CC BY
71
DOI 10.24411/9999-001А-2018-10033 УДК: 391.9
Н.А Березиков Институт археологии и этнографии СО РАН (Новосибирск) [email protected]
Севернорусские архитектурно-строительные приемы в жилом строительстве Ангаро-Енисейского бассейна в XVII веке: функции и символика
Аннотация
В статье рассмотрена жилая архитектура русских Енисейского уезда по среднему течению Енисея и верховьям Ангары в XVII в. Предпринят компонентный анализ жилых построек и строительных приемов по письменным источникам. Выделена группа элементов, типологически и в деталях сходных с севернорусской традицией. Среди них отмечены трехкамерные жилища, двухэтажные дворы, двускатные крыши самцовой конструкции, скалье, фронтоны, повалы, балконы, крыльца, двери, окна, интерьер жилища. Представленный локальный материал подтвердил вывод об определяющем влиянии севернорусской традиции на градостроительный облик поселений в Восточной Сибири. Севернорусские черты в строительстве жилых комплексов сформировали самобытный архитектурный ландшафт региона. Они функционально и знаково организовали среду обитания, подчеркнувшую символическую преемственность с местами выхода переселенцев. Функциональное и символическое воспроизведение зодческих традиций позволило переселенцам идентифицировать себя с новой средой обитания в условиях потери социальных связей.
Ключевые слова: XVII век, архитектура, зодчество, двор, Енисейский уезд, жилое строительство, русские, усадьба
N.A. Berezikov Institute of Archeology and Ethnography (Siberian Branch of Russian Academy of Sciences, Novosibirsk) [email protected]
North-Russian Architectural and Construction Techniques in the Residential Construction of the Angara-Yenisei Basin in the 17th century:
Functions and Symbols
Abstract
The article deals with the Russian residential architecture in Yenisei district in the 17th century. A component analysis of residential buildings and building techniques based upon written sources was done. A group of elements typologically and in details similar to the Northern Russian tradition was singled out. Three-chambered dwellings, double decker courtyards, gable roofs of the male structure, a cliff, gables, piles, balconies, porches, doors, windows, dwelling interiors were noted among them. The presented local material confirmed the conclusion about the determining influence of the Northern Russian tradition on the town-planning appearance of the Eastern Siberian settlements. The Northern Russian style in the residential construction formed the original architectural landscape of the region. It functionally and symbolically organized the habitat, which emphasized the symbolic continuity with the places of emigration. The migrants could identify themselves with the new habitat in the conditions of the loss of social ties through the functional and symbolic reproduction of the architectural traditions.
Key words: 17th century, architecture, courtyard, homestead, residential construction, the Russians, Yenisei district
Бытование и развитие традиций этнических групп, переселившихся на новые территории, является актуальной научной проблемой, поскольку они отражают закономерности функционирования их культуры. Строительные традиции составляют значительную часть культуры, формируя архитектурный ландшафт. Статья посвящена проблеме переноса севернорусских традиций создания жилой среды на примере Енисейского края, которая впервые рас-
сматривается в функционально-знаковом аспекте.
Енисейский край по среднему течению Енисея и Ангары не случайно сравнивают с севером европейской части России [Александров, 1964, с. 11; Копылов, 1965, с. 17; Майничева, Глухих, 2013, с. 222]. Не только природа и суровость климата роднит эти территории, но также и общность культуры. Дело в том, что регион заселялся в том числе выходцами с русского севера [Копылов, 1965, с. 43, 66—67; Алек-
сандров, 1964, с. 11, 32, 47], и их хозяйственные практики нашли применение в сходных природных условиях Севера европейской части России и таежной и лесотундровой части Восточной Сибири. Данное обстоятельство проявилось и в строительстве жилых построек. Переселявшиеся в Енисейский край представители севернорусского черносошного крестьянства и посадского населения в конце XVI — начале XVII в. на вновь осваиваемых землях сразу же возводило целые жилые и хозяйственные комплексы (севернорусск. — дворы-хоромы). По среднему Енисею старожилы до сих пор называют свои дома хоромами.
