CC BY
25
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2011. № 6
Е.М. Чекалина
СЕМАНТИЧЕСКИЙ ПОТЕНЦИАЛ КАТЕГОРИИ РОДА В СОВРЕМЕННОМ ШВЕДСКОМ ЯЗЫКЕ
Не подлежит сомнению, что человеку, говорящему на одном из ариоевропейских языков, род напоминает о себе беспрерывно и беспрестанно.
И.А. Бодуэн де Куртенэ. Из конспекта рефератов, прочитанных в заседании лингвистической секции Неофилологического общества при Санкт-Петербургском университете 15 марта 1900 г.
Грамматический род — это трудноизлечимое хроническое заболевание языка.
Э. Тегнер. Om genus i svenskan
В статье описывается функционально-семантический потенциал родовой дифференциации в шведском языке, обусловленной двучленной парадигматической моделью общий—средний род. Взаимодействие грамматики и семантики рода осуществляется в рамках лексико-грамматической категории личности / неличности, сложившейся на базе категории одушевленности / неодушевленности в результате перестройки парадигматики имени. Поэтому формально-грамматическая структура категории рода оказывает индуцирующее воздействие и определяет направленность и конфигурацию семантических аспектов. Морфологические показатели общего и среднего рода могут использоваться для семантического противопоставления обобщенное лицо / не-лицо. Наиболее ярко это проявляется в тенденции к выражению семантического общего рода имен лица предметным местоимением den по аналогии с формально-грамматическим общим родом.
Ключевые слова: взаимодействие формально-грамматической и семантической родовой дифференциации в шведском языке.
The article deals with semantic functions of the grammatical gender system in Swedish, formed by the common / neuter dichotomy. The interplay between its grammatical markers and semantics is based on a new category of personality / nonpersonality, which has emerged on the basis of the category of animacy / inanimacy as a result of the reduction of the Old Swedish gender system (masculine / feminine / neuter). Therefore the grammatical structure of gender has an inducing influence and determines the trends and configuration of its semantic aspects, so that the common / neuter gender markers can be used to express generalized personality / nonpersonality. It is most clearly manifested in a tendency to express semantic common gender of personal nouns with the non-personal pronoun den, by analogy with the grammatical common gender.
Key words: the interplay between formally grammatical and semantic gender differentiation in Swedish.
Известно, что в языках, имеющих лексиконный род, так или иначе реализуется семантический потенциал родовой дифференциации [Виноградов, 1938; Смирницкая, 2004]. Однако взаимодействие грамматики и семантики рода происходит по-разному и приводит к различным результатам в зависимости от особенностей их системного устройства. Это в полной мере относится и к шведскому языку, в котором сложилась двучленная родовая система по преобладающей в континентальных скандинавских языках модели общий / средний род как лексико-грамматическая категория существительных и согласовательная морфологическая категория прилагательных и адъективных местоимений.
В XIV-XV вв. в условиях сильного нижненемецкого и датского влияния в шведском языке произошла кардинальная перестройка именного склонения, в результате которой исчезли морфологические различия между существительными мужского и женского рода и произошло их парадигматическое слияние в общий род [Wessén, 1951: 149-150; Стеблин-Каменский, 1953: 200; Pettersson, 1996: 154-155]. Устойчивости среднего рода способствовала формальная маркированность особым способом образования множественного числа посредством нулевого показателя [Кузьменко, 1998: 25]. Одновременно были устранены морфологические признаки, различавшие существительные мужского и женского рода в агглютинативных показателях определенности и в согласовательных показателях сво-бодностоящих неопределенного и определенного артиклей, а также сильной формы прилагательных и других адъективных слов. Стирание морфологических различий между мужским и женским родом способствовало установлению однозначной формальной корреляции по трем параметрам [Кузьменко, 1998: 22]:
1) род/артикль: общий род — неопределенная форма единственного числа en vit bjork «белая береза» / определенная форма единственного числа den vita bjorken; средний род — неопределенная форма единственного числа ett vitt bord «белый стол» / определенная форма единственного числа det vita bordet;
2) род/форма сильного прилагательного и других адъективных частей речи: общий род — en vit bjork / min vita bjork «моя белая береза»; средний род — ett vitt bord / mitt vita bord «мой белый стол»;
3) род/число: общий род множественное число — неопределенная форма vita bjorkar / определенная форма de vita bjorkarna «белые березы»; средний род множественное число — неопределенная форма vita bord+0 / определенная форма de vita borden «белые столы»1.
1 В современном шведском языке имеет место вариативность показателей множественного числа существительных как общего (-or, -ar, -er, -r), так и среднего рода (0, -n), в зависимости от морфологической структуры и исхода основы.
Родовая принадлежность существительных стала играть ведущую роль в их словоизменении — как при образовании множественного числа, так и при выборе постпозитивного и отдельно стоящих неопределенного и определенного артиклей. Таким образом, перестройка именного склонения привела к установлению большей однозначности парадигматического выражения родовых различий в морфологической структуре самих существительных и образуемых ими словосочетаний.
Вместе с тем в недрах парадигматической перестройки шведского именного склонения были заложены механизмы неизбежно сопровождающих грамматику рода семантических преобразований. Одним из ее важнейших последствий стало изменение функционально-семантического статуса местоимений 3 лица han «он» / hon «она» / det «оно», служивших ранее анафорическими показателями лексико-грамматического рода существительных [Andersson, 1979: 44]. Это привело к преобразованию системы анафорических местоимений из трехчленной в четырехчленную в связи с включением в нее указательного den, по аналогии с det, в новой функции анафорического местоимения предметного общего рода2.
Анафорическое предметное местоимение общего рода den, симметричное предметному местоимению среднего рода det, заполнило не только грамматическую, но и семантическую лакуну, обусловленную системной перестройкой родовой дифференциации. При анафоре местоимения мужского и женского рода 3 лица единственного числа han / hon утратили функцию указания на парадигматический род, сохранив лишь семантическую функцию указания на лицо. Одновременно с этим произошло функциональное «расщепление» den / det; при анафоре указание на принадлежность к семантическому предметному роду стало служить выражением общего или среднего рода существительного. В то же время в функции указательных местоимений и свободностоящих определенных артиклей в составе именных словосочетаний они используются только как формальные показатели рода всех существительных — как личных, так и предметных: den flickan (э)та девочка — den boken «(э)та книга»; det barnet «(э)тот ребенок» — det huset «(э)тот дом»; den lilla flickan «маленькая девочка» — den lilla boken «маленькая книжечка»; det lilla barnet «маленький ребенок» — det lilla huset «маленький домик».
2 Утверждение указательного местоимения den в новой для него анафорической
функции имело длительную историю, в которой отразилось сложное переплетение внутрисистемных и социокультурных факторов языкового изменения, включая иноязычное влияние и деятельность шведских нормализаторов. Об этом подробно и увлекательно рассказано выдающимся шведским языковедом Э. Тегнером в книге «О роде в шведском языке», первое издание которой вышло в 1892 г.
