CC BY
23
УДК 81' 373
Е. В. Воронова
Семантический потенциал, символика и функционирование единиц
лексико-семантической группы «Социальная инфраструктура Крыма» в документально-художественном дискурсе И. Н. Кнорринг*
Статья посвящена описанию лексико-семантической группы «Социальная инфраструктура Крыма», представленной в автодокументально-художественном дискурсе Ирины Николаевны Кнорринг, эмигрировавшей с революционного полуострова в 1920 г. В рамках когнитивно-дискурсивной научной парадигмы выявлены лексические репрезентанты, обозначающие социальную инфраструктуру Крыма; проанализированы особенности их функционирования, символика, парадигматические, синтагматические связи; состав и структура группы соотнесены с авторской языковой картиной мира. Когнитивно-семантический анализ языкового материала произведения «О чём поют воды Салгира. Беженский дневник. Стихи о России» свидетельствует о том, что концептуальная модель региональной инфраструктуры места последнего пристанища автора перед бегством из страны объективирована в лексемах-доминантах дом, комната, вокзал, вагон, корабль, пароход. В качестве ядерных единиц данные лексемы вербализируют индивидуально-авторскую концептуализацию действительности в период «Крымского исхода». Лингвокультурные характеристики лексем позволяют интерпретировать содержание рассматриваемой группы сквозь призму переживаний вынужденного изгнания и утраты Родины.
The paper describes the lexical-semantic group «Social infrastructure of the Crimea» presented in the documentary and imaginative discourse of Irina Knorring who emigrated from the revolutionary peninsula in 1920. Within the cognitive-discursive paradigm there were distinguished representatives indicating the social infrastructure of the Crimea; there were analyzed characteristics of their functioning, symbolism, paradigmatic, syntagmatic relations; composition and structure of the group were correlated with the author's linguistic view of the world. Cognitive-semantic analysis of the linguistic material of the work «About what Salgir waters sing. A refugee's diary. Poems about Russia» suggests that the conceptual model of the regional infrastructure of the author's final resting place before fleeing the country is reconstructed in the lexemes house, room, station, carriage, ship, steamer. As the nuclear units these lexemes verbalize individual author's conceptualization of the reality during the «Crimean outcome». Linguistic-cultural characteristics of the lexemes allow to interpret the content of this group through the prism of experiencing the forced exile and the loss of the homeland.
Ключевые слова: документально-художественный дискурс, лексико-семантическая группа, языковая картина мира, когнитивно-дискурсивный анализ, российская эмиграция, Крым.
Keywords: author's documentary and imaginative discourse, lexical-semantic group, the linguistic view of the world, cognitive discourse analysis, Russian emigration, the Crimea.
Цель статьи - выявление репрезентирующей системы лексико-семантической группы (ЛСГ) «Социальная инфраструктура Крыма» и описание её функционирования в эмигрантских мемуарах и дневниках Ирины Николаевны Кнорринг 1920-1943 гг. «О чём поют воды Салгира. Беженский дневник. Стихи о России» [1].
Языковое осмысление региональной инфраструктуры отражает индивидуально-авторскую концептуализацию действительности и определяется ситуацией «Крымского исхода» в годы Гражданской войны и болезненными эмоционально-чувственными переживаниями из-за утраты Родины и вынужденного изгнания. Выполненный в рамках когнитивно-дискурсивной научной парадигмы [2] комплексный анализ лексических единиц, объективирующих инфраструктуру Крыма, способствует выявлению специфики ментальных репрезентантов И. Н. Кнорринг.
В документально-художественной речевой системе поэтессы лексико-семантическое поле «Крым» вербализировано тремя ключевыми субполями: социально-экономические реалии Крымского полуострова (1246 лексем, или 62%), физическая география Крыма (644 лексемы, или 32%), военно-политические аспекты Юга России (118 лексем, или 6%). ЛСГ наименований инфраструктуры Крыма входит в центральное субполе наряду с группами субстантивов, номинирующих сферы физического и психического здоровья жителей Крыма (49%), социальный порт-
© Воронова Е. В., 2016
* Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ №16-34-01083/16 «Семантическое поле "Крым" в лингвокульту-рологическом аспекте (на материале автодокументальной прозы русской эмиграции "первой волны")».
рет крымчан (20%), религиозное и поликонфессиональное своеобразие полуострова (10%), его историко-культурное наследие (8%), практики производства, распределения, обмена, потребления и накопления материальных благ (2%), и по объему занимает значимую часть индивидуальной концептосферы автора «поэтического» дневника (11%).
