politicheskaja kommunikativistika: teorija, metodologija i praktika [Political communicativity: theory, methodology and practice]. Pod red. L.N. Timofeevoj. M.: ROSSPJeN Publ., 2012. 327 p.
Pochepcov G.G. Propaganda i kontrpropaganda [Propaganda and counterpropaganda]. M.: Centr Publ., 2004. 256 p.
Samohvalova V.I. Specifika sovremennoj informacionnoj vojny [Specification of modern informational war]. Ideologija i process social'noj modernizacii [Ideology and processes of social modernization]. Collection of articles. Pod obshchej redaktsiej T.B. Ljubimovoj. M.: Academia Publ., 2013. Pp. 184-219.
Skovorodnikov A.P., Kopnina G.A. Lingvistika informacionno-psihologicheskoj vojny: k obosnovaniju I opredeleniju ponjatija [Linguistics of info-psychological war: reasoning and definition] Politicheskaja lingvistika. 2016. № 55. Pp. 42-51. Available at: http:// journals.uspu.ru/attachments/article/984/21%20Skovorodnikov.pdf (accessed 13.03.16).
Cherednichenko S. Mihail Shishkin [Michail Shishkin]. Voprosy literatury. 2014. № 2. Pp. 233-253.
Shishkin M.P. Venerin volos [Venus's hair]: roman. M.: Vagrius Publ., 2006. 480 p.
SHishkin M.P. «Vsekh ozhidaet odna noch'. Zapiski Larionova». Obsuzhdenie ["All are expected by one night. Larionov's notes". Discussion].. Available at: http://www.ljpoisk.ru/archive/2014/13817834.html (accessed 13.03.16).
Экология языка и коммуникативная практика. 2016. № 1. С. 239-258
Симптомы информационно-психологической войны, или ЧЕМ ПАХНЕТ ПОКИНУТАЯ РОДИНА (на материале романа М.П. Шишкина «Венерин волос»)
А.А. Бернацкая
Nezavisimaya gazeta [Independent newspaper]. Available at: www.ng.ru/style/2015-02-13/12 afgan.html (accessed 13.03.16).
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:
Бернацкая Ада Александровна, кандидат филологических наук, доцент кафедры русского
языка, литературы и речевой коммуникации
Сибирский федеральный университет
Россия, 660041, Красноярск, пр. Свободный, 79
E-mail: [email protected]
ABOUT THE AUTHOR:
Bernatskaya Ada Alexandrovna, Candidate of Philology, Associate Professor of the Department
of the Russian Language, Literature and Speech Communication
Siberian Federal University
79 Svobodny prospect, Krasnoyarsk 660041 Russia
E-mail: [email protected]
