CC BY
30
УДК 161.13, 82-1/-9
А. В. Курбанов, Л. В. Спиридонова *
ШКОЛЬНЫЕ УЧЕБНИКИ, СОСТАВЛЕННЫЕ ФЕОДОРОМ ПРОДРОМОМ, И КРЕАТИВНЫЕ ПОДХОДЫ К ОБУЧЕНИЮ В ВИЗАНТИИ XII ВЕКА **
В данной статье рассматриваются забытые византийские учебники, составленные Феодором Продромом, и подчуркивается, что в них отразились многие новые тенденции школьного образования Византии XII в., в период серьезных изменений в византийском обществе.
Ключевые слова: Феодор Продром, схедография, византийские учебники, византийская система образования.
A. Kurbanov, L. Spyridonova THE TEXTBOOKS BY THEODORE PRODROMOS AND SOME CREATIVE APPROACHES TO LEARNING IN THE BYZANTINE SCHOOL SYSTEM OF THE12TH
CENTURY
The aim of this paper is to present the forgotten Byzantine textbooks by Theodore Prodromos that offers a key in understanding some peculiar aspects of school education in the 12th century, a period of intense change and development of Byzantine society.
Keywords: Theodore Prodromos, schedography, Byzantine textbooks, Education system in Byzantium.
Обучение византийца начиналось примерно с 6-8 лет с освоения чтения и письма на текстах Псалтири под руководством частного учителя или родителей [28, p. 99-100]. Для девочек образование, как правило, на этом и заканчивалось,
Курбанов Андрей Викторович, кандидат исторических наук; andrey.kurbanov@gmail.
com
Спиридонова Лидия Валентиновна, кандидат исторических наук; lydia.spyridonova@ gmail.com
** Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18-011-00207.
за исключением некоторых случаев, когда родители приглашали для них преподавателей на дом [22, р. 124-125]; мальчиков же в возрасте примерно 12 лет отводили в школу к грамматику или магистру, где они пребывали до 16 лет [31, р. 85], на этой стадии их учили византийской грамматической и риторической теории на основе древнегреческих литературных текстов, прежде всего, «Илиады», которую требовалось учить наизусть, «Одиссеи», трех трагедий Эсхила, трех Еврипида и трех Софокла, трех комедий Аристофана, фрагментов из «Киропедии» Ксенофонта, из речей Демосфена и Исократа, из диалогов Платона, Лукиана, поэтических сочинений Гесиода, Пиндара, Феокрита, а также уже собственно византийской поэтической классики: Псалтири и сочинений Григория Богослова [31, р. 89; 32, р. 9]; все эти классические для византийской культуры произведения становились всё менее и менее понятными и требовали как грамматического, так и лексического комментария со стороны педагога [с£ 17]. Главным византийским учебным пособием по грамматике являлись т. н. «Правила [или Каноны] Феодосия Александрийского», которые содержали основные правила склонения и спряжения аттического диалекта, а также трактата «Искусство грамматики» Дионисия Фракийского, определявшего такие понятия, как грамматика, части речи, слог и др. Школьников обучали также литературной композиции и стилям речи на материале прогимнасм, учебным пособием по риторике при этом служил корпус Гермогена [с£ 25, р. 203-207; 20, р. 170-171]. В самом конце пребывания в школе грамматика ученикам давали уроки логики и диалектики на основе, главным образом, сочинений Аристотеля и комментариев Порфирия [12, р. 3]. В дальнейшем студенты могли также пройти курс семи свободных искусств, составлявший в Византии, в отличие от латинской традиции, третью высшую ступень образования, к которой приступала только малая часть выпускников школы грамматика [34, р. 285, 287].
