ШЕРТНЫЕ ГРАМОТЫ В КОНТЕКСТЕ РУССКО-НОГАЙСКИХ ОТНОШЕНИЙ В XVI ВЕКЕ Текст научной статьи по специальности «История и археология»

УДК 930.23

М.В. Моисеев

Шертные грамоты в контексте русско-ногайских отношений в XVI веке

В статье рассмотрена эволюция шертей. Показано, что вплоть до конца 1530-х гг. в Москве старались придать им вид полноценного международного договора, призванного регулировать отношения с Ногайской Ордой. С 1536 г. отчетливо наблюдается изменение стратегии русской дипломатии. Теперь она старается заручиться присягой если и не всей ногайской знати, то хотя бы ее части. Утверждается, что тексты шертных записей фиксируют эволюцию взглядов на характер отношений, в нашем случае между Русским государством и Мангытским Юртом. Вместе с тем абсолютизировать данные шертей не стоит. На самом деле долгое время характер и лицо русско-ногайских связей будет определяться не шертными записями, а конкретными отношениями с каждым конкретным ногайским аристократом.

Ключевые слова: шертные грамоты, русско-ногайские отношения, дипломатия, восточная политика России.

Термин «шерть» в русском политическом лексиконе начинает использоваться со 2-ой половины XV века. Происходит от арабского «шарт» - условие, договор. Шертные соглашения появились после распада Золотой Орды как необходимая форма урегулирования отношений и определения взаимных полномочий между татарскими и восточноевропейскими правителями Первоначально они заключались между государями, сопоставимыми по статусу, позднее они стали, как правило, заключаться между русскими великими князьями (царями), как старшими партнерами, и соседними правителями, как младшими партнерами. В шертях проводился принцип покровительства Россией восточных соседей. Чаще всего, они имели характер присяги, хотя формально имели вид двусторонних договоров. Не имели долговременного и обязательного характера, чем и отличаются от европейских межгосударственных договоров (Трепавлов, 2000, с. 411 прим. 15; Трепавлов, 2007. с. 134-139).

Вместе с тем надо отметить, что информационный потенциал этого вида источника еще далеко не исчерпан. Заметно повысить эффективность его изучения можно путем комплексного исследования шертных соглашений, изучая их текст, правила составления и процедуры заключения (см.: Каштанов, 1996, с. 5).

Впервые в русско-ногайских отношениях шертное соглашение появилось в конце 1501 г. Текст его до нас не дошел, сохранились лишь его изложение и упоминания в последующей переписке России с Крымским ханством и Ногайской Ордой. Всё это позволяет установить нам некоторые части этой первой в истории русско-ногайских отношениях шертной записи. Для этого разместим известную нам информацию в виде таблицы (см. табл. 1).

Красной нитью во всех приведенных сообщениях проходит обязательство ногаев «другу другом быти, а недругу недругом», вместе с тем сохраняется несколько вопросов. Во-первых, исчерпывалась ли этим шертная запись и, во-вторых, кто конкретно составлял этот документ: русская сторона или сами ногаи. На первый вопрос мы можем вполне однозначно ответить отрицательно. Текст памяти А.Г. Заболотского, источника наиболее близкого по времени к шерти 1501 г., указывает на еще ряд существенных пунктов (хотя и переданных крайне скупо). Первое - ногаи обязывались «не чинить лиха» землям и людям великого князя Ивана III Васильевича, второе - не нападать на Казанское ханство. Сходным образом передано это соглашение и в грамоте к Ямгурчи-бию в 1504 г. Трактовки же шертной записи 1501 г. в 1507 и 1508 гг. представляются попыткой московских дипломатов уточнить её положения в связи с текущими потребностями. Для ответа на другой наш вопрос стоит обратиться к грамоте к Ямгурчи-бию 1504 г., в которой было написано следующее: «.. .в грамотах своих к нам писал еси и словом нам от тебя твой князь Уедаш говорил о дружбе» и далее «.мы твоего слова не оставили, учинили есмя так, как ты писал в своих грамотах., и своего посла Якова к тебе есмя посылали». Итак, судя по всему, в грамоте Ямгурчи 1501 г. равно как и послании Мусы того же года текста шерти не содержалось, а имело место некое предложение союзных обязательств, которые легли в основу шертной записи 1501 г., выработанной в Москве. В принципе, подобное умозаключение подтверждается практикой русско-ногайской переписки конца