Территориально работа ограничена Енисейским уездом в пределах среднего течения Енисея и вверх по Ангаре до Братских порогов. Хотя Братский и Ба-лаганский остроги на протяжении XVII в. числились в составе Енисейского уезда, но в хозяйственном отношении тяготели больше к соседним Илимскому и Иркутскому уездам. Поэтому в рамках этой статьи они не рассматривается, равно как не рассматриваются все другие восточносибирские территории, первоначально входившие в состав Енисейского уезда, а затем, в течение 1630—1680-х гг., постепенно выделившиеся в самостоятельные Якутский, Илимский, Нерчинский и Иркутский уезды.
Основным источником стали писцовые и переписные книги Енисейского уезда. Это статистические материалы, которые составлялись переписчиками в целях налогообложения. В писцовых книгах преобладают данные о земельных наделах и находящихся на них постройках. Переписные книги включают в большей степени информацию о количестве людей и постройках во дворах. Хронологически это книги второй половины XVII в.: 1669 г. [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 527. Л. 282—489], 1678—1680 гг. [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 619. Л. 439—606; РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 403. Л. 1—182], 1685—1691 гг. [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 942. Л. 1—336; РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1419. Л. 34—237]. Также привлекались документы о передаче тягла, разделении семей, продаже дворов, судебных тяжб, в которых фиксировались жилые и хозяйственные постройки на территории двора. Используемые источники содержат описание строений как жилого, так и хозяйственного назначения, а также перечень личного имущества дворовладельцев, включая домашнюю утварь, одежду и домашний скот.
Усадьбы русского населения состояли из различных по назначению и размерам жилых и хозяйственных построек. Всего по подсчетам А.Н. Копылова в Енисейском уезде было 983 двора в 1688 г. и не более полутора тысяч дворов — к началу XVIII в. [Копылов, 1965, с. 86]. В документах XVII в. встречается свыше 40 названий отдельных помещений, их частей или элементов. К функциональным элементам жилых помещений относятся термины горница, изба, клеть, подсенье, предизбье, предместье, сени. Такие термины, как вежа, голбец, крыльцо, мост, повалуша, подклет, пристен, рундук, чулан, относятся к обозначению хозяйственных помещений, связанных с жилыми постройками. Хозяйственные постройки внутри двора обозначались терминами амбар, вереи, ворота, гумно (гуменник), двор, денник, житница, заворы, колодец, конюшня, кузница, мельница, мыльня, мякинница, овин, поварня, по-
веть, погреб, сараи, сенник (сенница, сенничишка), стая, сусеки, угольник, хлев. А.Ю. Майничева также отмечает наличие таких терминов, как зимовьюшка, завозня [Майничева, Глухих, 2015, с. 283]. Большая часть этих слов относится к лексике поморских говоров [Словарь областного..., 1885; Архангельский областной..., 1980—2015; Моисеев, 2005].
Трехкамерные жилища. Большинство документов того же времени позволяет определить планировку многих русских усадеб. В XVII в. повсеместно в енисейском крае самым распространенным типом было трехкамерное жилище, которое соответствовало классическому севернорусскому варианту «изба да клеть, а промеж ими сени». По использованным источникам можно реконструировать 115 усадеб второй половины XVII в. Из них 87 были трехкамерные, а остальные двухкамерные варианты — изба и сени.
Как пишут А.Ю. Майничева и Е.И. Глухих, делая выводы на материалах XIX—XX вв., в Нижнем и Среднем Приангарье «усадьбы, как правило, разделяются на передний (чистый) и задний (скотный) дворы... Дом размещался на переднем дворе» [Майничева, Глухих, 2015, с. 283]. В XVII — начале XIX в. у русских на Енисее и Ангаре в усадьбах с однорядной и двухрядной застройкой жилым помещением являлась изба, почти квадратная в плане и размером 6—7 м. В описаниях постоянно сообщается один и тот же размер: «Изба трех сажен печатных» [РГАДА. Ф. 214. Оп. 3. Стб. 831. Л. 59]. «Трехсаженные еловые бревна» неоднократно упоминаются при возведении новых изб на протяжении XVH—XIX в. [РГАДА. Ф. 214. Оп. 3. Стб. 749. Л. 213—214].