Методом сплошной выборки из текста дневника «О чём поют воды Салгира...» были извлечены 143 лексемы. Когнитивно-семантический анализ языкового материала дневникового дискурса позволил выделить в рамках исследуемой ЛСГ три семантические подгруппы парадигматического типа, единицы которых принадлежат к одной части речи и объединяются когнитивным значением 'совокупность объектов, обеспечивающих жизнедеятельность людей':
• группа номинаций жилья в Крыму (73 лексемы, или 51%):
- помещения, предназначенные для жилья: дом (23), комната (13), общежитие (1), изба
(1), усадьба (1), здание (1), шатёр (1), ночлег (1), лазарет (1), гостиницы (1), кофейни (1), кухни в частных домах (1), корпус (1), спальня (1);
- элементы зданий и построек: окно (11), стена (7), двери (6), порог (1);
• группа именований видов и частей судов и наземных транспортных средств (46 лексем, или 32%):
- водный транспорт (29): корабль (8), пароход (6), трюм (5), баржа (3), катер (2), палуба
(2), «Дооб» (название баржи) (2), дредноут (1);
- наземный железнодорожный транспорт (15): вагон (9), теплушка (4), паровоз (2);
- грузовые повозки: обоз (1), телега (1);
• группа названий береговых сооружений (24 лексемы, или 17%): порт (2), пристань (2), мол (1), а также вокзал (8), станция Джанкой (1), курган (2) / могила (7) / склеп (1).
Рассмотрим индивидуально-авторское осмысление инфраструктуры Крыма через анализ структурно-семантических и лингвокультурных характеристик ядерной субстантивной лексики рассматриваемых подгрупп.
Ключевыми лексемами ЛСГ номинаций жилья в Крыму являются субстантивы дом и комната. Выявленные коммуникативно-дискурсивные особенности функционирования лексем-доминант подгруппы в плане их употребления в прямом и переносном значениях свидетельствуют о том, что дом - полисемант, содержащий не только первичное номинативное значение 'жилое здание или строение'. Изгнание из России и Харькова воспринимается автором как потеря собственного жилища, в результате чего актуализируются архаические представления о доме, приобретая новое звучание в авторском сознании и метафорическое функционирование в дневнике. «Пучок» ассоциативных представлений, связанных с лексемой дом, можно обозначить в виде следующих семантико-символических пластов: 1) дом как своё пространство, внутренний мир: Я в жизни своей заплутала, Забыла дорогу домой. Бродила. Смотрела. Устала. И быть перестала собой. Живу по привычке, без цели. Живу, никуда не спеша. Мелькают, как птицы, недели, Дряхлеет и гибнет душа; 2) дом как Россия: Россия - тоска, разговоры, О барских усадьбах, салазках... Там в зачарованных снегах Стоит изба на курьих ножках, Где дремлет старая Яга У освещённого окошка; 3) дом как семья (Мамочка, Папа-Коля и харьковская подруга Таня): А дома больная Мамочка, заболела вчера; Домашние новости. Папа-Коля совсем захандрил; 4) дом как крепость, ковчег, мирная жизнь - защита, спасение: После долгих лет скитаний С искалеченной душой, Полны смутных ожиданий, Мы вернёмся в дом родной; Одним словом, пережили всё, что надо беженцу, и пора бы нам теперь возвратиться домой к мирной жизни с золотой медалью (см. о семантической осложнённости лексемы дом в мемуарах и дневниках российских эмигрантов в работе [3]).