Таблица 1

Упоминания шертной записи 1501 г. в дипломатической переписке

Память А. Г. Заболотскому в Крым. Март 1502 г. Грамота к Ямгурчи. 1504 г. Грамота к Алчагиру. 1507 г. Грамота к Хасан-бию и мирзам. 1508 г.

«...ногайские, господине, князи, Муса князь и Емгур-чей мурза, и иные мурзы присылали к моему государю свои люди бити челом о миру,., и шерть государю нашему за них дали на том, что им государя нашего другу другом быти, а недругу недругом, а землям государя нашего и лю-дем и Казанской земле лиха никакова не чинити...» «.присылали еси к нам своего князя Уедаша з грамотами и речами, а в грамотах своих к нам писал еси и словом нам от тебя твой князь Уедаш говорил о дружбе, да и о твоем дитяти, и люди бы наши ваших не воевали. А ты хочешь другу нашему друг быти, а недругу недруг, а вашим людем наших не воевати. И мы твоего слова не оставили, учинили есмя так, как ты писал в своих грамотах.., и своего посла Якова к тебе есмя посылали. И твое слово ., что еси другу нашему друг, а недругу недруг и до живота, и вашим людем наших людей нигде не воевати». «А опосле того дитя их попало в руки отцу нашему и нам, и они присылали о том ко отцу нашему и к нам своих людей.о том, чтобы нам дитя их отпустити. И мы того инако не учинили, а учинили есмя по их прошенью: дитя есмя их к ним отпустили. И люди их, [...] шерть нам дали на том, что отцу твоему Мусе князю и дяде твоему Емгурчею князю и всем мырзам другу нашему другом быти, а недругу нашему недруг быти, и на всякого недруга бытии вам с нами заодин» «... шерть нам.дали на том, что князем Мусе и Емгур-чею и всем мурзам другу нашему друг быти, а недругу недругом быти и на всякого недруга бытии им с нами заодин».

XV века. В этом ключе особенно привлекает внимание послание Мусы августа 1490 г. В этом документе (доставленном Семен богатырем) содержался следующий пассаж: «Кто тебе ратен будет, я рать пошлю, а хто мне ратен будет, и ты ко мне рать пришли» (ПК, с.28). Как видим, по смыслу это предложение довольно близко к клаузуле военного союза шерти 1501 г. Но, существенно то, что тогда в Москве не решились создавать шертную запись, что, впрочем, легко понять. Все -таки инициатива военного союза в 1490 г. исходила только от одного, хотя и влиятельного, ногайского аристократа. Последующие события подтвердили справедливость осторожности дипломатов великого князя Ивана III. С 1490 г. русско-ногайские отношения претерпели существенные изменения. Постепенно добрососедские отношения сменились на острую конфронтацию, в основе которой лежали разногласия по «казанскому вопросу» (Моисеев, 2013, с. 107-108). Вероятно, в 1493 г. (по мнению В. В. Трепавлова в 1491/92 г. (Трепавлов, 2002, с. 117-118) Муса проиграл в борьбе за власть Ямгурчи и вынужденно откочевал в «Туркмен» (Моисеев, 2007. С. 58-59). В сентябре 1496 г. ногаи сместили с казанского престола Мухаммед-Эмина и поставили на ханство Мамука. И хотя его правление не было долгим, и вскоре влияние Русского государства в Казанском ханстве было восстановлено, напряженность в отношениях с Ногайской Ордой сохранялась. В 1499 г. на Казань совершил поход сибирский султан Агалак, скорее всего, поддержанный ногаями. В 1500 г. Казань была осаждена ногайскими войсками, под руководством Мусы и Ямгурчи. Провал и этой военной акции кочевников вынудил их искать примирения, итогом которого и стало появление шертной записи 1501 г., рассматриваемой нами Итак, заключая наш обзор, мы можем смело заключить, что к началу XVI века русско-ногайские отношения эволюционировали от частных инициатив к появлению качественно нового вида документа, который, по мнению великокняжеской дипломатии, должен был прописать общую архитектуру отношений и стать неким регулирующим моментом в выстраивании взаимного дипломатического диалога. То, что в Москве в это время рассматривали шерть, как некий аналог междукняжеских и международных договоров свидетельствует и апелляция к ее тексту в практике отношений 1504-1508 гг.

