Literature
1. Zainullin M. Modern Bashkir literature language: Morphology. Ufa, 2002.
2. Modern Tatar literature language: Vocabulary, phonetics, morphology. Moscow, 1969.
3. Dmitriev N. Grammar of Bashkir language. Moscow, St. Petersburg, 1948.
4. Dmitriev N. Category of belonging / Comparative grammar of Turkic languages. Vol. 2: morphology. Moscow, 1956.
5. Sevortyan E. Category of belonging / Comparative grammar of Turkic languages. Vol. 2: morphology. Moscow, 1956.
6. Serebrennikov B., Gadjieva N. Comparative and historical grammar of Turkic languages. Moscow, 1986.
7. Comparative and historical grammar of Turkic languages. Moscow, 1988.
8. Grammar of modern Bashkir literature language. Moscow, 1981.
9. Morphology of modern Bashkir literature language. Ufa, 1978. Vol. 1 (in Bashkir language)
10. Modern Bashkir language: for the primary schools faculties of pedagogical institutes, 1999.
11. Pleshenko T., Fedotova N., Chechet R. Basics of stylistics and culture of speech. Minsk, 1999.
12. Bashkir-Russian dictionary. Moscow, 1996.
13. Musabekova F. Stylistics of nouns in modern Kazakh language: Ph. D. dissertation author's abstracts. Almaty, 1974.
14. Kozhina M. Stylistics of Russian language. Moscow, 1993.
15. Dictionary of literature studies terms / editors: L. Timofeev, S. Turaev. Moscow, 1974.
16. Kapatsinskaya E. A definition of expressiveness and methods of its strengthening / Problems of expressive stylistics. Collection of works. Rostov, 1987. Vol. 1.
17. Akhtyamov M. Dictionary of antonyms of Bashkir language. Ufa, 1987.
Гайсина Гузаль Амировна, соискатель отдела урало-алтайских языков Института языкознания РАН (г. Москва), учитель башкирского и английского языков Башкирского лицея № 136 Адрес: 450104, г. Уфа, Уфимское шоссе, д. 22/1, кв. 2
Gaisina Guzal Amirovna, applicant for science degree of the Department of Ural-Altay languages of Linguistics Institute of Russian Academy of Sciences (Moscow), teacher of Bashkir and English languages of the Bashkir college No 136. Address: 450104, Ufa, Ufimskoe shosse, 22/1-2 Tel: (3472)930047; e-mail: [email protected]
УДК 412.4 (947.122)
Т.А. Голованева
Семантический потенциал корякских вопросительных местоимений мэки и йынны
в аспекте теории референции
Коряки - основное население севера Камчатки. Численность этноса составляет 5506 человек (на 01.01.03). Статья посвящена изучению референциального потенциала местоимений в корякском языке. Автор с позиции теории референции сравнивает смысловые оттенки, вносимые местоимениями в стилистику фольклорных текстов.
T.A. Golovaneva
The semantic potential of the Koryak pronouns meki and iinni in the referents aspect
The Koryaks are the main inhabitants of the North of Kamchatka. The population is 5506 people (01.01.03). This article deals with problems of the referent of pronouns of the Koryak language. A study of the text bases on the referent principle. The author compares the diverse shade of the sense of the Koryak pronouns in the folklore texts.
В соответствии с генеалогической классификацией корякский язык входит в состав чукотско-камчатской семьи языков. В типологическом плане корякский язык совмещает в себе признаки агглютинативного и инкорпорирующего типов. Коренное население Камчатки разделяется на две этнические группы: 1) ительмены; 2) кочевые коряки (чавчувены) и береговые коряки (нымыланы). Дискуссия о правомерности разделения корякского этноса на две относительно обособленные группы и соответственно корякского языка на два родственных языка далека от своего разрешения. Обоснование объективной необходимости дифференцирующего подхода к изучению алюторского и корякского языков представлено в работе А.А. Мальцевой (1, с.3-5).
