CC BY
21
Таким образом, даже далеко не исчерпывающий анализ рассматриваемой проблемы позволяет утверждать, что советский вариант социализма в силу своего репрессивного характера фатально предопределил ещё до Великой Отечественной войны появление внутри советского общества сопротивления сталинскому режиму, а в трагические годы войны - даже вооружённое противостояние (чего абсолютно не было в Отечественную войну 1812 г.). Данный факт позволяет современной отечественной историографии характеризовать это явление как «второй этап гражданской войны в России».
Библиографический список
1. Толстых, В. Россия эпохи перемен / В. Толстых. - М.: Росполитэнциклопедия, 2012. - 367 с.
2. Сталин, И. Вопросы ленинизма / И. Сталин. - М., 1952. - 651 с.
3. История России. XX век. Том 1. 1894-1939 / под. ред. А. Б. Зубова. - М.: Астрель, 2010. - 1023 с.
4. Орлов, А. Дагестанское восстание 1934-1935 гг. / А. Орлов // Грани. - 1957. - № 35. - 327 с.
5. Вдовин, А. И. История СССР. От Ленина до Горбачёва / А. И. Вдовин. - М.: Вече, 2014. - 571 с.
6. Дробязко, С. И. Великая Отечественная война 1941-1945 гг.: Национальные и добровольческие формирования по разные стороны фронта / С. И. Дробязко, Н. А. Кирсанов // Отечественная история. - 2011. - N° 6. - 180 с.
7. Дробязко, С. И. Вторая мировая война 1939-1945. Восточные добровольцы в вермахте, полиции и СС / С. И. Дробязко. - М.: АСТ, 2000. - 48 с.
8. Росляков, В. Г. Национальное строительство в СССР / В. Г. Росляков. - М.: Дружба народов, 2013. - 327 с.
9. Иосиф Сталин - Лаврентию Берия: «Их надо депортировать....»: документы, факты, комментарии / вступ. ст., сост., послесл. Н. Бугай. -М.: Дружба народов, 1992. - 288 с.
10. Черушев, Н. С. 1937 год: Элита Красной Армии на голгофе / Н. С. Черушев. - М.: Вече, 2003. - 560 с.
11. Ивашев, Л. Г. Нравственные и правовые вопросы плена в отечественной истории / Л. Г. Ивашев, А. С. Емелин // Военно-исторический журнал. - 1992. - № 1. - 46 с.
12. Кривошеев, Г. Ф. Гриф секретности снят. Потери Вооружённых сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах / Г. Ф. Кривошеев. - М.: Воениздат, 1993. - 416 с.
13. Дюков, А. Р. За что сражались советские люди / А. Р. Дюков. - М.: Яуза, Эксмо, 2007. - 576 с.
14. Приказ № 270 от 16 августа 1941 г. Скрытая правда войны: 1941 год: Неизвестные документы / П. Н. Кнышевский. - М.: Русская книга, 1992. - 348 с.
15. Попов, Г. Победа. Сталин. Номенклатура. Россия / Г. Попов // Совершенно секретно. - 2010. - № 05252.
16. Дюков, А. Р. Великая Отечественная, которая объединяет / А. Р. Дюков // Аргументы недели. - 2010. - № 17. - 6 мая.
17. Хоффман, Н. Й. История власовской армии / Н. Й. Хоффман. - Париж, 1990. - 379 с.
18. История России. XX век. Том 2. 1939-2007 / под. ред. А. Б. Зубова. - М.: Астрель, 2010. - 847 с.
© Беккер В. Я., 2015
УДК 94(571.1/.5)
СЕВЕРОСИБИРСКАЯ И ЮЖНОСИБИРСКАЯ МОДЕЛИ ХРИСТИАНИЗАЦИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX - НАЧАЛЕ XX ВВ.
Е. В. Выдрин, И. Е. Бобрик
Красноярский государственный педагогический университет им. В. П. Астафьева
В статье делается попытка выделения новых моделей христианизации на основе анализа миссионерской деятельности в различных регионах Сибири. Дано чёткое обоснование отличия миссионерства на территории Севера и Юга Сибири; этнорегионы сгруппированы по формам, методам и результатам проводимой христианизации коренных народов.
Ключевые слова: Северосибирская модель христианизации, миссионерская деятельность, Енисейский Север.