Дальнейшее развитие шертные соглашения в русско-ногайских связях получили в 1530-е гг. Шерть 1534 г. - это первый из сохранившихся документов подобного рода в этих связях. Именно поэтому он требует пристального внимания. В составе ногайской посольской книги в материалах посольства и переговоров 1534 г. сохранилось две шерти. Первая - это посольская шерть (ПКСРНО, с. 102-105), вторая - русского посланника (ПКСРНО, с. 118). Начнем анализ с шерти

ногайских послов. Текст начинается с присяги посла ногайского бия Саид -Ахмеда - Кудояра на том, что в грамотах великого князя Ивана IV Васильевича, присланных ранее, содержались сообщение о смерти Василия III Ивановича, упоминание о ранее добрососедских русско-ногайских отношениях и предложение урегулирования противоречий, возникших накануне смерти великого князя Василия. Суть мирных предложений Москвы передавалась следующей фразой: «...которые дела и речи бранные были межи великого князя Василья и Шыидяка князя и мырз, и тем бы делом всем дерт учинити на обе стороны» (ПКСРНО, с. 102). Слово «дерть» означало «завершение», «забвение», «прекращение». Существовали «дертные грамоты» - документы, подтверждавшие окончательность и постоянность какого-либо акта (СРЯ, 1977, с. 230), но что именно московские дипломаты предлагали завершить и придать забвению? Для этого рассмотрим русско-ногайские отношения в начале 30-х гг. XVI века.

В июле 1530 г. в отражении русского наступления на Казань приняли участие и ногаи. На помощь Сафа-Гирей-хану Мамай-мирза (ранее выдавший за него свою дочь) прислал своего сына с отрядом (ПСРЛ, т. 13, с. 47; ПСРЛ, т. 20, с. 406). Конфликт, начинавшийся как столкновение интересов ногайского мирзы Мамая с русской политикой в Среднем Поволжье, быстро перерос личностный характер и приобрел общий характер. Так, бий орды Саид-Ахмед пенял великому князю Ивану IV, что мещерские казаки (вероятно, касимовские татары) угоняли у ногаев лошадей «тысячими», прервали нормальное течение ногайско-казанской торговли (ПКСРНО, с. 92). До октября 1533 г. ногайские послы вместо того, чтобы ехать в столицу Русского государства, «поворотився» с дороги подвергли грабежу Мещеру (ПКСРНО, с. 87). В ходе нападения ногаи даже осадили некий город, возможно, Касимов. Таким образом, с 1530 г. русско-ногайские отношения перешли в стадию конфронтации. Пусковым моментом для этого стало обострение русско-казанских отношений, закончившееся свержением Сафа-Гирей-хана, связанного с ногаями и возведением на престол русской креатуры Джан-Али. Пограничные конфликты между касимовцами и ногаями углубляли этот конфликт, переводя его в общеногайское неприятие русской политики. Все это, очевидно, угрожало Русскому государству, учитывая, что справедливые претензии сторон вполне могли парализовать двусторонние отношения, именно поэтому великокняжеская дипломатия предлагала просто предать их забвению и, по сути, отыграть ситуацию назад ко времени добрососедского сосуществования.

