8. Dal' V.I. Tolkovyj slovar'zhivogo velikorusskogo yazyka: v 4-h t. Moskva: Russkij yazyk, 1981. T. 2.
9. Ozhegov S.I. Slovar'russkogoyazyka: 70000 slov. Pod redakciej N.Yu. Shvedovoj. 22-e izd., ster. Moskva: Russkij yazyk, 1990.
10. Fasmer M. 'Etimologicheskij slovar'russkogo yazyka: v 4-h t. Moskva: Russkij yazyk, 1981.
11. Kumyksko-russkijslovar': Bolee 30000 slov. Sost. B.G. Bammatov, N.'E. Gadzhiahmedov. Mahachkala: lYaLI DNC RAN, 2013.
12. Sevortyan 'E.V. 'Etimologicheskijslovar' tyurkskih yazykov (obschetyurkskie imezhtyurkskie osnovy na bukvu «B»). Moskva: Nauka, 1978.
13. Gadzhiahmedov N.'E. Kumyksko-russkij slovar'poslovic ipogovorok. Bolee 5000 poslovic i pogovorok. Mahachkala: Lotos, 2015.
14. Shlyahova S.S. Drebezgiyazyka: Slovar'russkih fonosemanticheskih anomalij. Perm': Permskij gosudarstvennyj pedagogicheskij universitet, 2004.
15. Russko-kumykskijslovar': Bolee 40000 slov. Pod redakciej B.G. Bammatova. Mahachkala: DNC RAN, 1997.
16. Tihonov A.N. Slovoobrazovatel'nyj slovar'russkogo yazyka: V 2-h t. (okolo 145000 slov). Moskva: Russkij yazyk, 2-e izd., 1990.
17. Slovar' sovremennogo russkogo literaturnogo yazyka: v 17 tomah. Moskva: Izdatel'stvo AN SSSR, 1954; T. 3 (G - E).
18. Alieva S.A. K probleme semanticheskogo statusa mezhdometij i zvukopodrazhatel'nyh slov v russkom i kumykskom yazykah. Sovremennye problemy nauki iobrazovaniya. 2015; № 2 (ch. II). Available at: https://www.science-education.ru/ru/article/view?id=22079
19. 'Etimologicheskij slovar' tyurkskih yazykov (obschetyurkskie i mezhtyurkskie osnovy na bukvy «K» i «K»). Vyp. 1. Otv. red. G.F. Blagova. Moskva: Yazyki russkoj kul'tury, 1997.
20. Mhitar'yan G.S., Kicheva I.V. Semanticheskie osobennosti glagol'no-mezhdometnyh form v russkoj yazykovoj kartine mira. Nauchnyjdialog. 2016; 2 (50): 102 - 113.
21. Kurashkina N.A. Zvukooboznacheniya kak reprezentacii zvukosfery v yazyke (na materiale anglijskih, francuzskih i russkih antropo- i ornitofonov. Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk. Ufa, 2007.
22. Sharonov I.A. Mezhdometiya vyazyke, v tekste i vkommunikacii. Avtoreferat dissertacii ... doktora filologicheskih nauk. Moskva, 2009.
23. Shlyahova S.S., Shestakova O.V. Problemy leksikograficheskoj fiksacii inter'ektivov v russkih i nemeckih slovaryah. Vestnik Chelyabinskogo gosudarstvennogo universiteta. Filologiya. Iskusstvovedenie. Vyp. 60. 2011; 33 (248): 213 - 215.
Статья поступила в редакцию 21.09.19
УДК 8; 81
Bogatyryova A.H-M., postgraduate, Ingushetia State University (Magas, Russia), E-mail: [email protected]
SEMANTIC ROLES OF CASES IN MODERN INGUSH LANGUAGE. The article is dedicated to an actual problem of revealing deep (semantic) cases in the system of the modern Ingush language. The article deals with problems of grammatical category of the case in Russian and foreign linguistics. On the basis of the conducted research the author shows the differences between the semantic understanding of the case and the traditional one. The role of inflections and prepositions in the realization of case values is considered. The importance of postpositions in the Ingush language in the expression of case values is shown. The questions concerning the category of case, its semantics are studied. The semantic roles of cases in the modern Ingush language are revealed and shown by examples, as well as the participants in the verbal sentence are highlighted.