Поход Ермака явился началом включения Сибири в Русское государство и привёл к распространению православия за Уралом. В связи с этим интересна интерпретация летописцем XVIII в. этого события как некого миссионерского акта, направленного прежде всего на борьбу с «басурманами» и мусульманской религией, в чём он, несомненно, и видит предназначение похода [1, с. 100]. Именно это и считается началом миссионерской деятельности в Сибири. Историк Ю. Слёзкин пишет о том, что «истинный смысл и неизбежный итог движения России на Восток состоял в том, чтобы «проповедатися чрез Сибирь Евангилие в концы вселенныя» [2, с. 56].
Одним из первых методов, которые использовалась в миссионерской деятельности в Сибири в XVI-XVII вв., было крещение родовой знати. Правители государственных образований на территории Зауралья должны были решить для себя вопрос административного, политического подчинения, а также принятия православной христианской веры. Правительство по отношению к ним проводило достаточно либеральную политику: их устраивали на службу к государю, давали хлебное и денежное жалование [3, с. 8]. Данный метод практически не использовался в работе миссионеров на Енисейском Севере.
На протяжении XVII в. религиозная политика правительства в Сибири отличалась веротерпимостью, что зафиксировано в царской грамоте, направленной в 1685 году Сибирскому митрополиту Павлу: «.для того, что Сибирь Государство дальнее и состоит меж бусурманских и иных вер многих земель, чтоб тем Тобольских Та-
тар и Бухарцов и иных земель приезжих иноземцов не ожесточить, и от Государской милости их не отгонять, и Сибирскому государству какого повреждения не учинить» [4, с. 662-663].
В XVIII в. активизировалась миссионерская деятельность РПЦ в Восточной Сибири. В 1714 году был подписан указ «Об уничтожении кумиров и кумирниц у вогуличей, у остяков, у татар и у якутов, и о крещении сих народов в христианскую веру». В нём предписывалось «...во все их уезды и в татары, и в тунгусы, и в якуты и в волостях их где найдешь их кумиры и кумирницы и нечестивые их чтилицы... пожечь, а их... всех иноземцев... приводить в христианскую веру» [5, с. 17]. Власти стремились идеологическими средствами закрепить то, что было освоено русскими к этому времени.
Однако принудительная христианизация могла привести к столкновениям на религиозной почве, поэтому власти вынуждены были скорректировать свою позицию. В 1719 году вышел сенатский указ «О некрещении татар и других иноверцев против их воли» [5, с. 20]. Правительство разработало систему материальных поощрений, способных стимулировать христианизацию. В 1720 году подписан указ «О льготе новокрещеным от всяких сборов и податей на три года» [5, с. 20]. Он давал новокрещёным временное освобождение от сборов и податей, при этом налоговая нагрузка перекладывалась на плечи сородичей, не принявших православие. В 1725 году Синод издал постановление, предписывавшее «принявшим православную веру выдавать деньги на платье и подарки» [6]. Предусматривалась выдача нательных крестов, икон, холста на рубахи, кафтана и др.
Коренное население восприняло подобную практику по-иному. Они принимали православие, получали льготу и пользовались ею три года. После истечения срока они вновь крестились, но уже в другой церкви, надеясь на новые льготы. Таким образом, крещение для них превратилось не в осознанное принятие новой религии, а в способ уклонения от уплаты ясака и налогов.
Серьёзным препятствием для миссионерской деятельности оставался языковой барьер. Для коренного населения службы оказывались недоступными для понимания, поскольку они не знали русского языка. Священникам и миссионерам приходилось подыскивать переводчиков.
Исторически существует три формы христианизации: целенаправленная государственная политика; ведомственная, осуществляемая белым духовенством и миссионерами посредством проповедей или насильственного обращения; через непосредственные контакты с носителями веры в процессе совместной хозяйственной деятельности и повседневной жизни. Миссионерство в Сибири было частью государственной модели христианизации и политики русификации, то есть интеграции коренных народов в общероссийское пространство.
Методы христианизации в рамках всех трёх исторических моделей условно можно разделить на насильственные (уничтожение идолов, штрафы за невыполнение обрядов, массовые крещения, сопровождавшиеся насилием) и ненасильственные (средства религиозного убеждения, материальные поощрения, денежные вознаграждения, освобождение от повинностей, выдача вещей, предметов культа; духовные миссии, школы, перевод религиозных текстов на национальные языки). Методы варьировались в зависимости от ситуации в регионе, в котором проводилась миссионерская деятельность.