Начальное образование можно было получить по всей империи, тогда как высшее только в Константинополе и, возможно, еще в некоторых крупных городах, таких как Фессалоники, где, например, преподавал Евстафий Фесса-лоникийский, к которому присылали детей даже из Константинополя [16, р. 66.26-27]. Возникновение образовательных центров вне столицы, по всей видимости, следует признать феноменом конца Х1-Х11 вв. [с£ 24, р. 121]. Обучение грамматике и риторике, как правило, проводилось в школах при монастырях и церквях; самой важной была Патриаршая школа в Константинополе. Р. Браунинг выделяет несколько «филиалов» этого престижного учебного заведения, чью локализацию можно установить более-менее точно: при храме св. Софии, храме св. Петра, Сорока мучеников, св. Феодора в Сфоракиях, церкви Панагии Богородицы Диакониссы, св. Богородицы в Халкопратии [10]. В источниках XII в. упоминаются еще три школы: при храме Христа Спасителя на Халке, при храме свв. Апостолов и при орфанотрофионе св. Павла, где могли бесплатно получить образование сироты, иноземцы и дети из бедных семей [10, р. 173-178]. Дидаскалы Патриаршей школы были весьма уважаемыми людьми в Константинополе, а их роль в формировании общественного мнения в богословских и философских вопросах была первостепенной, весьма примечательно и то, что следующей ступенью в их карьере нередко был епископский трон [10, р. 168]. По всей видимости, закончить такую школу также было весьма пре-
стижно, так, на основании многих свидетельств авторов XII в. известно, что выпускные экзамены ученики сдавали в императорском дворце в присутствии самого императора [15, p. 250; cf. 14, p. 54, n. 23].
Помимо этого в столице было множество частных учителей, дававших уроки грамматики, риторики и философии у себя дома, как, например, это делал Иоанн Цец, который никогда не занимал официальных преподавательских должностей [45, p. 75, 80, 82]. Николай Катафлорон, магистр риторов и учитель Евстафия Фессалоникийского, сообщает нам о тысячах подобных учителей риторики, внезапно расплодившихся в столице, которых он сравнивает поэтому с кроликами [48], об этом сообщают нам и другие авторы [29, p. 336; 6, p. 226]. Все частные учителя зависели от родителей и вдобавок находились в конкуренции с другими участниками рынка образовательных услуг, что делало их существование весьма непростым в виду постоянной финансовой нестабильности, ведь ученики могли не прийти или не заплатить [29, p. 325-329; 9, p. 101-108]. Отсюда в сочинениях писателей этой эпохи, которые вместе с литературной деятельностью вели и педагогическую практику, мы встречаем горестные сетования на тяжелую материальную долю (например, у Иоанна Цеца [45,: p. 75, 80, 82] или у Птохопродрома [4, p. 6-10; 7]). Подобные стенания можно объяснить отсылкой к византийскому литературным топосу «бедного учителя» — безусловно, авторы, создавая необходимый художественный образ, преувеличивали степень своего несчастья, но, по всей видимости, за всей их риторикой «бедности» скрывалась реальная жизненная ситуация столичных интеллектуалов, вынужденных жить за счет частных занятий со студентами и периодических литературных заказов [29, p. 340-342]. Профессия литератора и учителя, как мы можем заметить, более не гарантировала богатства и почета, но требовала быть всегда конкурентоспособным, чтобы иметь много платежеспособных учеников и, соответственно, постоянный заработок.
Одним из самых талантливых, образованных и плодовитых интеллектуалов этого времени был Феодор Продром. Несмотря на высокое положение и приближенность ко двору, он также любил пожаловаться на отсутствие денег. В поэме, обращенной к Анне Дукине, он жалуется на жизнь и пишет о своем глубоком разочаровании, поскольку годы обучения, по его мнению, прошли впустую и не сделали его богатым [18, XXXVIII, vv. 63-65, p. 379], напротив, полученное образование принесло с собой бедность и забрало все силы [18, LXXVII, v. 20, p. 545]. Марина Баззани пишет в этой связи о Феодоре Продроме следующее:
.. .he gives the impression that he considers his rhetorical ability and his great culture as a mere commodity and a craft that can be used to make a living, and to attain money and favours when there is a need to do so. This rather materialistic conception of culture as an object to be exchanged for something else appears to be a characteristic feature of writers during the twelfth century and a sign of the crisis that struck intellectuals at that time <.> all share this attitude towards knowledge, and voice their dissatisfaction because their expectations have not been met [6, p. 226].