4 ВМУ, филология, № 6
Включение den, наряду с han, hon, det, в систему анафорических местоимений привело к превращению скрытого в лексическом значении существительных противопоставления бинарных именных классов по признакам одушевленности — неодушевленности, характеризующим денотаты, в противопоставление по признакам личности / неличности, характеризующим субстантивные корреляты, т.е. сами существительные3.
Таким образом, категория одушевленности / неодушевленности сузилась до категории личности / неличности, для выражения которой, наряду с анафорическими местоимениями, составляющими ее ядро, используется функционально-семантический потенциал словоизменительных показателей в морфологической структуре всех именных частей речи — существительных, прилагательных, местоимений и первых двух порядковых числительных (см. ниже, с. 53). В шведском языке фактически появилась новая лексико-грамматическая категория, поскольку замещение местоимениями третьего лица han и hon стало облигаторным только при обозначении лиц, для которых биологический пол является необходимым атрибутом социальной характеристики. Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что при замещении собирательных существительных для обозначения лиц используются предметные местоимения общего и среднего рода den / det. Большая часть таких слов относится к общему роду, например: allmoge «крестьянство»; besättning «экипаж, команда, гарнизон»; för-samling «собрание (людей), приход, паства»; kár «(объединенная общим социальным статусом) группа лиц, (дипломатический) корпус»; personal «персонал, сотрудники, штат». Существительных среднего рода значительно меньше: lag «спортивная команда, бригада»; gäng «компания, группа (при сниженном употреблении), банда»4.
Местоименное замещение названий «безличных» живых существ также происходит в шведском литературном языке с помощью предметных местоимений общего или среднего рода (кроме случаев персонификации): en geting «оса», en fluga «муха» — den; ett bi «пчела», ett sto «кобыла» — det [Teleman, 1995: 111]. В диалектно окрашенной речи сохраняется замещение зоонимов общего рода по старой трех-родовой системе: en gás «гусь», en mus «мышь» — hon, en snok «уж», en hök «ястреб» — han [SAG, 1999: 2, 278].
В выражении лексико-грамматической категории личности / неличности участвуют также согласовательные показатели некоторых
3 О специфике этих категорий см. [Кацнельсон, 2002: 22-24; Ельмслев, 1972: 114-152].
4 Семантика этого слова подтверждает наблюдения О. Есперсена об употреблении одушевленных существительных среднего рода применительно к живым существам с пейоративным оттенком пренебрежительной оценки; так, в датском языке, как и в шведском, многие слова бранного характера относятся к среднему роду [Есперсен, 1958: 279-280].
адъективных местоимений при субстантивном употреблении: Nagon / Nagot ligger i buskarna [Andersson, 1979: 30] «Кто-то / Что-то лежит в кустах»; Ingen är profet i sitt fädernesland «Нет пророка в своем отечестве»; Inget oroar dem sa som ovissheten «Ничто не беспокоит их так, как неопределенность» [SO, 1999: 513].
Одним из средств, участвующих в выражении новой категории, стали композиты с дейктическими наречиями här «здесь» / där «там» и предлогами (не являющиеся полностью симметричными друг другу) — härmed, härvid, därav, därefter и др. Они употребляются вместо сочетаний предметного местоимения среднего рода с предлогами при обозначении абстрактных понятий. Тем самым в шведском языке сложилась особая характеризующаяся асимметрией трехкомпонент-ная лексико-грамматическая микросистема, на что первым обратил внимание Э. Тегнер [Tegner, 1962: 207]:
1) предложные словосочетания:
а) с личными местоимениями мужского и женского рода в объектном падеже — med honom «с ним», av henne «от нее» и др.;
б) с местоимениями общего и среднего рода при анафорическом замещении конкретных существительных с предметной семантикой — med den / det, av den / det;
2) наречно-предложные композиты с дейктическим компонентом, выражающие соотнесенность с абстрактными понятиями — härmed «этим, при этом», härav «из этого», «от этого»; därmed «тем самым», därav «из того»; см. подробнее [Andersson, 1979: 43-44].
Взаимодействие грамматики и семантики рода имеет различные проявления и находит выражение в словоизменительной морфологии, синтаксисе и словообразовании современного шведского языка.
1. Функционально-семантический потенциал согласовательных показателей рода при субстантивации.
Согласовательные показатели рода (и числа в случае общего рода) используются для выражения лексико-грамматической категории личности / неличности при частичной субстантивации прилагательных. Однако функционально-семантический потенциал морфологических показателей сильных и слабых прилагательных общего и среднего рода реализуется по-разному. Прилагательные в форме общего рода при субстантивации всегда обозначают лицо5.
В случае обобщенной референции, которая может быть как определенной, так и неопределенной, используются и сильная (с нео-
5 В русском языке есть неодушевленные существительные, образованные в результате субстантивации прилагательных как мужского, так и женского рода, хотя их немного: золотой; кривая, столовая, посевная. Это обусловлено трехродовой системой именного склонения, а также тем, что парадигматические показатели существительных мужского и женского рода участвуют в выражении категории одушевленности (при обозначении лиц и животных) / неодушевленности [Виноградов, 1938: 41].
пределенным артиклем или без него), и слабая форма прилагательного (всегда со свободностоящим определенным артиклем): De har fátt en liten [Thorell, 1973: 71] «У них родился маленький (малыш)» (такое употребление не является эллипсисом, поскольку существительное ett (litet) barn «(маленький) ребенок» относится к среднему роду); Om en sjuk och en frisk stár i kö, äger den sjuke förtursrätt [Widmark, 1992: 38] «Если больной и здоровый (пациент) ожидают в очереди, преимуществом пользуется больной». В субстантивации участвуют и другие прилагательные, в лексическом значении которых содержится указание на отнесенность признака к лицу: (en) anhörig «близкий (человек)», bekant «знакомый», borgerlig «правый (по политическим взглядам)», handikappad «инвалид», obehörig «посторонний», skatt-skyldig «налогоплательщик», vit «белый (представитель белой расы; белогвардеец; шахматист, играющий белыми фигурами)», värnpliktig «военнообязанный» [SAG, 1999: 2, 218].
При употреблении сильной формы артикль является факультативным; возможно, в некоторых случаях имеет место, скорее, эллипсис, а граница между синтаксическим явлением контекстуального или ситуативного пропуска и частичной субстантивацией подвижна: Rattonykter orsakade olycka «Пьяный за рулем стал причиной аварии»; Uppgifterna fár inte lämnas till obehörig «Сведения нельзя предоставлять посторонним» [SAG, 1999: 3, 54]; Vit öppnar spelet [Thorell, 1973: 72] «Белые начинают игру» (имеется в виду играющий белыми фигурами шахматист, а не шахматные фигуры, как в русском переводе)6.