Семантико-когнитивные признаки, эксплицируемые ядерными лексическими единицами, характеризуются в дневнике автора большим разнообразием ассоциативных связей. С одной стороны, концептуальными признаками лексемы дом становятся 'опустевший, необитаемый, осиротелый, переставший быть людным, безжизненный и мёртвый'. Ср.: Мы вернёмся в дом родной, Робко станем у порога, Постучимся у дверей. Будет страшная тревога, Солнце станет холодней. Нас уныло встретят стены, Тишина и пустота. <...> И с измученной душою Мы останемся одни. Или: Пора, пора! Как пуст наш дом, Безмолвны вечера. И руки сложены крестом Над «завтра» и «вчера». В дневниковых описаниях дом далёк от жизни и людей, исторических событий, стоит в стороне, обособленно, рядом с кладбищем и миром мёртвых. Ср.: Мы живем на самой окраине города, в «уезде». Кварталом ниже нас проходит линия железной дороги, а за нею степь. В степи еврейское кладбище, у стены которого расстреливают. Дом потерян, покинут и заброшен, обменян бездомным бродягой на шорох шин по пустынным дорогам И свободу несчитанных дней, большие просторы, новизну неожиданных встреч, карту огромных скитаний и нити властно зовущих дорог. Ср.: Ты мечтаешь: «Вот вернусь домой, Будет чай с малиновым вареньем, На террасе
- дрогнувшие тени, Синий, вечереющий покой». <...> - Глупый друг, ты упустил одно: Что не будет главного - России; <...> в этот дом, где всё мне так знакомо, Мой тайный друг, я больше не приду.
С другой стороны, лексема дом, наоборот, наделяется концептуальными признаками 'переполненность, невозможность вместить семьи, желающие получить защиту и приют под крышей и стенами в условиях агрессивного внешнего мира'. Ср.: Крым переполнен. Вся Украина, занятая летом Добрармией, вся в Крыму. Дома переполнены. Все гостиницы, кофейни, даже кухни в частных домах реквизированы. <...> Население ропщет; И квартирный вопрос! Завтра или послезавтра приедут Деревицкие, значит, нас с квартиры долой. Куда мы денемся? Хоть бы можно было устроиться ночевать у Мамочки на службе, в округе. Мечтать приходится о немногом. А ведь у каждого коммерсанта, наверно, комнат десять есть в запасе!; В этом доме столько народу живет и столько приходит, что я совершенно спуталась, - кто здешний, кто нет.
Ассоциативно-смысловое наполнение языковой единицы дом уточняется в «поэтических» дневниках значением 'разрушение': в восприятии И. Н. Кнорринг вместо гостеприимства, уюта, любви, поддержки и уважения в доме царят измена и утраты, расставания с родными и близкими, беспорядок. Ср.: А дом неубран и заброшен. Уюта нет. Во всём разлад. В далекий угол тайно брошен Отчаяньем сверкнувший взгляд.; Зачем я прихожу в Ваш тёмный дом? Зачем стою у Вашей страшной двери? Не для того ли, чтоб опять вдвоем Считать непоправимые потери? Сигнифицируя с давних времён для русского сознания неприкосновенную область, защиту внутреннего мира от дворового, внешнего, чужого, дом в условиях изгнания лишается своей защитной функции. Дом, который традиционно призван охранять от хаоса, сам оказывается его источником и из сакрального духовного центра превращается в ад. Дом становится «рассадником» болезней, физической слабости из-за отключённого отопления и электричества, холода и голода, духоты. Ср.: А дома больная Мамочка, заболела вчера. Боится холеры, которую сейчас очень легко заполучить. На душе такая безответная грусть. <...> Мы нашли себе другую комнату, через неделю переедем туда; Я сижу одна в нашей маленькой комнате, которая равняется кубической сажени, на скрипучем стуле, перед маленьким столиком, на котором в беспорядке расставлены всевозможные предметы: зеркало, примус, хлеб в полотенце, книги, грязные блюдца. <...> Жизнь идёт пустая, без цели, без желанья; Квартирный вопрос - средне: наша комната ещё не освобождена, и мы пока живём в маленькой комнате, зато в симпатичной семье. Холод здесь адский, в некоторых комнатах ноль градусов. У нас немного теплее. У меня опять распухают пальцы на руках. Стоит отметить, что восприятие дома как холодного помещения, в котором постоянно не хватает еды, противоположно традиционно русскому. В русском культурном сознании дом - полная чаша, Россия - Мать, порождающая, плодородная, питательная сырая земля. Как думается, во многом именно травмирующая утрата дома и России, архетипическая разлука с Матерью актуализировали описание физиологических симптомов озноба, похолодания конечностей, то есть переосмысленного образа жилья как естественной реакции на переживаемый стресс.