Итак, появление призыва к «дерти» (забвению) в рассматриваемой шерти послов было вызвано содержанием русско-ногайских отношений в 1530-1533 гг. Однако этим не исчерпывалось содержание этого документа. Далее Кудояр должен был присягать на том, что «.вперед государю моему Шыдяку князю великому князю другу друг быти, а недругу недругом, и на всех великого князя недругов государю моему Шыидяку князю и его братье и детем и всем нагайским мырзам бытии с великим князем заодин» (ПКСРНО, с. 103). Данный пассаж, несомненно, восходит к расширительному толкованию шерти 1501 г. (если только между 1501 и 1534 гг. не было иной шерти), восходящему к 1507 г. Развитие же этого положения в дальнейшем тексте шерти послов приобретает весьма любопытный характер. Приведем его полностью: «А которой недруг великого князя поидет на великого князя украину, и пришлет князь великий ко государю моему к Шыидяку князю и Ших Мамаи мырзе и Мамаи мырзе и Юсуф мырзе и Исмаил мырзе, и всем мырзам на великого князя недругов великого князя пособляти и быти им с великим князем на его недругов заодин. А хоти князь велики ко государю моему к Шыидяку князю и Ших Мамаи мырзе, и Мамаи мырзе, и к иным мырзам и вести не пришлет, а возведают то государь мои Шыидяк князь и иные мырзы, что которои великого князя недругов поидут на великого князя украину, государю моему Шыидяку князю и Ших Мамаи мырзе, и Мамаи мырзе, и всем мырзам, и не дожидая от великого князя присылки, на его недругов ему пособляти и помешка им чинити» (ПКСРНО, с. 103-104). Далее содержались требования пресекать нападения на русских дипломатов, купцов и других людей великого князя, освобождать их в случае пленения без выкупа, возмещения убытков. И, наконец, обязательство доставить русского посланника Даниила Губина с сопровождающими в ставку к бию «по здо-рову без всякие хитрости» (ПКСРНО, с. 104-105). Эта часть шерти послов отражает существенное изменение в понимании характера русско-ногайских отношений дипломатами правительства Елены Глинской. Очевидно, что столь расширительная трактовка шерти 1501 г. базировалась не на имевшихся договоренностях, а на новом мышлении идеологов восточного направления русской восточной политики Сейчас сложно однозначно определить отца этого нового курса, но исходя из того, что весьма активным участником переговоров с Крымским, Казанским ханствами и Ногайской Ордой в то время был оружничий Ф. И. Карпов, то можно предположить, что в выработке этой концепции он играл далеко не последнюю роль. Конечно, анализ деятельности московских интел-

лектуалов той поры и их роли в создании этого нового понимания восточной политики проводить в этой статье было бы избыточной работой, но отметим, что в 1520-е гг. вырабатывается идея о вассальном, подчиненном характере и Казанского ханства и Ногайской Орды (Моисеев, 2010, с. 395 -401). Рассматриваемый же документ ярко свидетельствует, что это понимание было не просто кабинетным фантомом, но и реально воплощалось в жизнь.