При конкретной референции субстантивация происходит только в слабой форме прилагательного в сочетании с облигаторным определенным свободностоящим артиклем. В орбиту парадигматических средств, используемых при субстантивации, вовлечен также вариативный показатель слабой формы прилагательного -е, который в древне- и среднешведский период употреблялся в слабой форме прилагательных мужского рода [Wessén, 1951: 104]. Естественно, что его семантический потенциал еще до преобразования трехродовой системы использовался при лексикализации устойчивых сочетаний с именами собственными и постоянными эпитетами в постпозиции, как и соответствующие родовые показатели прилагательных в русском языке, что хорошо видно из переводов7: Karl den store «Карл Вели-
6 В русском языке субстантивация прилагательного в форме единственного числа в данном случае невозможна именно в силу того, что парадигматика родовой дифференциации базируется на трехчленной системе, ядро которой составляет дихотомия мужского и женского рода. Таким образом, даже из фрагментарного сопоставления видно, что грамматика рода существенно влияет на семантизацию его парадигматических показателей.
7 В русском языке «в случае прилагательного, словоформы 'больной' и 'больная' представляют две формы одного слова, различающиеся по линии категории рода.
кий», Erik den helige «Эрик Святой» — Katarina den stora «Екатерина Великая», Maria den blodiga «Мария Кровавая».
Таким образом, окончания -е / -а приобрели статус устойчивых морфологических показателей семантического мужского и женского рода, близких к словообразовательным. Этому способствовало аналогичное различие в исходе основ существительных мужского и женского рода слабого склонения (например, make «супруг» — maka «супруга», gubbe «старик» — gumma «старуха», han(n)e «самец» — hona «самка»), в том числе фонетически идентичных имен собственных: Helge — Helga, Tore — Tora8.
Окончание -е является также лексически закрепленным в составе устойчивых словосочетаний с порядковыми числительными forste и andre, которые используются при обозначении должностей и профессий, бывших прежде исключительно мужскими: forste by-râsekreterare «первый секретарь»; forste amanuens, arkivarie, bibliote-karie, kammarskrivare «старший ассистент, библиотекарь, бухгалтер»; forste gâstdirigent, intendent, konsertmâstare «главный приглашенный дирижер, хранитель, концертмейстер»; andre ambassadorsekreterare, vice ordorande, styrman «второй секретарь посольства, заместитель председателя, штурман» и др. [Sprâkriktighetsboken, 2005: 93]. В современном шведском языке они регулярно используются и применительно к женщинам; это свидетельствует о том, что при указании на социальный статус лица морфема -е получила новую функцию показателя семантического общего рода: 1970 blev hon forste intendent for avdelningen [SAG, 1999: 2, 204] «В 1970 году она стала главным хранителем отдела». При обычном употреблении тех же порядковых числительных со свободностоящим артиклем и существительным, обозначающим конкретное лицо женского пола, они получают окончание -а: Hon var den forsta bibliotekarie som anstâlldes vid det nya huvudbiblioteket [Sprâkriktighetsboken, 1995: 93] «Она была первым библиотекарем, принятым на работу в основной отдел (библиотеки)».
Таким образом, при субстантивации показатель -е выражает категорию лица и может выполнять не одну, а две функции:
При субстантивации же образуются два слова — 'больной' и 'больная', т.е. одно прилагательное оказывается базой для образования двух существительных. Категория рода при этом из грамматической превращается в лексико-грамматическую
(выделено мной. — Е.Ч.). В некоторых случаях субстантивированное прилагательное может очень далеко отойти от исходного слова, что проявляется хотя бы в отсутствии у этого слова парности по роду: ср., например, 'капризная больная' — 'капризный больной', но 'большая столовая' (где соответствующего существительного мужского или среднего рода нет)» [Смирницкий, 1959: 154].
8 Э. Андерссон называет участие показателей слабой формы прилагательных и исхода основ существительных мужского и женского рода слабого склонения морфосемантическим фактором [АМегеБоп, 1979: 41].
а) семантического мужского рода (в случае конкретной референции): Den vackre satt och stirrade ner i glaset [SAG, 1999: 2, 224] «Красавец сидел, уставившись в рюмку»;
б) семантического общего рода (обобщенного лица) при отсутствии указания на пол: Den händige behöver ingen hjälp [там же] «Умелому помощь не нужна».
Морфема -а в слабой форме прилагательного при субстантивации выступает только показателем семантического женского рода: den sjuka «больная», den dömda «осужденная», den nyfödda «новорожденная» [SAG, 1999: 2, 223]; ср. Den sjuke I Den sjuka mâste fâ snabb läkarhjälp [Hultman, 2003: 88] «Больной должен I Больная должна получить быструю помощь врача».
В результате сужения грамматических функций показателя -е в слабой форме прилагательных и понижения его статуса от грамматически облигаторного к вариативному расширился его функционально-семантический потенциал; см. подробнее [Чекалина, 2008]. Об этом свидетельствует, в частности, не связанное с субстантивацией использование его при разграничении лексико-семантических вариантов лицо!предмет у отдельных существительных с суффиксом -are, изначально имевших только значение имен лица9: den nye mottagaren «новый приемщик» I den nya mottagaren «новый (радио)приемник»; den nye skrivaren «новый писарь (переписчик)» I den nya skrivaren «новый принтер»; den uppmärksamme läsaren «внимательный читатель» I den optiska läsaren «оптический сканер» [Hellberg, 1984: 45; Sprâkriktighetsboken, 2005: 95].
Только при субстантивации прилагательных в форме общего рода возможно образование множественного числа: (En) Skattskyldig I Skattskyldiga som bara har folkpension pâfôrs inte nâgon skatt «Налогоплательщик I Налогоплательщики, которые получают только базовую пенсию, не облагаются налогом»; Vârden av alla gamla, sjuka och handikappade i hemmen «Уход за всеми престарелыми, больными и инвалидами на дому» [SAG, 1999: 2, 218]; De blinda bildar en förening «Слепые создают свое общество» [Thorell, 1973: 71]10.
9 О продуктивности и расширении семантики этого суффикса в современном шведском языке см. [Мокин, 2011].
10 А.М. Пешковский обратил внимание на сужение в русском языке значения субстантивированного прилагательного до обозначения лица, по сравнению с исходным «полнозначным»: «Слепыми могут быть и люди, и животные, но убежище для слепых имеет в виду только людей, и это значение заключено здесь в самом слове слепой без подразумевания слова люди. Когда же слепой обозначает не человека, становится обязательным прибавление существительного: убежище для слепых животных. В этом и заключается отличие субстантивирования от простого опущения существительного» [Пешковский, 2001: 151]. В контексте нашего изложения важно подчеркнуть, что при субстантивации с помощью морфологических показателей мужского и женского рода как в русском, так и в шведском языке обязательно реализуется семантический потенциал лексико-грамматической категории лица.
