CC BY
57
ИМЯ В НАУКЕ
А.В. Иванчин*
ШИРЯЕВ: ЖИЗНЕННЫЕ ВЕХИ И НАУЧНЫЕ ВОЗЗРЕНИЯ
Аннотация. В статье показан жизненный путь крупного ученого начала прошлого века, последнего директора Демидовского юридического лицея и первого ректора Ярославского госуниверситета профессора Валериана Николаевича Ширяева, имя которого хорошо известно специалистам в области уголовного права и криминологии. Автором приводится ряд интересных и ранее не публиковавшихся сведений биографического характера об этом правоведе.
Центральное место в статье занимает подробный анализ двух главных трудов ярославского криминалиста: магистерской диссертации «Религиозные преступления. Историко-догматические очерки», защищенной в 1910 г. в Петербургском университете, и докторской диссертации «Взяточничество и лиходатель-ство в связи с общим учением о должностных преступлениях», защищенной в 1917 г. в Дерптском университете. Автором используются проверенные временем методы научного исследования: диалектический, формально-логический, сравнительно-правовой, историко-правовой. Особая роль отводится формально-догматическому методу, позволяющему показать значение научного наследия В.Н. Ширяева для своей эпохи. Впервые в современной доктрине подробнейшему анализу подвергнуты научные воззрения ученого, показано их значение для развития уголовного законодательства и науки уголовного права. В.Н. Ширяев полагал, что система религиозных преступлений в Уголовном уложении 1903 г. весьма далека от поставленной законодателем цели — обеспечить каждому из подданных свободу верований и свободу молитв по велениям его совести. Поэтому в порядке de lege ferenda ученый предлагал внедрить в уголовное законодательство иную систему норм о религиозных преступлениях, основанную на принципе религиозной свободы.
В борьбе с коррупцией В.Н. прозорливо предостерегал потомков от упования на одни лишь меры уголовной репрессии.
Ключевые слова: В.Н. Ширяев, профессор, Демидовский юридический лицей, религиозные преступления, взяточничество, лиходательство, Уголовное уложение, совершенствование уголовного законодательства, наука, доктрина.
Валериан Николаевич Ширяев родился в Ярославле 15 апреля 1872 г. в семье Николая Федоровича Ширяева — протоиерея и законоучителя при церкви Ярославской военной прогимназии (Военной школе, кадетском корпусе). Дедушкой будущего ректора был учитель Угличского духовного училища Федор Иванович Ширяев. Брат Валериана — известный энтомолог Николай Николаевич Ширяев. В 1891 г. Валериан окончил Ярославскую мужскую гимназию и поступил в Демидовский юридический лицей,
который окончил в 1995 г. с серебряной медалью. В 1894 г. во время студенчества женился на дочери присяжного поверенного Н.П. Введенской. Примечательно, что и со стороны жениха, и со стороны невесты поручителями выступили, среди прочих, студенты Демидовского юридического лицея. В 1895 г. он поступил вольнослушателем на юридический факультет Петербургского университета, где прослушал ряд спецкурсов под руководством профессоров И.Я. Фойницко-го и Н.Д. Сергеевского (в прошлом, кстати, про-
© Иванчин А.В., 2014
* Иванчин Артем Владимирович — кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного права и криминологии ЯрГУ им. П.Г. Демидова. [[email protected]]
150000, Россия, г. Ярославль, ул. Советская, д. 14.
фессора Демидовского юридического лицея). В 1899 г. стажировался за границей, а в 1902 г. сдал магистерский экзамен по уголовному праву в Харьковском университете.
В 1904 г. в должности приват-доцента начал читать в Демидовском лицее курсы истории русского гражданского и уголовного права. С 1905 г., не оставляя преподавательскую работу, В.Н. Ширяев занялся адвокатской практикой, поступив в консультацию присяжных поверенных и их помощников при Ярославском окружном суде в качестве помощника. В 1908 г. ему был присвоен статус присяжного поверенного. В 1910 г. он в Петербургском университете защитил магистерскую диссертацию по теме «Религиозные преступления. Историко-догматические очерки» и приступил к чтению в Демидовском юридическом лицее курса уголовного права. В 1917 г. Валериан Николаевич защитил докторскую диссертацию «Взяточничество и лиходательство в связи с общим учением о должностных преступлениях» в Дерптском университете, вернулся в Ярославль, получил звание ординарного профессора и был избран директором лицея. Примечательно, что «он стал первым выпускником Демидовского юридического лицея, возглавившим свой родной вуз». На посту директора лицея «его отличали независимость суждений и взвешенность действий, сочетание требовательности с уважительным отношением и безупречной корректностью, он пользовался не только уважением, но и любовью сотрудников вуза».
Преподавательскую и научную работу В.Н. Ширяев совмещал с активной общественной деятельностью, неоднократно избирался гласным Ярославской городской думы, был председателем губернского отдела партии кадетов. Он принимал деятельное участие в архивном и библиотечном движении губернии, состоял членом, а одно время товарищем председателя Ярославской губернской ученой архивной комиссии; с 1912 г. был членом-корреспондентом Московского архивного общества, неоднократно избирался членом правления Ярославской городской библиотеки им. А.С. Пушкина. Ширяев активно участвовал и в местной печати. Например, в 1910 г. выступил в газете «Голос» со статьей «К вопросу об обеспечении нормального отдыха служащих в торговых заведениях». В этой же газете опубликована серия его статей о ярославских краеведах, статья «Об университете в Ярославле» (1916 г.).