На полуострове Камчатка древнекорякская культура получает развитие в середине первого тысячелетия на северном побережье Охотского моря на основе токаревской неолитической культуры (2, с.9). Древнекорякская культура достигла своего расцвета в X-XIII вв. Природные особенности полуострова таковы, что народы, заселившие его центральную и северную части, оказываются практически изолированными. Такая ситуация сохраняется и в настоящее время. По данным переписи населения, численность корякского этноса на 1.01.2003 г. составляла 5506
человек (3, с.64). Известно, что у народов, живущих замкнутой жизнью, изменения в языковой системе происходят значительно медленнее, нежели у народов, активно взаимодействующих с другими этносами. Таким образом, изучение корякского языка открывает возможность исследовать языковые закономерности текстообразования на ранних этапах развития культуры.
Тема уникальности этнической языковой картины мира становится все более актуальной в современном языкознании. Внимания заслуживает не только изучение языковых уровней конкретного языка, но и комплексное взаимодействие элементов этих уровней в тексте. По этому поводу В.В. Одинцов заметил, что при таком подходе текст выступает как памятник, как материал для истории языка (4, с.37).
Текст как организованная, но открытая система не обладает жесткой структурой. Каждый новый текст представляет собой новый вариант комбинирования элементов. После целого ряда неудачных попыток установить принципы этих комбинаций и дать некий инвариант структурной организации текста лингвистика обратилась к исследованию семантического и стилистического потенциала текстовых элементов. Речь идет, прежде всего, о художественном тексте. Эстетические задачи такого текста еще более усиливают ту изначальную вариативность структурирования языковых элементов в тексте, которая имманентно присуща любой знаковой системе. Необходимо признать, что заданной логики построения текста нет. Если, не зная авторского продолжения текста, во всех тонкостях проанализировать опубликованную часть и продолжить имеющийся текст, очевидно, что вероятность совпадения с авторским продолжением ничтожно мала, а вернее сказать, исключена. Языковое сознание индивидуально и в связи с этим каждый текст индивидуален, особенно если он эстетически нагружен. Изучение стиля гениального романа не дает исследователю ни одного шанса написать нечто подобное. Текст не конструктор, его нельзя сконструировать. Языковое сознание маркирует процесс появления текста как «порождение, создание, сотворение».
Один из ключевых вопросов грамматики текста - изучение феномена его целостности. Основная нагрузка по установлению связности текста ложится на местоимения. М.И. Черемисина говорит о перспективах лингвистического исследования в этом направлении: «...в них [местоимениях] начали видеть одно из важнейших средств достижения связности речи. Под этим углом зрения оказалось возможным вовлечь в исследование более широкий круг речевых структур - отрезки текста, большие, чем предложение» (5, с.112).
Намечены два основных подхода к изучению процесса функционирования местоимений в речи. Согласно первому, главная функция местоимений - осуществление референции. С этой точки зрения, местоимения ближе к служебным словам, нежели к знаменательным: «Если авто-семантичные слова - это средство номинации явлений действительности, то местоимения как раз этой функции не выполняют и выполнять не могут. Специальным, главным назначением местоименных слов является выражение отношений между высказываниями о действительности и в особенности между фрагментами высказываний» (5, с.111).