В целом, проанализировав состояния миссионерской деятельности в различных регионах Сибири, можно говорить, что во второй половине XIX в. на этой территории сложились две модели государственной христианизации: Северосибирская (северо-запад Сибири, Енисейский Север, Якутская область) и Южносибирская (Алтайский край, Хакасско-Минусинская котловина).
Историк В. Н. Асочакова в своих работах ввела и справедливо обосновала понятие «западносибирская модель христианизации» [7], выявила её особенности, таким образом, отделив её от миссионерской деятельности, которая проводилась на территории Восточной Сибири. Но в то же время миссионерская деятельность на севере Сибири и на территории её южных районов кардинально отличалась друг от друга, поэтому можно рассматривать другие подходы к выделению моделей христианизации в Сибири.
Для начала необходимо отметить, что обе модели христианизации проводились в рамках единой национальной политики Российской империи, в конечном счёте направленной не столько на русификацию, сколько на интеграцию крупнейшего региона Сибири в имперское пространство. Миссионерская деятельность использовалась для решения задачи «унифицировать все части империи в административном, культурном, правовом и социальном смыслах, интегрировать общество по вертикали - через прежние сословные барьеры и по горизонтали - через национально-региональные границы независимо от их местоположения и всеми жителями страны независимо от их сословной и национальной принадлежности» [8, с. 50].
Первым отличием Северосибирской модели христианизации от Южносибирской являются климатические и географические особенности региона. Север Сибири, в отличие от Юга, гораздо больше в территориальном плане и гораздо суровее в климатическом. К тому же на миссионерскую деятельность на Севере Сибири существенно влияли количество и плотность населения. На огромных северных территориях разбросано крайне ма-
лое количество населения, которое являлось объектом христианизации. При этом на территории Севера Сибири было очень малое количество русского населения, что препятствовало включению инородцев в сферу русской культуры. На Севере Сибири в силу именно климатогеографических факторов русское население больше испытывало влияние местных народов и перенимало их образ жизни. В 1917 году А. Я. Тугаринов фиксировал следующий факт на территории Енисейского Севера: «Шаманили всюду, в каждом чуме. Шаманили даже дети, играя в свои игры... Шаманили даже русские, особенно весной, когда просыпалась от тяжёлого зимнего сна и туруханская тайга» [9, с. 277].
Этнонациональный состав населения на территориях Севера и Юга Сибири также был настолько разным, что приводило к абсолютно полярным итогам христианизации в этих двух районах. Степень восприимчивости христианства на Юге оказалась гораздо выше, чем на Севере, что полностью совпадало с государственной сверхзадачей русификации и интеграции Сибири как крупного этнорегиона в общеимперское пространство. Это объясняется тем, что на Юге Сибири было более однородное в этническом плане население, на Севере же было несколько языковых групп, с которыми приходилось работать миссионерам. «Туземное общество представляло собой калейдоскоп различных народов и племён, находившихся в постоянной борьбе друг с другом», - отмечают в своей монографии Д. Я. Резун и М. В. Шиловский [10].
Миссионерская деятельность, как в Южносибирской, так и в Северосибирской модели христианизации, характеризуется как колинизационно-цивилизационная. Однако если на Юге эта деятельность священников-миссионеров привела к консолидации местного населения и созданию отдельных этносов шорцев и хакасов, то на Севере цивилизационная роль священников проводилась только в форме изучения коренного населения. Этническая консолидация северных народов в исследуемый период была только начата и продолжилась уже в 1920-1930-е гг.
Ещё одним отличием миссионерской деятельности в северных регионах было то, что местная светская и духовная власть ставила христианизацию на этих территориях в разряд подчинённых по отношению к христианизации Юга. Так, в Томской епархии главное внимание всегда уделялось миссионерству на территории Алтайского региона, что вело к незначительному вниманию губернских и епархиальных властей к христианизации Северо-Запада Сибири и Енисейского Севера (до 1861 г.). Исключением здесь является Якутская область, так как там существовала отдельная Якутская епархия.
РПЦ в осуществлении миссионерской деятельности на Севере Сибири не имела конкурентов в отличие от южных регионов. Активную деятельность на территории Алтая и Хакасско-Минусинской котловины проводили представители других мировых религий - ислама и буддизма. Следствием этого было формирование двоеверия у большинства населения региона, причём это было двоеверие иного рода, отличавшееся от Севера Сибири [11, с. 27-32].