Key words: case, inflection, prepositions, postpositions, semantic roles, participant, agentive, dative, factitive, locative, intrumental, objective, case grammar.
А.Х-М. Богатырева, аспирант Ингушского государственного университета, г. Магас, E-mail: [email protected]
СЕМАНТИЧЕСКИЕ РОЛИ ПАДЕЖЕЙ В СОВРЕМЕННОМ ИНГУШСКОМ ЯЗЫКЕ
Статья посвящена актуальной на сегодняшний день проблеме выявления глубинных (семантических) падежей в системе современного ингушского языка. В данной статье рассмотрены проблемы выделения грамматической категории падежа в отечественном и зарубежном языкознании. На основе проведённого исследования автором указаны отличия семантического понимания падежа от традиционного. Рассмотрена роль флексий и предлогов в реализации падежных значений. Показана важность послелогов в ингушском языке в выражении падежных значений. Изучены вопросы, касающиеся категории падежа, его семантики. Выявлены семантические роли падежей в современном ингушском языке и показаны на примерах, а также выделены партиципанты в глагольном предложении.
Ключевые слова: падеж, флексии, предлоги, послелоги, семантические роли, партиципант, агентив, датив, фактитив, локатив, инструментив, объектив, падежная грамматика.
Учёных-лингвистов, начиная с античных времен, интересуют вопросы, касающиеся категории падежа, его семантики, морфологической структуры падежа, а также падежных функций. Имеется огромное количество теорий в этом направлении. Надо отметить, что при свойственности грамматической категории падежа многим языкам, в системы этих языков она вписана по-разному.
Актуальность темы данной статьи определяется необходимостью изучения глубинных (семантических) падежей в современном ингушском языке.
Научная новизна заключается в том, что в данном исследовании впервые рассматриваются семантические роли падежей в ингушском языке.
Цель - выявить семантические роли падежей в ингушском языке.
Задачи исследования:
- рассмотреть (на примере нескольких языков) участие в реализации падежных значений предлогов, послелогов;
- показать отличие традиционного понимания падежей от семантического;
- проанализировать глубинные падежи в современном ингушском языке.
Проблемам падежей уделялось и уделяется большое внимание как в отечественном (В.В. Виноградов, Д.Э. Розенталь, И.Б. Голуб, П.А. Лекант, В.А. Бе-лошапкова, A.M. Пешковский, А.А. Потебня, Л.В. Щерба, А.А Шахматов), так и в зарубежном языкознании (P.O. Якобсон, Ч. Филлмор, Л. Теньер, К. Виллемс и многие другие).
В традиционном понимании под категорией падежа подразумевается, прежде всего, грамматическая категория склоняемых слов. О наличии грамматической категории падежа в том или ином языке можно судить по тому, обнаруживается или не обнаруживается в нем система словоизменительных форм, которые выражают отношения между словами с помощью морфологических средств -флексий или иных аффиксов. Однако это не значит, что категория падежа должна быть морфологически обязательно выражена у каждого имени.
Как отмечает В.И. Дегтярев, «...отношения между словами могут быть выражены предлогами, частицами, послелогами, артиклями, порядком слов и т. д. Поэтому категория падежа не является единственно возможным и обязательным
свидетелем смысловых отношений зависимости и подчинения форм знаменательных слов в речи»[1, с. 98].
Например, во французском, итальянском, португальском языках имена не склоняются, а синтаксические отношения между словами выражаются порядком слов, их синтаксической позицией в предложении, сочетанием их с предлогами, артиклями и т. д.