При субстантивации прилагательных среднего рода семантические различия между сильной и слабой формами носят иной характер. Сильной формой среднего рода передается вещественно-собирательное значение недискретного предметного множества: Hon bjuder alltid pá hembakat «Она всегда угощает домашней выпечкой»; Grönt är bra för ögonen «Зеленый цвет полезен для глаз»; Hon älskar blátt «Она любит синий цвет»; Han lönade ont med gott «Он отплатил за зло добром» [SAG, 1999: 2, 224]; Du gör svart till vitt «Ты выдаешь черное за белое» [Thorell, 1973: 72]; Rött är sött «Красное симпатично»; Gult är fult «Желтое некрасиво»; Grönt är skönt «Зеленое красиво» [Hultman, 2003: 88]. В таких случаях субстантивация может поддерживаться неопределенным местоимением в форме среднего рода: Ta pá dig nágot gammalt «Надень что-нибудь старое» [SAG, 1999: 2, 224]; Bruden ska ha nágot gammalt, nágot nytt, nágot lánat, nágot blátt «На невесте должно быть что-нибудь старое, что-нибудь новое, что-нибудь чужое, что-нибудь голубое» [Hultman, 2003: 88].
Субстантивированные прилагательные в слабой форме среднего рода имеют вещественное или абстрактное значение11: Du ska inte ta sá mycket av det gula «Не надо брать так много желтого»; Är det nágon som har sopat upp det äckliga? «Кто-нибудь подмел эту гадость?» [SAG, 1999: 2, 224]; Hon verkar i det tysta «Она действует молча»; Och varför försöka hindra det oundvikliga? «А зачем пытаться предотвратить неизбежное?» Det negativa i utvecklingen ska inte överdrivas «Негативное в этой тенденции не следует преувеличивать» [Thorell, 1973: 71].
Таким образом, при выборе парадигматических показателей субстантивации заметная роль принадлежит лексическому значению прилагательного. Отметим, что слабая форма прилагательных с абстрактной семантикой используется при субстантивации в тех случаях, когда показатель среднего рода в морфологической структуре сильной формы совпадает с материально тождественным показателем образованного от него наречия; ср., например: oundvikligt «неизбежно», negativt «негативно, отрицательно». Формы множественного числа невозможны, что обусловлено вещественно-абстрактной семантикой среднего рода.
2. Семантическое согласование предикатива с подлежащим, выраженным существительными общего и среднего рода.
Выражение категории лица морфологическими средствами наблюдается при семантическом согласовании существительных среднего рода (таких как ett barn «ребенок», sändebud «посланник, посыльный», tidningsbud «разносчик газет», biträde «помощник»,
11 Ср. замечание В.В. Виноградова о том, что в русском языке в подобных случаях семантика среднего рода выражается в «беспредметности» [Виноградов, 1938: 35].
affärsbiträde «продавец-консультант», ritbiträde «чертежник», sjuk-vârdsbitrade «санитар(ка)», ombud «представитель, уполномоченный», statsrâd «министр», kommunalrâd «муниципальный советник», vittne «свидетель») с предикативом в форме общего рода, хотя такое употребление является факультативным12: Regeringsrâdet är sjuk «Член Верховного административного суда болен»; Vârt dagbarn är sömnig pâ morgnarna «По утрам ребенок, которого приводят к нам на день, всегда хочет спать» [SAG, 1999: 2, 226-227]; Vittnet, som idag är 22 âr gammal(t), är inte beredd (berett) att svara pâ alla polisens fragor «Свидетель, которому сейчас 22 года, не готов ответить на все вопросы полиции» [Sprâkriktighetsboken, 1995: 247]; Nya kommunalrâdet är gammal i gârden [Hultman, 2003: 88] «Новый мэр — искушенный в политике человек».
Показательно, что в структуре именных словосочетаний морфологические согласовательные показатели общего и среднего рода всегда являются обязательными.
Как семантическое согласование трактуется в лингвистической литературе и употребление предикатива в форме среднего рода с безартиклевыми существительными общего рода, которые имеют вещественное и абстрактное значение: Sill är gott «Селедка — это вкусно»; Folkdans är inte alls trâkigt «Народные танцы — это совсем не скучно» [Widmark, 1992: 18]; Aga är helt förbjudet i Sverige sedan 1979 «Телесные наказания полностью запрещены в Швеции с 1979 года»; Det största problemet är dock att doping inte är förbjudet «Самая большая проблема заключается, однако, в том, что допинг не запрещен» [Hultman, 2003: 88]; см. об этом также [Wellander, 1948; Teleman, 1965; Källström, 1993]. Однако такое употребление, давно распространенное в литературной норме, нельзя трактовать однозначно как нарушение грамматического согласования, поскольку предикатив может интерпретироваться и как наречие, образованное от качественного прилагательного по модели среднего рода. По всей вероятности, здесь имеет место переходный случай, который показывает, что граница между формой среднего рода прилагательного
12 Результаты нроведенного шведской исследовательницей Г. Видмарк анкетирования свидетельствуют о различной степени «предпочтительности» семантического согласования предикатива по общему роду с одушевленными существительными среднего рода. Так, оно безоговорочно принимается носителями шведского языка для существительных с компонентом -rád советник (ett stats-, kommunalrád), но считается менее обязательным для слов с компонентом -biträde помощник и факультативным для существительного vittne свидетель. По мнению Г. Видмарк, ведущую роль в сомнительных случаях играет «личностный» фактор: чем более знакомым субъекту речи является то или иное лицо, тем сильнее проявляется тенденция к семантическому согласованию. Это подтверждает наше предположение о том, что семантическое согласование в нарушение грамматического правила выступает как способ семантизации категории лица при употреблении одушевленных существительных среднего рода.
и образованного от него наречия является достаточно тонкой. При подлежащем, выраженном существительным с конкретной референцией в определенной форме общего рода, согласование с предикативом происходит строго по грамматическому правилу: Sillen är god «Селедка вкусная»; Folkdansen är vacker «Этот народный танец красивый» [Widmark, 1992: 18]; Dock är husagan självklar «Однако рукоприкладство в отношении домашней прислуги здесь очевидно» [Hultman, 2003: 88].
Аналогичная тенденция наблюдается и при «нарушении» правила согласования с существительным общего рода во множественном числе. Семантическое согласование предикативного прилагательного по среднему роду возможно только при выражении собирательного множества в неопределенной форме существительного: Rosor är vackert [Widmark, 1992: 18] «Розы — это красиво». Определенная форма существительного, указывающая на конкретное множество, в таком случае невозможна (*rosorna är vackert; но rosor(na) är vackra «розы красивые») [Кузьменко, 1998: 15].
3. Функционально-семантический потенциал показателей парадигматического рода при словообразовании.