Следует признать, что эффективнее всего миссионерская деятельность проходила на Юге Сибири - в Хакасии и на Алтае, что объясняется не только более мягкими по сравнению с северными территориями климатическими условиями, но и этнонациональным составом населения. Тюркские народы оказались более восприимчивы к христианской религии, хотя и между ними были нередки случаи двоеверия. Миссионерская деятельность РПЦ в северных регионах Сибири также отличалась в зависимости от этнического состава того или иного региона. Якутия, площадь, климат и географические особенности которой нисколько не уступают Енисейскому Северу и которая гораздо больше Обдорского Севера, была на порядок сильнее освоена в миссионерском плане, что подтверждается и цифрами крещёного населения и организацией церковных учреждений в крае в целом. Несмотря на то, что методы работы миссионеров в Сибири и на Дальнем Востоке были практически идентичными, некоторые методы в зависимости от региона могли и не использоваться. Так, в Северосибирской модели христианизации невозможным было использование таких методов, следовавших за обрядом христианизации, как наделение земельными участками или воинская повинность.
Одной из задач, которая следовала за обрядом перехода в православную веру, местная администрация видела перевод инородческого населения на оседлость, именно это вело к полной интеграции коренных народов в общероссийское пространство. Забайкальский военный губернатор в 1914 году замечал: «Орочены, тунгусы и те из бурят, которые ведут кочевой образ жизни, неизбежно идут к полному вымиранию; в несколько особых условиях находятся оседлые буряты, в среде которых замечается способность к восприятию русской культуры и устроению жизни в соответствии с повышенными требованиями русской государственности; к сожалению, отличие религиозного культа отделяет момент полной ассимиляции с русским населением области» [12]. Д. Я. Резун и М. В. Шиловский справедливо отмечают, что «ускоренный перевод на оседлость, землеустройство, унификация правового статуса отмечались только в южных районах Сибири. В других национальных районах Сибири подобного не наблюдалось» [12].
Ключевой фигурой процесса интеграции Сибири в общеимперское пространство был крестьянин-земледелец, который должен был научить сибирского инородца пахать, косить, строить дома, а также молиться
и говорить по-русски [13, с. 17-19]. Поэтому важной частью интеграционного процесса была переселенческая политика государства. Историк И. И. Юрганова справедливо отмечает, что в Якутии русский крестьянин не стал главным действующим лицом инкорпорации коренных народов, так как земледелие не получило развития в условиях Крайнего Севера. Главным инструментом здесь выступала православная церковь [14, с. 95]. Такая же ситуация была характерна для всей Северосибирской модели христианизации.
Таким образом, миссионерство в Северосибирской модели христианизации было главным элементом освоения и интеграции этнорегионов в общее пространство российской империи в обличие от Южносибирской модели, где экономические элементы выходили на первый план.
Работу миссий объединяло то, что принятие православия инородцами по большей части носило поверхностный характер, а в реальности оставались актуальными прежние религиозные представления или «двоеверие». Исследователи отмечают, что зачастую двоеверие являлось результатом внешнего принятия христианства для включения коренного населения в политико-правовое пространство империи, а в сфере религиозных традиций всё оставалось по-прежнему. «В результате 200-летнего взаимодействия произошло взаимовлияние хакасской и русской национальных традиций, - отмечает С. В. Пенович. - Хакасы встретили ХХ в. двоеверующими. С одной стороны, они не отказались от языческой веры и сохранили своеобразное видение «картины мира», многие обычаи и обряды. С другой стороны, восприняв христианское учение, обогатили свою жизнь европейским ци-вилизационным потенциалом» [15, с. 148].
В организации миссионерской деятельности в Сибири можно выделить следующие этапы:
1-й этап: XVI-XVII вв. - начальный период миссионерской деятельности в Сибири. На данном этапе идёт становление миссионерской деятельности, происходит организация Тобольской епархии (1620-1621 гг.), практикуются добровольные методы крещения, методы крещения родовой знати.
2-й этап: XVIII в. Этот период характеризуется непоследовательной политикой в области миссионерской деятельности в Сибири (от насильного крещения до выдачи подарков за принятие христианства).
3-й этап: Конец XVIII - начало XIX вв. Этот период историк С. В. Бахрушин назвал «застоем миссионерской деятельности» [16, с. 21-22]. На данном этапе происходит спад темпов миссионерской деятельности в Сибири, что явилось результатом указов императрицы Екатерины II.