Итак, шерть послов 1534 г. является важным источником не только по русско-ногайским отношениям, но и по истории концепции восточной политики Русского государства XVI века. Очевидно, что этот документ фиксирует далеко неравноправный характер русско-ногайских отношений, в которых ногаям отводится роль едва ли не служебников великого князя. Однако надо признать, что эта шерть имела все-таки ограниченное значение, так как присягала не правящая элита орды, а только ее дипломатические представители. Интересной особенностью переговоров 1534 г. является наличие и шерти русской стороны, на которой в орде должен был присягать русский посланник Д. Губин О б-ратимся к этому тексту. Первым пунктом здесь фигурирует обязательство великого князя «пособ-ляти» ногаям на их недругов. Затем, знакомый уже нам, призыв к забвению прежних раздоров. Третьим пунктом стало обязательство Москвы не допускать нападений своих подданных на ногаев, обещание наказывать виновников и возмещения убытков, понесенных кочевниками Завершался документ пунктом о безопасной торговле в Русском государстве ногайским купцам (ПКСРНО, с. 118). Итак, в 1534 г. шертные отношения между Русским государством и Ногайской Ордой вышли на качественно новый уровень. В это время московская дипломатия идет на значительную детализацию шертных записей, появляются и обязательства русской стороны перед ногаями, на которых в ставке должен был присягать русский посланник. В целом, заметно стремление русской дипломатии превратить этот своеобразный документ в полноценный международный договор с четко прописанными обязательствами сторон. Впрочем, дальнейшее развитие событий продемонстрировало всю утопичность этих начинаний Добиться шертования ногаев Даниил Губин так и не смог. Именно поэтому постепенно в Москве вызревает новая идея: добиваться шертования различными группами мирз, вместо того, чтобы ждать общеногайской присяги. Первым подобным документом стала шерть февраля 1536 г., данная послами мирз западного крыла орды Кель-Мухаммедом, Чемашем, Усеком, Ис-маилом, Ураком, Уразлы и Джаном. Эта запись преследовала более ограниченные цели и определяла региональные, текущие интересы сторон. Шертная запись базировалась на антикрымских предложениях ногайских мирз. Развитием стали пункты об освобождении русского полона, захваченного крымцами и возвращение его в Русское государство, о не нападении их самих на русские украины (ПКСРНО, с. 140-141). Однако и в этом случае шертования не произошло. Максимум, что удавалось русским дипломатам, это то, что на этих шертных записях шертовали ногайские послы, находившиеся в Москве. Впрочем, судя по источникам, ногайские мирзы это считали вполне легитимным шагом (ПКСРНО, с. 210). Итак, к концу 1530-х гг. все более отчетливее становилась условность шертных записей, как документа, определяющего двусторонние отношения. В этих условиях усилия великокняжеской дипломатии сосредоточились на выстраивании личных контактов с ногайской элитой. А руководящим документом становилась текущая переписка. Однако подобная практика усложняла процесс выработки долгосрочной политики Именно поэтому, не смотря ни на что, московская дипломатия продолжала свои попытки достичь шертования если и не общеногайского, то хотя бы наиболее представительных групп знати.

Ко всему прочему, как это не раз отмечалось в историографии, ногаи понимали значение этого документа достаточно вольно: при жизни одного и того же бия шерти нарушались, а затем, степные аристократы вновь присягали. Нередко они уклонялись от шертования, говоря, что и так верны.

В 1548 г. была предпринята новая попытка привести ногаев к шерти. Эта была вновь шерть послов. Содержание ее близко к аналогичному документу 1534 г. Так, ногаи присягали на том, чтобы им помогать царю Ивану IV Васильевичу в борьбе с набегами, препятствовать походам ногайских мирз на Русское государство, сообщать о них (ПКСРНО, с. 264-266). Во второй половине XVI века очевидно развитие шертных обязательств. Так, появился пункт «от царя и великого князя неотступну быти и до своего живота, и иного ми себе друга никогда не искати» (РГАДА. Ф. 127. Оп. 2. Д. 16. Л. 1; Д. 17. Л.1). Впрочем, данный пункт исчез из шертной записи Уруса 1581 г. Однако другие пункты его шерти все же не позволяют усомниться в том, что подчиненный характер Ногайской Орды в русско-ногайских отношениях сохранялся. Так, в этом документе появляется пункт о запрете кочевания ногаев на «крымской стороне» (РГАДА. Ф. 127. Оп. 2. Д. 18. Л.1). Окончательно зависимость Ногайской Орды оформилась при Иштереке (Трепавлов, 2002, с. 621, 640-641),

который, например, в 1608 г. так сообщал о шертовании царю Василию IV Шуйскому: «.тебе великому государю на куране и на берехате шерть и утверждение дали, что нам быть под твоею царскою высокою рукою и до своей смерти не отступным» (Гневушев, 1914, № 95, с. 198).