Участие парадигматических показателей в выражении лексико-грамматической категории личности / неличности наблюдается при родовой дифференциации существительных с одинаковыми словообразовательными показателями, как, например, в случаях полной субстантивации причастий 1. Все существительные общего рода (в том числе композиты с именной основой в качестве первого компонента) обозначают лиц: en resande «пассажир, путешественник», handelsresande «коммивояжер», studerande «учащийся», ordförande «председатель», sökande «заявитель, соискатель, претендент», klagan-de «потерпевший», kärande, mälsägande «истец», svarande «ответчик». Существительные среднего рода, напротив, передают конкретно- или абстрактно-предметные понятия: ett antagande «предположение», avskaffande «устранение», beteende «поведение», befriande «освобождение», berättigande «оправдание, наделение полномочиями», boende «проживание», erkännande «признание», firande «празднование», främjande «содействие», förhällande «отношение», insjuknande «заболевание», leende «улыбка», meddelande «сообщение», seende «зрение, видение», slopande «упразднение», utrotande «искоренение», а также процессы, имеющие конкретные физические проявления: ett brakande «треск, грохот», gnällande «нытье, хныканье», rämande «мычание», smällande «хлопанье», suckande «вздохи, оханье», surrande «жужжание» и др. Поэтому такие существительные принадлежат к различным словоизменительным парадигмам, в том числе, что особенно важно для парадигматики рода в шведском языке, имеют различные показатели множественного числа:
общий род — единственное число: неопределенная форма en studerande «учащийся» / определенная форма studeranden; множественное число (по модели имен деятеля с этимологически тождественными суффиксами — более ранним и полностью ассимилированным -are и более поздним -er — en lärare «учитель», en politiker «политик»): неопределенная форма studerande / определенная форма studerandena;
средний род — единственное число: неопределенная форма ett meddelande «сообщение» / определенная форма meddelandet; множественное число (по модели существительных среднего рода с исходом основы на гласный, например, ett äpple «яблоко»): неопределенная форма meddelanden / определенная форма meddelandena.
Имеются отдельные случаи, когда родовая принадлежность существительных выступает средством разграничения лексических значений; ср.: den idealiske resanden «идеальный пассажир» — det myckna resandet «бесконечная езда; бесконечные (букв. "многие") разъезды, поездки, путешествия».
Другим показательным примером является интернациональное слово в двух ЛСВ, имеющих различную родовую принадлежность, которая служит средством семантической дифференциации по линии лексико-грамматической категории личность / неличность13: en individ «личность, индивид(уум)» (например: individen och samhället «личность и общество», individens rättigheter och skyldigheter «права и обязанности личности») — ett individ «биологическая особь» (например: ett individ av släktet Primula «представитель семейства примул») [SO, 1999: 509].
Как показал Ю.К. Кузьменко, замеченные шведскими исследователями в речи детей неправильные с точки зрения родовой принадлежности употребления некоторых существительных (sandet вместо sanden «песок», но tagen вместо taget «поезд» [Svartholm, 1978: 167-168; Andersson, 1992: 57] могут быть не просто случайной ошибкой, а проявлением той же тенденции к семантизации противопоставления по роду: вещество — средний род, конкретный предмет — общий род [Кузьменко, 1998: 16].
В датском литературном языке и особенно в некоторых диалектах тенденция к семантизации грамматических показателей родовой дифференциации существительных идет еще дальше и проявляется еще ярче. Для указания количества при названиях вещества употребляются адъюнкты в форме среднего рода, даже если эти слова являются существительными общего рода. «Так, например, мы говорим melken, osten "молоко, сыр" (в датском языке, как и в шведском, это существительные общего рода. — Е.Ч.), но alt det m^lk, noget andet
13 См. об этом также [Tegner, 1962: 30; Есперсен, 1958: 280].
ost "всё то молоко, какой-то другой сыр" (при обозначении массы); "другой сыр" при обозначении предмета будет en anden ost (другой сорт сыра или другая головка сыра. — Е.Ч.). Jeg kan ikke majes med det te "Я не могу удовлетвориться этим количеством чая", но ... med den te, если имеется в виду сорт или качество» [Есперсен, 1958: 281]. П. Дидериксен рассматривал аналогичное явление как возможность изменения существительных по роду в зависимости от значений «конкретное количество» — «абстрактное (вещество)»; ср. han har drukket 0llen «он выпил пиво» (кружку, бутылку и т.п.) — han har drukket 0llet «он выпил пива»; har du drukket den m^lk? «ты выпил то молоко?» — har du drukket det siste m^lk? «ты выпил последнее молоко?» [Diderichsen, 1957: 91-93]. При этом данные существительные изначально имеют различный лексиконный род: 0l среднего, а m^lk общего рода. Возможно, что семантическая дифференциация, выраженная в парадигматических показателях рода, обусловливает и просодико-синтаксические различия между высказываниями с точки зрения акцентного выделения различных членов предложения, отмеченных нами подчеркиванием.
Многие диалекты Ютландии идут еще дальше: существительные, обозначающие неисчисляемые предметы, независимо от их первоначального рода, перешли в средний род, а в диалекте Ханхерредера вообще все названия предметов перешли в общий род: iset, jordet, но skiben, husen (в литературном датском: isen «лед», jorden «земля», skibet «корабль», huset «дом») [Есперсен, 1958: 280-281].
4. Использование предметного местоимения общего рода при выражении обобщенного лица.
Одной из наиболее интересных тенденций современного шведского языка является использование анафорического предметного местоимения общего рода den при указании на обобщенное лицо для выражения семантического общего рода: Den används i viss utsträckning även med animat betydelse och generell syftning pá báda könen: Var och en fár gá och lägga sig om den själv vill [Hultman, 2003: 96] «В ряде случаев den употребляется также со значением одушевленности при обобщенной референции, независимо от пола: Каждый может лечь спать, когда захочет сам».
В идеологической ситуации борьбы за гендерное равноправие den в этой функции чаще всего заменяет местоимение 3 лица мужского рода han, поскольку при выражении обобщенного лица для обозначения социального статуса в силу экстралингвистических причин обычно используются существительные, относившиеся ранее к мужскому роду (например, такие как lärare «учитель», väljare «избиратель», elev «ученик» и многие другие): Kunden máste bestämma sig för vilken betalningssätt den föredrar «Клиент должен сам определиться, какой способ оплаты он предпочитает»; Forskaren kan söka forskningsanslag
för de idéer den har utvecklat «Исследователь имеет возможность искать источники финансирования своей научной работы».
Однако особенно ярко проявляется употребление den для выражения семантического общего рода при анафорическом замещении существительных, ранее принадлежавших женскому роду и вплоть до недавнего времени обозначавших преимущественно женские профессии: Om en sjuksköterska vill ha semester i juli, mäste den anmäla det ett halvär i förväg14 «Если медицинская сестра хочет получить отпуск в июле, она должна обратиться с заявлением об этом за полгода» [SAG, 1999: 2, 281].
Таким образом, в тех случаях, когда указание на мужской или женский род невозможно или неуместно, в шведском языке наблюдается тенденция к выражению специализированными грамматическими средствами, по аналогии с формально-грамматическим предметным общим родом, семантического общего рода имен лица. В связи с этим еще более показательными являются примеры использования den при анафорическом замещении неопределенного местоимения общего рода со значением лица: Om nágon vill börja här sä mäste den genomgä en intervju och en rad test «Если кто-нибудь захочет поступить сюда, он должен пройти собеседование и ряд тестов»; Lät oss anta att nágon vill öppna en restaurang här i stan. Dä mäste den först skaffa ett oräkneligt antal intyg och tillständ «Предположим, что кто-то захочет открыть в этом городе ресторан. В таком случае он должен сначала получить бесчисленное количество справок и разрешений» [SAG, 1999: 2, 281].