Согласно другой точке зрения, «существуют два основных аргумента против трактовки местоимений как слов-заместителей. Во-первых, местоимения часто не имеют антецедента, т.е. не соотнесены ни с одним существительным предшествующего или последующего текста. Во-вторых, по мнению ряда лингвистов. местоимения имеют свое значение, отличное от значения тех существительных, с которыми они могут соотноситься в речи» (6, с.407). Таким образом, проблема изучения функционирования местоимений в тексте предполагает не только исследование анафорических и катафорических связей, но и выявление спектра семантических возможностей, создаваемых дейктическими местоимениями. В языке выделяется такая группа местоимений с предметным значением, для которых поиск антецедента осложняется фактом неопределенности этого антецедента. Это вопросительные и неопределенные местоимения. Из целого ряда вопросительных местоимений корякского языка (мэки? "кто?", йынны? "что?", ми-кын? "чей?", ехин? "какой, из чего сделанный", мин'кые итылг'ын? "каково сущий?", мин'кэкин? "какой?", тэг'ый? "сколько?", тэг'ыйхэв'кин? "который по счету?") рассмотрим только два: мэки (кто? о человеке) и йынны (что? не о человеке). В корякском языке четко разграничено употребление вопросительных местоимений в соответствии с семантическим критерием: человек - не человек.
Вопросительные местоимения, функционирующие в тексте, стилистически нагружены хотя бы в силу того факта, что способны притягивать к себе максимум внимания участников комму-
никации. Если допустить, что вопрос - это актуализированная неопределенность, то семантике неопределенности присуща особая стилистическая нагрузка. Изучение функционирования данных местоимений в тексте предполагает исследование порождаемых ими стилистических оттенков. В настоящее время все чаще принимается гипотеза, согласно которой, стиль имманентно присущ любому тексту: «Говоря о стиле, нельзя говорить только о стилистически окрашенных элементах, надо иметь в виду и стилистически "нейтральные" (т.е. не закрепленные за каким-либо определенным стилем и равно употребляющиеся во всех стилях) элементы, которые, как правило, преобладают во всяком тексте» 7, с. 12). Проблема только в том, как описать неуловимое.
Вопросительная семантика органически присуща корякским местоимениям мэки и йынны: «Местоимение мэки ставится как вопрос только к существительному, обозначающему человека. Ко всем остальным существительным, включая животных, ставится вопрос йынны» (8, с.164).
В фольклорных и литературных текстах эти местоимения в своей официальной функции, т.е. в вопросительном предложении, встречаются, главным образом, в репликах персонажей. Вместе с тем, вопрос (загадка) и поиски ответа на него играют значимую роль в формировании сюжета. Вопросы, загадки ставят человека в ситуацию первооткрытия, когда неизвестное, неназванное обретает форму. Ответ на вопрос - это каждый раз первооткрытие. Таким образом, в фольклорных, литературных текстах вопрос йынны? "что?" всегда стилистически нагружен. Заданный вопрос автоматически включает механизм ожидания. Эпизод может состоять исключительно из вопросно-ответных реплик персонажей, этого более чем достаточно, чтобы удержать внимание слушателя: "11. - Йынны, н'авычн'\эгэ, ку\нулвы\н'ы\н мынгы\к? 12. -Ынныг'\ын.13. - Х\инэ\йыл гым\кын'.14. - Йынны, хайы\кмин'э\ги ку\нулвы\н'ы\н?15. -Ывынг'\у.16. Х\инэ\йыл гым\кынЛ (11.Что, женщина, держишь в=руках. 12.- Рыбу. 13.- Дай мне. 14. Что, мальчик, держишь в=руках? 15.- Ягоды. 16. Дай мне) (9, № 13).
Вопросительным местоимениям мэки и йынны потенциально присуща семантика неопределенности, причем вовсе не обязательно она усиливается сопутствующими частицами. В корякском языке неопределенные местоимения образуются от вопросительных при помощи частиц аму и -н'ын: мэки аму некто, кто-то; йынны аму нечто, что-то; мэки-н'ын кто-нибудь, который-нибудь, какой-то (8, с.170). Однако в текстах встречаются примеры употребления вопросительных местоимений в качестве неопределенных, при этом частицы, выражающие значение неопределенности, отсутствуют. Так, вопросительное местоимение мэки может не содержать семантики вопроса, а функционировать как неопределенное: Н'эвэк' мэки я\н'во\н' кумн'ычийы\к, на\я\йпы\ла\мык г'ылг'ы\мк\а, мыч\ча\вэг'ы\тко\ла\н'2 (Если кто начнет кричать, нас=накроет снегом, мы=умрем). Очевидно, что в предложениях подобного типа, несмотря на отсутствие неопределенной частицы, вопросительному местоимению присуща семантика неопределенности. Это предложение из рассказа Власовой Антонины Николаевны (1950 г.р., проживающей в поселке Палана) "Витку-ат гэкэн'ылг'ын"/ "Впервые на оленьей упряжке" (рассказ, к сожалению, не опубликован, копия рукописи хранится у нас. - Т.Г.).