Ядерными лексемами ЛСГ именований видов и частей судов и наземных транспортных средств являются такие перевозочные средства, как вагон, корабль, пароход. Актуализация лексем, обозначающих железнодорожный и гидротранспорт, исторически объяснима и закономерна. Черноморский флот был силой, которая сдерживала Красную армию и сохраняла для Вооружённых сил Юга России их последнее пристанище - Крым. Кроме того, корабль и поезд - основные средства, на которых русские изгнанники, в том числе Кнорринги, эмигрировали из России: «29 октября / 12 ноября 1920 г. линкор "Генерал Алексеев" в составе кораблей Русской Эскадры покинул Крым, "погрузив в свое огромное брюхо весь состав Морского корпуса" <...>. Корабли держали курс на Бизерту (Тунис)» [4]. Бегство по континентальной части полуострова осуществлялось на поездах. Причастность средств передвижения к важной жизненной вехе семьи И. Н. Кнорринг способствовала увеличению их знакового статуса. Анализ лексико-семаннтичес-кого и семиотического значения водного и железнодорожного транспорта в воспоминаниях показывает, что метафоры вагона поезда, корабля и парохода одинаково содержат в себе идею выхода в Другое, Чужое пространство. Они воплощают то место, где течение событий изменяется и движение жизни приобретает иное качество. В этом отношении лексемы сходны по символическому значению с границей-мостом - точкой смены пространств, переходом-переправой. Рассмотрим подробнее дискурсивно-ассоциативную реализацию обозначающих транспортные средства языковых единиц в «О чём поют воды Салгира...».
Репрезентантами лексемы корабль являются значения: 1) крупное военно-морское судно; 2) символ безопасности, колыбели, поиска и перехода на другие уровни существования; корабль с крестообразной мачтой и крестообразным якорем - тайный раннехристианский знак Христа и Церкви, символ безопасности среди жизненных штормов [5]. Анализ контекстов из дневников И. Н. Кнорринг обнаружил дополнительные семантические признаки. Лексема корабль имеет не-
77
соотносимые ни с одной из существующих в толковых словарях дефиниций: корабль тяжёлый («имеющий большой вес, сильный, мощный», «доставляющий много неудобств, неприятностей, полный горя, лишений», «гнетущий, мрачный, безрадостный», «суровый, строгий, жестокий», «затрудненный, производимый не свободно, с напряжением» [6]), тёмный (погруженный во мрак, лишенный света и смысла, печальный, мрачный, хмурый), несчастный (приносящий неудачу, злополучный, жалкий и ничтожный), куда-то несущийся, ползущий к высокому молу, средство трусливого бегства, символ недостаточной внутренней твёрдости и предательства, неспособности принимать волевые решения и бороться до конца: Я девочкой уехала оттуда, Нас жадно взяли трюмы корабля, И мы ушли - предатели-Иуды, И прокляла нас тёмная земля. Большой артиллерийский военный броненосец, предшественник современного линейного корабля дредноут (от англ. бесстрашный) сравнивается со страшный чудовищем, которое поглощает пытающихся спастись в «исторической мясорубке». Ср: Нет, не победа и не слава Сияла на пути... В броню закопанный дредноут Нас жадно поглотил.
При лексеме пароход, означающей судно, приводимое в движение паровым двигателем, в воспоминаниях И. Н. Кнорринг чаще употребляется эпитеты грязный (как не имеющий чистоты и гигиены, так и преследующий неблаговидные цели, подлый, циничный); последний, вызывающий не только нравственные мучения, но и физическую болезнь: В желудке было пусто, потому что провизии у нас не было; теснота, толкотня, волнение на море. Меня здорово укачало, и я возненавидела и море, и лунные ночи, и дельфинов, прыгающих за пароходом, и капитана. Мне было противно глянуть за борт на разъярённые воды. Спать не пришлось, и это была мучительная ночь морской болезни. Внутреннее помещение парохода - трюм - воспринимается как давящее, гнетущее, душное пространство со спёртым, несвежим воздухом, затрудняющим дыхание, в котором увядают дни.
Семный состав языковой единицы вагон И. Н. Кнорринг имеет следующие экспликации: тревожные сцепления вагонов, красные цепи, за которым толпа ревела. Лексема, означающая локомотив с паровым двигателем, предназначенный для тяги поездов по железной дороге, в записях выступает главным компонентом предикативного сочетания, при котором автором используются глагольное сказуемое визжит (2) - издаёт пронзительные убийственные крики: И целый день визжали паровозы, И взрослый страх беспомощно качал Мои ещё младенческие грёзы Под шум колёс.... Семемная атрибуция запечатлённых в дневнике ассоциативных реакций на лексему теплушка позволяет выделить сему 'опасность': в товарном вагоне с печкой, приспособленном для перевозки людей, при переезде из Керчи в Симферополь с Кноррингами ехали человек сорок, большей частью военные <...> Это были такие тыловые прощелыги, каких теперь, к сожалению, очень много. С нами было несколько сыпнотифозных. В одном углу лежал и метался в бреду совсем молодой офицер, он бредил. <...> Из другой половины теплушки тоже раздавались стоны и дикие бессвязные слова. В дневнике актуализируется восприятие железнодорожных средств передвижения как беспокойного, зловещего, опасного места, пут, рабства, кабалы - пленения Красной армией и зависимости от неё. Ср.: Стучали колеса... «Мы там... мы тут». Прицепят ли, бросят?.. Куда везут?.. <...> Широкие двери Вдоль красной стены. Не люди, а звери Там спасены.