Следует отметить, что при указании на лицо den, одновременно и по аналогии, и по контрасту с det для обозначения абстрактно-предметного понятийного среднего рода [Есперсен, 1958: 281-284], давно используется в детерминативной функции перед существительными, распространенными придаточными относительными c ограничительной функцией: Den som vill röka fär göra det i korridoren «Тот, кто хочет, может покурить в коридоре»; Den som satt här nyss har visst glömt sin portfölj «Тот, кто только что сидел здесь, явно забыл свой портфель» [SAG, 1999: 2, 281]; Den som säger hon om en bät gör det alltsä inte efter grammatiskt genus (dä skulle det bli han!) utan därför att han uppfattar bäten som besjälad och kvinnlig «Тот, кто говорит она
14 С середины 70-х гг. минувшего века профессию медицинской сестры, традиционно называемую словом sjuksköterska, в Швеции стали получать не только женщины, но и мужчины. В связи с этим до сих пор остается открытым вопрос о ее названии без выраженной коннотации гендерной принадлежности. В финляндском варианте шведского языка для этого используется существительное sjukskötare с суффиксом имени деятеля, который фактически получил функцию показателя семантического общего рода. В Швеции этого не произошло в силу экстралингвистических причин, поскольку существительное skötare используется для обозначения профессии санитара в психиатрических больницах [Grünbaum, 1996: 116].
о плавательном судне, делает это, следовательно, не в соответствии с грамматическим родом (в таком случае употреблялось бы местоимение он), а потому, что воспринимает это судно как одушевленное существо женского пола»; Den som lever fâr se «Поживем — увидим» [Hellberg, 1984: 23]; ср.: Det, som glänser, är inte alltid guld «Не все то золото, что блестит» [Beckman, 1964: 85].
Показательно также, что при обобщенно-личном употреблении den в детерминативной функции используется особая форма генитива dens, по аналогии с предметно-притяжательным dess (от det+s), на что давно обращали внимание авторы шведских грамматик: Han foljer dens order, som har befälet «Он следует приказу того, кто отдает команду» [Wellander, 1948: 252]; I dens tjänst som lovar mest (Snoilsky) «На службе у того, кто обещает больше» [Beckman, 1964: 85]; Böckerna är dens, som besökte oss i gâr «Это книги того, кто был у нас вчера» [Маслова-Лашанская, 1953: 177]. Судя по данным Академической грамматики шведского языка, бывшее достаточно редким и стилистически маркированным в современном языке такое употребление стало более распространенным: Dens sorg som mist en älskad katt är ofta into mindre djup än dens som mist en nära mänsklig vän «Горе того, кто потерял любимого кота, часто бывает не менее сильным, чем того, кто потерял близкого друга»; Han sâg pâ intet vis ut att vara förkrossad, tvärtom verkade han bâde stark och stolt, men tonfallet var dens som blivit förkrossad «Он вовсе не выглядел потерянным, напротив, он казался сильным и гордым, и только интонация выдавала его» [SAG, 1999: 2, 281].
Таким образом, перестройка родовой системы и образование парадигматического общего рода, повлекшее за собой появление новой лексико-грамматической категории личности I неличности, обусловило тенденцию к грамматикализации семантического общего рода лица — genus commune. Возможно, с грамматическими и семантическими особенностями двучленной родовой дифференциации связано и то, что в шведском языке не прижилось использование модели han eller hon, по аналогии с английским he or she, которая воспринимается носителями языка как претенциозно вежливая и вместе с тем иронично звучащая. Шведская исследовательница Г. Видмарк объясняет это неудобством использования слишком длинной синтагмы, особенно в разговорной речи [Widmark, 1992: 24]. Думается, однако, что основная причина коренится глубже и имеет внутрисистемные основания, по которым английский и шведский языки кардинально различаются, поскольку «... в английском языке различение родов устраняется из именной области и остается единственно только в местоимении 3-го лица» [Бодуэн де Куртенэ, 1995: 10].
В этой связи интересным представляется тот факт, что более раннее усвоение личных местоимений при одушевленных существи-
тельных немецкими детьми (er, sie), чем английскими (he, she), свидетельствует о влиянии морфологических признаков рода [Кузьменко, 1998: 19]. Это также указывает на влияние грамматики на семантику рода, поскольку в немецком языке важную роль играет системный фактор наличия парадигматически выраженной в именном склонении трехчленной родовой дифференциации с компонентами: мужской / женский / средний род, в то время как в английском языке родовая дифференциация в морфологии имени отсутствует.
5. Тенденция к выражению семантического общего рода словообразовательными средствами.
В конце XX — начале XXI в. стали значительно менее употребительными и приобрели пейоративную окраску шведские имена лиц с заимствованным из немецкого суффиксом -inna, маркирующим семантический женский род: lärarinna «учительница» (это слово перестало употребляться при обозначении профессии не только в официально-деловой, но и в нейтральной речи), författarinna «писательница», väninna «подруга», hjältinna «героиня» и некоторые другие. Для современного носителя шведского языка они звучат примерно так же, как для русского существительные с суффиксом -ка в словах училка или подружка. Сотрудник Совета по шведскому языку Бир-гитта Линдгрен в одной из своих статей пишет, что женщину, скорее всего, назовут словом hjältinna «героиня», если ей с большим трудом удалось достать желанные билеты в кино для своих друзей, но если она с риском для себя спасла жизнь ближнего, по отношению к ней будет употреблено слово hjälte «герой» [Lindgren, 2004: 62]. Об этом свидетельствует следующий пример фактического словоупотребления: Dagens hjältinna är en äldre alert dam som hjälpte brandkaren att hitta till rätt adress [Svenskt sprakbruk, 2003: 488] «Героиня дня — пожилая бойкая дама, которая помогла пожарной команде найти нужный адрес». Тенденция к прагмастилистическому снижению производных существительных с суффиксами, маркирующими семантический женский род, подтверждается тем, что носители шведского языка на основе игры слов могут создавать новые производные с женскими суффиксами при выражении пейоративной семантики, например, naturvetarinna (букв. «естественница» о занимающейся естественными науками женщине-специалисте, научном сотруднике или об изучающей эту область студентке), medaljös «медалистка» или poetissa «поэтесса» [Sprakriktighetsboken, 2005: 85].
Показательно, что в немецком языке, имеющем трехродовую систему именного склонения, наблюдается прямо противоположная тенденция, которую шведские языковеды объясняют исключительно сильным влиянием феминистской идеологии [Grünbaum, 1996: 115; Sprakriktighetsboken, 2005: 86]. Идентичный шведскому немецкий
суффикс, маркирующий семантический женский род в названиях профессий и других обозначений социального статуса женщин, приобрел большую продуктивность и стал обязательным, например: Àrztin «женщина-врач», Doktorin «женщина-доктор наук», Kollegin «коллега (о женщине)», Lehrerin «учительница», Professorin «женщина-профессор», Reporterin «женщина-репортер» и др. Отмеченное различие убедительно показано в списках наиболее употребительных шведских названий профессий и их немецких соответствий, которые приводит автор контрастивного исследования о категориях рода и одушевленности [Jobin, 2004: 78].