4-й этап: 1828 г. - середина XIX в. - переход к массовой миссионерской деятельности, активизация на всей территории Сибири и Дальнего Востока, что произошло после включения миссионерской деятельности в сферу государственной политики Российской империи. Нижней датой в этом периоде является указ 1828 года «Об учреждении в Тобольской и Казанской епархиях миссионеров для обращения в православие иноверцев», который стал отправной точкой для последующей миссионерской деятельности.
5-й этап: середина XIX - начало XX вв. - институализация миссионерской деятельности. В Сибири в этот период идёт массовое открытие походных церквей, поиск новых методов крещения местного населения. Православная церковь становится проводником не только политики государства, но и играет цивилизаторскую роль в жизни инородческого населения Сибири и Дальнего Востока.
Вторая половина XIX - начало XX вв. - это время институального оформления миссионерской деятельности в России в целом и в Сибири в частности. Это проявилось в виде повсеместного открытия походных церквей, православных миссий, организации епархиальных комитетов Православного миссионерского общества. Происходил постоянный поиск наиболее эффективных методов и форм христианизации коренного населения в исследуемом регионе. Причём этот поиск всё активнее происходил на Севере Сибири, что объяснено рядом факторов.
Можно говорить, что в Сибири в исследуемый период чётко оформились две государственные модели христианизации - Северосибирская и Южносибирская. Действительно, содержание миссионерской деятельности, её организация, этнонациональный и этноконфессиональный состав накладывали ощутимый отпечаток на каждую из обозначенных моделей. Естественно, что обе модели в конечном итоге имели целью интеграцию Сибирского региона в единое пространство Русского государства, на своего рода русификацию коренного населения. При этом Северосибирская и Южносибирская государственные модели христианизации имеют несколько кардинальных отличий. Причём в Южносибирской модели встречались факты существования не только государственной модели, осуществляемой миссионерами, а также ведомственной, осуществляемой монастырями и даже через непосредственные контакты с русским населением.
Если говорить о территориальном выделении государственных моделей христианизации, то помимо Северосибирской и Южносибирской моделей, можно говорить и о Дальневосточной модели. Миссионерская деятельность на Дальнем Востоке напрямую зависела не столько от внутренней, национальной политики Российской империи, сколько от внешнеполитических интересов государства. К примеру, Чукотская миссия по своим формам, методам и результатам достаточно сильно похожа на Северосибирскую модель, но при этом христианизация Чукотки напрямую сталкивалась с интересами других государств в данном регионе.
Библиографический список
1. Абрамов, Н. А. Киприан, первый архиепископ Сибирский / Н. А. Абрамов // Город Тюмень. Из истории Тобольской епархии. - Тюмень, 1998.
2. Слезкин, Ю. Арктические зеркала: Россия и малые народы Севера / Ю. Слезкин. - М., 2008.
3. Главацкая, Е. М. Политика русского правительства в отношении коренных народов Севера Западной Сибири в XVII в. (На материалах Верхотурского, Пелымского, Березовского уездов): автореф. дис. ... канд. ист. наук / Е. М. Главацкая. - Екатеринбург, 1992.
4. Полное собрание законов Российской империи. Т. 2. - СПб., 1825.
5. Шишигин, Е. С. Распространение христианства в Якутии / Е. С. Шишигин. - Якутск, 1991.
6. Полное собрание постановлений и распоряжений Синода по ведомству православного вероисповедания Российской империи Т.5. - СПб., 1881. - № 1590.
7. Асочакова, В. Н. Западносибирская модель христианизации: характер, механизм, особенности (на примере Хакасско-Минусинского края в XVII - XIX вв.): дисс. ...докт. ист. наук / В. Н. Асочакова. - Томск, 2011.
8. Миронов, Б. Н. Историческая социология истории / Б. Н. Миронов. - СПб., 2009.
9. Аркадию Яковлевичу Тугаринову посвящается.: сборник научных статей.- Красноярск, 2011.
10. Резун, Д. Я. Сибирь в конце XVI - начале XX века: фронтир в контексте этносоциальных и этнокультурных процессов / Д. Я. Резун, М. В. Шиловский. -URL: http://history.nsc.ru/kapital/project/frontier/index.html (дата обращения 09.12.2015).
11. Шиловский, М. В. Проблема конфессионального выбора аборигенных этносов юга Сибири в XIX - начале ХХ в. / М. В. Шиловский // Сибирь: ХХ век. -Кемерово, 2002. - С. 27-32.