Но наиболее заметный вклад в журналистику Валериан Николаевич внес в качестве сотрудника «Северного края». На страницах этой газеты он выступал со статьями на юридические темы («Проект судебных уставов», «Попечительство о лицах, освобождаемых из мест заключения» и др.), публиковал рецензии на статьи и книги
по законодательству. Редакция использовала его знания иностранных языков: в газете можно найти подготовленные им публикации о наиболее заметных событиях политической жизни Запада. А в 1904 г., с началом русско-японской войны, руководство редакции назначило Ширяева ведущим раздела «Иностранные известия» и ответственным за новую рубрику «Война», формируемую из переводных сообщений европейских и американских газет. Валериан Николаевич входил в состав редакционного собрания, был членом товарищества пайщиков (совладельцев газеты).
После революции и последовавшего за ней в 1918 г. преобразования Демидовского юридического лицея в Ярославский университет Ширяев стал его первым ректором. До официального своего избрания 21 февраля 1920 г. он также фактически руководил университетом, поскольку «персонал бывшего лицея, составивший костяк нового университета, резонно видел в прежнем директоре и нового руководителя». На этом посту он зарекомендовал себя наилучшим образом и самоотверженно работал во благо вуза. Его стиль руководства отличался демократичностью и разумной требовательностью. С присущей ему принципиальностью ректор отстаивал достоинство вверенного его управлению учебного заведения, а также имеющие непреходящую ценность традиции дореволюционной высшей школы. В 1922 г. на посту ректора Ширяева сменил В.В. Потемкин, но Валериан Николаевич остался членом совета университета и заведовал научно-учебной частью вуза до его официального закрытия в 1924 г.
Затем Ширяев перешел в Белорусский университет, где также оставил заметный след. Во многом благодаря его стараниям БГУ стал пионером криминологических исследований в СССР. В то время криминология рассматривалась как неотъемлемая часть уголовного права, отличавшаяся, однако, методами научного исследования. В 1926 г. в БГУ был открыт Белорусский кабинет по изучению преступника и преступности, вторую секцию которого — криминальной социологии — как раз и возглавил профессор Ширяев. Разделяя многие постулаты социологической школы уголовного права, он отмечал, что на место юри-дико-догматического метода в уголовном праве пришел метод социологического изучения преступности. В качестве эффективной меры борьбы с преступностью и ее предупреждения Ширяев видел широкое вовлечение общественности в эту деятельность. Ярославский ученый положил также начало белорусским исследованиям проблем дисциплинарной и уголовной ответственности служащих и должностных лиц, которые спустя десятилетия продолжили профессора БГУ В.А. Шкурко, В.М. Хомич и А.В. Барков. В период
разработки проекта нового уголовного кодекса республики (будущего УК БССР 1928 г.) Ширяев глубоко проанализировал действовавшее базовое общесоюзное уголовное законодательство и действующее уголовное право РСФСР. Он резко осудил претворение в «Основных началах уголовного законодательства СССР» 1924 г. идеи опасного состояния личности, позволявшей карать не только за виновное деяние, но и за потенциальную опасность того или иного лица в силу связи с преступной средой или принадлежности к свергнутым классам. Как явное недоразумение Ширяев рассматривал неприятие советской властью концепции правового государства. Небезызвестный теоретик и практик советского правового режима А.В. Вышинский неоднократно называл его в числе криминалистов-распространителей вредоносных «буржуазно-догматических учений».
В 1937 г. Валериан Николаевич был арестован и 3 ноября того же года умер в Ярославле в возрасте шестидесяти пяти лет при до конца невыясненных обстоятельствах. Историки склонны полагать, что он стал жертвой репрессий: советская власть не смогла простить ему ни «буржуазно-догматических учений», ни кадетского прошлого (он был руководителем губернского отделения кадетской партии, которая еще в 1917 г. была объявлена «партией врагов народа»).
Ширяев оставил после себя впечатляющее научное наследие, которое отражает энцикло-педичность его познаний в юриспруденции, потрясающий кругозор, богатый опыт практической (законотворческой и адвокатской) работы. Выше упоминались его публикации дореволюционного и советского периода, подробный анализ которых, к сожалению, выходит за пределы настоящей статьи. Поэтому считаем необходимым подробно остановиться на двух центральных научных трудах Валериана Николаевича: его магистерском сочинении «Религиозные преступления» и докторской диссертации «Взяточничество и лиходательство в связи с общим учением о должностных преступлениях».
Труд о религиозных преступлениях был опубликован в Ярославле в 1909 г. Автор, как это видно из введения, ставил перед собой задачу установить «содержание данной группы преступлений и в чем именно состоит то благо или интерес, на который направляется посягательство». Решение же этой задачи возможно, по признанию самого ученого, «лишь при изучении норм уголовного законодательства в тесной связи с теми условиями, на почве которых эти нормы выросли». Тем более что «уголовное право в определении состава преступных деяний далеко не самостоятельно, а черпает свое содержание, в большинстве случаев, из других отраслей права». Естественно, ученый не мыслил решение
указанной задачи вне анализа исторического контекста. В итоге в магистерской диссертации В.Н. Ширяева была глубоко проанализирована вся история развития норм о религиозных преступлениях.