Профессии, в которых доминируют женщины: forsâljare «менеджер по продажам» — Verkâufer/-in; barnskotare «воспитатель / воспитательница, няня (в детском саду)» — Erzieher/in; hotell- och kontorsstâdare «уборщик / уборщица (в гостиницах и учреждениях)» — Hotel- und Buroreiniger/-in; grundskollârare «учитель / учительница средней школы» — Grundschullehrer/-in; forskolelârare «воспитатель / воспитательница детского сада, педагог дошкольного обучения»—Vorschullehrer/-in, Erzieher/-in; bokforings-och redovisningsassistent «бухгалтер» — Buchhalter-in; skotare, vârdare «санитар / санитарка» — Pfleger/-in; administrativ assistent «помощник администратора» — Verwaltungsassistent/-in.
Профессии, в которых доминируют мужчины: foretagssâljare «торговый представитель (крупной фирмы или предприятия)» — Kaufmann/-frau; system(er)are «системный инженер» — Systemtechniker/-in; programmerare «программист» — Programmierer/-in; lastbils- och lângtradarchauffor «водитель грузовиков и трейлеров» — Kraftfahrer/-in; byggnadstrâarbetare «строительный рабочий-плотник» — Bauarbeiter/-in, -tischler-in; datatekniker «компьютерный техник» — Computertechniker/-in; fastighetsskotare «комендант (здания), завхоз, дворник» — Hausmeister/-in; chef (mindre foretag) «директор (малого предприятия)» — Chef/-in (Kleinbetrieb); vâxtodlare «растениевод» — Pflanzenzuchter/-in; byggingenjor «инженер-строитель» — Bauingenieur/-in.
Можно предположить, однако, что эти различия обусловлены не только и, возможно, не столько социолингвистическими факторами, связанными с популярностью феминистской идеологии, сколько влиянием трехродовой системы именного склонения на семантику родовой дифференциации в немецком языке.
В современном шведском языке наблюдается также тенденция к замене имен лица с полусуффиксом -man, в которых содержится «скрытая память» языка [Николаева, 2002] о гендерной принадлежности референта, словами с другой морфологической структурой, которые могут использоваться при выражении семантического общего рода [Sprâkriktighetsboken, 2005: 82]:
непроизводным существительным: polisman «полицейский» polis;
производными существительными с суффиксами имен деятеля:
bankman «сотрудник банка» idrottsman «спортсмен» justeringsman «лицо, заверяющее протокол» statsman «государственный деятель, по-
литик»
talesman «представитель, уполномочен-
ный»
vetenskaps- «ученый, научный работник» man
varderingsman «оценщик»
сложным словом: riksdagsman «член риксдага»
производным или сложным словом: hallaman «диктор»
bankrádgivare; idrottare; justerare; politiker;
representant,
foretradare;
forskare,
vetenskapare;
varderare;
riksdagsledamot;
programpresentator, programvard.
Однако такие существительные обычно употребляются для обозначения семантического общего рода в официальных ситуациях, в том числе в документах, создаваемых на основе нормативной регламентации, а в обиходной речи они используются чаще всего только по отношению к женщинам. Устойчивость некоторых обозначений новых социальных ролей женщин, таких как ombudsman «уполномоченный, омбудсмен», namndeman «судебный заседатель», talman «спикер парламента», возможно, объясняется стабильностью традиционных политических институтов.
Использование новых имен деятеля для обозначения семантического общего рода происходит при указании на социальную функцию референта, на что обращали внимание шведские специалисты [Grun-baum, 2001: 33; Lindgren, 2004]. Отмеченные ими тенденции свидетельствуют о том, что в шведском языке наблюдается прагмасеман-тическая дифференциация имен деятеля различной морфологической структуры, обусловленная различной интерпретацией референта: социальная функция / конкретный индивидуальный образ15.
15 Даннное различие находит проявление и в грамматике при употреблении имен лица в предикативе: без артикля при обозначении социальной функции — с неопределенным артиклем при соотнесенности с конкретным референтом, чаще всего с оценочной коннотацией; ср. Han ar snickare (svensk, katolik, socialdemokrat, diabetiker, ankeman) «Он столяр (швед, католик, социал-демократ, диабетик, вдовец)» // Han ar en skicklig yrkesman «Он искусный мастер» // en hedersknyffel «славный малый» [Ekerot, 1995: 171, 182].
В тех случаях, когда акцентируется отнесенность к лицу, имеющему индивидуально-конкретный образ, с необходимостью предполагающий указание на пол, дифференциация имен лица с различной морфологической структурой по семантическому мужскому или женскому роду во многих случаях сохраняется. Эта тенденция наблюдается в определенных лексико-семантических группировках одушевленных существительных:
1. Обозначения национальной и этнической принадлежности: fransman «француз» — fransyska «француженка»; grek «грек» — grekiska / grekinna «гречанка»; jude «еврей» — judinna «еврейка».
2. Имена титулованных светских и церковных лиц: greve «граф» — grevinna «графиня»; prins «принц» — prinsessa «принцесса»; diakon «диакон» — diakonissa «диакониса, сестра милосердия (в приютах, благотворительных обществах при церковной общине)».
3. Обозначения спортсменов, выступающих в зрелищных видах спорта: simmare «пловец» — simmerska «пловчиха»; konst-/ skid-/ skridsko-/ slalomakare «фигурист, конькобежец, лыжник, горнолыжник» — konst-/ skid-/ skridsko-/ slalomakerska «фигуристка, конькобежка, лыжница, горнолыжница».
4. Обозначения представителей зрелищных видов искусства: skadespelare «актер» — skadespelerska «актриса»; sangare «певец» — sangerska «певица».
5. Обозначения работников сферы обслуживания: flyg-, tagvard «стюард, проводник» — flyg-, tagvardinna «стюардесса, проводница»; demonstrator «демонстратор, служащий компании, демонстрирующий продукцию (покупателям, клиентам)» — demonstratris «служащая компании, демонстрирующая продукцию»; kassor «кассир» — kas-sorska «кассирша»; massor «массажист» — massos «массажистка»; servitor / kypare «официант» — servitris «официантка».
6. Имена лиц с эмотивно-оценочным компонентом, в которых ярко проявляется гендерная специфика: beundrare «поклонник, почитатель» — beundrarinna «поклонница, почитательница»; alskare «любовник, любитель» — alskarinna «любовница, любительница».
7. Имена мифологических персонажей: fruktbarhets-/ krigs-/ kar-
leks-/ seger-/ sang-/ odesgud--gudinna «бог — богиня плодородия /
войны / любви / победы / поэзии».
8. Имена лиц с отрицательными коннотациями: bondfangare «мошенник, аферист» — bondfangerska «мошенница, аферистка»; aventyrare «искатель / любитель приключений, авантюрист, лихач» — aventyrerska «искательница / любительница приключений, авантюристка, лихачка».
5 ВМУ, филология, № 6
9. Названия некоторых животных женского пола c выраженным коннотативным компонентом, имеющие главным образом метафорическое употребление, в том числе (для первых двух слов) в сравнительных оборотах: lejoninna «львица», tigrinna «тигрица», varginna «волчица», äsninna «ослица».