Семантико-ассоциативный и семиотический анализ смыслового наполнения водных и наземных транспортных средств в «поэтическом» дневнике автора свидетельствует о том, что репрезентантами становятся символы постыдного бегства, изгнания и страдания, средства бедствия, гибели, крушения надежд, перехода во враждебное, лишенное смысла, жестокое и бесчувственное, убивающее пространство. Например, описывая эвакуацию на корабле, И. Н. Кнорринг вспоминает: И было страшно Среди ревущей тьмы. Три ночи над четвёртой башней. Как псы, ютились мы. А после в кубрик опускались Отвесным трапом вниз, Где крики женщин раздавались И визг детей и крыс. Там часто возникали споры: Что - вечер или день? И поглощали коридоры Испуганную тень. Впотьмах ощупывали руки И звякали шаги. Открытые зияли люки У дрогнувшей ноги, - Зияли жутко, словно бездны Неистовой судьбы. И неизбежно трап отвесный Вёл в душные гробы. Ср. ещё: Тянулись с Дона обозы, И не было им конца. Звучали чьи-то угрозы У белого крыльца. Стучали, стонали, скрипели Колёса пыльных телег... Тревожные две недели Решили новый побег.
Ядерными лексемами ЛСГ наименований берегового, портового и рейдового оборудования, сооружений и технических средств в документально-художественных произведениях И. Н. Кнорринг являются не столько порт, пристань и мол, сколько вокзал.
Н. О. Осипова, характеризуя вокзал как ёмкий культурный символ, антихрам, «антицентр, вариант земного хаоса, гибельности, безнадёжности», отмечает его «некую грань, за которой -разлука, смена пространства, окружения, перенесение в иной мир»: «И храм, и вокзал предполагают наличие толпы, но если храм призван управлять этой разрозненной толпой и гармонизиро-78
вать её, то хаос вокзала с его смешением концов и начал, какофонией звуков и непрерывного беспорядочного движения приводит к дисгармонии и психологическому ощущению близости конца и катастрофы» [7]. Изучение функционирования лексемы вокзал в дневнике автора свидетельствует, что транспортное предприятие наделяется такими значениями, как 1) вокзал - опасное и дезориентирующее, деструктурирующее, пограничное пространство: как омут бездонный, пустынный, душный и тёмный, с тревожными цепями вагонов, заплёванный и страшный, на стенах дразнят плакаты, стоит пулемёт; 2) вокзал-перекрёсток - крест - скрещённые кости - «конец пути»: Крест зелёный на красном поле Украшал пустынный вокзал. Было жутко и было странно С наступленьем холодной тьмы... Провозили гроб деревянный Мимо окон, где жили мы. Ср. также: Тяжёлые вещи В тёмных углах... На холод зловещий Судьба взяла. Тела вповалку, На чемоданах. И не было жалко, И не было странно. Как омут бездонный Зданье вокзала, Когда по перрону Толпа бежала. В парадных залах Валялись солдаты. Со стен вокзала Дразнили плакаты.