Ретроспективное же изучение данных норм ярославский криминалист начинает с момента принятия Миланского эдикта 313 г., поскольку языческий Рим, по его мнению, не знал религиозных преступлений в смысле посягательств на религию и религиозные интересы человека. Как известно, в соответствии с этим эдиктом все религии уравнивались в правах, и традиционное римское язычество теряло статус официальной религии. Правда, эдикт особенно выделял христиан и предусматривал возвращение христианам и христианским общинам всей собственности, которая была у них отнята во время гонений. Вначале действия эдикта в империи, действительно, восторжествовала свобода религиозного самоопределения. Однако с течением времени господствовать над остальными религиями стало христианское вероисповедание, в то же время зависимое от государства и выполняющее по отношению к нему служебную роль. Церковь стала учреждением, полностью руководимым государством. Соответственно соборное законодательство было частью императорского, т.е. государственного законодательства. Так, установилась система византизма, когда только христианство было взято под охрану закона, а любые отклонения от этого учения признавались уголовно наказуемыми деяниями — ересью, которая, по подсчетам Ширяева, насчитывала более двадцати пяти категорий (организация собрания еретиков, участие в таких собраниях, пропаганда неправославных, т.е. еретических, учений, хранение еретических книг, открытое признание себя принадлежащим к какой-либо еретической секте, укрывательство еретиков, недоносительство о них и т.д.). К виновным в ереси применялись суровые наказания: смертная казнь, конфискация имущества, лишения различных прав (включая право служить, свободно определять место жительства, совершать сделки, наследовать и даже выступать свидетелями в процессе). В этот период времени, по справедливому замечанию автора, «области греховного и преступного слились воедино». Преступным признавалось любое посягательство на православные догматы и нарушение православных обрядов церкви.
Столь же тщательна была изучена Ширяевым история развития норм о религиозных преступлениях и в последующие периоды — в эпоху Меровингов и Каролингов, в каноническом праве, в эпоху Реформации и эпоху Просвещения и, наконец, в истории русского права
(начиная с принятия христианства). И лишь на этой основе автор счел возможным дать оценку действующим в период написания труда нормам о религиозных преступлениях, содержащихся в российском праве и кодексах Западной Европы. Так, изучив действующее западноевропейское право, ярославский правовед сделал ряд значимых выводов, главный из которых состоит в следующем: «Если конструкция религиозных деликтов, как посягательства на религиозную свободу, является наиболее простой и ясной и если вместе с тем эта конструкция обеспечивает религиозную жизнь верующих от противоправных посягательств, то именно она и должна быть положена в основание при реформе уголовного законодательства в области религиозных деликтов».
Ключевым фактором, влияющим на правовую природу религиозных преступлений, является, по мнению Ширяева, отношение государства к церкви, вне этого отношения она не может быть понята. Согласно христианскому вероучению, Божье должно быть отделено от кесарева, т.е. церковь обособлена от государства. На деле же, и на это справедливо обратил внимание ярославский ученый, все обстоит иначе: «Церковь и государство — два различных жизненных организма, различных по своим целям и по средствам, с помощью которых они призваны действовать, никогда не стояли обособленно друг от друга». Государство заинтересовано в опоре на авторитет церкви, в благословении своих начинаний, а церковь нуждается в поддержке государства. В итоге трудно не согласиться со следующей оценкой автором исторических реалий: «Взаимный обмен услуг и, на почве этого обмена, порабощение церкви государством или государства церковью — такова общая картина церковно-государственных отношений в их исторической перспективе».
Система отношений государства и церкви в России характеризуется ученым как «система государственной церковности, глубоко пропитанной началами византизма». Сущность же византизма заключается во взгляде на государство и церковь как единый организм: существует в государстве лишь тот, кто является членом церкви. Византийские епископы, по сути дела, осуществляли в России административные и судебные функции, а государственные органы следили за соблюдением церковных предписаний. И вместе с христианством эта система перешла в Россию и просуществовала до конца XVII в. С начала же XVIII в. эта система приобрела черты государственной церковности. В отличие от византизма, здесь не было слияния церкви и государства, а церковь входила в государство, выступая одним из его учреждений, призванных служить его целям. При этом го-
сударство признавало господствующей одну религию, а остальные религиозные общества терпело, предоставляя их членам тот или иной объем свободы. Вот эти черты византизма и государственной церковности и нашли отражение в позитивном праве того времени. В праве определялись преимущества, предоставляемые православной церкви, и объем свободы лиц, проповедующих иное вероисповедание. Разумеется, идея византизма о том, что только члены церкви обладают полным объемом политических прав, ушла в прошлое, и в политических правах все были равны. Но иноверцы и христиане, исповедующие не православие (например католицизм), не имели права свободной пропаганды. Такое право принадлежало только православным. Переход же из христианского вероисповедания в нехристианское строго воспрещался.
Ширяев указывает, что с момента принятия христианства на Руси и до конца XIX в. в нашем государстве карались всевозможные формы отклонения от этого религиозного учения (любые формы ересей, а затем и раскольничества). Внешними признаками, по которым можно было узнать еретика или раскольника, в конце XVII в. признавались, например: непосещение храмов, недопущение к себе духовных лиц, уклонение от таинства покаяния и причащения. Заподозренные на основании этих признаков подлежали пыткам. Если они не признавали своей вины, их казнили. Лиц, прикосновенных к ереси (укрывателей и недоносителей), наказывали мягче — подвергали телесным наказаниям и ссылке. Особой формой ереси считалось «совращение из православия», которое градуировалось в зависимости от того, имели место «совращение в нехристианскую веру, христианскую или же в раскол» и сурово наказывалось — как правило, сожжением. Следствие совращения — вероотступничество — также тяжко каралось (если даже оно явилось результатом собственных измышлений) и, опять-таки по общему правилу, смертной казнью.