В документах XVII в. называются три вида крестьянских изб: на взмостъе («на змостъе»), на подклете, поземная (наземная). Суровые природно-климатические условия заставляли плотников приподнимать жилую избу над землей. Из всех известных описаний усадеб только в 14 избы были поземные, т.е. в них пол располагался почти на земле. Такие избы встречались исключительно в южной части Енисейского уезда. Во всех остальных случаях пол приподнимался, и между ним и землей образовывалось высокое помещение — подклет, которое использовалось в хозяйственных целях. Этот конструктивный прием в источниках начала XVII в. назывался подклетом, взмостъем или змостьем. Высокие избы, «до трех сажен печатных», на Енисее и Ангаре преобладали [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 619. Л. 439—606]. Это подтверждается и изобразительными материалами С.У. Ремезова. В них имеются рисунки построек населенных пунктов, расположенных по берегам Енисея и Ангары и их притокам от устья реки Зырянки до устья реки Малой Тунгуски [Remezov, 1711].
В трехкамерном жилище в одной связи с избой через сени (сенцы, предызбье, мост) находилась клеть, которая чаще всего была двухэтажной: «Да против избы клеть на погребе», «перед избою сенцы и клеть на подклете», «против избы две клети с перерубом, а жить ему в большей клети с погребом», «перед избою клеть о дву жирах» [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1184. Л. 254 об.]. Клети имели сложную конструкцию. Их разделяли не только на два этажа, но и на две половины. В верхних помещениях, в которые можно было войти из сеней, хранили до-
машние вещи, продукты, а в летнее время спали. В нижнем этаже клети обычно оборудовали погреб, хранили хозяйственный инвентарь. По восточносибирским материалам второй половины XVII в. А.А. Люцидарской, «самым распространенным типом трехкамерной постройки являлась «изба да клеть, меж ними сени под одной кровлею»». Но были и вариации: ««Изба черная, против нее горница, меж ими сени под одной кровлею», «перед избой клеть белая с подволокою, меж избой и клетью сени под одной кровлею»... На «задворье» у пешего казака Ильинского острога Максима Ипатова помимо трех-камерной постройки имелась еще и «горница белая с предсеньем на подклете»» [Люцидарская, 1989, с. 145—146].
Клеть являлась обязательной принадлежностью трехкамерного жилища на Европейском Севере. Но там устройство ее было несколько иным, чем в енисейском регионе. Врубленными посередине стенами она разделялась на две половины. В середине помещения проходили дополнительные сени, из которых двери вели в обе половины клети и в хозяйственный двор, являющийся продолжением жилища. В описаниях жилых построек на Енисее XVII в. эта деталь нигде не зафиксирована. По-видимому, там необходимость иметь сени в клетях отпадала потому, что двор всегда ставился сбоку вторым порядком, параллельно жилищу. В этом случае во двор проходили через обычные сени, которые всегда выделялись между избой и клетью.
Жилая изба строилась по правую сторону от крыльца и сеней, а клеть по левую. Аналогичную закономерность отмечали исследователи в усадьбах XVIII в. в Архангельской губернии [Котиков, 1914, с. 6]. Такое же расположение имели усадьбы конца XVIII — первой половины XIX в. на территории Енисейского района. При описании жилищ XVII в. неоднократно встречается выражение «против избы по левую сторону клеть» [РгАдА. Ф. 214. Оп. 3. Стб. 274. Л. 380—386]. В описаниях видно, что трехка-мерная планировка была использована при возведении приказных, земских, таможенных и воеводских изб [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 198. Л. 3, 5 об., 11 об.; РГАДА. Ф. 214. Оп. 5. Д. 743. Л. 17—25; РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1468. Л. 9; РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1511. Л. 14; РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1184. Л. 272 об.].
Трехкамерными являлись постройки и жилого и оборонного назначения. Об этом, например, прямо указало в описании Еланского острожка 1686 г.: «А на дворе строенья горница на подклете с сеньми и с повальнею... да ружья в повалыше 17 пищалей и мушкетов, и турок, и карабинов, 3 пищали затинных, пороху четверти с три, 21 топор, 27 пик» [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 580. Л. 25]. Этот документ убедительно подтверждает вывод А.А. Шенникова о боевом назначении повалуши [Очерки русской, 1979, с. 193—194].