Итак, идея о подчиненности Русскому государству Ногайской Орды, родившаяся в 1520-х гг. как кабинетный продукт, к началу XVII века оказалась реальностью. Шертные записи демонстрируют этапы утери суверенитета ногаями. Вместе с тем, хотелось бы предостеречь от абсолютизации этого типа документа. Он так и не стал документом, определявшим лицо отношений, все-таки ведущей оставалась практика личных договоренностей.

При анализе конкретного формуляра ногайских шертей и правил их составления удалось выяснить, что на самом деле существовало несколько видов этих документов. Так, шерти 1534 и 1548 г. - это шерти послов, в которых, кроме всего прочего, регистрировались обязательства ногайских послов. Именно поэтому они имели ограниченное значение. Присягали на этом документе послы в Москве. Процесс составления подобной шерти представляется следующим. Писались они в русской столице под нужды конкретного посольства. После этого переговорщики предлагали дать правду «за своих мырз на том, как нам мырзы хотят дружити». После этого ногайские посланники знакомились с текстом шертного соглашения и если он их удовлетворял, то присягали на нем. Кроме того, составлялась шерть для ногайской знати, которую в орду вез русский посланник. В орде уже сами мирзы должны были присягнуть на этом соглашении перед московским диплом атом. Любопытно, что присяга перед гонцом рассматривалась в Москве как не правильная практика, и поэтому старались в том случае, если это произошло, добиться перезаключения шерти Привлеченные материалы поднимают вопрос: где составлялись шертные записи, в Москве или в Ногайской Орде. Приблизиться к ответу на него позволяет казус 1557 г. 24 июня этого года из орды вернулся посланник П. Совин, привезший шерть. Дипломат рассказывал, что Исмаил отказался присягать на русском варианте соглашения, сославшись на то, что она «вразум им невоидет» и написал свою запись, на которой и присягал со всеми мирзами (Трепавлов, 2002. С. 614-615). В истинности подобного рассказа усомнилась А.Л.Хорошкевич, указав, что в шерти ничего не говориться об обязательствах России (Хорошкевич, 2003. С. 181). Однако, это сомнение напрасно. Дело в том, что в этом виде документов всегда перечисляются обязательства присягающей стороны, то есть в нашем случае ногаев. Более того, формуляр именно этой записи достаточно серьёзно отличается. Все известные нам шертные записи начинаются с intitulatio, затем следует обозначение адресата, которым выступает русский правитель с обязательным упоминанием титула. Однако этот начальный протокол в записи 1557 г. заметно изменен. В этом варианте в intitulatio используется традиционное для ордынской дипломатики «сезюм» - «слово», а так же в insciptio вместо титула и имени русского царя используется «белый царь» никогда ранее не использовавшийся в шертных грамотах. Еще более разняться шертные записи с записью 1557 г. в datum. Обыкновенно в этой части документа указывался год от сотворения мира с указанием «печать свою приложил», но в записи 1557 г. дата указана по хиджре и вовсе нет упоминаний о заверении шерти Все это позволяет нам считать, что данная шерть была составлена самими ногаями в Орде, в отличие от остальных документов этого вида, которые, очевидно, писались в Москве.