Какие именно падежи формируют грамматическую категорию и сколько их - зависит от того, какова степень участия в реализации падежных значений, предлогов и послелогов. Чем больше их в языке и чем активнее они используются для выражения синтаксических отношений знаменательных слов, тем меньше в языке именных падежей.
Различные факты заставляли исследователей усомниться в том, что количество падежей в разных языках соответствуют установленному количеству в традиционных грамматиках этих языков.
Акцентируя внимание на этой проблеме, А.А. Потебня писал: «Мы привыкли, например, говорить об одном творительном падеже в русском языке, но на деле этот падеж есть не одна грамматическая категория, а несколько различных, генетически связанных между собою... Не зная числа падежей в истинном значении этого слова, конечно, нельзя правильно судить и о том, уменьшается ли их число или нет» [2, с. 64].
Еще более определённо по этому вопросу высказался А.И. Соболевский: «Сколько падежей? Ответ на этот вопрос не только труден, но прямо невозможен. Если принять за основание звуковую форму имени..., то мы должны будем сказать, что одни имена, если же принять за основание грамматическое значение..., то мы должны будем насчитать большое количество падежей...» [3, с. 75]. Исходя из этого, мы заключаем, что предпочтение формального критерия может привести к уменьшению числа падежей, по крайней мере, до пяти, предпочтение критерия содержательного - к его увеличению до неопределенного количества форм.
Как мы отметили выше, не во всех языках может быть развитая многолексемная система предлогов и послелогов, чем и обусловлена их многопадеж-ность. В современном ингушском языке очень малое количество послелогов, ис-
ходя из этого, выделяют больше падежей: традиционная грамматика ингушского языка насчитывает восемь падежей (именительный, родительный, дательный, творительный, союзный, заключающий, местный, сравнительный [4, с. 64]). Надо сказать, что у некоторых исследователей данного языка количество падежей доходит до шестнадцати, учитывая, что местный падеж распадается на шесть словоформ, каждой из которых соответствует свое значение.
В отличие от иных грамматических категорий, категория падежа многогранна. Это все заставляет исследователей уделять большое внимание падежной системе и, возвращаясь вновь и вновь к спорным вопросам, искать новые пути совершенствования и вырабатывания собственных концепций и гипотез.
Грузинский исследователь Д.С. Имнайшвили в своей работе пишет следующее: «В горских иберийско-кавказских языках основными падежами являются: именительный, эргативный, дательный, родительный и творительный (инструментальный). Остальные падежные формы, выражающие пространственные, временные, причинное и другие конкретные отношения, следует признать после-ложными падежами» [5, с. 65].
Косвенные падежи, которые образуются с помощью аффиксов, восходящих к послелогам, называются послеложными. К послеложным падежам относят: совместный (кечала дожар), вещественный (хотталура дожар), сравнительный (дустара дожар) падежи [6, с. 72].
Например: Ший даьца (совм. п.) гаргала нах болча вахар Беслан - «Беслан пошел в гости со своим отцом» (совм. п.);
Ишкола картах (веществ. п.) мора басар хьакхар хьехархоша - «Учителя покрасили забор школы коричневой краской»;
Шолж-Г1алал (сравн. п.) хозаг1а я Магас - «Магас красивее Грозного».
В современном ингушском языке, авторы РИ. Ахриева, Ф.Г Оздоева, Л.Д. Мальсагова, П.Х. Бекова, исходя из смысла и синтаксических функций падежей, делят их на три группы [7, с. 81 - 82]. В первую группу они относят падежи с субъектно-объектным значением: Маднатага хоза товра коч - «Платье было к лицу Мадине (субъект. знач.)»;
Дог1о лаьтта дошадаьд - «Дождь намочил землю (объектное)».
Сюда входят: именительный (ц1ера дожар), родительный (доала), дательный (лура), эргативный (дера), союзный (кечала), местный (меттига дожар).