Порт, пристань и мол в автодокументальной прозе И. Н. Кнорринг выполняют тождественные функции, становясь в годы Гражданской войны местом жизни беженствующих, отчаявшихся, лишившихся всего. Прямое номинативное значение порта как 'специально оборудованного места для стоянки, погрузки и ремонта судов' [8], пристани как 'сооружения для причаливания и стоянки судов, погрузочно-разгрузочных операций и для высадки и посадки пассажиров' [9] и мола как 'сооружения в виде высокого длинного вала, примыкающего одним концом к берегу у входа в порт для защиты судов от морских волн' [10] дополняется потенциальными семами 'место скопления насильственно / вынужденно изгнанных' и 'место грехопадения, беспутства, бесчинства и воровства', а также коннотативными семами 'опасный', 'неприятный', 'ущемляющий интересы', 'несущий потерю, урон', 'угнетающий, сковывающий, лишающий свободы', 'препятствие, затруднение, западня, ловушка, плен'. Так, И. Н. Кнорринг рассказывает о постоянных препятствиях-бедах, возникающих в порту или на пристани Крымского полуострова: про травму Олейникова, таран баржи, грабителей-военных, то, что было на пристани тесно От душных, скорченных тел. Человеческое противопоставляется тому, что связано с прибрежными сооружениями. В дневнике отмечается: Владимирский выхлопотал для нас с Мамочкой ночлег у инспектора народных училищ, так что мы спали по-человечески, а не по-беженски, в порту.
К лексемам, обозначающим сооружения на краю прилегающей к Азовскому морю суши, автор относит курган (высокие насыпи над древними могилами) и греческий склеп (надземную постройку гробницы). Возведённые строения-памятники не вызывают в восприятии поэтессы скорби и подавленности. Напротив, объекты вызывают интерес: рассказывая про посещения кургана и склепа, автор делится впечатлениями: Видели интересные могильники и памятники с трогательными надписями, великолепные вазы, сделанные за несколько веков до Рождества Христова, и много интересных древностей. Сооружения-захоронения воспринимаются как ценностно-значимые места. Кроме того, курган становится местом уединения и единения с собой, локу-сом творчества. И. Н. Кнорринг отмечает, что именно на курганной возвышенности ей хорошо, несмотря на распространяющуюся в Симферополе холеру, болезнь матери и слухи о том, что Харьков занят повстанцами: Пишу в степи, сижу на высоком кургане <...> и так хорошо.
Таким образом, исследование документально-художественного дискурса И. Н. Кнорринг позволило выявить лексические репрезентанты лексико-семантической группы «Социальная инфраструктура Крыма». Концептуальная модель региональной инфраструктуры, вербализиро-ванная в лексемах дом, комната, вокзал, вагон, корабль, пароход, обусловлена опытом прощания в Крыму с Родиной и мучительно переживаемым бегством из расколотой военно-революционной борьбой страны. «Крымский исход» способствовал повышению семиотического статуса языковых единиц: лексемы-доминанты, наряду с первичным номинативным значением за счет семантической осложнённости, соотнесения собственно фактологического и концептуального содержательных уровней текста приобрели в дневниковых записях автора метафорическое и символическое значения. В культурном сознании И. Н. Кнорринг обобщился их общекультурный смысл. Лексемы мифологизировались, вошли в новый контекст и сами стали текстом, артефактом и мифом о Крыме.
Примечания
1. Кнорринг И. Н. О чём поют воды Салгира. Беженский дневник. Стихи о России. М.: Кругъ, 2012. 208 с.
2. Алефиренко Н. Ф., Корина Н. Б. Проблемы когнитивной лингвистики. Нитра (Словакия): Университет им. Константина философа, 2011. 215 с.; Болдырев Н. Н. Когнитивная семантика. Введение в когнитивную лингвистику. Тамбов: ТГУ, 2014. 236 с.; Кубрякова Е. С. В поисках сущности языка: Когнитивные исследования. М.: Знак, 2012. 208 с.; Попова З. Д., Стернин И. А. Когнитивная лингвистика. М.: Восток-Запад, 2007. 314 с.
3. Воронова Е. В. Мифология повседневности в культуре русской эмиграции 1917-1939 гг. (на материале мемуаристики): дис. ... канд. культурологии. Киров: ВятГГУ, 2007. 171 с.
4. Кнорринг И. Н. Указ. соч. С. 5.
5. Тресиддер Д. Словарь символов. М.: Фаир-Пресс, 1999. С. 159.
6. Словарь русского языка: в 4 т. / под ред. А. П. Евгеньевой. М.: Рус. яз., 1985-1988. Т. 4. С-Я. 1988.
С. 438.
7. Осипова Н. О. Творчество М. И. Цветаевой в контексте культурной мифологии Серебряного века. Киров: ВГПУ, 2000. 272 с.
8. Словарь русского языка: в 4 т. / под ред. А. П. Евгеньевой. М.: Рус. яз., Полиграфресурсы, 1999. Т. 1. А-Й. 1999. С. 305.
9. Там же. С. 443.