Однако нам представляется, что всё же не стоит обвинять Продрома в некотором материалистическом отношеним к культуре. Ситуация, в которой он
периодически оказывался, хорошо знакома нам по жизни русских писателей XIX в., когда стало возможным жить исключительно за счет литературной и преподавательской деятельности. Если почитать письма А. С. Пушкина жене, то у нас тоже может сложиться превратное впечатление об его материалистическом понимании литературного творчества. Безусловно, шаткое положение при дворе, постоянная зависимость от заказчиков и благотворителей делали жизнь как Феодора Продрома, так и А. С. Пушкина, нестабильной и полной дум о материальном обеспечении. Но в новых условиях было и свое преимущество, ведь у интеллектуалов XII в. была возможность достичь всего исключительно своим талантом и трудолюбием, что подтверждает и сам Продром в сочинении «О тех, кто злословит Провидение из-за бедности», говоря, что своим пером он смог всего достичь, несмотря даже на то, что сама судьба не всегда ему благоприятствовала (PG 133: cols. 1297-1298).
У нас нет прямых указаний на то, что Феодор Продром когда-либо занимал официальный пост учителя грамматики. Никита Евгениан, ученик Феодора Продрома [18, p. 27, 33; 27, p. 290-309] (что, впрочем, пытался опровергнуть А. П. Каждан [23, p. 101-102], но его точка зрения не получила признания [cf. 47, p. 86]), составил эпитафию Феодору Продрому [35], в которой образно описал положение Продрома как учителя грамматики (YXœttav ааофои; aoçiÇouaav) [35, 452.7-8]. С. Д. Пападимитриу, анализируя письма Феодора Продрома Михаилу Италику [11, p. 279-297], посчитал, что Продром в 1144-1145 гг. занимал должность ипата философов в орфанотрофионе св. Павла в Константинополе [2, 204-205], но В. Хэранднер опроверг данную гипотезу, указав, что в это время Продром тяжело болел и, следовательно, не мог там преподавать, впрочем, возможно, он просто жил при этом учреждении [18, p. 28]. Наконец, И. Нессерис увидел в речи Продрома в честь патриарха Иоанна IX Агапита намеки на замещение им официальной должности преподавателя [49, T. А', а. 88].
В любом случае, Продром занимался, по всей видимости, частной преподавательской деятельностью и даже писал учебники. Так, рукописная традиция приписывает ему составление учебной литературы, предназначенной для обучающихся грамматике и литературной композиции. Почти все они либо не изданы, либо изданы очень плохо.
«Грамматический трактат» Феодора Продрома был опубликован в первой половине XIX в. под именем Феодосия Александрийского [44], тем не менее, на основании анализа рукописного материала и исследования самого текста такие исследователи, как А. И. Пападопуло-Керамевс, И. Спатаракис и Н. Заг-клас, пришли к единодушному выводу, что аттрибуция его Феодору Продрому весьма надежна [47]. Интересно, что почти во всех списках текст грамматики носит посвящение севастократиссе Ирине, супруге Андроника Комнина, образовавшей вокруг себя кружок интеллектуалов, в который входили Феодор Продром, Иоанн Цец, Евстафий Фессалоникийский, Михаил Хониат, Константин Манасси и другие литераторы того времени. Текст, исследованный Нико-лаосом Загкласом, помимо посвящения Ирине, включает также и множество обращений, очевидно, к ней самой (ф1\оА.о"уштшт| цо1 paaiXiôwv, ф1\оА.о"уштатг| ка! paai\iKWTàTr| yuxfy àpiaTr| ^oi paaiAiôwv; це^аХеппРоХштатп ^oi paaiMôwv; афаа|ла ^oi KsçaX^) [47, p. 84]. Как известно, для Ирины греческий был нерод-
ным языком, и по всей видимости, грамматика Продрома, перекладывавшая известную грамматику Феодосия Александрийского, служила ей в качестве «учебника для начинающих» по изучению древнегреческого языка. Подобные classics for dummies для членов императорской семьи писались и другими интеллектуалами этого времени, например Иоанном Цецом [21, p. 301].