Например: лаьтта - «земля», лаьтта - «земли», лаьтта - «земле», лаьтто - «землей», лаьттаца - «землёй», лаьттага - «земле».
Во вторую группу входят падежи только с местным значением. Эти падежи очень распространены в ингушском языке. Исторически они образовались путем прибавления окончаний. Местные падежи делятся на: первый направительный (хьалхара д1адерзар), второй направительный (шоллаг1а д1адерзар), первый исходный (хьалхара хьадалар), второй исходный (шоллаг1а хьадалар).
В третью группу они относят падежи, выполняющие роль дополнения, с объектным значением: сравнительный (дустара дожар), заключающий (хотта-лура дожар), союзный (кечала дожар).
Например: Малика цу к1аьнкал йоккхаг1а я - «Малика старше этого мальчика»; Сай новкъостах кхета везаш вар со сарахьа - «Я вечером должен был увидеться с другом»; К1аьнко къоаламца сурт диллад - «Мальчик карандашом (объект. знач.) нарисовал рисунок».
Безусловно, флексии - не единственное средство реализации падежных значений. Так, например, в русском языке важная роль в их выражении принадлежит предлогам, в ингушском послелогам (т1а - «на», к1ал - «под», чу - «в нем», к1алара - «из-под», чура - «из», т1ара - «с, со»):
Г1анда т1а газета улл - «На стуле лежит газета»;
Башир ц1ен юкъе латтача бешка чу вежар - «Башир упал в бочку, стоящую посередине комнаты»;
Маьнги к1ал икхар з1амига Оарци - «Маленький Оарци полез под кровать»;
Ардакха к1алара дахкилг арабедар - «Из-под бревна выбежала мышь»;
Хи чура пхьид аракхоссаелар - «Из воды выпрыгнула лягушка».
Истола т1ара дом хьаэцаш йоалар нана - «Мать убирала пыль со стола».
В ингушском языке послелоги употребляются с существительными в родительном, дательном падежах:
Гаьна (доала д.) к1ал (послелог) ваг1ар кхувш воаг1а к1аьнк- «Под деревом (род.п.) сидел подросток»;
Пишка (доала д.) т1а (послелог) чона яй латт- «На печке стоит чугунная кастрюля» [8, с. 62 - 63].
В традиционном понимании при выделении падежа акцентируется внимание на «определенные внешние различия, соответствующие смысловым (или синтаксическим) различиям хотя бы в части рассматриваемых случаев». Рассмотрим существительное йи1иг «девочка» (им. п.) и приведем несколько примеров:
Йи1иго дика деш- «Девочка (эрг п.) хорошо учится»;
Аз йи1игага книжка д1аделар - «Я отдала девочке (мест. п.) книгу»;
Со йи1игаца чуяхар - «Я пошла домой с девочкой (союзн. п.)»;
Из цу йи1игал лакхаг1а вар - «Он был выше этой девочки (сравн. п.)».
В этих примерах падеж показан, как словоизменительная категория, присущая именам. Здесь мы видим на примерах изменение флексии этого слова.
А во втором случае под понятием «падеж» понимают соответствующие смысловые отношения, не касающиеся способа выражения, так называемые семантические роли аргументов.
Например, роль агенса: Ц1ен кора к1ал ваг1ар Ахьмад - «Ахмед (им. п.) сидел под окном»;
роль патиенса: Хьасана хьунаг1а вахача аькха лаьцар - «Хасан (эрг п.) поймал в лесу зверя».
Изучая теорию падежа в ингушском языке, представленную в работах различных исследователей мы приходим к следующему выводу.