Неопределенность антецедента в фольклорном или литературном тексте может выступать одной из движущих сил развития сюжета. В частности, в охотничьем рассказе, записанном А.Н Жуковой (9, № 13) от Наривлича Ивана Ивановича (уроженца пос. Палана, 1940 г.р.), сюжетная интрига держится на том, что долгое время остается неизвестным, кто же тот (или что же то), кто скрывается за местоимением йынны. В этом рассказе о ночевке-зимовке охотника то, что скрывается за йынны, неизвестно герою и по логике рассказывания ясно, что неизвестно и слушающему. Но рассказчик-то знает, кто скрывается за этим йынны, это объективно выражено в выборе местоимения йынны, а не мэки. Т.е. с самого начала исключается возможность того, что тот неизвестный, у которого ночевал-зимовал охотник, - человек. Показательно, что в тексте наравне с неопределенным местоимением йынны аму ("нечто, что-то") используется вопросительное местоимение йынны без сопутствующей частицы. Это свидетельствует о том, что вопросительное и неопределенное местоимения могут функционировать как синонимичные: 18.
1 11. - Что, женщина|2л.ед.ч., наст.-прош.|держать|А-2л.ед.ч.|Р-3л.,ед.ч. рука|Местн.п.. 12. - Рыба|ед.ч. 13. Побу-дит.-'повелит.накл.|8-2л.|дать|сокращ.ф-ма я|Дат.п. 14. - Что, деминут.|ребенок|2л. наст.-прош.вр.|держать|А-2л.,ед.ч.|Р-3л.,ед.ч.15. Ягода|мн.ч. 16. Побудит.-повелит.накл.|8-2л.|дать|сокращ.ф-ма я|Дат.п.
2 Если кто буд.1вр.|начинать^-2/3л,ед.ч кричать|инф., буд.вр.,А-3л,ед/мн.ч.|покрыть|Р-мн.ч.|Р-1л, мн/дв.ч. снег|"неопред.колич."|Тв.п., буд.вр.8-1л.,дв/мн.ч|умереть|"неоднократность д-я"|8-мн.ч|буд.вр.
Йахам н'анька\чыко омка тэхын йынны ко\в'йэн'то\н' вуткы\чыку. <... > 37. Кытав'ут аму йэ-хэ к\ив'\ни\н: - Тоок! " (8, № 9)3, (18.Сразу там=внутри тепло, как=будто что дышит в=темноте.<...>37. Вдруг что-то говорит=ему: - Тоок!"). В предложении 18 употреблено вопросительное местоимение, а в 37 - неопределенное, хотя контекст совершенно одинаков. То есть в корякском языке вопросительное местоимение может быть употреблено в повествовательном предложении без каких-либо сопровождающих частиц и функционально ничем не отличаться от неопределенного: 78. Кытав'ут га\лыляп\лин мэки ку\пкийы\н', га\хай\гита\лин. 79. Вэтга гэ\йэлхив'\лин ынпы\н'авы\н' г\ив'\лин: 80. - Ынпы\н'эв', аму мэки ку\пкийы\н', в'эйчиты \лг'\ын (9, № 9)4, (78.Вдруг видит кто приближается, присмотрелся. 79. Сразу вошел к старухе, говорит: 80. - Старуха, кто-то приближается, пеший). Показательно, что А.Н. Жукова переводит вопросительное местоимение мэки (пр. 78) как неопределенное: «78. Тут увидел, кто (-то) подходит, присмотрелся» (9, № 9).