Подобная планировка была и у жилых помещений XVII в., принадлежавших зажиточным горожанам в Енисейском остроге [РГАДА. Ф. 214. Оп. 3. Стб. 274. Л. 380—386]. От крестьянского жилища они отличались наличием горницы, которую сооружали взамен избы. У состоятельных владельцев горницы были двойными, с перерубами и всегда на
подклетах. В остальном жилище было сходное с крестьянским, так как в описаниях XVII в. везде сказано: «Против горниц сени с клетью» или «горница с сеньми и клетью» [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 942. Л. 241]. В первой половине XVIII в. клеть все чаще стала заменяться второй жилой избой. Так, у Проко-пия Назимова с сыновьями продавались на посаде в Енисейске «свои дворы со строениями: изба черная, против избы горница, меж избою и горницей сени» [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1184. Л. 272об.]. Таким же выглядело их жилище в трех усадьбах, находящихся в деревне Усть-Тунгусская [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 198. Л. 3, 5об., 11 об.]. В этом отношении очень показательным является оценочный акт 1803 г., в котором изложены условия продажи трех мещанских домов в Енисейске, построенных в 1743, 1746 и 1781—1782 гг. Из описания видно, что дома имели трехчастную структуру с горницей на месте клети [Быконя, 2016, с. 224]. Наличие прирубов сеней к дворовым фасадам как типичную черту жилой застройки отмечают и другие исследователи [Май-ничева, Мыглан, 2009, с. 464].
В сельской местности горницы взамен клети появляются только в конце XVIII в., причем также сначала у зажиточного населения и в поселениях, близких к уездным городам и слободам. Зажиточные люди увеличивали жилище и за счет боковых пристроек — пристенов [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 406. Л. 47—123; РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 406. Л. 47—123; РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1328. Л. 72—80 об.].
По архивным источникам, в Енисейском крае с середины XVII в. трехкамерное жилище было преобладающим. Этот вывод подтверждает мнение ряда исследователей о широком распространении трех-камерной связи в жилище XV—XVШ вв. в северных и центральных районах Европейской России и в Сибири [Рабинович, 1975, с. 189, 221; Этнография русского.., 1981, с. 78—79; Белов и др., 1981, с. 18—19; Люцидарская, 1989, с. 145, 148; Вилков, Резун, 1978, с. 95; Баландин, 1984, с. 11].
Двухэтажные дворы. Обязательной принадлежностью крестьянских усадеб были хозяйственные двухэтажные дворы. «Сенник на хлеве», «хлев с сенником», «стая с сенницею» — вот самые распространенные формулировки в документах XVII—XVIП вв., описывающих дворы. Внизу в теплых хлевах и стаях держали скот, наверху, на повети, сено и хозяйственный инвентарь. Число дворовых построек не являлось одинаковым. У зажиточных крестьян здесь стояли дополнительно погреба, клети, конюшни, а иногда и постройки специального назначения. Например, в Бельском остроге Енисейского уезда в 1676 г. на одной усадьбе были «во дворе хоромов изба кожевная да сарай, да два хлева, да клеть житница» [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1311. Л. 292—295 об.], а в Дубческой слободе Енисейского уезда возле дома стояли «двор для рогатого скота, в нем три хлева..., черная рабочая изба..., изба скотная с сеньми... двор конюшенной... против небольшой денник» [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1389. Л. 2—2 об.]. По материалам исследователей, в XIX—XX вв. «в двухэтажных амбарах нижний этаж назывался "дупле". Он служил для хранения припасов, зерна. Там стоял ларь, разделенный на сусеки. На втором этаже хранили упряжь, предметы быта, одежду, шкуры»
[Майничева, Глухих, 2013, с. 221—222]. А.А. Люци-дарская приводит описание усадьбы пешего казака Енисейского уезда Андрея Кузнецова, в которой амбар был включен в жилой комплекс [Люцидарская, 1989, с. 147]. Большое разнообразие в застройке усадеб наблюдалось у зажиточных горожан Енисейска, занимавшихся различными ростовщическими операциями. В низовьях Ангары до начала XXI в. «сохранилось несколько домов "со связью" с тремя жилыми комнатами. Дом "глаголем", тип которого известен на Русском Севере, находится в дер. Пин-чуга — принадлежал купцу П.В. Толстых. Он стоит в комплексе с большими двухэтажными амбарами» [Майничева, Глухих, 2013, с. 218].