Процедура заключения шерти состояла из общей присяги знати на Коране. И.В. Зайцеву удалось определить, что использовался айат 91 из 16 суры «Пчелы»: «Верно выполняйте договор с Аллахом, когда его заключили, и не нарушайте клятв после их закрепления: вы сделали Аллаха поручителем за вас. Поистине вы знаете то, что вы творите». Именно этот айат рекомендован был на вклейке на одном из Коранов собрания РГАДА (см.: Зайцев, 2008, с. 5). Вместе с тем ряд источников содержат данные, которые позволяют предполагать более богатый ритуал процедуры шер-тования. Так, на общем собрании знати, присягающие прикладывали к шертной записи печати (в случае с Казанским ханством см.: Исхаков, 2007). Следовательно, можно предположить, что на грамоте должны были остаться оттиски печатей на воске. Так же сохранилось два источника, в которых этот процесс предстает самым неожиданным образом. Это сообщение украинской Густын-ской летописи XVII века и одна из миниатюр Лицевого свода. По ним в ходе шертования татары использовали воду, которую лили на сабли: «...положиша оружия на земле и лияху на нихъ воду, кленущеся, а потом пияху, глаголющее: «Аще кто сию клятву преступитъ, да излыетъся кровъ его тако, якоже сия вода» (ПСРЛ, т. 40, с. 142). И.В. Зайцев также выявил случаи, когда при шертова-нии, формулировка «запрещения» сопровождалась упоминанием сабли и, даже, ее использованием (Зайцев, 2008, с. 6).

Итак, исследование шертных записей в русско-ногайских отношениях позволяет сделать ряд выводов. Во-первых, вплоть до конца 1530-х гг. в Москве старались придать им вид полноценного международного договора, призванного регулировать отношения с Ногайской Ордой. С 1536 г. отчетливо наблюдется изменение стратегии русской дипломатии Теперь она старается заручиться присягой если и не всей ногайской знати, то хотя бы ее части Во-вторых, тексты шертных записей фиксируют эволюцию взглядов на характер отношений, в нашем случае между Русским государством и Мангытским Юртом. Все это делает этот вид источника перспективным для реконструкции концепции восточной политики Московской Руси. В-третьих, не смотря на то, что в основе этого документа лежали не только (а скорее всего не столько) реалии взаимоотношений, но и теоретическое их осмысление, он все же фиксирует этапы утери суверенитета Ногайской Ордой. В -четвертых, абсолютизировать данные шертей не стоит. На самом деле долгое время характер и лицо русско-ногайских связей будет определяться не шертными записями, а конкретными отношениями с каждым конкретным ногайским аристократом.

ЛИТЕРАТУРА

Гневушев А.М. Акты времени правления царя Василия Шуйского (1606 г. 19 мая - 17 июля 1610 г.) // Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских М., 1914.

Исхаков Д.М. Быть верным с друзьями и притворно равнодушным с врагами (Культура государственной жизни в тюрко-татарских обществах XV-XVI вв.) // Гасырлар авызы - Эхо веков. 2007. № 1 (сетевой ресурс: http://www.archive.gov.tatarstan.ru/magazine/go/anonymous/main/?path=mg:/numbers/2007_1/02

/02_5/&searched=1)

Зайцев И.В. Проблема удостоверения клятвенных обязательств мусульманина перед христианской властью в России XVI-XIX веков // Отечественная история. № 4. 2008.

Каштанов С.М. Из истории русского средневекового источника. Акты X-XVI вв. М., 1996.

Моисеев М.В. Взаимоотношения России и Ногайской Орды (1489-1563 гг.): Дисс. ... канд. ист. наук. М., 2007.

Моисеев М.В. Обоснование прав на Казанское ханство в русском средневеком нарративе // Мининские чтения: Труды участников международной научной конференции. Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского (24-25 октября 2008 г.). Нижний Новгород, 2010.

Моисеев М.В. «Казанский вопрос» в русско-ногайских отношениях конца XV - первой половины XVI столетий // Средневековые тюрко-татарские государства. Казань, 2012. Вып. 4.

ПК - Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой 1489-1508 гг. М., 1984.

ПКСРНО - Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой 1489-1549 гг. Махачкала, 1995.

ПСРЛ - Полное собрание русских летописей.М., 2000. Т. 13.

ПСРЛ. М., 2005. Т. 20.