В приведенных примерах вопросительные местоимения, функционирующие в качестве неопределенных, можно квалифицировать (в соответствии с концепцией Е.В. Падучевой) как референтные слабоопределенные. Такие местоимения «имеют (или выражают) референтный денотативный статус слабой определенности, т.е. соотносятся с индивидуализированным объектом, который известен говорящему, но неизвестен слушающему» (10, с.212).
Е.В. Падучева, рассматривая семантику неопределенных местоимений, говорит о возможности разделения этой группы местоимений на три класса: 1) местоимения неизвестности, т.е. неопределенные для говорящего; 2) слабоопределенные и 3) нереферентные экзистенциональ-ные (10, с.210).
Вопросительное местоимение йынны может функционировать в качестве неопределенного нереферентного экзистенционального. В этом случае важную роль в усилении семантики неопределенности, изначально присущей вопросительному местоимению, играет форма сослагательного наклонения глагола: 144. Эчги кытав'ыт йэхэ т\г'\эв'йи\к5 (144. Теперь вдруг что мне=съесть=бы). В русском языке в данном контексте нормативно употребление неопределенного местоимения, это отражает А.Н. Жукова в переводе: "144. Теперь вдруг бы поесть чего(-нибудь)" (9, № 9); 192. - Альван'хун этун йынны н\э\лэг'у\н 6 (9, № 9), (192. Уж, пожалуй, что увидишь).
В приведенных предложениях семантика неопределенности создается перекрещиванием глагольной категориальной семантики сослагательности и семантики неопределенности, свойственной вопросительному местоимению йынны. Таким образом, семантика неопределенности, потенциально присущая вопросительному местоимению йынны, усиливается не неопределенными частицами аму или -нуын, а формой сослагательного наклонения глаголов. В подобных случаях следует говорить о вопросительном местоимении йынны как о неопределенном нереферентном экзистенциональном.
В предложении 75. Кайн'ын тэхын гэ\виг'ы\лин, йынны ван хы\тэйкы\гын (9, № 13)7 (75. Медведь как умер, хоть что с=ним=делай). Вопросительное местоимение йынны употреблено с частицей ван, семантика этой частицы определяется следующим образом: «ван - частица, употребляемая в утвердительных предложениях» (8, с.14); «ван - 1. уже; 2. если бы, если; 3. частица, употребляемая при многих наречиях и имеющая весьма разнообразное значение» (11, с.29). Следует отметить, что определение семантических оттенков, создаваемых частицами, - одна из наименее разработанных тем в лингвистике. Корякский язык изобилует частицами, однако их смысловая и стилистическая палитра не являлась предметом специального изучения. Вероятно,
3 18. Сразу там|внутри тепло, как будто что наст.-прош.вр.$-2/3л|дышать|наст.-прош.вр.,8-2/3л.ед.ч. тем-но|внутри. 37.Вдруг аму (част. со знач."вероятно") что наст.-прош.вр.8-2/3л|говорить|-А-2л.ед.ч.,Р-3л,ед.ч: - То-ок!(межд.).
4 78. Вдруг прош.11|видеть|8-3л.ед.ч кто наст.-прош.вр.$-2/3л|приходить|наст.-прош.вр.,8-2/3л.ед.ч. , прош.11вр.|"неполнота д-я"|смотреть|8-3л,ед.ч. 79. Сразу прош.11|входить|8-3л,ед.ч. старый|женщина|Д.п. прош.11|говорить|8-3л,ед.ч. : 80. - Старый|женщина аму (част. со знач."вероятно") кто наст.-прош.вр.З-2/3л|приходить|наст.-прош.вр.,8-2/3л.ед.ч. ходить=пешком|причастие|8-ед.ч.
5 144. "Теперь вдруг что $-1л.ед.ч|сослагат.1|есть|8-1л.ед.ч.
