CC BY
62
Обобщая, можно вполне утверждать, что эстетически проза и поэзия третьей русской эмиграции не была однородной, напротив, литературное творчество писателей русского зарубежья демонстрирует широкое многообразие художественных подходов. Но концептуально и содержательно данная литература, несомненно, консолидируется вокруг идеи противостояния совет-
Библиографический список
скому строю, советской идеологии, советским художественным и морально-этическим штампам. Характерно, что своеобразную связь-отталкивание от советской почвы всегда осознавали и по-особому интерпретировали сами писатели третьей волны, понимая, что именно она составляет главный нерв их жизни и творчества.
1. Анненков Ю.П. Дневник моих встреч. Цикл трагедий: в 2-х т. Нью-Йорк: Международное литературное содружество, 1966; Т. 1.
2. Герра Р. Юрий Анненков - уникальное явление русской культуры XX века. Невский библиофил. Альманах. Санкт-Петербург, 2015; 20: 55 - 89.
3. Довлатов С. Памяти Карла Проффера. Семь дней (Нью-Йорк). 1984: 48; 6 - 7.
4. Зайцев В.А. Творческие поиски русских поэтов «второй волны». Филологические науки. 1997; 4: 3 - 17.
5. Ланин Б.А. Владимир Войнович. Проза русской эмиграции (третья волна). Пособие для преподавателей литературы. Новая школа, 1997: 53 - 72.
6. Лимонов Э.В. Иностранец в смутное время. Это я - Эдичка. Омск, 1992: 99.
7. Титова Л. «Мне казалось, мы будем жить вечно...» (из воспоминаний об Иване Елагине). Киев, 1995: 37 - 38. References
1. Annenkov Yu.P. Dnevnikmoih vstrech. Cikl tragedij: v 2-h t. N'yu-Jork: Mezhdunarodnoe literaturnoe sodruzhestvo, 1966; T. 1.
2. Gerra R. Yurij Annenkov - unikal'noe yavlenie russkoj kul'tury XX veka. Nevskij bibliofil. Al'manah. Sankt-Peterburg, 2015; 20: 55 - 89.
3. Dovlatov S. Pamyati Karla Proffera. Sem' dnej (N'yu-Jork). 1984: 48; 6 - 7.
4. Zajcev V.A. Tvorcheskie poiski russkih po'etov «vtoroj volny». Filologicheskie nauki. 1997; 4: 3 - 17.
5. Lanin B.A. Vladimir Vojnovich. Proza russkoj 'emigracii (tret'ya volna). Posobie dlya prepodavatelej literatury. Novaya shkola, 1997: 53 - 72.
6. Limonov 'E.V. Inostranec vsmutnoe vremya. 'Eto ya - 'Edichka. Omsk, 1992: 99.
7. Titova L. «Mne kazalos', my budem zhit' vechno...» (iz vospominanij ob Ivane Elagine). Kiev, 1995: 37 - 38.
Статья поступила в редакцию 25.07.18
УДК 821.161.1
Khlebus M.A., postgraduate, Department of History of Contemporary Russian Literature and the Modern Literary Process,
M.V. Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russia), E-mail: mhlebus@mail.ru
THE WORD PHENOMENOLOGY IN THE NOVELS "VENERA'S HAIR" (2005) AND "LETTER DIARY" (2010) BY M. SHISH-KIN. Phenomenology of the word in the novels "Venera's Hair" (2005), "Letter Diary" (2010) by M. Shishkin is the main thesis of this article. The researcher examines the prose of the contemporary writer Shishkin in the context of phenomenological aesthetics. According to the ideas of the German philosopher-phenomenologist E. Husserl and his follower the French thinker M. Merleau-Ponty, the work defines that sensory perception has an existential significance for Shishkin's artistic reality, while smells dominate in the novels like a kind of sensory reactivity. However, the key phenomenon of Shishkin's artistic world is phenomenological word. The works of V. von Humboldt and G. Shpet, who placed the language in the sensory field, allow observing words as the main intention of human consciousness in Shishkin's novels whose characters appeal to the emotional nature of the language. Shishkin brings the phenomenon of the language to a conceptual level in his works. According to Shishkin, only a word can overcome death, to communicate with the beloved. Using the power of the phenomenological word, the writer revives the past, recreates the image of memory, its sounds and smells.