Двускатные крыши самцовой конструкции. В описаниях построек Енисейского края МП—ЖУШ вв. встречаются сведения и о других конструктивных приемах, характерных для севернорусского строительства. Избы, клети и хозяйственные постройки имели двускатные крыши самцовой конструкции. Они покрывались «тесом со скатами в желобья», «на два ската со скальем и драницами» или «на два ската тесом и драньем в желобья». У такой «безгвоздевой» крыши треугольные фронтоны набирались из бревен и скреплялись между собой деревянными шипами. По склонам фронтонов в углубления укладывали продольные слеги, на которых крепились так называемые курицы — еловые стволы с корневищами, обработанными в виде птичьих и конских голов. В их изгибах крепились вырезанные из цельного бревна желобья, в которые и упирались нижние концы кровли. Верхние концы тесин по князьковому бревну закрывались охлупным бревном. Встречалось и более упрощенное завершение крыши, когда вместо охлупного бревна скаты скрепляли двумя продольными жердями. В этом случае жерди закреплялись по фронтонам доской — огнивом, или же их просто привязывали к выступающим продольным слегам. Такой способ чаще применялся на хозяйственных постройках [Ащепков, 1953, с. 104]. Даже в начале XX в. старожилы, ведущие свое происхождение от первых поселенцев, строили дома под двускатной крышей, а переселенцы более позднего времени — под четырехскатной [Майничева, Глухих, 2013, с. 218].
Скалье. Архивные материалы дают представление не только о кровельном материале, но и о способе его приготовления. Скальем называли снятую, содранную большими пластами бересту. Иногда ее сшивали, и она называлась шитой скалой. Поверх бересты укладывали драницу, или дрань, которую получали из расколотых бревен. Выделывали и топорный тес. О всех этих способах очень ярко говорится в одном документе: «Вытесать десять дерев тесу, а выдрать двести драниц» [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1522. Л. 190]. Аналогичная ситуация была и в Нижнем Приангарье: «Кровля двускатная «сам-цовая» по слегам, крытая «драньем», с охлупнем. Слеги кровли избы выполнены из обтесанных полубревен, а слеги кровли сеней — из кругляка диаметром 22—24 см... Часть тесовых плах над избой и сенями была сделана из полубревен с затеской к концам и в середине» [Майничева, Глухих, 2013, с. 218—219]. Драницу обрабатывали топором так, что на одной стороне во всю длину получалось углубле-
ние — желоб, по которому и стекала вода. Этот же желоб позволял наиболее плотно уложить тесины в зубец — одним слоем тесины лежали желобом вверх, а другим вниз. Такой способ покрытия упоминается при описании 1689 г. [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1148. Л. 71—81].
Фронтоны. Самцовые крыши имели большие свесы и массивные фронтоны. На их возведение требовалось материала не меньше, чем на сруб. В документе сообщается, что на кровлю жилища уходило «тесу пятисаженного 120 тесниц» [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 403. Л. 45]. Это же сообщение позволяет предполагать бытование крыш с крутыми склонами. Они известны не только у русских, но и у многих народов лесной полосы Европы и Сибири.
Повалы. Нередко в документах XVII в. упоминаются и повалы. Они образовывались за счет выпуска за пределы стены верхних продольных бревен сруба. Повалы придавали прочность всей кровле и одновременно служили своеобразным конструктивным приемом для плавного перехода от бревенчатого сруба к тесовой крыше. В описании дома в низовьях Ангары указано, что подзор карниза восточного фасада украшен резными причелинами, состоящими из двух досок с напуском. Нижняя доска порезана прямоугольной зубчатой ступенькой, а верхняя — треугольным зубом и профилирована в плоскости» [Майничева, Глухих, 2013, с. 218].
Балконы. Устройство балкона на фронтоне крестьянских изб — явление очень редкое и в целом нехарактерное для территории Среднего Енисея и Ангары. Известно о существовании одной избы с балконом в деревне Татарской Енисейского уезда, построенной в самом начале XIX в. [Чудновский, 1887, с. 45].
При воеводе М.И. Римском-Корсакове в середине 1690-х гг. в Енисейске был построен казенный амбар с балконом, «писан красками, на нем орел деревянной резной двоеглавый». Рядом, на воеводском доме был построен «балкон новой о двух житьях с перилами, верхнее житье, шатром, круглой, писано красками» [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1148. Л. 73, 79 об.].