12. Российский государственный исторический архив. Ф. 1284. Оп. 1. Д. 1. Л. 1. Резун Д. Я., Шиловский М. В. Сибирь в конце XVI - начале XX века: фронтир в контексте этносоциальных и этнокультурных процессов. - URL: http://history.nsc.ru/kapital/project/frontier/index.html (дата обращения 09.12.2016).
13. Петрушин, Ю. А. Опыт теоретико-методологического анализа творчества профессора Л. М. Дамешека / Ю. А. Петрушин // Россия и Сибирь: интеграционные процессы в новом историческом измерении (XVIII - начало XX вв.). - Иркутск, 2008.
14. Юрганова, И. И. Инкорпорация Якутского края в Российскую империю на примере христианизации / И. И. Юрганова // Вестник Северо-Восточного федерального университета им. М. К. Амосова. - 2012. - № 2. - Т. 9. - С. 95.
15. Пенович, С. В. Взаимодействие хакасской и русской религиозных традиций с начала XVIII в. по 1917 год / С. В. Пенович // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. - Вып. 1.- Новосибирск, 1999. - С. 148.
16. Бахрушин, С. В. Исторический очерк заселения Сибири до половины XIX в. / С. В. Бахрушин // Очерки по истории колонизации Севера и Сибири. -Вып. 2. - Пг., 1922.
© Выдрин Е. В., Бобрик И. Е., 2015
УДК 94(571.51)
СОВЕТСКО-КИТАЙСКИЙ КОНФЛИКТ НА КИТАЙСКО-ВОСТОЧНОЙ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ В 1929 ГОДУ И ХАКАССКО-МИНУСИНСКИЙ РЕГИОН
В. Г. Дацышен
Сибирский федеральный университет
Советско-китайский конфликт на Китайско-Восточной железной дороге 1929 года был важным событием в истории Хакасско-Минусинского региона. Военная кампания 1929 года была проведена силами воинских частей Сибирского военного округа. Эти войска были укомплектованы сибиряками, в том числе призывниками из Минусинского и Хакасского округов. Тысячи призывников из Хакасско-Минусинского региона приняли участие в военных действиях на границе с Китаем. Некоторые из них погибли или получили ранения в боях.
Ключевые слова: советско-китайский конфликт 1929 года, Китайско-Восточная железная дорога, Хакасия, Минусинский округ.
В 1929 году произошёл советско-китайский конфликт на Китайско-Восточной железной дороге (далее -КВЖД). Вооружённые силы Советского Союза провели первую в истории СССР военную кампанию против соседнего государства. Военный конфликт 1929 года стал самым крупным военным столкновением между Советским Союзом и Китайской Республикой. Это было важнейшее событие в истории страны, пришедшееся на переломный момент отечественной и мировой истории.
В современной исторической картине Хакасско-Минусинского региона события советско-китайского конфликта 1929 года не занимают никакого сколько-нибудь значительного места. Нам не удалось выявить ни специальных работ по истории конфликта в связи с историей региона, ни упоминаний этих событий в обобщающих исследованиях и справочных изданиях по истории Хакасии и Красноярского края.
Хакасско-Минусинский регион находился далеко от КВЖД, однако он оказался тесно связан с этими военными событиями. В 1929 году на территории региона имелось два округа в составе Сибирского края. Соседние Минусинский и Хакасский округа были тесно связаны. Достаточно сказать, что оба округа имели единый печатный орган окружных партийных и советских органов.
Развитие советско-китайского противостояния в Маньчжурии на фоне общего роста противоречий в двухсторонних отношениях привело летом 1929 года к захвату китайскими властями КВЖД. В подписанной заместителем наркома иностранных дел Л. М. Караханом дипломатической ноте от 13 июля 1929 года говорилось, что 10 июля китайские власти произвели налёт на КВЖД, захватили телеграф и потребовали от советского управляющего передать управление дорогой другому лицу. Нотой от 17 июля 1929 года советское правительство объявило о разрыве дипломатических отношений с Китаем. После этого конфликт стал постепенно принимать формы вооружённого противостояния.
На некоторое время советско-китайский конфликт стал главным общественно-политическим событием для советских людей. В газете «Красноярский рабочий» за 17 июля 1929 года была помещена заметка «Партизаны в любую минуту готовы для защиты СССР». В материале в виде Открытого письма жителя Партизанского района М. Белоусова «Командиру 26-й Златоустовской дивизии Тов. Пашковскому» говорилось: «Я получил от-