6 192. Альван' (част. со знач. "пусть, ладно,зато") хун (част. со знач.утверждения) этун (част. с прибл. знач."пожалуй, может быть") что сослагат.1накл.,8-2/3л.|видеть|сослагат.1, 8-ед.ч.
7 75.Медведь как прош.11 вр.|умереть|8-3л.ед.ч, что ван (част. со знач. "если, уже") побудит.-повелит.1 накл.,А-2л.ед.ч|делать|Р-3л.ед.ч.
влияние частицы ван на модификации семантического наполнения вопросительного местоимения йынны выражается в актуализации семантики неопределенности.
Екатерина Ивановна Дедык (уроженка поселка Палана, 1932 г.р.) в рассказе "Мучгинэв' тат-хупу"/"Наши корни" (копия рукописи хранится у нас. - Т.Г.), вспоминает, как раньше после забоя оленей распределяли мясо: Хэй мэк\на\н' на\ко\йыл\н'ыво\н'ы\н тымъё\пэлъ (Хоть кому раздавали мясо). В этом предложении вопросительное местоимение мэки в форме дательного падежа, сочетаясь с частицей хэй, приобретает значение "все".
Вопросительное местоимение йынны может семантически отождествляться с отрицательным местоимением: 5. Ив\и Мити к^1мэн'ы\йыкы\н': - 6. Гым\нан туй\у этг'у йэхэ мын\ав'йэ\ла\тык (9, № 5)9 (5. Сказала Мити сыну: 6 - Я вас чем кормить=буду). В данном предложении (6) нет отрицательных частиц, глагол эв'йик "есть, питаться" употреблен в форме побудительно-повелительного I наклонения. Семантика отрицания усиливается последующим предложением: 7. Эньпич тагэйнэнвы\н'хо уйн'э а\кымг'ылы\ка10 (7. Отец с=охоты не вернулся). А.Н. Жукова переводит этот фрагмент текста следующим образом: «5.Сказала Мити детям: 6. - Мне вас больше нечем кормить. 7.Отец с охоты не вернулся». В данном случае семантика отрицания, потенциально присущая вопросительному местоимению, актуализируется контекстом, вызвана логикой повествования.
Вопросительное местоимение йынны может употребляться в сочетании с местоимением ытон', в этом случае местоимение йынны вносит оттенок всеобщности: "все, что есть": Ымон' йынны гу\в'йитвы\лэн11 (Все что замолчало). Это предложение из рассказа А.Н. Власовой "Витку-ат гэкэн'ылг'ын"/ "Впервые на оленьей упряжке". Интересно, что, работая над литературным переводом, учитель корякского языка, коренная корячка Евдокия Павловна Пронина перевела это предложение так: "Все на свете умолкло". В личной беседе она подтвердила наличие семантики всеобщности у сочетания ымон'йынны. В этом же рассказе есть эпизод, который повествует о том, как маленькая девочка из корякского стойбища, мечтая поехать с родителями в село, изо всех сил просит об этом свою маму: - Вава\пэль, х\инэ\кмит\ги. Гытмо ты\я\валомэ\кэ, ымын' йинны ты\е\в'иннети\ки, в'а?12 ( - Мамочка, возьми=меня. Я слушать-ся=буду, все что помогать=буду, а?). Сравним с литературным переводом Е.П. Прониной: « -Ну, мамочка, возьмите меня с собой. Я буду всё-всё делать, что скажешь. Я хныкать не буду, буду помогать, а?». В этом случае, как и в предыдущем, семантика "всеохватности" очевидна. Применив теорию А.Д. Шмелева, сочетание местоимений ымон' йынны можно квалифицировать как «кванторное выражение, указывающее на полноту охвата» (12, с.83-98).