Феодор Продром также хорошо проявил себя и в таком жанре учебной литературы XII в., как схедография. Это был совершенно новый метод обучения, введенный в систему школьного образования где-то в XI-XII вв., но причина и обстоятельства, при которых это произошло, остаются загадочными [3; 31]. Схеды представляли собой особые школьные упражнения по орфографии и грамматике в виде шарад, которые нужно было разгадать; текст был записан с неправильным делением на слова, с неправильной орфографией и пунктуацией, что превращало его в полную бессмыслицу. Между тем, все эти ошибки имели фонетический характер, и поэтому при прочтении вслух графическая абракадабра обретала смысл. Ученик должен был исправить орфографические ошибки, восстановить правильное словоделение, иногда от него требовалось также заменить некоторые слова на синонимичные [cf. 2, с. 413-43б]. В качестве примера приведем фразу из текста схеды Феодора Продрома, сохранившегося в двух рукописях (Monac. 201, f. 93r; Vat. Ottob. gr. 32, f. 29v): ral av6paç треТ; кaтaб^кouaav x^vr|c Aunwv e^aipoú^svov T^v лрoaбoкíav toù 0aváTou raT'exiv ouaTsyovTac. Вот как как эта фраза могла быть прочитана: ral av6pa; треТ; кaтaбÍкouc àyxôvr|c À.unà>v e^aipoú^svov T^v лрoaбoкÍav toù 9aváTou raTsxeiv où aTeyovTa;. Вознаграждением за проделанную учеником работу служил получавшийся в результате разгадывания весьма веселый и развлекательный текст, и к тому же превосходно написанный с риторической точки зрения. Таким образом, схеды, во-первых, тренировали в игровой форме у учеников навыки правописания, а во-вторых, позволяли им также овладеть некоторыми риторическими схемами.
К сожалению, с текстом большинства схед, в том числе и Феодора Продрома, можно ознакомиться только при работе с рукописным материалом. Собственно схеды Феодора Продрома, насколько нам известно, сохранились в 10 кодексах (Monac. 201; Vat. Ottob. gr. 32; Plut. 05.10; Plut. 71 32; Vat. Pal. gr. 92; Paris. gr. 255б; Laur. Conv. Soppr. 2; Neapol. Branc. IV A 5; Marc. gr. XI. 031 [coll. 1354]; Laur. 55, 7). Вполне возможно, что позднее будут найдены и другие рукописные свидетельства, как совсем недавно И. X. Нессерисом были обнаружены в Неаполитанском кодексе (Branc. IV A 5) две неизвестные схеды Продрома [49, T. А', a. 405-407]. Однако издание схед осложнено большим количеством ошибок переписчиков и нашим непониманием некоторых демотических выражений, очевидно, бытовавших в то время. На сегодняшний день из 24 известных схед Продрома издана ровно половина: две С. Д. Пападимитриу [2, с. 413-43б], две И. Вассисом [4б] и две его учеником Г. Санчесом [41], четыре И. Д. Полемисом [50] и две дипломатически И. X. Нессерисом [49, T. А', a. 405-407]. И. Вассис и И. Полемис вместе сейчас работают над изданием всех схед кодекса Vat. Pal. gr. 92, где содержится семь схед Феодора Продрома. Таким образом, схедо-графическое творчество Феодора Продрома практически не изучено, но уже сейчас, анализируя изданный материал, можно утверждать, что схедография
Продрома, помимо дидактической составляющей, явно обладала и высокой литературной ценностью (в настоящее время литературоведческим аспектом схедографии Продрома начинает заниматься Панайотис Агапитос [3]).
Следует упомянуть и ряд сочинений, которые приписываются рукописной традицией Феодору Продрому, но помещены в разряд Spuria В. Хэранд-нером [18, S. 61-62, № 183-187]. Речь идет об орфографическом каноне (Пер! àvtiatoixœv) на 2 глас, чье издание мы готовим (он был процитирован Е. Миллером по присланной ему Пападопуло-Керамевсом расшифровке Смирнской рукописи, не сохранившей весь текст канона [36, p. 131-134]), и о поэме о правильной постановке знаков придыхания (Пер! nveu^dtœv), чье editioprinceps мы также готовим к публикации, и о другой поэме о придыхании (Пер! tà>v епта 9wvr|évtwv, пой ôaaùvovtai ка! пой yi\oüvrai), также изданной Е. Миллером по Смирнской рукописи [36]. Неизданными остаются и три сочинения для школы, также приписываемые Феодору Продрому, но гораздо менее популярные, поскольку сохранились в меньшем количестве рукописей: «Об этимологии», «О диалектах и метрах», «О ямбическом метре» [18, S. 62, № 188-190]
Как мы можем заметить, все вышеперечисленные произведения вносили элемент игры в уроки скучной грамматики. Помимо сочинений, приписываемых Феодору Продрому, мы находим нечто подобное и у других авторов XII в. Например, нам известны два орфографических канона Никиты Гераклейского (или Никиты ó той Zeppà>v), бывшего большую часть жизни преподавателем, сначала в школе при церкви св. Богородицы в Халкопратии, затем в Патриаршей школе при св. Софии [5]; к сожалению, на сегодняшний день изданы только первая и третья песни первого канона в статье Л. Коэна, посвященной стихам Никиты Гераклейского о правильном написании географических названий [13, p. 661-664]. В связи с тем, что эти каноны очень часто переписывались и до нас дошло огромное количество рукописей, сохранивших их текст [42], подготовка их издания весьма осложнена. Следует заметить, что в Западной Европе в рассматриваемое нами время также появляется учебная литература в стихах для лучшего запоминания, так, на рубеже XII-XIII в. французский поэт и учитель Александр из Вильдьё изложил в 2660 гекзаметрах латинскую грамматику, названную им «Doctrinale Puerorum» [39]; к этому можно добавить и другие примеры из латинской литературы [19; 8, p. 52, 290-292].