Лингвисты рассматривают падеж в ингушском языке с двух точек зрения с традиционной грамматической (ориентиром служит словоформа) и семантической (ориентиром служит содержательная сторона). В результате этой попытки рассмотрения воедино формальной и содержательной сторон при анализе падежной системы ингушского языка порождает сложность уже в описании грамматического синтаксиса ингушского языка, где традиционно выделяют три главных члена предложения (подлежащее, сказуемое, прямое дополнение: К1аьнко кулг хоададир - «Мальчик порезал руку»). «В языках эргативного строя подлежащее может быть выражено разными падежными формами (в качестве подлежащего могут выступать имена в именительном, родительном, дательном падежах)» [9, с. 11]. На наш взгляд, это ведёт к определенному смешению понятий и определений в ингушском языкознании, что, собственно, и послужило для нас основанием обратиться к данной теме.
В статье мы уже рассмотрели отличие традиционного понимания падежа от семантического. Далее попытаемся выявить семантические (глубинные) роли в ингушском языке.
Семантические роли - это не что иное, как концепты, в терминах которых человек судит о происходящих вокруг него событиях. (Семантический [семантика] - относящийся к смысловой структуре языковых единиц [10, с. 320].)
В ингушском языке эти роли выражаются следующими падежами:
Агентив - это субъект действия; номинатив (им. п.). Обычно обозначает производителя действия, её инициатора, контролирующего ситуацию, исполняющего соответствующее действие.
Например: Башир ший доттаг1чунга каьхат яздеш воал - «Башир (им. п. - номинатив) своему другу пишет письмо (им. п. - абсолютив)».
Дукха 1ийхача циско дахка лаьцабац - «Много мяукавшая кошка (эрг. п.) мышь (им. п. - абсолютив) не поймала (переходный глагол)». В данном предложении «лаьцабац» - это переходный глагол, «циско» - подлежащее в эргативном падеже, «дахка» - дополнение в именительном - абсолютивном падеже. Таким образом агенс в ингушском языке может быть в именительном и в эргативном падежах.
Датив - это падеж, обозначающий живое существо, которое затрагивается действием или ситуацией, выражаемым глаголом: Мохьмада (дат. п.) ховшдар ше котваргволга - «Магомед знал, что он победит»;
Инструменталь - падеж, который обозначает силу или неодушевленный предмет, причинно возникающий в результате выражаемого глаголом действия: Къоаночо дагарца хи бужабир - «Старик (эрг. п.) топором (союзн. п.) срубил дерево»;
Фактитив - это падеж, который обозначает результат действия (лицо, предмет и т. п.): Идрисо ч1къаьра лаьцар - «Идрис (эрг п.) поймал рыбу (им. п. -абсолютив)»;
Локатив - семантическая роль обозначения места, где происходит действие, передаваемое глаголом, или ситуации, на которую направлено действие. Например: Дас ший барзкъаш шкафа чу (локативный падеж) хьалъэхкар -«Отец повесил свои вещи в шкаф»;
Объектив - непосредственно затрагиваемый действием предмет, лицо, т. е. собственно объект действия. Например: Михо ни1 хьайийлар - «Ветер (эрг. п.) открыл дверь (абсолютив)».
Глагольное предложение соответствует реальной или вымышленной ситуации, в которую вовлечены какие-то участники - «партиципанты» ситуации (лица, предметы...): Т1аккха диг детта волалора Муса - «Затем Муса начинал рубить топором». В данном предложении партиципантами являются существительные: Муса и топором.
Партиципанты могут быть и не названы в предложении, но их наличие предусмотрено значением глагола. Например, язде «писать»: Яздеш воал - (Он) Пишет; Дас во1ага каьхат язду - «Отец пишет письмо сыну»; предполагает наличие действующего лица - агенса - кто пишет; объект действия - паци-енс - что пишут; орудие - чем; материал - на чем; тему - о чем; адресата - кому и т. д.
Признак одушевлённости / неодушевлённости партиципанта ситуации является чрезвычайно важным, так как он определяет его способность / неспособность инициировать действие, испытывать состояние, оказывать сопротивление воздействию, каузировать (быть причиной) состояние и т. д.: Иштта шийна т1аведача шоллаг1ча урка, х1ама техар Мохьмада - «Так же Магомет ударил и второго вора, который кинулся на него». В данном предложении «Магомет» является одушевлённым партиципантом ситуации.