Key words: diary, feeling, V. von Humboldt, Husserl, language, perception, phenomenology, sensation, Shpet, word, writing.
М.А. Хлебус, аспирантка каф. истории новейшей русской литературы и современного литературного процесса,
Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, г. Москва, E-mail: mhlebus@mail.ru
ФЕНОМЕНОЛОГИЯ СЛОВА В РОМАНАХ М. ШИШКИНА «ВЕНЕРИН ВОЛОС» (2005), «ПИСЬМОВНИК» (2010)
Феноменология слова в романах М. Шишкина «Венерин волос» (2005), «Письмовник» (2010) - основная тема статьи. Мы исследуем прозу Шишкина в контексте феноменологической эстетики. Опираясь на идеи немецкого феноменолога Э. Гуссерля и его последователя французского мыслителя М. Мерло-Понти, мы обнаруживаем, что чувственное восприятие имеет экзистенциальное значение для художественной реальности писателя. При этом запахи как вид сенсорной реактивности доминируют в прозе Шишкина. Однако ключевым феноменом художественного мира Шишкина является феноменологическое слово. Работы В. фон Гумбольдта и Г. Шпета, поместивших язык в область чувственного, позволяют нам рассматривать слова как основную интенцию человеческого сознания в романах Шишкина, герои которых обращаются к эмоциональной природе языка. В своих текстах Шишкин выводит феномен языка на концептуальный уровень. Мы приходим к выводу, что, по Шишкину, только слово может преодолеть смерть, осуществить вневременную безадресную коммуникацию. Силой феноменологического слова писатель воскрешает прошлое, воссоздаёт образ памяти, её звуки, запахи.
Ключевые слова: восприятие, Гумбольдт, Гуссерль, дневник, ощущение, письмо, слово, феноменология, чувство, Шпет, язык.
Русской литературной традиции известны примеры феноменологических романов. Например, Н.М. Солнцева писала о феноменологии «Лета Господня» (1948) И. Шмелева, в котором мир не описывается, а воссоздаётся с помощью запахов, звуков, вкусов, а «слово явлено через сознание ребёнка» [1, с. 284]. Л.А. Колобаева в статье «От временного к вечному: феноменологический роман в литературе XX века» рассматривает романы И. Бунина «Жизнь Арсеньева» (1952) и Б. Пастернака «Доктор Живаго» (1957) как феноменологические по мировосприятию.
В статье рассматриваются романы М. Шишкина «Венерин волос» (2005) и «Письмовник» (2010) в контексте феноменологической эстетики, как поэтизация непосредственных восприятий. Родоначальник одного из ведущих философских направлений ХХ в. - феноменологии - Э. Гуссерль считал, что познание бытия в целом (и человека, и вещей, и явлений) верно и оптимально только тогда, когда оно осуществляется через непосредственное восприятие: «Естественная бодрствующая жизнь нашего Я -это постоянное актуальное или неактуальное восприятие» [2,
с. 120]. Последователь Гуссерля, французский философ М. Мер-ло-Понти, писал: «Восприятие не есть знание о мире, это даже не акт, не обдуманное занятие позиции, восприятие - это основа, на которой развертываются все наши акты и оно предполагается ими» [3, с. 9].
По Гуссерлю, наше сознание интенционально и воспринимает реальность вне предварительного знания о ней. Кроме восприятия, к интенциональным переживаниям немецкий мыслитель относил воспоминания, а также «вчувствующее схватывание чужого сознания» [2, с. 127]: «феноменология имеет дело с "сознанием", со всеми видами переживаний, с актами и их коррелятами» [2, с. 19], - пишет Гуссерль. Для художественной феноменологии важна поэтика ощущений (тактильных, обонятельных, зрительных, слуховых).
Сенсорные реакции персонажей, по мнению А.В. Леденева, - важнейший атрибут прозы М. Шишкина, где «отношение персонажа к миру проявляется на уровне непосредственных (как бы "первобытных"), искренних, а потому "незакамуфлированных" и "неотфильтрованных" сознанием чувственных всполохов» [4, с. 132]. Согласно Е.Н. Роговой, роману «Письмовник» свойственна «ассоциативная, поэтическая логика, связанная с нюансами переживаний героев, передаваемая с помощью повествовательной формы потока сознания» [5, с. 110].