Автор отмечает, что русскому праву того периода был известен и состав богохуления, охватывающий хулу имени Божьего, слова Божьего, службы Божьей, матери Божьей, Святых (при этом объект хулы выступал, говоря современным языком, средством дифференциации уголовной ответственности). Против богохульников закон выдвигал целый арсенал карательных мер, начиная с отсечения головы и заканчивая денежным штрафом. В сочинении Ширяева детально исследованы названные и многие иные категории религиозных деликтов, известные истории русского права (порицание веры, колдовство и чародейство, нарушение благочиния в церквях, святотатство, разрытие могил и огра-
бление мертвых тел и др.), равно как и наказания за их совершение.
Византийские начала, присущие русскому праву, были кардинально пересмотрены Законом от 17 апреля 1905 г., призванному обеспечить каждому подданному «свободу верования и молитв по велениям его совести». По словам Ширяева, этот Закон был принят, чтобы уравнять в правах православных и иноверцев. Соответственно Закон допускал выход из православия, хотя и сохранял за ним статус господствующего вероисповедания. Принятие этого закона повлекло за собой и корректировку Уголовного уложения 1903 г. (еще не вступившего в силу в полном своем объеме), прежде всего раздела второго «О преступлениях против веры и о нарушении ограждающих оную постановлений». Тщательный анализ норм данного раздела, а также норм о религиозных преступлениях, содержащихся в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. (в ред. 1885 г.), также содержится в магистерском сочинении ученого. Им обращается внимание на то, что вместо 81 статьи Уложения 1845 г. о религиозных посягательствах, в Уложении 1903 г. закреплено всего лишь 26 статей. Правда, автор оговаривается, что сокращение числа статей еще не означает расширения религиозной свободы, для такого вывода нужен анализ их содержания.
Все религиозные преступления по Уложению 1903 г. Ширяев сводит в три большие группы: 1) посягательства на религию вообще (богохуле-ние, оскорбление святыни, кощунство, «бесчинства» и др.); 2) посягательства на религиозную свободу (нарушение свободы отправления веры, совращение и т.д.); 3) «деяния, в которых религиозный момент имеет прибавочное значение» (принадлежность к вероучениям, признаваемым нетерпимыми в государстве, и т.п.).
Вместе с тем, сетует будущий ректор, «верные началам действующего права редакторы нового уголовного уложения сохранили религиозную табель о рангах и в новом кодексе. В группе деяний, имеющих своим объектом религию, проводится резкая граница между охраной религий православной и христианских, с одной стороны, и охраной религий нехристианских, с другой стороны». В дальнейшем автор подвергает кропотливому анализу каждую из норм нового Уложения о религиозных преступлениях, нередко сопровождая свои комментарии справедливой критикой в адрес их составителей. Так, рассматривая ст. 78 Уложения, которая предусматривает наказание за лишение христианина христианского обряда погребения, Ширяев обоснованно отмечает, что этот запрет противоречит Закону от 17 апреля 1905 г., гарантирующему свободу верования, «ведь если допустима свободная перемена веры, то тем более должно
быть дозволено безнаказанное неисполнение отдельных обрядов и правил веры». На этом же основании «досталось» от автора и ст. 95 Уложения, признающей преступлением воспрепятствование посредством насилия над личностью или наказуемой угрозы принять православную веру желающему к ней присоединиться: «Для законодателя, провозглашающего начало свободы религии, должно быть совершенно безразлично, по отношению к какому вероисповеданию направляется в данном случае принуждение; свобода выбора религии оказывается стесненной и этого было бы достаточно для состава преступления». Критически оцениваются ученым и многие иные статьи Уложения, в которых православие обеспечивается либо избирательной, либо повышенной уголовно-правовой охраной в нарушение принципа свободы веро-исповедения.
Вывод же, к которому пришел Ширяев в итоге обзора норм Уголовного уложения 1903 г., неутешителен: «Система религиозных преступлений в нашем законодательстве весьма далека от поставленной законодателем цели — обеспечить каждому из подданных свободу верований и свободу молитв по велениям его совести. Принцип, провозглашенный законодателем (в Законе от 17 апреля 1905 г., т.е. принцип религиозной свободы. — А.И.), остался висящим в воздухе и не нашел воплощения в нормах уголовного закона». В порядке de lege ferenda ученый предлагает внедрить в уголовное законодательство иную систему норм о религиозных преступлениях, основанную на принципе религиозной свободы: «Все посягательства на свободу религиозного самоопределения могли бы быть в общих чертах сведены к трем следующим случаям: 1) надругательство над верованиями и предметами религиозного почитания, 2) принуждение кого-либо ко вступлению в религиозное общество или воспрепятствование к выходу из него и 3) принуждение к участию в богомолении или воспрепятствование или помешательство богомалению». При таком построении норм «законодатель освобождается от необходимости взвешивать ценность того или иного вероучения и сообразно с ним устанавливать размеры ответственности», что особенно важно для России с ее составом населения, выражающейся не только в количестве существующих вероисповеданий, но и в самом качестве их. Другими словами, требуется отказ государства от уголовно-правовой охраны религии и переход к охране свободы вероисповедования. «Именно свобода религиозного самоопределения должна быть, — заключает автор, — главным и исключительным предметом уголовно-правовой охраны государства... При такой постановке вопроса само понятие "религиозных преступлений", "преступлений против веры или религии" должно выйти
из "уголовно-правового оборота"; его место займут "посягательства на религиозную свободу"».
Нетрудно видеть, что идеи, высказанные Ширяевым, значительно опередили свое время и задали вектор развития отечественного «уголовно-религиозного» законодательства на долгосрочную перспективу. И даже современный УК, проповедующий веротерпимость (ст. 4, 136, 148, 213 и др. — яркое тому подтверждение), вряд ли может считаться эталоном уголовно-правовой охраны свободы вероисповедания, гарантированной ст. 28 Конституции РФ, с позиции научных воззрений ярославского криминалиста.
