CC BY
20-У2-
какую-то свою правоту и внутренняя самонадеянность. Отсюда — часто встречающаяся неряшливость, небрежность, нежелание контролировать свои строки. За это ему не раз приходилось слышать осуждения, встречать укоры. Они заслужены. И, все-таки Игорь Северянин — личность и самостоятельность. Если даже иногда он кажется босым, то за плечами у него — плащ. Носить эту эффектную ненужность умеет не всякий. Сейчас он спешенный воин, но — это воин (Сегодня. 1931. 15 сент.).
С.А.Коваленко
"Медальоны: Сонеты и вариации о поэтах, писателях и композиторах" (Белград: Изд. автора, 1934). В книге представлено сто "медальонов", расположенных в алфавитном порядке: Андреев, Апухтин, Арцыбашев, Ахматова, Байрон, Бальзак, Бетховен, Бизе, Блок, Бодлер, Боратынский, Брюсов, Бурже, Бунин, Белый, Вербицкая, Верди, Верлен, Жюль-Верн, Виснапу, Гамсун, Гиппиус, Глинка, Гоголь, Гончаров, Горький, Гофман, Григ, Гумилев, Достоевский, Дучич, Дюма, Есенин, Жеромский, Зощенко, Вяч.Иванов, Г.Иванов, Инбер, Келлерман, Киплинг, Кольцов, Конан-Дойль, Кузмин, Куприн, Лермонтов, Лохвицкая, Лесков, Метерлинк, Майн-Рид, Маргерит, Маяковский, Мопассан, Надсон, Некрасов, Немирович-Данченко, Одоевцева, Ожешко, Оффенбах, Реймонт, Ремарк, Римский-Корсаков, Роллан, Романов, Россини, Ростан, Содовников, Салтыков-Щедрин, Сологуб, Станюкович, Северянин, Каролина Павлова, Пастернак, Потемкин, Прутков, Пушкин, Пшибышевский, Тагор, Марк Твен, А.К.Толстой, А.Н.Толстой, Лев Толстой, Тома, Туманский, Тургенев, Тютчев, Тэффи, Уайльд, Уитмен, Фет, Фофанов, Цветаева, Чайковский, Чехов, Чириков, Шекспир, Шмелев, Шопен, Эберс, Ботев. После каждого сонета указан год написания, реже месяц и место создания. Наиболее ранняя дата под сонетом "Тома" (Петербург. 1908). Крайняя дата: "Ремарк" (ТоПа 21 января 1933). Большая часть сонетов и вариаций датирована серединой
двадцатых годов — 1925-1927. Книга медальонов представляет собой и своего рода "географию" передвижений автора.
В книге очерчен "круг чтения" Северянина, его пристрастия, иногда субъективные оценки, как бы заметки читателя. Георгий Иванов — "коварный паж и верный эпигон". "Нелестным мнением" называет Северянин свой сонет "Пастернак": "Им восторгаются — печальный
знак. / Но я не прихожу в недоуменье: / Чем бестолковее стихотворенье, / Тем глубже смысл находит в нем простак". В поэтах и писателях России, а также в Глинке и Римском-Корсакове ему дороже всего "Русскость", удаль, широта души. О Маяковском: "Уж слишком весь он русский, слишком наш". О Пантелеймоне Романове: "О милая Россия, / Ты все еще жива в писателях своих". Он выделяет сатирическую направленность Салтыкова-Щедрина и Зощенко, видя в них защиту от пошлости: "Иудушки из каждой лезут щели, / Страну одолевают. Одолели. / И нет надежд. И где удел иной?". О языке рассказов Зощенко, его сказовой манере: "Заныла чепуховая пурга. / Завыражался гражданин шершаво. / И вся косноязычная держава / Вонзилась в слух, как в рыбу острога". И себя в сонете "Северянин" он называет "иронизирующее дитя", представ без фанфаронства и столь привычной для него претенциозной позы: Он тем хорош, что он совсем не то, Что думает о нем толпа пустая, Стихов принципиально не читая, Раз нет в них ананасов и авто...