Сам автор пишет о важности непосредственного восприятия уже в одном из первых романов, во «Взятии Измаила» (2000) есть фрагмент, в котором персонаж по имени Михаил Шишкин вспоминает о том, как в детстве он написал «роман», отправил его в редакцию «Пионерской правды» и получил ответ: «Кто-то собирает марки, кто-то фантики. А ты, дорогой Михаил, попробуй собирать совершенно особую коллекцию. <...> Вот увидишь вокруг себя что-нибудь, что покажется тебе необычным, интересным или просто забавным - возьми и запиши. Может быть, это будет поразивший тебя закат, или дерево, или просто тень. <...> И у тебя будет каждый день пополняться удивительная уникальная коллекция: собрание ощущений, музей всего. Такая коллекция, вот увидишь, поможет тебе понять, как прекрасен мир» [6, с. 394-395]. В этой цитате показательна интенция к «собиранию ощущений», коррелирующая с идеями феноменологов о прямом описании нашего опыта без обращения к объяснениям причин и психологическому анализу.
Два следующих романа Шишкина - яркое подтверждение тому, что коллекционирование сенсорных реакций, эмоциональных переживаний становится актом творчества. Мельчайшие подробности, тактильные ощущения, запахи, конкретные вещи, воплощенные в результате в особый языкомир, составляют основу художественных историй. При этом обонятельные ощущения имеют особое, экзистенциальное значение в художественной реальности Шишкина: «Понимаешь, всё живое, чтобы существовать, должно пахнуть» [7, с. 16], - пишет в одном из своих писем героиня романа «Письмовник». «А запахи - это ведь язык Бога» [8, с. 214], - сказано в «Венерином волосе».
В романе «Венерин волос» три сюжетные линии: 1) рассказы беженцев из России, желающих получить швейцарское гражданство; 2) история толмача, служащего переводчиком в эмиграционном центре; 3) дневник певицы Беллы. Каждая линия по-своему оркестрована запахами. Например, обонятельные реакции составляют экзистенциальную рефлексию в истории давно умершей знаменитой певицы Беллы, дневник которой занимает большую часть романа. Уже детские воспоминания героини сфокусированы на запахах: «мамины духи - „Muguetdemai"» [8, с. 113]; «запах смолки в лампадке и ладана в церкви» [8, с. 116]. Сны Беллы тоже пропитаны запахами: «чувствую запах медвежьих шкур, на которых сижу, и лошадиного пота и газов, всё время испускаемых животными» [8, с. 276]. Во время беременности обоняние героини обостряется: «А я теперь хожу по Парижу и вдыхаю, как сумасшедшая, запах машин. Раньше терпеть не могла, а теперь остановлюсь у таксомоторной колонки и нюхаю, нюхаю. Как чудесно пахнет бензином!» [8, с. 443]. Запахи сопровождают отношения героини с мужчинами - начиная с первой детской влюблённости и заканчивая несостоявшейся семейной жизни Беллы. Например, героиню выводят из себя запахи в доме соперницы: «Она везде, во всем. И все стерильно чистенько, не то, что у меня. И запах. Её запах. Её одежды, её духов, её тела» [8, с. 387]. Так, Белла на протяжении всей жизни воспринимает мир именно посредством обонятельных ощущений.
Гаммой запахов, ассоциирующихся с мотивами нежности и телесной близости, переданы любовные чувства и в последнем романе писателя «Письмовник»: «Ты знаешь, я ведь тогда на
даче приходила к тебе в комнату, пока тебя не было. И всё нюхала. Твоё мыло. Твой одеколон. Кисточку для бритья. Ботинки понюхала изнутри. <...> Нюхала свитер. Рукав рубашки. Воротник» [7, с. 31].
«Письмовник» представляет собой переписку двух влюблённых. Герой уходит на войну, героиня погружается в семейные заботы. Он и она пишут друг другу письма. Он - из Китая 1900 года, где участвует в подавлении Боксёрского восстания; она - из 60-70-х годов прошлого столетия. Письма продолжают приходить и после гибели героя. Романное время как физическая константа мира существенно деформируется, его место замещается феноменом воспоминания, который в свою очередь преобразовывает привычные предметы в образы, что отражается в специфике непосредственного восприятия языка. Сашенька и Володя просто обмениваются воспоминаниям о счастливых моментах первой любви, каждый о своём дачном рае.