Таким образом, учитывая многогранность категории падежа, вполне естественно, что эти семантические роли могут выявляться в системе любого языка, где наличествует категория падежа. Мы в данной статье показали отличие традиционного понимания падежа от семантического, рассмотрели послеложные падежи, также выделили шесть семантических ролей в современном ингушском языке: агентив, датив, инструментив, фактитив, локатив и объектив. В дальней-
шей нашей работе планируем более детальный анализ глубинных ролей в современном ингушском языке.
Список условных сокращений
им. п. - именительный падеж абсол. - абсолютив
Библиографический список
1. Дегтярев В.И. Основы общей грамматики. Издательство Рост. ун-та, 1973.
2. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Москва, 1958; Т. 1.
3. Соболевский А.И. Русский исторический синтаксис. Москва, 1941.
4. Аушева Э.А. Именные части речи в ингушском языке. Назрань, 2012.
5. Имнайшвили Д.С. Основные и послеложные падежи в ингушском языке. Резюме. ИЯИМК имени академика Н.Я. Марра. Тбилиси, 1942; Т. 12.
6. Гандалоева А.З. Ингушский язык. Магас, 2009.
7. Ахриева РИ., Оздоева Ф.Г., Мальсагова Л.Д., Бекова П.Х. Современный ингушский язык (Х1анзара г1алг1ай мотт). Назрань, 1997.
8. Дахкильгов И.А. Антология ингушского фольклора. Нальчик, 2004; Т. 3.
9. Баркинхоева З.М., Хайрова Х.Р Проблемы синтаксиса ингушского языка. Нальчик, 2007.
10. Жеребило Т.В. Словарь лингвистических терминов. Назрань, 2010.
References
1. Degtyarev V.I. Osnovy obschejgrammatiki. Izdatel'stvo Rost. un-ta, 1973.
2. Potebnya A.A. Iz zapisok po russkoj grammatike. Moskva, 1958; T. 1.
3. Sobolevskij A.I. Russkijistoricheskijsintaksis. Moskva, 1941.
4. Ausheva 'E.A. Imennye chastirechiv ingushskomyazyke. Nazran', 2012.
5. Imnajshvili D.S. Osnovnye i poslelozhnye padezhi v ingushskom yazyke. Rezyume. lYalMK imeni akademika N.Ya. Marra. Tbilisi, 1942; T. 12.
6. Gandaloeva A.Z. Ingushskij yazyk. Magas, 2009.
7. Ahrieva R.I., Ozdoeva F.G., Mal'sagova L.D., Bekova P.H. Sovremennyj ingushskij yazyk (Hlanzara glalglaj mott). Nazran', 1997.
8. Dahkil'gov I.A. Antologiya ingushskogo fol'klora. Nal'chik, 2004; T. 3.
9. Barkinhoeva Z.M., Hajrova H.R. Problemy sintaksisa ingushskogoyazyka. Nal'chik, 2007.
10. Zherebilo T.V. Slovar' lingvisticheskih terminov. Nazran', 2010.
Статья поступила в редакцию 22.09.19
мест п. - местный падеж род. п. - родительный падеж дат п. - дательный падеж эргп. - эргативный падеж срав.п. - сравнительный падеж союзн.п. - союзный падеж
УДК 811.111
Zagryadskaya N.A., Cand of Sciences (Philology), senior lecturer, Moscow Region State University (Moscow, Russia), E-mail: [email protected]
FREE INDIRECT DISCOURSE IN EARLY 20th CENTURY AMERICAN LITERATURE. The article deals with free indirect discourse functioning in early 20th century American literature. A review of the problem research is touched upon. Three periods in the research history are distinguished and described. Substantial attention is paid to different approaches to the notion of free indirect discourse in European linguistics. The author considers specific lexical and syntactic features of free indirect discourse. Major emphasis is placed on the polyphonic effect of a literary text. Various types of free indirect discourse as well as its functions are explored on the text of E. Wharton's novel "The Age of Innocence". The genre of the novel is touched upon and a brief outline of E. Wharton's literary work is given. The evolution of the main character's views is shown through the analysis of free indirect discourse. The author comes to the conclusion that E. Wharton's novel belongs to progressive literature of the beginning of the 20th century.
