CC BY
83
- Обильные застолья, возлияния, различные напитки наклали определенный отпечаток на мой вес (М. Шуфутин-ский, Страсти по диете, Россия, 2006).
ФЕ наложить отпечаток на что-либо, на кого-либо в значении «повлиять, изменить что-либо, кого-либо» имеет фиксированную форму и не допускает варьирования компонентов.
Таким образом, женская речь в большей степени соответствует фразеологическим нормам литературного языка, высказывания мужчин категоричны, определенны (при условии соблюдения нормы употребления), конкретны, обладают ярко
Библиографический список
1. Маслова, В.А. Лингвокультурология. - М.: Academa, 2004.
2. Исмагулова, T.K. Лингвокультурологический аспект гендерных отношений: сопоставительный аспект (на материале русского, немецкого и казахского языков): автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Тюмень, 2005.
3. Энциклопедия мысли: Сб. мыслей, изречений, афоризмов. - М.: Терра, 1996.
4. Фомина, М.И. Современный русский язык. Лексикология: учеб. - М.: Высш. школа, 198З.
5. Фразеологический словарь русского литературного языка конца / под ред. А.И. Федорова. - М.: Астрель, 2001.
Bibliography
1. Maslova, V.A. Cultural linguistics / V.A. Maslova. - М.: Academa, 2004.
2. Ismagulova, G.K. Cultural linguistics aspect of gender relations: comparative aspect (on a material of Russian, German and Kazakh languages): Synopsis of a thesis of Cand. Phil. Sc.: / G.K. Ismagulova. - Tyumen, 2005.
3. The encyclopedia of thought: The collection of thoughts, winged words, aphorisms. - M.: Terra, 1996.
4. Fomina, M.I. Modern Russian. Lexicology: textbook / M.I. Fomina. - M.: Higher school, 198З.
5. The phraseological dictionary of Russian literary language / under the editorship of A.I. Fedorova. - M.: Astrel, 2001.
Article Submitted 10.02.11
УДК 811.161.1+821.161.1 Т.А. Ермаковская, преп. СурГПУ, г. Сургут, E-mail: [email protected]
СЕМАНТИЧЕСКАЯ РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ ЛЕКСЕМ МИКРОПОЛЯ СИНЕГО ЦВЕТА В ПРОЗЕ Б.К.ЗАЙЦЕВА
В статье представлен анализ единиц микрополя синего цвета в прозе Б.К.Зайцева. На основе статистического подсчёта и лексического анализа выделены семантические области, в которых часто употребляется колоративная лексика, а также сделан вывод о функционировании
общих и индивидуально-авторских цветовых единиц микрополя синего цвета в художественном пространстве писателя.
Ключевые слова: лексическое поле, микрополе, ядро микрополя, примыкающие компоненты, околополевое пространство, семантическая область, колоратив.
На современном этапе развития лингвистического изучения художественного произведения особый интерес вызывают проблемы, связанные с функционированием отдельной единицы на разных уровнях художественного текста. В качестве предмета исследования нами была избрана колоративная лексика в прозе Б.К. Зайцева. Под колоративной лексикой мы понимаем слова, в структуре лексического значения которых есть сема цвета. Б.К. Зайцева справедливо называют «мастером акварельной прозы» [1, с. 6]. Цветовые явления охватывают всё художественное пространство писателя. Совокупность всех языковых единиц, передающих цветовую семантику в творчестве писателя, образует идиостилевое поле «цвет».
Лексико-семантическое поле цвета - это совокупность лексических единиц, связанных отношением подчинения с обобщающим понятием, выраженным архилексемой цвет.
Приём анализа микрополя со значением синего цвета позволяет показать, как функционируют лексемы этого микрополя в прозе писателя и какую семантику они имеют.
Основу микрополя синего цвета в художественном пространстве Б.К. Зайцева составили 99 единиц.
Ядерная часть представлена следующими языковыми элементами: синий (9), синеющий (1), голубовато-синеющий (2), синеть (4), засинеть (1), синева (6), иссиня-златомерцающий, сине-шёлковый, синея (3), осенить, синеватый (1), голубой( 14), голубенький (2), голубизна (3), голубоватый (20), голубеть (6), нежно-голубой (1), голубеющий (1), тёмно-голубой, заголубеть 1), голубя (сущ.).