Основную ткань произведения составляет рефлексия непосредственных переживаний, поток образов, прочувствованных героями: «как сейчас все это снова вижу и чувствую кожей...» [7, с. 37]; «и я всем телом чувствую» [7, с. 56]; «чувствую знакомый запах в прихожей» [7, с. 74]; «нахлынет такая любовь к тебе, к твоим губам, лодыжкам, ко всей тебе! Ночью в темноте шепчу тебе нежные слова, целую, ласкаю, люблю!» [7, с. 287].
Как уже говорилось выше, сенсорные реакции персонажей -важнейшая составляющая художественной картины мира Шишкина: «Я вообще человек всего, что можно потрогать» [7, с. 15]; «И понюхать» [7, с. 16]; «Чистила апельсин - ладонь прилипла к твоей ладони» [18]; «Ты только что из поликлиники, со свежей пломбой в зубе - запах зубного кабинета изо рта. Разрешил мне потрогать пломбу пальцем» [7, с. 18]; «Помнишь? Ты мял фарш, и я не удержалась, тоже засунула в кастрюлю руки - как чудесно было мять с тобой эту пахучую говяжью мякоть, и фарш вылезал между пальцами!» [7, с. 21]; «Обязательно пощупаю у тебя пульс на шее - как тогда. Мне так нравится, что он бьётся именно здесь. Так люблю эти неуверенные прыжочки под тонкой кожей. Увижу твои обветренные губы, буду целовать их без конца. Они меняют цвет по краям» [7, с. 390]. По мере движения повествования роль тактильно-обонятельных восприятий только усиливается.
По мнению О. Гримовой, «перед нами некая "энциклопедия" архетипов человеческих эмоций - жажда жизни, скорби, первой любви, терпения <...> и одновременно способов их облечения в слова, а значит, приручения, превращение в переносимое» [9]. Таким образом, романам писателя свойственно специфическое художественное обоняние и сенсорная реактивность, при этом витальная сила заложена в слове, которое слышит и даже осязает. Особенность прозы Шишкина - феноменологическая вербализация такой сенсорности, в частности самого слова.
Мы можем говорить об апологии слова в феноменологической проекции. Для феноменологии языка актуальны выводы немецкого философа, языковеда первой половины XIX в. В. фон Гумбольдта, который поместил язык в один ряд с ощущениями, мыслями, желаниями. Согласно Гумбольдту, «развитие в человеке его человеческой природы связано с языком», то есть «человек думает, чувствует и живёт только в языке» [10, с. 378]. Слово, по Гумбольдту, - не просто обозначает образ или картинку, которые возникают в сознании говорящего при произнесении, но являет целый комплекс ощущений и представлений, возникающих в отношении того или иного понятия. Изучая взаимодействие языка и мышления задолго до формирования психологии как науки, Гумбольдт отказывался рассматривать язык с рационалистических позиций и подчёркивал его эмоциональную природу.
Идеи немецкого языковеда-философа в начале XX века развил русский мыслитель, феноменолог Г. Шпет. Он написал книгу «Внутренняя форма слова: этюды и вариации на темы Гумбольдта» (1927), в которой обращается к идее Гумбольдта об эмоциональной природе языка и пишет, что «силы, порождающие язык» [11, с. 21], не могут быть измерены рассудком, но «эти силы - фантазия и чувство» [11, с. 22]. Согласно Шпету, уже в самом первом своём элементе (в звуке) язык основывается на духовной природе человека.
Кроме того, Шпет подчёркивает идею Гумбольдта о том, что: 1) слово не содержит законченного понятия; 2) слово побуждает к рождению понятия; оно инициирует рождение понятия, подталкивает к рождению понятия. «Люди понимают друг друга не потому, что они действительно проникаются знаками, и не потому, что они взаимно предопределены порождать одно и то же понятие, а потому, что они касаются одного звена в цепи чувственных представлений и внутреннего порождения понятия.»
[11, с. 26]. Шпет, опираясь на мысль Гумбольдта, пишет о языке как «об органе внутреннего бытия» и развивает это положение вслед за старшим коллегой: «не только орган, а само внутреннее бытие, как оно постепенно достигает внутреннего познания и как оно обнаруживает себя» [11, с. 34].