Помимо пособий по грамматике, сохранились и произведения Феодора Продрома, посвященные теме образования, в которых он, преимущественно, высмеивает псевдомудрецов: псевдо-учителя грамматики в сочинении «Невежда, или Считающий себя грамматиком» (Ацаб^ ^ пара еаитф -ураццатгаО [37, p. 242-252; 40, p. 298-309; 33, p. 29-49], псевдо-учителя логики в «Ксене-деме, или Гласах» (Sevéô^oç ^ ф^а!) [43; 1], псевдо-философа, считающего себя знатоком Платона, в «Филоплатоне, или Кожевеннике» ^i\onMTwv ^ aKUToôétyr|Ç) [32, p. 4-12; 40, p. 326-336; 33, 69-83], о псевдо-философе речь идет и в короткой поэме «Против бородатого лжемудреца» [26]. Безусловно, все эти произведения развивают лукиановский топос псевдо-философа, причем делают это весьма творчески. Во всех этих произведениях Продром критикует грамматиков и философов, подходящих к процессу обучения и изучения чего-либо слишком скучно и прямолинейно. Во всех этих произведениях Продром
также показывает свой интерес к платоновской философии, которая не была в почете в византийской школе предшествовавшего времени, и к сократовской майевтике как основной методике преподавания. К этому также можно добавить, что все эти произведения выполнены так, как если бы они представляли собой веселые прогимнасматы. Если они действительно использовались в качестве веселых и наглядных упражнений, то присутствие огромного числа текстовых и идейных заимствований из классических авторов, и в особенности цитат, немного измененных с явно шутливой целью, может указывать на то, что их узнавание учениками в тексте было частью продромовского метода преподавания. Таким образом, многие короткие сатирические произведения Феодора Продрома в реальности, как нам представляется, служили в качестве своеобразных учебных пособий по литературной композиции. В этой связи становится понятным, почему хорошо известная продромовская «Схеда о мыши» [51] называется схедой, при этом не представляя собой упражнения по орфографии. По всей видимости, она также являлась учебной прогимнасмой, как это недавно попытался доказать Пшемыслав Марциняк [30].
Подводя итоги всему вышесказанному, можно заключить, что творчество Феодора Продрома отражает многие тенденции XII в. в школьном преподавании, например такие, как развлекательность и доступность изложения учебного материала, творческий подход к составлению учебников, зачастую превращавший их в самостоятельные литературные произведения, а также большее, по сравнению с предшествовавшим временем, обращение к диалогам Платона.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гончарко О. Ю., Черноглазов Д. А. «Ксенедем» Феодора Продрома: возрождение платоновского диалога в Византии XII века // Вестник РХГА. — 2015. — Т. 16, вып. 4. — С. 29-36.
2. Пападимитриу С. Д. Феодор Продром: Историко-литературное исследование. — Одесса, 1905.
3. Agapitos P. A. New Genres in the Twelfth Century: The Schedourgia of Theodore Prodromos // Medioevo greco. — 2015. — Vol. 15. — P. 1-41.
4. Alexiou M. The Poverty of Ecriture and the Craft of Writing towards a reappraisal of the Prodromic poems // Byzantine and Modern Greek Studies. — 1986. — Vol. 10. — P. 1-40.
5. Antonopoulou Th. The Orthographical Kanons of Nicetas of Heraclea // Jahrbuch der Österreichischen Byzantinistik. — 2003. — Bd. 53. — S. 171-185.