В качестве примыкающих были определены компоненты: светло-синий, светло-синеватый, опаловый, холодно-
синеватый, бледно-синий (1), тёмно-голубой (2), светло-
голубоватый (1), бледно-голубой (1), опалово-лиловый, серосиневатый, бирюзово-эмалевый, матово-бирюзовый, неясносвинцовый, синеглазый, голубоглазый (3).
Кроме этого, были выделены единицы околополевого пространства: глаза бледно-синей эмали, девственный свет, опаловое око.
Исследуя микрополе синего цвета, считаем необходимым рассмотрение его семантических компонентов, учитывая глубинный исторический и культурный опыт человека, поскольку на семантику лексемы «синий» неизбежно наслаиваются традиции и обычаи народа.
выраженной экспрессией, часто характеризуются смысловой свежестью и новизной.
В исследованиях по лингвокультурологии, проведенных на материале паремий, дается описание коллективных представлений об идеале мужчин и женщин, закрепленных в сознании далеких предков. По нашему мнению, для выявления современных представлений необходим лингвокультурологический и лингвистический анализ других единиц языка (лексем, фразеологизмов), функционирующих в контекстах, иллюстрирующих живую разговорную речь наших современников.
Сопоставляя цветообозначения в разных языках, исследователи отмечают особенность русского и некоторых других языков, в которых для области синего цвета существует два основных названия - синий и голубой. Если брать во внимание смысловую сторону цвета голубой, то можно рассматривать его как вариант синего (голубой = светло-синий), так же, как розовый принято считать вариантом красного (розовый = светло-красный). Но, несмотря на то, что слово розовый достаточно часто употребляется, оно не включено в число основных наименований цвета, а термин голубой существует самостоятельно [2].
В истории русской бытовой культуры синий цвет занимает особое место. Анализ памятников фольклорной культуры России показывает, что синий цвет обычно наделялся магическими свойствами. Прежде всего, он был связан с водой, которая считалась в древности местом, где таятся злые, враждебные человеку силы. Не случайно одним из центральных обрядов в Христианстве является крещение водой, символизирующее смерть и воскресение в истинную веру. Если синий имел отрицательную коннотацию, то с голубым цветом коннотация могла быть только положительной. Соответственно положительную окраску имели и слова, обозначающие голубой оттенок (цвет неба, цвет праздничной простонародной одежды). А.П. Василевич и С.С. Мищенко обращают внимание на следующее: «Первоначально функцию обозначения голубого цвета в русском языке выполняли слова лазоревый и лазурный, однако примерно в XV-XVI вв. у этих слов появляется сильный «конкурент» - слово голубой. Впоследствии оно постепенно обрело своё нынешнее значение («цвет ясного неба», «светло-синий») [3, с. 47]. В этом значении слово стало очень употребительным и закрепило за собой определённый участок спектра, более того, оно вошло в состав основных слов-цветообозначений русского языка.
В русской философии XIX - начала XX века важное место занимала проблема Богопознания и познания образа святых. В XIX веке Е.Н. Трубецкой указывал на тесную связь синего небесного цвета с образом Христа. Этот цвет, согласно труду философа «Два мира в древнерусской иконописи», указывает на неземное происхождение Христа. В труде «Умозрение в красках» философ уделил значительное внимание образу Богоматери. Он отмечал, что в богородичных иконах Образ Богоматери всегда выделяется на фоне синего неба и золотых куполов. Такое изображение привносит в образ идею одухотворённости, удалённости от земли, необычайную возвышенность [4].
Наиболее развёрнуто представлено осмысление цвета и света, взаимосвязанных с образом Софии Премудрости Божи-ей. Этот образ стал основным в трудах Вл. Соловьёва. Образ Софии был для философа символом безгрешного мира, идеальной материей. Этот образ был представлен им в лазурном, розовом или пурпурном небесном освещении:
Вся в лазури сегодня явилась,
Предо мною царица моя
Сердце сладким восторгом забилось,
И в лучах восходящего дня Тихим светом душа засветилась,
А вдали, догорая, дымилось Злое пламя земного огня [5, с. 376].