10. Словарь русского языка: в 4 т. / под ред. А. П. Евгеньевой. М.: Рус. яз., 1985-1988. Т. 2. К-О. 1986.
С. 289.
Notes
1. Knorring I. N. O chyom poyut vody Salgira. Bezhenskij dnevnik. Stihi o Rossii [What are waters of Salgir singing about. Refugee diary. Poems about Russia]. M. Krug. 2012. 208 p.
2. Alefirenko N. F., Korina N. B. Problemy kognitivnoj lingvistiki. Nitra (Slovakiya): Universitet im. Konstantina filosofa, 2011 [Problems of cognitive linguistics]. Nitra (Slovakia): University n.a. Constantine the philosopher, 2011. 215 p.; Boldyrev N. N. Kognitivnaya semantika. Vvedenie v kognitivnuyu lingvistiku [Cognitive semantics. Introduction to cognitive linguistics]. Tambov: TSU. 2014. 236 p.; Kubryakova E. S. Vpoiskah sushchnostiyazyka: Kognitivnye issledovaniya [In search of the essence of language: Cognitive studies]. M. Znak. 2012. 208 p.; Popova Z. D., Sternin I. A. Kognitivnaya lingvistika [Cognitive linguistics]. M. Vostok-Zapad. 2007. 314 p.
3. Voronova E. V. Mifologiya povsednevnosti v kul'ture russkoj ehmigracii 1917-1939gg. (na materiale memua-ristiki): dis. ... kand. kul'turologii [Mythology of everyday life in culture of Russian emigration of 1917-1939 (based on the memoirs): dis. Cand. Cultural studies]. Kirov. VyatSU. 2007. 171 p.
4. Knorring I. N. Op. cit. P.5.
5. Tresidder D. Slovar'simvolov [The dictionary of symbols]. M. Fair-Press. 1999. P. 159.
6. Slovar' russkogo yazyka: v 4 t. - Dictionary of Russian language: in 4 volumes / under the editorship of A. P. Evgenieva. M. Rus. yaz. 1985-1988. Vol. 4. C-Я. 1988. P. 438.
7. Osipova N. O. Tvorchesttvo M. I. Cvetaevoj v kontekste kul'turnoj mifologii Serebryanogo veka [Work of M. I. Tsvetaeva in the context of the cultural mythology of the Silver age]. Kirov. VSPU. 2000. 272 p.
8. Slovar' russkogo yazyka: v 4 t - Dictionary of Russian language: in 4 volumes / under the editorship of A. P. Evgenieva. M.: Rus. yaz., Poligrafresursy. 1999. Vol. 1. А-Й. 1999. P. 305.
9. Ibid. P. 443.
10. Slovar' russkogo yazyka: v 4 t - Dictionary of Russian language: in 4 volumes / under the editorship of A. P. Evgenieva. M.: Rus. yaz., 1985-1988. Vol. 2. K-O. 1986. P. 289.
УДК 883 (092)
В. А. Жувак
Сквозные мотивы сборника Л. Тика «Фантазус» (1811)
В статье рассматриваются сквозные мотивы сборника Л. Тика «Фантазус», имеющие сюжетообра-зующее значение - мотивы рассказывания, пути, рока, безумия. При анализе новелл-сказок выделены авторские мотивы: «лесное уединение», «пылающий поцелуй», «убийство возлюбленной». Установлено, что мотив имеет сюжетообразующее значение и реализуется через систему персонажей. При анализе системы мотивов сборника показано, что Л. Тика интересует герой, который ищет идеал в мире мечты. После инициации в фантастическом мире герои Тика обычно погибают или теряют рассудок. С помощью системы мотивов в сборнике выражается внутренняя свобода личности героя. Мотивы «лесное уединения», «пылающий поцелуй», «убийство возлюбленной», введенные Л. Тиком, стали общеромантическими и нашли отражение в картине мира немецких романтиков.
This article discusses cross-cutting theme in a cycle «Fantasus» by L. Tieck having a value of plot - storytelling motifs path, rock, of madness. In the analysis of short stories, fairy tales singled copyrights reasons, «forest solitude», «flaming kiss», «kill the beloved». It has been established that the motive is the value of plot and character is realized through the system. In analyzing the motives of the collection system shows that interest L.Tieсk hero who is looking for the ideal in the world of dreams. After initiation usually die or lose their minds in a fantasy world of
© Жувак В. А., 2016 80