Произведения Шишкина изобилуют примерами того, как язык обнаруживает себя в сознании ребёнка. Почти все герои романа вспоминают о детстве, рассказывают о своих детских открытиях и страхах. Однако не только мир в романе явлен сознанию ребёнка, но и слова. Из письма Сашеньки: «Оказалось, что у меня был старший брат. В три года он заболел, его отвезли в больницу. О нем говорили страшное слово - залечили» [7, с. 28]. Любимая Сашина сказка про царство попа Ивана: «и я каждый раз слушала такие удивительные нездешние слова затаив дыхание» [7, с. 60]. Сашины впечатления от родительских ссор: «Они скандалили, будто не знали, что злые слова нельзя взять назад и забыть» [7, с. 69].
В романе «Венерин волос» певица Белла также вспоминает о детстве: «Мама объясняет нам, что Ляля - еврейка. Слово страшное, а девочка никакая не страшная...» [8, с. 124], «все с ужасом произносят слово "Теремник"» [8, с. 127], а уже во взрослой жизни слово «любовница» героиня воспринимает как гадкое. В одном из писем толмача сыну Новохудоназавру читаем: «так и сказал - прошмыгнуло, какое неприятное слово» [8, с. 316],
Герой романа «Письмовник» - Володя - в детстве увлекался ботаникой и орнитологией. В одном из своих писем он вспоминает: «Но больше, чем рвать растения по оврагам и засушивать их в томах Брокгауза, мне нравилось потом подписывать аккуратным почерком: «"Одуванчик, Taraxacum" или "Подорожник, Plan-tago". Казалось удивительным, что обыкновенный подорожник может быть таким важным и красивым словом - "плантаго". Похоже, слова меня завораживали больше, чем сами высушенные скучные листочки» [7, с. 243].
Кроме того, в «Письмовнике» персонажи, воспринимая окружающий их мир посредством ощущений и образов, создают неологизмы, принцип образования которых можно определить как предмет-образ-ощущение-слово. Так, Сашенька, глядя в лунку, в которой отражается луна, под впечатлением от ощущения созерцания придумывает: «луностояние» [7, с. 321]. Сашино восприятие себя самой: «Я была уродка из семейства плеченогих, крыложаберных и мшанок» [7, с. 35]. Сашенькин отец, глядя на её тело в прыщиках от ветрянки, говорит: «вызвездило» [7, с. 63]. Следовательно, правы феноменологи: дело не в том, восприни-
Библиографический список
маем ли мы действительный мир, а в том, что мир и есть то, что мы воспринимаем.
Таким образом, категория памяти, по законам которой ведётся повествование в дневниках и письмах шишкинских романов, преобразовывает привычные предметы в образы, что отражается в специфике непосредственного восприятия языка.
Отметим, что подобное восприятие слова свойственно и другим современным авторам. Так, для героя З. Прилепина в романе «Обитель» (2014) - Артема Горяинова - слово «пахло обидой, тупым удивлением, кислым желудочным соком» [12, с. 537], походило на «расстроенную музыку» [12, с. 389], а слово «шарлатанка» - «как леденец во рту, по зубам катается» [12, с. 417]. В романе Е. Водолазкина «Авиатор» (2016) герой вспоминает о поездке в Крым: «Я произношу про себя слово "Алушта" и открываю совершенно новые его качества. Какое мокрое и блестящее слово - просто арбуз на солнце» [13, с. 137]. В романе М. Степановой «Женщины Лазаря» (2015) фамилия Питоврано-ва одной из героинь «дивная, ласковая, семинарская, была совершенно Божьей» [14, с. 45].
Таким образом, язык, по сути, является комплексом чувственных отражений, способом семантической обработки человеком окружающей действительности.
В исследуемых нами романах Шишкин в каждой бытовой картине показывает витальную силу слова, в едином потоке которой сливаются яркая чувственность, звуки бытия, желание преодолеть время в воспоминаниях, освободиться в слове от бремени смерти. Писатель сознательно пренебрегает линейными принципами построения сюжета, отдавая предпочтение эффектам «"чувственного", феноменологически заострённого присутствия субъекта речи "здесь и сейчас"» [4, с. 132].