6. Bazzani M. The historical poems of Theodore Prodromos, the epic-Homeric revival and the crisis of intellectuals in the twelfth century // Byzantinoslavica. — 2007. — Vol. 65. — P. 211-228.
7. Beaton R. The Rhetoric of Poverty: The Lives and Opinions of Theodore Prodromos // Byzantine and Modern Greek Studies — 2013. — Vol. 11, is. 1. — P. 1-28.
8. Black R. Humanism and Education in Medieval and Renaissance Italy. Tradition and Innovation in Latin Schools from the Twelth to the Fifteenth Century. — Cambridge University Press, 2001.
9. Browning R. Teachers // The Byzantines / ed. G. Cavallo. — Chicago, 1997. — P. 95-116.
10. Browning R. The Patriarchal School at Constantinople in the Twelfth Century // Byzantion. — 1962. — Vol. 32. — P. 167-202.
11. Browning R. Unpublished Correspondence between Michael Italicus and Theodore Prodromos // Byzantinobulgarica. — 1962. — Vol. 1. — P. 279-297.
12. Cameron A., Gaul N. Introduction // Dialogues and Debates from Late Antiquity to Late Byzantium. — London; New York, 2017.
13. Cohn L. Nicetae Serrarum episcopi Rhythmi de marium fluviorum lacuum montium urbium gentium lapidum nominibus // Neue Jahrbücher für Philologie und Pädagogik. — 1886. — Bd. 133. — S. 647-666.
14. Constantinides C. N. Higher Education in Byzantium in the 13th and the Early 14th Centuries (ca. 1204-1310) (=Texts and Studies of the History of Cyprus, 11). — Nicosia, 1982.
15. Efthymiadis S. L'enseignement secondaire à Constantinople pendant les XIe et XIIe siècles: Modèle éducatif pour la Terre d'Otrante au XIIIe siècle // Néa 'Pœ|ir|. — 2005. — 2. — P. 259-275.
16. Eustathios of Thessaloniki. Opuscula /ed. Th. L. F. Tafel. — Frankfurt, 1832.
17. Giannouli A. Education and Literary Language in Byzantium // The Language of Byzantine Learned Literature / ed. M. Hinterberger. — Turnhout, 2014. — P. 52-71.
18. Hörandner W. Theodoros Prodromos. Historische Gedichte. — Wien, 1974.
19. Hurlbut S. A. A Forerunner of Alexander de Villa-Dei // Speculum. — 1933. — Vol. 8/2. — P. 258-263.
20. Jeffreys E. Rhetoric in Byzantium // A Companion to Greek Rhetoric / ed. I. Worthington. — Malden (Mass.): Wiley-Blackwell, 2010. — P. 170-171.
21. Kaldellis A. Hellenism in Byzantium: The Transformations of Greek Identity and the Reception of the Classical Tradition. — Cambridge University Press, 2008.
22. Kalogeras N. Byzantine childhood education and its social role from the sixth century until the end of Iconoclasm. [PhD Diss.] — University of Chicago, 2000.
23. Kazhdan A. P. Bemerkungen zu Niketas Eugenianos // Jahrbuch der Österreichischen Byzantinischen Gesellschaft. — 1967. — Bd. 16. — S. 101-117.
24. Kazhdan A. P., Epstein A. W. Change in Byzantine Culture in the Eleventh and Twelfth Centuries. — University of California Press, 1985.
25. Kennedy G. A. A New History of Classical Rhetoric. — Princeton: Princeton University Press, 2009. — P. 203-207.
26. Kucharski J., Marciniak P. The beard and its philosopher: Theodore Prodromos on the philosopher's beard in Byzantium // Byzantine and Modern Greek Studies. — 2016. — Vol. 41, is. 1. — P. 45-54.
27. Kyriakis M. J. Of professors and disciples in twelfth century Byzantium // Byzantion. — 1973. — Vol. 43. — P. 108-119.
28. Lemerle P. Le premier humanisme byzantin. Notes et remarques sur enseignement et culture à Byzance des origines au Xe siècle. — Paris, 1971.
29. Magdalino P. The Empire of Manuel I Komnenos. — Cambridge University Press, 1993.
30. Marciniak P. The Schede tou Myos, attributed to Theodore Prodromos // Greek, Roman and Byzantine studies. — 2017. — Vol. 57. — P. 507-527.