Докторская диссертация «Взяточничество и лиходательство в связи с общим учением о должностных преступлениях» была и остается по сей день, по общему признанию, самым обширным и фундаментальным исследованием взяточничества в отечественной доктрине уголовного права. Данный труд включает две части. Первая посвящена общему учению о должностных преступлениях. Здесь размещены главы о правовой природе должностных преступлений, истории развития норм о них в русском праве, их понятии и, наконец, их субъекте. Во второй части исследуются непосредственно взяточничество и лиходательство. Ширяев, верный исто-рико-догматическому методу, обстоятельно изучил путь развития норм о данных преступлениях в истории уголовного права зарубежных стран (римского, канонического, германского, французского, итальянского, бельгийского права и т.д.), в истории русского права, и лишь затем скрупулезно проанализировал составы взяточничества и лиходательства в действующем на тот момент законодательстве. При этом в последнем блоке рассмотрены не только сами составы, но и все сопутствующие специальные вопросы (проблемы соучастия, неоконченной преступной деятельности, наказуемости и др.).
Автор выделяет несколько этапов, которые прошли в своем развитии должностные преступления: первоначально наблюдается отсутствие представления о должностных преступлениях как об особой группе деяний и полное смешение должностных преступлений с другими группами преступных деяний. Затем должностные преступления выделяются в особую группу, причем признаком, обособляющим должностные преступления от других, является особое положение виновного лица, вследствие этого должностные преступления относятся к категории «delicta propria». Наконец, должностные преступления в собственном смысле отделяются от дисциплинарных провинностей и устанавливается более или менее точно их юридическая природа. Отмечается, что отдельные виды злоупотреблений должностных лиц
и прежде всего взяточничество были известны самым ранним памятникам русского законодательства, а с каждым новым нормативным актом их число возрастало. «В наиболее законченную систему должностные преступления были приведены в Своде законов 1832 г., однако Свод не проводил принципиальной границы между должностными преступлениями и дисциплинарными провинностями».
Если Свод законов насчитывал около 60 статей о должностных преступлениях, то раздел V Уложения о наказаниях 1845 г. «О преступлениях и проступках по службе государственной и общественной» охватывал уже более 170 статей (ст. 329-505). Неудивительно, что крайне сложной была и систематика всех этих преступлений, кропотливо произведенная автором, который поделил их на две обширные группы (преступления, свойственные всем родам службы, и преступления, свойственные специальным родам службы), а затем в каждой группе выделил соответственно десять и шесть подгрупп. В первую группу входили, например, разного рода случаи неисполнения служащими указов, предписаний и требований, превышение власти и служебное бездействие, подлоги, мздоимство и лихоимство, несоблюдение установленного порядка в отправлении должности; во вторую — преступления и проступки чиновников: при следствии и суде, по делам межевым, полиции, крепостных дел и нотариусов, казначеев и др. Как и в Своде законов, в Уложении 1845 г. не проводилось принципиальной границы между должностными преступлениями и дисциплинарными провинностями, что в некоторой степени (наряду с казуистичностью норм) объясняет отмеченную выше многостатейность раздела о должностных преступлениях.
Значительно исправлены эти недостатки были в Уголовном уложении 1903 г., которое также в части регламентации должностных преступлений исследовано было самым тщательным образом. В результате были выдвинуты обоснованные претензии и к составителям Уложения 1903 г., в частности за то, что среди должностных преступлений встречаются неосторожные деяния, не причиняющие непосредственного вреда, а значит, являющиеся по своей сути не преступлениями, а дисциплинарными проступками. Но чем принципиально отличаются должностные преступления и служебные провинности? Автор дает свой ответ на этот сложнейший вопрос: «Понятие служебной провинности исчерпывается нарушением лежащих на должностном лице особых обязанностей, возложенных службой; состав должностного преступления представляется несколько более сложным: должностное преступление — это злоупотребление служебными полномочиями, заключающееся в посяга-
тельстве или на правовые блага, доступные для воздействия лишь со стороны должностных лиц, или и на иные правовые блага, но учиненное с помощью такого способа, который находится в руках только должностного лица». «Если нарушение служебного долга является преобладающим, так что за ним совершенно не видно или не может быть с точностью установлено нарушение какого-либо иного правового блага, то в таком случае имеет место дисциплинарная провинность; таковы, например, случаи так называемого нерадения по службе, формальные упущения и т.п.».
Вообще идея межотраслевой дифференциации ответственности за должностные правонарушения с четким обособлением преступлений и дисциплинарных проступков является «красной нитью» докторского сочинения Ширяева. Можно сказать, что в этом плане он предвосхитил все будущие уголовно-правовые исследования должностных преступлений, ни одно из которых, пожалуй, не обходится без анализа критериев криминализации должностных деликтов.
Виновником должностных преступлений Валериан Николаевич признавал такое «вменяемое лицо, которое в силу лежащих на нем особых публично-правовых полномочий находится к государственным, общественным и частным интересам в таком положении, которое дает ему возможность причинять им вред или ставить эти интересы в опасность». Он полагал, что лица, такими полномочиями не обладающие, «могут принимать участие лишь в тех должностных преступлениях, которые характеризуются способом деятельности и, наоборот, не могут участвовать в тех должностных преступлениях, которые характеризуются особыми свойствами объекта». Изучение природы должностных преступлений и их субъекта сопровождается в работе обстоятельным изложением автором различных точек зрения по этому вопросу как отечественных, так и зарубежных правоведов (Клейна, Гролльмана, Геффте-ра, Гельшнера, Мевеса, Оппенгейма, Биндинга, Вахингера, Таганцева, Неклюдова, Лохвицкого, Будзинского, Есипова и многих других).