Крыльца. Обязательной принадлежностью жилой избы было крыльцо. Документы XVII — начала XVIII в. отмечают разнообразные конструктивные приемы крылец: «У сеней лестницы на ряжах крытые», «у передних дверей крыльцо на столбах забранное из досок с лестницею вдоль стены», «крылечко с лестницею забранное в столбики из досок, крытое тесом», «лестница в тетивах» [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 198. Л. 3, 5об., 11об.; РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1184. Л. 272 об.]. У жилых изб с высоким подклетом известны крыльца четырех типов: прирубом, на ряжах, на столбах и висячее. Все они признаются древнейшими и типичными для севернорусского жилища.
Техника возведения крылец прирубом оставалась аналогичной технике строительства жилых и хозяйственных построек; бревна в венцы соединялись «в обло» с остатком. Сруб крыльца ставился на землю вдоль избы и закрывал целиком вход в сени. Лестница примыкала к стене, вместе с площадкой-рундуком она покрывалась общей крышей. Такая конструкция надежно защищала избу от ветра, снега и дождей. Крыльцо на ряжах — срубных основаниях — тоже стояло вдоль стены. Верхний рундук и ступени чаще
закрывались по сторонам досками, а сверху двускатной крышей. У висячих крылец рундук держался на двух выступающих из сеней балках, а ступени врезались в наклонные тетивы-брусья. Столбовые крыльца возводились по-разному: на четырех, трех, двух и даже одном столбах.
Как бы ни были многообразны крыльца, они всегда сохраняли такую типичную севернорусскую черту, как расположение лестницы вдоль стены жилой избы, а не клети. Сообщение о том, что «...крыльцо на столбах с лестницею и нижним рундуком», позволяет выявить еще одну особенность, присущую севернорусскому домостроительству. Крыльца имели и по два рундука — вверху у выхода в сени и внизу на земле. В таком случае крыша крыльца состояла не из двух, а из трех скатов. Один скат закрывал половину верхнего рундука, второй (самый длинный)
— другую сторону и лестницу, а третий — нижний рундук. Такие приемы усиливали выразительность всей усадьбы. Аналогичная конструкция крыльца существовала и в XX в. в русских поселениях низовья Ангары: «Вход в избу — через сени со двора. Деревянное крыльцо имело навес на столбах... Со стороны двора находился вход в дом. Он шел через сени, имевшие крыльцо, сделанное из полубревен, тесовый навес которого покоился на столбах» [Май-ничева, Глухих, 2013, с. 219].
Двери. По сохранившимся документам можно судить и о наиболее старых приемах сооружения и типах дверей, ворот и окон. Двери у теплых помещений всегда были однополые, их составляли из двух-трех толстых досок и скрепляли двумя шпунтами. В описаниях часто встречается: «Двери в деревянных пятах», «ворота большие одинакие досчаные в деревянной пяте» [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1328. Л. 140]. Двери не только у хозяйственных построек, но и у жилых изб крепились при помощи выступов, которые вставлялись в выемки порога и верхнего косяка, а при его отсутствии — в бревно сруба. Для лучшего вращения под нижний выступ — пяту
— подкладывали позвонок животного [Александров, 1964, с. 83]. По материалам А.А. Люцидарской, относящимся к восточной части Енисейского уезда, богатые дворохозяева могли иметь «горницы белые на подклете, а у нее двери на крюках, во шти окнах колодных оконицы слюдяные в белом железе... Двери в помещениях... запирались «нутряными замками»... В начале XVIП в. «нутряные замки» стали использовать и для хозяйственных помещений, находящихся внутри жилой избы: «у казенышных дверей замок нутряной»» [Люцидарская, 1989, с. 145, 147]. Для устройства больших ворот использовали ствол дерева с корневищем, отходящим под прямым углом. У зажиточного населения уже в XVII в. использовались железные петли, крюки, а также висячие сниш-ные и нутряные полишные замки [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 983. Л. 20об.].