31. Markopoulos A. De la structure de l'école byzantine. Le maître, les livres et le processus éducatif // Lire et écrire à Byzance / ed. B. Mondrain. — Paris 2006. — P. 85-96.
32. Markopoulos A. Teachers and Textbooks in Byzantium, Ninth to Eleventh Centuries // Networks of Learning. Perspectives on Scholars in Byzantine East and Latin West, c. 1000-1200 / eds. S. Steckel. — Zürich; Münster, 2014. — P. 3-15.
33. Migliorini T. Gli scritti satirici in greco letterario di Teodoro Prodromo: Introduzione, edizione, traduzione e commenti. [PhD diss.] — Pisa, 2010.
34. Moffatt A. M. Early Byzantine School curricula and a Liberal Education // Byzance et les Slaves: études de civilisation. Mélanges Ivan Dujcev / ed. S. Dufrenne. Paris, 1979. P. 275-288.
35. Monodie de Nicétas Eugénianos sur Théodore Prodrome / ed. L. Petit // Византийский временник. — 1902. — T. 9. — P. 44б-4б3.
36. Pappadopoulos A., Miller É. Notice et collation d'un manuscrit grec de la bibliothèque de Smyrne contenant des lexiques grecs // Annuaire de l'Association pour l'encouragement des études grecques en France. — 187б. — Vol. 10. — P. 121-13б.
37. Podestà G. Le satire lucianesche di Teodoro Prodromo, pt. 1 // Aevum. — 1945. — Vol. 19. — P. 242-252.
38. Podestà G. Le satire lucianesche di Teodoro Prodromo, pt. 2 // Aevum. 1947. — Vol. 21. — P. 4-12.
39. Reichling D. Das Doctrinale des Alexander de Villa-Dei (=Monumenta Germaniae Paedagogica, XII). — Berlin, 1893.
40. Romano R. La satira bizantina dei secoli XI-XV. — Torino: Unione tipografico editrice torinese, 1999.
41. Sánchez G. J. H axебoYpaфÍa roû 12ou alœva Avétóora tó^va àno rov кwбlкa Vaticanus Palatinus gr. 92. [Master's thesis]. — ©eаааÁovÍкr|, 2015.
42. Schneider J. La poésie didactique à Byzance: Nicétas d'Héraclé // Bulletin de l'Association Guillaume Budé. — 1999. — N58/4. — P. 388-423.
43. Spyridonova L., Kurbanov A., Goncharko O. The Dialogue Xenedemos, or Voices, by Theodore Prodromos. A Critical Edition, with English Translation // Scrinium. — 2017. — Vol. 13. — P. 227-275.
44. Theodosii Alexandrini Grammatica / ed. C. G. Goettling. — Leipzig: Libraria Dykiana,
1822.
45. Tzetzes I. Epistulae / ed. P. A. M. Leone. — Leipzig, 1972.
46. Vassis I. «Graeca sunt, non leguntur. Zu den schedographischen Spielereien des Theodoros Prodromos» // Byzantinische Zeitschrift. — Bd. 8б/87 (1993/1994). — S. 1-19.
47. Zagklas N. A Byzantine grammar treatise attributed to Theodoros Prodromos // Graeco-Latina Brunensia. — 2011. — Vol. 1б. — P. 77-8б.
48. Лouкáкr| M. Tu|ißwpuxoi rai a^Á^Té; ve^wv: Oi anótyei; tou N^oÁ-ápo^ Kara9Áwpov -yia тг| p^rop^í rai tou; prprope; aTr|v KwvaTavTivoúnoÁr| tou 12ou aiwva // Zu|i|i£Hcra. —2001. — 24. — Z. 143-1бб.
49. Néaaepnc H. X. H na^eÍa arr|v KwvaravrivoúnoÁri rará rov 12o aiwva. — navemarr||iio IwavvÍvwv, 2014.
50. noÁé|nC 'I- Д- ПpoßÁr||iaтa r^c ßu(avriv^c axeбoYpaфÍac // ^Árivirá. — 45 (1995). — Z. 277-302.
51. Ta zxs6^ toû Muó;: New Sources and Text / ed. J. T. Papademetriou // Classical Studies Presented to Ben Edwin Perry by his Students and Colleagues at the University of Illinois, 1924-б0. (=Illinois Studies in Language and Literature 58). — Urbana: University of Illinois Press, 19б9. — P. 219-222.