Сюда относятся и существительные värd «хозяин» / värdinna «хозяйка», имеющие выраженные гендерные коннотации при употреблении в ситуациях, когда гостей принимают представители обоих полов. В тех случаях, когда гостей встречает кто-то один, используется слово värd независимо от пола данного лица [Lindgren, 2004: 61].
Таким образом, в современном шведском языке так или иначе проявляется неустойчивость словообразовательных моделей существительных, в морфологической структуре которых может содержаться указание на семантику женского или мужского рода.
Все рассмотренные выше тенденции свидетельствуют о том, что функционально-семантический потенциал категории рода в шведском языке реализуется в условиях взаимодействия морфологических показателей именного склонения с лексико-грамматической категорией личности / неличности, сложившейся на базе категории одушевленности / неодушевленности в результате перестройки парадигматики имени. Поэтому наблюдающиеся в динамике синхронии процессы оказываются созвучными тому, что имело место в диахронии. При этом формально-грамматическая структура категории рода оказывает индуцирующее воздействие и определяет направленность и конфигурацию семантических аспектов родовой дифференциации. На различных участках языковой системы — при субстантивации прилагательных и адъективных местоимений, при семантическом согласовании существительных общего и среднего рода с предикативом в нарушение грамматической нормы, в распределении новой лексики по родам, в судьбе словообразовательных моделей, содержащих указание на семантический род, — семантика родовой дифференциации как бы «дублирует» ее грамматическую модель. Морфологические показатели общего и среднего рода в шведском языке могут использоваться при этом как средства выражения семантического противопоставления обобщенное лицо / не-лицо. Наиболее ярко это проявляется в тенденции к выражению семантического общего рода имен лица, по аналогии с формально-грамматическим общим родом, предметным местоимением den. Таким образом, процессы, наблюдаемые в динамике синхронии, говорят о том, что в шведском языке «категория рода и теперь оказывает влияние на семантическую судьбу слов» [Виноградов, 1938: 18-19].
Список литературы
Бодуэн де Куртенэ И.А. О связи грамматического рода с миросозерцанием и настроением людей, говорящих языками, различающими род. [Лингвистические заметки]. Конспект рефератов, прочитанных в заседании лингвистической секции Неофилологического общества при Санкт-Петербургском университете 15-го марта 1900 г. Журнал министерства народного просвещения. Ч. 331. 1900. Октябрь // Бодуэн де Куртенэ. Теоретическое наследие и современность. Тезисы докладов Международной научной конференции. Казань, 1995.
Виноградов В.В. Современный русский язык. Грамматическое учение о слове. Вып. 2. М., 1938.
Ельмслев Л. О категориях личности-неличности и одушевленности-неодушевленности // Принципы типологического анализа языков различного строя. М., 1972.
Есперсен О. Философия грамматики. М., 1958.
Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление. М., 2002.
Кузьменко Ю.К. Языковые контакты и морфологические изменения. Судьба категории рода в скандинавских языках и диалектах // Этнолингвистические исследования. Взаимодействие языков и диалектов. ИЛИ РАН. СПб., 1998.
Мокин И.В. Суффиксальное словопроизводство как продуктивный способ пополнения лексического состава современного шведского языка: Дисс. ... канд. филол. наук. М., 2011.
Николаева Т.М. «Скрытая память» языка: попытка постановки проблемы // Вопросы языкознания. 2002. № 4.
Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. 8-е изд. М., 2001.
Смирницкая О.А. Парадигматика рода и семантика родовых групп в древ-неисландском существительном (к постановке проблемы) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 2004. № 6.
Смирницкий А.И. Морфология английского языка. М., 1959.
Стеблин-Каменский М.И. История скандинавских языков. М.; Л., 1953.
Чекалина Е.М. Семантические аспекты родовой дифференциации в современном шведском языке // Германистика. Скандинавистика. Историческая поэтика (К дню рождения О.А. Смирницкой.): Сборник научных статей. М., 2008.
Andersson E. Balansen mellan grammatiskt och semantiskt genus i svenskan // Folkmálsstudier 26. Abo, 1979.
Beckman N. Svensk spräklära. 9-nde, nästan oförändrade upplagan. Stockholm, 1964.
Diderichsen P. Elementar dansk grammatik. Kobenhavn, 1957.
Ekerot L.-J. Ordföljd. Tempus. Bestämdhet. Föreläsningar om svenska som andra spräk. Malmö, 1995.
Grünbaum C. Strövtäg i spräket. Stockholm, 1996.
Hellberg S. Sanningen om svenskan. 75 artiklar om värt spräk. Göreborg, 1984.
Hultman T.G. Svenska Akademiens spräklära. Stockholm, 2003.
Jobin B. Genus im Wandel. Studien zu Genus und Animitizität anhand von Personenbezeichnungen im heutigen Deutsch mit Kontrastierungen zum Schwedischen. Acta Universitatis Stockholmiensis. Stockholmer Germanistische Forschungen 64. Stockholm, 2004.
Källström R. Kongruens i svenskan. Göteborgs universitet. Institutionen för nordiska sprak. Göteborg, 1990.
Lindgren B. Förtjuserska men sprakvardare // Sprakets värd och värden. En festskrift till Catharina Grünbaum. Norstedts Ordbok, 2004.
Pettersson G. Svenska spraket under sjuhundra ar. En historia om svenskan och
dess utforskande. Lund, 1996.
Sprakriktighetsboken. Utarbetad av Svenska spraknämnden. Norstedts Akade-miska Förlag. 2005.
Svenska Akademiens grammatik (SAG). Stockholm, 1999.
Svensk ordbok (SO). Tredje reviderade upplagan. Utarbetad av Sprakdata, Göteborgs universitet. Norstedts Ordbok, 1999.
Svenskt sprakbruk. Ordbok över konstruktioner och fraser. Utarbetad av Svenska spraknämnden. Norstedts Ordbok, 2003.
Tegner E. Om genus i svenskan. 3:e upplagan utgiven med understöd av Svenska Akademien. Stockholm, 1962.
Teleman U. Hur manga genus finns det i svenskan? // Grammatik pa villovägar. Skrifter utgivna av Svenska spraknämnden; 73. Arlöv, 1995.
Teleman U. Svenskans genusmorfem // Arkiv for nordisk filologi. Bd.80. Uppsala, 1965.
Thorell O. Svensk grammatik. Stockholm, 1973.
Wellander E. Riktig svenska. Stockholm, 1948.
Wessen E. Svensk sprakhistoria. 1. Ljudlära och formlära. 3e upplagan. Stockholm, 1951.
Widmark G. Kongruensförändring i sprakvärderingsperspektiv // Svenska i har-moni. Fyra uppsatser om kongruens. Ord och stil, 23. Uppsala, 1992.
Сведения об авторе: ЧекалинаЕлена Михайловна, докт. филол. наук, зав. кафедрой германской и кельтской филологии филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова.
E-mail: [email protected]