Окна. Окна различались на волоковые, колодные и косящатые. Изучая енисейские постройки, А.В. Александров отмечал, что, как правило, колодных окон в жилых помещениях было не более двух. Эти данные согласуются с предложенными им средними размерами жилищ [Александров, 1964, с. 167]. Разнообразие окон особенно прослеживается в домах зажиточного населения. У богатых жителей уже в
XVII в. появляются красные, косящатые окна со слюдяными окончинами, а в первой половине XVIII в. и со стеклом. Слюда была покупной, ее привозили из Архангельска через Великий Устюг [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1389. Л. 354 об.]. Переход от волоковых к колодным окнам заметен более всего в посадах и близких к ним поселениям. В первую очередь замена на колодные окна происходила в горницах. Оконные колоды были массивными, а сам проем прорубался не более чем в 6 х 4 или 5 х 3 четверти [РГаДа. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1389. Л. 2—2 об.]. Волоковые окна всегда имели небольшие размеры, их вырезали по толщине одного венца сруба или между двумя венцами и закрывали задвигающимися глухими ставнями — обоконьями, рамами с брюшиной или с холстом. «Рядом с окнами делали небольшое отверстие для вентиляции, которое можно было при необходимости затыкать [Майничева, Глухих, 2013, с. 220].
По всей видимости, оконные косяки (обвязка) были толстыми в более раннее время, когда источники их называли колодными. Позже окна стали именоваться косящатыми (красными). Изначально не все колодные окна имели «окончины», которые закрывались ставнями. Такие же этапы развития окон в избах наблюдались повсеместно у русского населения Европейского Севера. В подклетах жилых изб и некоторых хозяйственных постройках вырезались щелевые окна. Они служили одновременно для вентиляции и освещения помещения.
Многочисленные описания жилищ показывают, что у одной избы могли быть разные окна. Так, курная изба в деревне Казачий Луг Енисейского уезда имела «одно окно колодное, пять волоковых без окончин» [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1328. Л. 72—80 об.]. Разными были и окончины косящатых окон: из стекла, слюды и даже из брюшины [РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1311. Л. 292—295 об.].
Интерьер жилища. Внутреннее устройство жилища практически обойдено вниманием письменных источников XVII в. Частичные сведения говорят в пользу того, что внутренняя планировка жилой избы на Енисее и Ангаре и конструктивные приемы укладывались в севернорусскую традицию. В описаниях отмечаются тесовые полы и бревенчатые потолки, битая глиняная или хрящевая печь в деревянном кожухе при входе в углу, полати над дверями, тесовые лавки, иконницы в переднем углу [РГАДА. Ф. 214. Оп. 3. Стб. 274. Л. 384]. Аналогично описывают исследователи дом в низовьях Ангары, построенный в начале XX в.: «Полы сделаны из плах в полбревна с четвертью... Для пола выбирали прямой лес с мелкими кольцами, бревна раскалывали по длине на две половины, нижнюю половину укладывали (местн. "улаживали") на пол, а верхнюю — на потолок... Пол для чистоты скоблили специальными ножами-косарями» [Майничева, Глухих, 2013, с. 219, 221]. Иным выглядело убранство горниц. В них появлялись кирпичные печи с трубой, не бревенчатые, а тесовые потолки. «Пространство дома могло разделяться дощатыми перегородками» [Майничева, Глухих, 2013, с. 220].
Таким образом, фактический материал всесторонне показывает бытование севернорусских строительных традиций на Енисее и Ангаре, принесенных при активном заселении региона из Русского Севера.
В жилых постройках воспроизводились как функциональные, так и символические элементы культуры переселенцев. На локальном материале показано наличие построек, типологически и в деталях сходных с севером европейской части России. Принимая во внимание количественные данные об устройстве дворовых построек, можно говорить об определяющем влиянии севернорусской традиции на формирование градостроительного облика поселений в указанном районе. Архитектурный ландшафт функционально и знаково формировал среду обитания, подчеркивающую символическую преемственность с местами выхода переселенцев. Благодаря воссозданию похожих жилых и хозяйственных построек люди, терявшие при переезде в Сибирь свои прежние социальные связи, могли идентифицировать себя с новой средой обитания.
Список литературы
1. Александров В.А. Русское население Сибири XVII
— начала XVIII в. (Енисейский край). — М.: Наука, 1964. — 303 с.
2. Архангельский областной словарь. — Вып. 1—16.
— М.: Изд-во Моск. ун-та, 1980—2015.
3. Ащепков Е.А. Русское народное зодчество в Восточной Сибири. — М.: Гос. изд-во лит. по строит-ву и архитектуре, 1953. — 279 с.
4. Баландин С.Н. История архитектуры русских земледельческих поселений в Сибири (XVII — нач. XX в.): учеб. пособие. — Новосибирск: НИСИ, 1984. — 67 с.