Безусловно главным предметом докторского исследования выступало взяточничество, об истоках которого В.Н. Ширяев во введении работы написал следующее: «Как только появились носители власти, облеченные особыми полномочиями, так одновременно с этим появилось и взяточничество. В большей или меньшей степени это деяние было присуще всем временам и народам, приобретая порой характер "бытового явления". О гибельных последствиях продажности должностных лиц говорили еще в древнем Риме и повторяли в эпохи более поздние». В борьбе с этим социальным злом Валериан Николаевич предлагает не
уповать на одни лишь меры уголовной репрессии: «Карательные меры — только одно из средств борьбы с преступностью, и отнюдь не самое главное. Центр тяжести, несомненно, должен лежать на мерах предупредительных, направленных на устранение причин, порождающих преступность... Дайте служащему приличное материальное обеспечение, поставьте его в положение более устойчивое и самостоятельное, достойное носителя государственной власти и блюстителя государственных интересов, откройте его деятельность для широкого общественного контроля, от которого не укроется ничто тайное, и тогда не опасно будет ни для государства, ни для общества то "мерзкое лакомство, прелестное только для одних подлых и ненасытных, сребролюбием помраченных душ", которое так смущало и беспокоило законодателя. Вместе с этим будет вырвана почва и из под другого деяния, тесно связанного со взяточничеством, — лиходательства. Деяние это имеет производный характер: предложение в данном случае идет навстречу спросу. Поэтому уничтожение условий, благоприятствующих взяточничеству, будет способствовать и уничтожению лиходательства. Таким образом, в надлежащей постановке условий государственной службы, в укреплении начала внутренней закономерности в области внутреннего управления, наконец, в развитии чувства законности и верности долгу в самом населении следует искать средства для борьбы с преступлениями должностных лиц и, в частности, со взяточничеством». Удивительно, сколь актуальна эта мысль и сегодня для российского законодателя XXI в., явно преувеличивающего роль уголовного законодательства в гармонизации общественных отношений, чем только, видимо, и объясняется бесконечное и фанатичное реформирование УК РФ.
Впечатляет глубина изучения автором истории и современного состояния зарубежных норм о взяточничестве, в ходе которого сделано немало интересных наблюдений, например: «В германском партикулярном законодательстве наказуемым было не только взяточничество-подкуп, ради будущих служебных действий, но и взяточничество-вознаграждение за услуги, уже оказанные, независимо от их характера»; «в итальянском праве взаимоотношение взяточничества (corrupzione) и лиходательства конструируется как форма необходимого соучастия, хотя пределы наказуемости их различны: лиходательство карается только как подкуп, взяточничество же как подкуп и как вознаграждение».
Рассматривая историю взяточничества в России, Ширяев указывает, что одним из факторов его повсеместного распространения явилась система кормления, на которой долгое время покоился весь механизм государственного управления. Так, уставные грамоты подробно перечисляли, когда, за что и в каком размере
может брать себе «кормы» наместник (т.е. служащий). В действующем же русском праве «понятие взяточничества, — пишет ученый, — слагается из трех деяний: мздоимства, лихоимства и вымогательства; включением мздоимства, неизвестного Своду законов, пределы наказуемого взяточничества значительно расширились; конструкция вымогательства объединяет вымогательство в собственном смысле и лихоим-ственные сборы... Уголовное уложение 1903 г. в конструкции взяточничества и лиходательства отступило от начал действующего законодательства, обособив, прежде всего, взяточничество от понятия лихоимства и с большей точностью и определенностью установив пределы наказуемого взяточничества и лиходательства и взаимоотношение этих деяний».
Вот как определяет центральное понятие своего труда сам автор: «Взяточничество — это одно из должностных преступлений, заключающееся или в изъявлении согласия на принятие подарка или иной материальной выгоды, или в принятии их, или даже в требовании их должностным лицом за учинение или опущение (взяточничество — вознаграждение) или ради учинения или опущения (взяточничество — подкуп) или с целью заплатить должностному лицу за услуги уже оказанные им лиходателю (лихо-дательство — вознаграждение)». Ширяев был убежден, что взяточничество и лиходательство (т.е. получение взятки и дачу взятки) следует рассматривать как два отдельных деяния, отличающихся между собою не только условиями наказуемости, но и объектами. Объектом взяточничества является одно из самых существенных условий государственной и общественной службы — начало безвозмездности служебных действий; объектом лиходательства (говоря современным языком, дачи взятки) являются разнообразные государственные, общественные и частные интересы, которые входят в круг ведения тех должностных лиц, на которых направляется воздействие лиходателей.
Критикуя ученых, рассматривающих взяточничество и лиходательство как пример необходимого соучастия, автор пишет: «Необходимое соучастие требует взаимного содействия выполнению какого-либо преступного деяния, поддержки активной, а не одного пассивного поведения, между тем как при взяточничестве и лиходательстве бывают случаи (например, предложения взятки или требования ее), когда другая сторона совершенно бездействует. Наказуемость лиходательства и взяточничества не покрывает друг друга, и господствующее в науке понятие соучастия в применении к их взаимоотношениям должно потерпеть ряд весьма существенных оговорок и ограничений. В силу этих соображений представляется более пра-
вильным рассматривать эти деяния как вполне самостоятельные». При этом Ширяев не отрицает органической связи между взяточничеством и лиходательством. Он лишь убедительно, на наш взгляд, доказывает, что, несмотря на генетическое родство этих деяний, между ними имеется ряд принципиальных отличий (в объекте, субъекте, условиях наказуемости и т.д.), не позволяющих рассматривать их как одно целое, т.е. как единое преступление. В связи с этим представляется верным подход отечественного законодателя, традиционно обособляющего нормы о получении и даче взятки в разных статьях УК, что позволяет устанавливать различный правовой режим борьбы с ними (в частности, адресовать взяткодателям норму со щадящими условиями освобождения от уголовной ответственности).