Вопросительные местоимения мэки и йынны обладают целым спектром семантических оттенков, установление которых еще требует уточнения. Работа в данном направлении является базовой основой для последующего исследования стилистики фольклорного и литературного корякского текста. Учитывая архаичность данной языковой системы, эта задача представляется актуальной.
Литература
1. Мальцева А.А. Морфология глагола в алюторском языке. Новосибирск, 1998.
2. Камчатка ХУ11-ХХ вв. Историко-географический атлас. М., 1997.
3. Камчатка 2005-2006: справочник для туристов. Петропавловск-Камчатский, 2005.
4. Одинцов В.В. Стилистика текста. - М., 2006.
5. Черемисина М.И. Теоретические проблемы синтаксиса и лексикологии языков разных систем. Новосибирск, 2004.
6. Селиверстова О.Н. Труды по семантике. М., 2004.
7. Горшков А.И.История русского литературного языка. М., 1969.
8. Молл Т.А. Корякско-русский словарь. Л., 1960.
9. Жукова А.Н. Материалы и исследования по корякскому языку. Л.,1988.
8 Хэй (част. со знач. "и, даже") кто|суф.косв.п.|Д.п. прош.вр.|наст.-прош.вр.|давать|начало д-я|А-3л.мн.ч,Р-3л.ед.ч туша|деминут.
9 5. Говорить|прош.заверш.вр, 8-3л.ед.ч. Мити ребенок|?|Д.п. 6. Я|Эргат.п. ты|дв.ч. еще что|Тв.п. А-1л.побуд.-повел.1накл.|есть|мн.ч.|Р-2л.неед.ч.
10 7. Отец охота|Исходн.п. не(отриц.част.) отриц.|возвращаться|отриц.
11 Всё что прош.Пвр.|молчать|8-3л.ед.ч.
12 Мама|деминут., побуд.-повелит.1накл.,А-2л.|Р-1л.ед.ч.|взять|Р-1л.ед.ч. Я 8 1л.ед.ч|буд.11вр.|слушать |буд.11вр., всё что 8-1л.ед.ч.|буд.Пвр.|помогать| буд.11, ва(межд.)?
670002
10. Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. М., 1985.
11. Нымыланско (корякско-) русский словарь/ сост.Г.М.Корсаков, ред. С.Н.Стебницкий. М., 1939.
12. Шмелев А. Д. Русский язык и внеязыковая действительность. М., 2002.
Literature
1. Maltseva A.A. Morphology of verb in Alutor language. Novosibirsk, 1998.
2. Kamchatka. The Historical- geographical atlas. Moscow, 1997.
3. Kamchatka 2005-2006. The tourists guide. Petropavlovsk-Kamchatski!, 2005.
4. Odintsov V.V. Stylistics of text. Moscow, 2006.
5. Cheremisina M.I. Theoretical problems of syntax and lexicology languages of different systems. Novosibirsk, 2004.
6. Seliverstova O.N. Works on semantics. Moscow, 2004.
7. Gorshkov A.I. History of Russian literary language. Moscow, 1969.
8. Moll T.A. The Koryak-Russian Dictionary. Leningrad, 1960.
9. Zukova A.N. Materials and researches on Koryak language. Leningrad, 1988.
10. Paducheva E.V. The statement and its correlation to the validity. Moscow, 1985.
11. The Koryak-Russian Dictionary / The composer - Korsakov G.M., the editor - Stebnitskij S.N. Moscow, 1939.
12. Shmelev A.D. Russian language and aut of linguistics validity. Moscow, 2002.
Головачева Татьяна Александровна, аспирант сектора языков народов Сибири Института филологии СО РАН (Новосибирск), кандидат филологических наук
Адрес: 670002, г. Улан-Удэ, ул. Октябрьская, д. 11, кв.23
Golovaneva Tatyana , the post-graduate student of Sector of languages of people of Siberia of Institute Philologies (Novosibirsk)
Address: 670002, Ulan-Ude, Oktabrskaja str., 11-23 Tel: 8-9140527760. E-mail: [email protected]