5. Белов М.И., Овсянников О.В., Старков В.Ф. Манга-зея. Материальная культура русских полярных мореходов и землепроходцев XVI—XVH вв. — М.: Наука, 1981. — 148 с.
6. Быконя Г.Ф. Избранные труды. — Т. 1. — Красноярск: Изд-во Краснояр. гос. пед. ун-та, 2016. — 390 с.
7. Вилков О.Н., Резун Д.Я. Историко-архитектурные особенности Илимского края в XVII в. // Изв. Сиб. отд-ния АН СССР. Серия общественных наук. — 1978.
— Вып. 1. — № 1. — С. 89—98.
8. Копылов А.Н. 1965 Русские на Енисее в XVII в. — Новосибирск: Изд-во Акад. наук, 1965. — 298 с.
9. Котиков Л. Изба семи государей // Материалы по этнографии России. — Т. 2. — СПб., 1914. — С. 3—46.
10. Люцидарская А.А. Усадебный комплекс Восточной Сибири начала XVIII в. // Памятники быта и хозяйственного освоения Сибири. — Новосибирск: Наука, 1989. — С. 144—149.
11. Майничева А.Ю., Глухих Е.И. Особенности заселения Нижнего Приангарья и северорусские традиции в строительном деле русских старожилов-ангар-цев // Вестн. Новосиб. гос. ун-та. — Сер.: История, филология. — 2013. — Т. 12. — № 3. — С. 214—223.
12. Майничева А.Ю., Глухих Е.И. Русские старожиль-
ческие поселения Приангарья: проблемы и результаты этноэкологического моделирования // Вестн. Новосиб. гос. ун-та. — Сер.: История, филология. — 2015. — Т. 14. — № 7. — С. 281—287.
13. Майничева А.Ю., Мыглан В.С. Жилая застройка города Енисейска в XIX веке // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. — Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2009. — Т. XV. — С. 462—465.
14. Моисеев И.И. Поморьска говоря. Краткий словарь поморского языка. — Архангельск: [Б.и.], 2005.
— 138 с.
15. Очерки русской культуры XVII в.— Ч. 1. — М.: Изд-во МГУ, 1979. — 350 с.
16. Рабинович М.Г. Русское жилище в XVI—XVII вв. // Древнее жилище народов Восточной Европы. — М.: Наука, 1975. — С. 156—244.
17. Словарь областного архангельского наречия в его бытовом и этнографическом применении. — СПб.: Тип. Имп. акад. наук, 1885. — 198 с.
18. Чудновский С.Л. Енисейская губерния к трехсотлетнему юбилею Сибири: статистико-экономические этюды. — Томск: Тип. Сиб. газ., 1887. — 195 с.
19. Этнография русского крестьянства Сибири. XVII
— середина XIX в. — М.: Наука, 1981. — 270 с.
20. Remezov S.U. Khorograficheskaya kniga (cartographical sketch-book of Siberia) [Электронный ресурс]; Houghton Library in Harvard University. MS Russ 72 (6). — 1711. — Cambridge. — URL: http://pds. lib.harvard.edu/pds/view/18273155 (дата обращения: 20.04.2018).
Список источников
1. РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1148. Л. 71—81.
2. РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1184. Л. 254 об., 272 об.
3. РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1311. Л. 292—295 об.
4. РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1328. Л. 72—80 об., 140.
5. РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1389. Л. 2—2 об., 354 об.
6. РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1419. Л. 34—237.
7. РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1468. Л. 9.
8. РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1511. Л. 14.
9. РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1522. Л. 190.
10. РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 198. Л. 3, 5 об., 11 об.
11. РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 403. Л. 1—182.
12. РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 406. Л. 47—123.
13. РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 527. Л. 282—489.
14. РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 580. Л. 25.
15. РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 619. Л. 439—606.
16. РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 942. Л. 1—336.
17. РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Кн. 983. Л. 20об.
18. РГАДА. Ф. 214. Оп. 3. Стб. 274. Л. 380—386.
19. РГАДА. Ф. 214. Оп. 3. Стб. 749. Л. 213—214.
20. РГАДА. Ф. 214. Оп. 3. Стб. 831. Л. 59.
21. РГАДА. Ф. 214. Оп. 5. Д. 743. Л. 17—25.