Key words: free indirect discourse, character's speech, represented speech, inner speech, citation, stream of consciousness, narration, polyphony, literary text.
Н.А. Загрядская, канд. филол. наук., доц., Московский государственный областной университет, г. Москва, E-mail: [email protected]
ФУНКЦИИ НЕСОБСТВЕННО-ПРЯМОЙ РЕЧИ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ США НАЧАЛА XX ВЕКА
Статья посвящена вопросу функционирования несобственно-прямой речи в художественной литературе США начала XX века. В статье дается краткий обзор по истории возникновения термина и этапам исследования проблемы в лингвистической науке, определяется понятие несобственно-прямой речи как вкрапления чужой речи в авторское повествование, отмечается полифоничность художественного дискурса. Особое внимание уделяется лексико-семанти-ческим разновидностям несобственно-прямой речи и ее функционированию в разные периоды развития англоязычной литературы. Автор останавливается на особенностях творчества Э. Уортон, проводит анализ вкраплений чужой речи в авторское повествование в романе «Век невинности», описывает функции различных видов несобственно-прямой речи в вышеупомянутом романе. Автор отмечает, что произведение Э. Уортон относится к передовой литературе рубежа XIX - XX веков.
Ключевые слова: несобственно-прямая речь, чужая речь, внешняя речь, внутренняя речь, внутренний монолог, цитатная речь, аутодиалог, внутренняя рефлексия, поток сознания, авторское повествование, художественное произведение, дискурс, англоязычная литература.
Проблема функционирования несобственно-прямой речи неоднократно оказывалась в центре внимания лингвистов. В разное время предметом исследования становились грамматические и стилистические особенности этого сложного и неоднозначного способа передачи чужой речи. История изучения свойств и функций несобственно-прямой речи уходит корнями в начало XX века. Впервые это явление было рассмотрено в работах Ш. Балли. В дальнейшем ряд западных учёных (Т. Калепка, Э. Лерх, Э. Бэнфилд и др.) останавливались на различных аспектах несобственно-прямой речи и ее функционирования в художественной литературе на разных языках.
Как пишет О.А. Блинова, выделяют три основных периода исследований несобственно-прямой речи [1].
На первом этапе закладывались теоретические основы вопроса, несобственно-прямая речь рассматривалась как литературный феномен, лишенный динамики с грамматической точки зрения. Эти теории получили развитие в середине XX века в работах британских и американских лингвистов.
На втором этапе, во второй половине XX века, осуществлялся грамматический подход, нашедший отражение в работах американский генеративистов.
Третий период изучения несобственно-прямой речи пришелся на 1990-е годы. Европейские ученые разрабатывали теорию несобственно-прямой речи с позиций прагматики.
В отечественной науке вопросом несобственно-прямой речи в разное время занимались М.М. Бахтин, Л.А. Соколова, Е.Я. Кусько и др.
В наше время данный феномен рассматривается в самых разных направлениях лингвистики с различных точек зрения. Кроме этого, существует значительное число терминов, отражающих подходы ученых к этому явлению. М.М. Бахтин писал об «отраженном чужом слове» как способе введения чужого сознания в драматический эпос. Т. Калепски ввел понятие «завуалированная речь», в то время как Э. Лорк говорил о «переживаемой речи». Л.А. Соколова использует термин «несобственно-авторская речь». Тем не менее, наиболее частотным термином продолжает оставаться «несобственно-прямая речь».