Подчеркивая повышенную опасность судебного взяточничества, автор критически оценивает практику его самостоятельной законодательной регламентации (наряду с общей нормой), принятую в кодексах многих европейских государств: «При достаточно широких рамках судейского усмотрения всегда может быть выбрана мера наказания, соответствующая тяжести этого вида взяточничества; те же случаи судебного взяточничества, которые осложняются неправосудием, должны быть отнесены к этому последнему деянию, так как в нем лежит центр тяжести, а полученный дар имеет значение лишь обстоятельства квалифицирующего».
В работе справедливо отмечается, что «учиняемое за или ради взятки действие может быть правомерным или неправомерным. Действие будет противоправно, как скоро по обстоятельствам дела выяснится, что оно вызвано мотивами и соображениями, не соответствующими интересам службы». При этом Ширяев полагал, что неправомерное служебное действие, учиненное под влиянием взятки, может образовывать самостоятельное преступное деяние и в этом случае подлежит дополнительной квалификации. Как известно, сегодняшнее правоприменение уверенно идет именно по этому пути, намеченному еще в начале прошлого века: «Совершение должностным лицом за взятку действий (бездействия), образующих самостоятельный состав преступления, не охватывается объективной стороной преступления, предусмотренного ст. 290 УК РФ. В таких случаях содеянное взяткополучателем подлежит квалификации по совокупности преступлений как получение взятки за незаконные действия по службе и по соответствующей статье Особенной части УК РФ, предусматривающей ответственность за злоупотребление должностными полномочиями, превышение должностных полномочий, служебный подлог, фальсификацию доказательств и т.п.».
Относительно наказуемости рассматрива-
емых деяний Валериан Николаевич пришел к следующему выводу: «С уголовно-политической точки зрения должно быть наказуемо не только взяточничество — подкуп, но и взяточничество — вознаграждение, независимо от свойства служебных действий, учиненных за взятку или ради взятки. Наказуемость лиходательства может быть поставлена в более узкие границы: должно быть наказуемо лиходательство — подкуп назависимо от свойства служебных действий и лиходательство — вознаграждение за служебные действия неправомерного характера». При этом ученый полагал, что «в виде общего правила, взяточничество подлежит более тяжкой наказуемости, чем лиходательство».
Перелистывая пожелтевшие страницы докторской работы В.Н. Ширяева, волей-неволей восхищаешься ее фундаментальностью и гармоничностью. Автор изящным стилем изложил в ней все, что на тот момент времени было известно о взяточничестве и вообще о должностных преступлениях (как в российской доктрине, так и в учениях иностранных правоведов; как в отечественном законодательстве и практике его применения, так и за рубежом; как в отечественной истории, так и в зарубежной, начиная с Древнего Рима); более того, заложил концептуально новые основы трактовки взяточничества и иных должностных преступлений, а также сформулировал предложения по совершенствованию уголовного
закона, актуальные по сей день. Не случайно, наверное, все крупные исследования должностных преступлений последних десятилетий, включая работы Б.В. Волженкина, буквально пестрят ссылками на научный труд профессора.
В заключение хотелось бы особо отметить, что на протяжении всей своей жизни Ширяев оставался принципиальным человеком — как в административной работе, так и в научном служении. Уже в годы советской власти, в это трудное время, Валериан Николаевич продолжал смело отстаивать свои научные идеи о правовом государстве, приоритете превентивных мер перед карательными в деле борьбы с преступностью, необходимости защиты религиозной свободы и многие другие. Достаточно упомянуть, что в 1928 г. в Минске он опубликовал работу «Н.С. Таганцев и его значение для науки уголовного права». Спустя долгие годы справедливую оценку этого шага дал С.А. Егоров: «Выступать с подобной работой, вступаться за честь и достоинство ошельмованного русского криминалиста, было само по себе делом рискованным и требовало большого мужества». И тем отраднее осознавать, что именно Валериан Николаевич Ширяев — мужественный человек и большой ученый — был первым ректором нашего университета, а его богатое научное наследие широко востребовано современными отечественными юристами.
Библиография:
1. Волженкин Б.В. Служебные преступления. — М., 2000.
2. Волженкин Б.В. Служебные преступления: Комментарий законодательства и судебной практики. — СПб., 2005.
3. Егоров С.А. В.Н. Ширяев. Научное и общественное служение // Государство и право. — 2003. — № 5.
4. Иерусалимский Ю.Ю., Невиницын Р.А. Становление либеральной печати в конце XIX — начале ХХ вв. — Ярославль, 2008.
5. Лушникова М.В. Трудовое право и уголовное право: жизнь и научное наследие Н.Н. Полянского и В.Н. Ширяева // Вестник трудового права и права социального обеспечения. Вып. 1: Основатели ярославской школы трудового права и права социального обеспечения: портреты на фоне времени / под ред. А.М. Лушникова, М.В. Лушниковой. — Ярославль, 2006.
6. Невиницын Р.А. «Северный край» — печатный орган оппозиции губерний Севера и Верхнего Поволжья конца XIX — начала XX вв. — Ярославль, 2008.
7. Спутник-путеводитель по Северному краю и Верхнему Поволжью. — СПб., 1912.