ПСРЛ. СПб., 2003. Т. 40.

РГАДА - Российский государственный архив древних актов. Ф. 127 (Сношения России с ногайскими татарами). Оп. 2.

Словарь русского языка XI-XVII вв. М., 1977. Вып. 4 (Г-Д).

СРЯ - Словарь русского языка XI-XVII вв. М., 1977. Вып. 4 (Г-Д).

Трепавлов В.В. «Под государевой высокою рукою»: проблема российского подданства кочевников в историографии и источниках // Россия и мировая цивилизация. М., 2000.

Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. М., 2002.

Трепавлов В.В. «Белый царь». Образ монарха и представления о подданстве у народов России XV-XVIII вв. М., 2007.

Хорошкевич А.Л. Россия в системе международных отношений середины XVI века. М.: «Древлехранилище», 2003.

М.В. Моисеев

XVI ГАСЫР РУС-НОГАЙ М0НЭСЭБЭТЛЭРЕНЭ КАГЫШЛЫ АНТ БИРУ ГРАМОТАЛАРЫ

Мэкалэдэ нугайларньщ ант бирY Yзгэреше карала. 1530 еллар азагына кадэр МэскэYнец ант иту кэгазьлэренэ Нугай Урдасы белэн менэсэбэтлэрне кейлэргэ тиешле тулыхокуклы халыкара килешу кыяфэте бирергэ омтылганы курсэтелэ. 1536 елдан башлап рус дипломатиясенец стратегиясе YзгэрYе ап-ачык куренэ. Хэзер ул бетен нугай аксеяклэренекен булмаса, аларныц бер елешенец антын булса да алырга тырыша. Ант бирY кэгазьлэрендэге язмалар Рус дэYлэте белэн Мангыт йорты арасындагы менэсэбэтлэр характерына ка-раш YзгэрYен чагылдыра, дип раслана. Бер Yк вакытта ант бирY мэгълуматларын абсолютлаштырырга яра-

мый. Чынлыкта рус-нугай менэсэбэтлэренец характеры hэм йезе озак вакыт ант бирY кэгазьлэре белэн тугел, э hэрбер нугай аксеяге белэн корылган менэсэбэтлэргэ бэйле була.

Ачкыч сузлэр: ант бирY грамоталары, рус-нугай менэсэбэтлэре, дипломатия, Россиянец кенчыгыш сэясэте.

M.V. Moiseev

CHARTER OF SHERT IN THE CONTEXT RUSSIAN-NOGAI RELATIONS IN XVI CENTURY

The article considers the evolution Charters of shert. It is shown that up to the end of the 1530s, in Moscow tried to make them look like full-fledged international Treaty designed to regulate relations with the Nogai Horde. From 1536, clearly a change in the strategy of the Russian diplomacy. Now she tries to enlist the oath, if not all of the Nogai of the nobility, that at least parts of it. It is argued that the texts shertnye records record the evolution of views on the nature of the relationship, in our case between the Russian state and Magicsim Yurt. However, to absolutize data serta not worth it. Actually for a long time the character and identity of the Russian -Nogai ties will be determined not shertnye records, and specific relationships with each specific Nogai aristocrat.

Keywords: Charters of shert, russian-nogai relations, diplomacy, east policy of Russia.

Сведения об авторе

Моисеев Максим Владимирович - кандидат исторических наук, зав. сектором ГБУК г. Москвы «Музейное объединение «Музей Москвы», отдел «Музей Археологии Москвы» (г.Москва). E-mail: maksi-moisee@yandexru

Моисеев Максим Владимиров улы - тарих фэннэре кандидаты, МэскэYнец ДБМО «Музей Москвы» музей берлэшмэсе»нец сектор медире, «МэскэY археологиясе музее» бYлеге. (МэскэY шэhэре).

Moiseev Maksim Vladimirovich - Cand. Sci. (History), Head of sector Moscow city museum, Museum of archeology of Moscow (Moscow).