Поэтика сонетов и вариаций в значительной мере определяется цитацией текстов поэтов. Сонет "Гумилев" построен на стилистике названий его поэтических книг: "Путь конквистадора", "Цветы романтики" <"Романтические цветы">, "Жемчуга", "Столп огненный" <"Огненный столп">. В сонете "Кузмин" — "грустят глаза — осенние озера", отсылая к сборнику "Осенние озера". О Сологубе: "И не трагично ль утомленным векам / Смежаться перед хамствующим веком, / Что мелким бесом вертится у ног?".
В отклике на выход книги Г.Адамович предлагает отнести ее "к области курьезов": "Автор "Медальонов" настроен то восторженно, то насмешливо. Восторги относятся большей частью к славным предшественникам. Насмешки к современникам. Перелистать книжку все-таки довольно забавно. Разумеется, поэзии или мастерства в ней немного... В сборнике попадаются отдельные меткие словечки и острые неожиданные определения. Каждая страница вызывает улыбку. К сожалению, только улыбка эта обращена порой на самого автора, вместо его жертвы, и в авторском замысле, так сказать, "не была предусмотрена". В заключение критик недоумевает по поводу судьбы поэта: "Лет двадцать тому назад явился в нашей литературе новый большой поэт. Над ним много смеялись — и по заслугам. Его во многом упрекали — и совершенно справедливо. Но почти никто из
признанных тогдашних ценителей искусства не сомневался в исключительном даре пришельца, — ни Брюсов, ни Сологуб, написавший к первой книге Северянина предисловие, ни Гумилев, с какой-то скрыто-восторженной враждебностью за ним следивший, ни даже Блок. Все верили, что Северянину надо "перебродить", все надеялись, что рано или поздно это произойдет, тогда талант поэта засияет чистым и прекрасным блеском. Но этого не произошло. Надеяться и ждать теперь уже слишком поздно. "Громокипящий кубок" так и остался лучшей северянинской книгой, обещанием без свершения" (ПН. 1934. 29 марта).
С.А.Коваленко
СЕДЫХ Андрей (1902-1994)
"Старый Париж" (Париж: Я.Поволоцкий, 1925). В книге, вышедшей под настоящей фамилией А.Седых — Я.Цвибак, 19 глав, посвященных кварталам и зданиям Парижа. Каждая топографическая точка в Париже вызывает строй писательских ассоциаций, из которых складывается книга. Составившие ее очерки прежде публиковались в газете "Последние новости". "О каждом старом доме Парижа можно написать целую книгу, и Я.Цвибаку приходилось в груде рассказов и анекдотов, то трагических, то забавных, выбирать наиболее характерное. Он делает это умело, рассказывает живо, и книгу прочтет с интересом и тот, кто не видел Парижа, но лелеет мечту — а кто ее не лелеет — его увидеть". (Книжник // Сегодня. 1925. 11 дек.). Рецензент Е.Шевченко (лит. приложение к газете "За свободу!"
29 ноября 1925) выделяет главу, посвященную кровавым страницам Французской революции: "Старая, хорошо изученная картина! И в звучности именно запечатленных в ней фигур и названий аксессуаров, и в мрачных офортных тонах далекой истории картина эта соблазняет своей художественностью". П.Степанова оспаривала ценность книги, составленной из очерков, прежде печатавшихся в "Последних новостях": "Всякий интересующийся Парижем схватится за этот томик и с большим разочарованием отложит его — Старого Парижа он в нем не найдет. И вряд ли те отрывки из уголовной хроники, которые автор, очевидно, считает характерными, дадут хоть малейшее представление и о том, из чего вырос этот чудеснейший город мира, и о его жизни в старину... Нить обрывается на каждом шагу: автор с легкостью перескакивает с