8. Ширяев В.Н. Об университете в Ярославле // Голос. — 1916. — № 291.
9. Ширяев В.Н. Основные начала уголовного законодательства СССР // Труды Белорусского гос. ун-та. — 1926.
10. Ширяев В.Н. Взяточничество и лиходательство в связи с общим учением о должностных преступлениях. Уголовно-юридическое исследование. — Ярославль, 1916.
11. Ширяев В.Н. Дисциплинарная ответственность служащих. — М., 1926.
12. Ширяев В.Н. Религиозные преступления. Историко-догматические очерки. — Ярославль, 1909.
13. Ширяев В.Н. Уголовно-правовая охрана религиозной свободы // Журнал Министерства юстиции. — 1907. — № 4.
14. Ширяев В.Н. Уголовный кодекс РСФСР в редакции 1926 г. // Право и жизнь. — 1927. — № 4.
15. Ширяев В.Н. Участие частных лиц в должностных преступлениях // Право и жизнь. — 1925. — № 1.
16. Ярославская юридическая школа: прошлое, настоящее, будущее / под ред. С.А. Егорова, А.М. Лушникова, Н.Н. Тарусиной. — Ярославль, 2009.
Материал поступил в редакцию 21 марта 2014 г.
SHIRYAEV: BIOGRAPHICAL LANDMARKS AND SCIENTIFIC OUTLOOKS
Ivanchin Artyom Vladimirovich
PhD in Law, assistant professor, Department of Criminal Law and Criminology, Yaroslavl Demidov State University
Abstract
The article is devoted to the life description of the famous scientist of the early 20-th century, the last head of the Demidov law lyceum and the first rector of the state university in Yaroslavl professor Valerian Nikolaevich Shiryaev, whose name is well known to specialists in the area of criminal law and criminology. The author has brought to light a number of interesting facts from the lawyer's biography which have not been open to the public before. The central place of the article is given to the detailed analysis of the two main works of this criminologist from Yaroslavl, namely: the Master's thesis «Religion related crimes. Historical and dogmatic essays» defended in 1910 in the University of St.Petersburg and the Doctor's thesis «Bribery and evil-doing in the context of general doctrine of abuses of office» defended in 1917 in the University of Derpt. The author employed the following methods of scientific research which have stood the test of time: the dialectical method, the formal logical method, the comparative legal and the historical legal methods. Special attention is given to the formal dogmatic method which enables to demonstrate the significance and relevancy of Shiryaev's scientific work for his contemporaries. For the first time in the current epoch doctrine the scientist's outlooks have been subjected to the detailed analysis, there has been shown their significance for the criminal legislation development and for the science of criminal law. V.N. Shiryaev believed that the system of religion-related crimes in the Criminal Code of 1903 was rather inconsistent and failed to implement the legislation's idea — to guarantee for everyone the freedom of religion and the freedom of praying according to their religious preferences. That was the reason for the scientist to suggest, by means of «delegeferenda», introducing into the criminal legislation a different system of rules covering religion related crimes, based on the principle of the freedom of faith. As far as the fight against corruption is concerned, V.N. Shiryaev has farsightedly warned his descendants against confining to solely criminal enforcement measures.
Keywords
V.N. Shiryaev, professor, Demidov law lyceum, religion related crimes, bribery, evil-doing, Criminal Code, perfectioning of legal legislation, science, doctrine.
References
1. AVolzhenkin B.V. Abuses of office. — M., 2000.
2. Volzhenkin B.V. Abuses of office: Commentary of the legislation and legal proceedings. — SPb., 2005.
3. Egorov S.A. V.N. Shiryaev. Scientific and public service // State and law. — 2003. — № 5.
4. lerusalimsky Yu.Yu., Nevinitsyn R.A. Establishing of the liberal press in the end of the XIX — in the beginning of the XX centuries. — Yaroslavl, 2008.
5. Lushnikova M.V. Labour law and criminal law: biography and scientific heri tage of N.N.Polyansky and V.N. Shiryaev // Van-courier of Labour law and Social Security Law. Edit. 1: Founders of the Yaroslavl School of Labour Law and Social Security Law: portraits in the framework of epoch/ under the editorship of A.M. Lushnikov, M.V. Lushnikova. — Yaroslavl, 2006.
6. Nevinitsyn R.A. «Northern territory» — opposition's press released in the territories of the North and the Upper Volga Region in the end of XIX — beginning of XX centuries — Yaroslavl, 2008.
7. Tourist guide covering territories of the North and the Upper Volga Region. — SPb., 1912.
8. Shiryaev V.N. About the University in Yaroslavl // Voice. — 1916. — № 291.
9. Shiryaev V.N. Key basics of criminal legislation in the USSR // Scientific works of the Belorussian State University. — 1926.
10. Shiryaev V.N. Bribery and evil-doing in connection with the general study of abuses of office. Criminal legal investigation. — Yaroslavl, 1916.
11. Shiryaev V.N. Officials' disciplinary responsibility. — M., 1926.
12. Shiryaev V.N. «Religion related crimes. Historical and dogmatic essays.» — Yaroslavl, 1909.
13. Shiryaev V.N. Criminal legal protection of the freedom of faith// Journal of the Justice Ministry. — 1907. — № 4.
14. Shiryaev V.N The Criminal Code of the Russian Federation of 1926 // Law and life. — 1927. — № 4.
15. Shiryaev V.N. Involvement of individuals in abuses of office // Law and life. — 1925. — № 1.
16. Yaroslavl law school: the past, the present, the future // under the editorship of S.A. Yegorov, A.M. Lushnikov, N.N. Tarusina. - Yaroslavl, 2009.