У Шишкина в слове воплощены любовные переживания и эротические состояния героев, слово приобретает экзистенциальное значение, становится аналогом жизни. Таким образом, интенция человеческого сознания адресована слову, оно -ключевой феномен художественной картины мира романа. По мнению Евгений Борисовича, одного из героев романа «Взятие Измаила», всё вокруг - «лишь форма существования слов», «язык является одновременно творцом и телом всего сущего» [6, с. 206]. Мы можем заключить, что в романах «Венерин волос» и «Письмовник» все бытовое и частное, включая запахи и звуки, воскрешается и сохраняется в слове, которое воспринимается героями произведения физиологически, отождествляется с чувственным актом, что позволяет нам говорить о феноменологии слова в произведениях Шишкина.
1. Солнцева Н.М. Иван Шмелев. Жизнь и творчество. Жизнеописание. Москва: Эллис Лак, 2007.
2. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Книга первая. Перевод с немецкого А.В. Михайлова. Москва: Академический Проект, 2009.
3. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. Санкт-Петербург: Ювента, Наука, 1999.
4. Леденев А.В. Сенсорная реактивность как свойство поэтики Михаила Шишкина. Знаковые имена современной русской литературы: Михаил Шишкин. Под ред. А. Скотницкой, Я. Свежего. Краков, 2017.
5. Рогова Е.Н. Некоторые аспекты художественной целостности романа М. Шишкина «Письмовник». Вестник Томского государственного университета. Филология. 2014; 5 (31) Available at: https://cyberleninka.ru/article/n/nekotorye-aspekty-hudozhestvennoy-tselostnosti-romana-m-shishkina-pismovnik
6. Шишкин М.П. Взятие Измаила. Санкт-Петербург: ИНАПРЕСС, 2000.
7. Шишкин М.П. Письмовник. Москва: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2016.
8. Шишкин М.П. Венерин волос. Москва: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2016.
9. Гримова О. Роман М. Шишкина «Письмовник»: стратегии нелинейности. Available at: http://gigabaza.ru/doc/25331.html
10. Гумбольдт В. Язык и философия культуры. Москва: Прогресс, 1985.
11. Шпет Г.Г. Внутренняя форма слова: Этюды и вариации на темы Гумбольта. Москва, 2006.
12. Прилепин З. Обитель. Москва: АСТ, 2014.
13. Водалазкин Е.Г. Авиатор. Москва: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2016.
14. Степанова М.Л. Женщины Лазаря. Москва: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2016.
References
1. Solnceva N.M. Ivan Shmelev. Zhizn'i tvorchestvo. Zhizneopisanie. Moskva: 'Ellis Lak, 2007.
2. Gusserl' 'E. Idei k chistoj fenomenologii i fenomenologicheskoj filosofii. Kniga pervaya. Perevod s nemeckogo A.V. Mihajlova. Moskva: Akademicheskij Proekt, 2009.
3. Merlo-Ponti M. Fenomenologiya vospriyatiya. Sankt-Peterburg: Yuventa, Nauka, 1999.
4. Ledenev A.V. Sensornaya reaktivnost' kak svojstvo po'etiki Mihaila Shishkina. Znakovye imena sovremennoT russkoT literatury: Mihail Shishkin. Pod red. A. Skotnickoi, Ya. Svezhego. Krakov, 2017.
5. Rogova E.N. Nekotorye aspekty hudozhestvennoj celostnosti romana M. Shishkina «Pis'movnik». Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filologiya. 2014; 5 (31) Available at: https://cyberleninka.ru/article/n/nekotorye-aspekty-hudozhestvennoy-tselostnosti-romana-m-shishkina-pismovnik
6. Shishkin M.P. Vzyatie Izmaila. Sankt-Peterburg: INAPRESS, 2000.
7. Shishkin M.P. Pis'movnik. Moskva: AST: Redakciya Eleny Shubinoj, 2016.
8. Shishkin M.P. Venerin volos. Moskva: AST: Redakciya Eleny Shubinoj, 2016.
9. Grimova O. Roman M. Shishkina «Pis'movnik»: strategii nelinejnosti. Available at: http://gigabaza.ru/doc/25331.html
10. Gumbol'dt V. Yazyk i filosofiya kul'tury. Moskva: Progress, 1985.