София для философа - онтологическая сущность, являющаяся воплощением любви к человечеству и любви к Богу. Этот образ «вечной женственности» является символом веры, олицетворением Святой Девы, Христа и Церкви.
Исходя из этого, мы считаем необходимым выделение двух ядерных лексем: синий и голубой. Основанием для этого является тот факт, что адъектив голубой - один из самых часто встречающихся в произведениях писателя. Окружение ядерного слова голубой может быть представлено в виде следующей схемы:
Лексема голубой стала основой для образования сложных прилагательных: тёмно-голубой, светло-голубоватый, бледноголубой, нежно-голубой, голубовато-синеющий.
Ядерная лексема синий включает в себя следующие компоненты:
При участии архисемы синий образованы сложные прилагательные: светло-синий, светло-синеватый, иссиня-
златомерцающий, сине-шёлковый, холодно-синеватый.
Хотя цветовое слово голубой вторично по происхождению [3, с. 47], практически именно эта лексема играет ведущую роль в структуре всего микрополя в художественном пространстве писателя.
Единицы этих колоративов (мы их будем рассматривать как представителей одного микрополя) используются Б.К. Зайцевым достаточно широко, что закономерно, поскольку мы говорили о его приверженности философии Вл. Соловьёва. Большая часть употреблений относятся к лексическим областям: природное время, пространство, космос, человек. Рассмотрим эти области более подробно.
1). Семантическая область «природное время» (49 единиц). Под природным временем понимается циклическая модель времени, основанная на определённом повторе событий и явлений, отражающая реальные закономерности окружающей действительности и представленная двумя временными циклами: части суток и времена года. Осмысление категории времени в её конкретной реализации как природного времени имеет давнюю традицию в искусстве: «Человек смотрелся в природу, как в зеркало, и в то же время находил её в самом себе. Радостное пробуждение чувств и природы весной, печаль и осень или зима в природе - мотивы, сделавшиеся традиционными» [6, с. 75]. Е.М.Мелетинский в «Поэтике мифа» [7] писал о цепочках соответствий между природными периодами, древними мифами и архетипами образов, во многом сохранёнными литературой: осень, заход солнца, смерть отражены в мифах падения, умирания Бога, насильственной смерти и изоляции героя; зима, безысходность, мрак - миф триумфа тёмных сил, возвращения хаоса; весна, заря, рождение - мифы о рождении и воскресении, о гибели тьмы, зимы, смерти; лето, зенит, триумф - посещение рая и т.д. У Б.К. Зайцева эта категория наиболее ярко представлена в пейзаже, например: «Ему представилось, что сейчас Машура встала и работает своим скребком, а голубое утро опрокидывает на неё свою чашу» [II, с. 241] или «Помню, отошёл их поезд в светлую голубизну мая» [III, с. 49]. В первом случае видим описательную функцию колоратива голубой, дополненную символическим значением слова чаша, понимаемой как вместилище божественного духа. А во втором примере существительное голубизна дополнено словом светлый для усиления производимого впечатления. Интересным, на наш взгляд, художественным приёмом является употребление лексем со значением эмоциональной окраски рядом со словами, дающими цветовую характеристику предмету или явлению. Так читаем: «В один из тех нежно-голубых очаровательных дней, когда кажется, что ангел Божий осенил мир, Христофоров
получил письмо из Крыма» [II, с. 314]. В каждом из приведённых примеров можно почувствовать присутствие божественного начала и голубой или синий цвет являются его проявлением. Следуя философии Вл. Соловьёва, писатель всячески показывает это в своих произведениях. Традиционно лексемы синего цвета использовались для обозначения тревожности, волнения, отрицательных моментов в жизни. У Зайцева синий цвет близок голубому по своей функциональной значимости, разница заключается лишь в характеристике времени: синий, как правило, характеризует вечер или ночь, голубой - утро, день и сияние звёзд. В романе «Путешествие Глеба» дано следующие описание ночи: «Справа дубы Салтыковской рощи, впереди, вокруг и над ним синяя ночь, синий свод в пёстром золоте звёзд» [IV, с. 443]. В повести «Голубая звезда» видим аналогичную картину: «Ночь была синяя, прозрачная и тёмная»[11, с. 222]. Лексема синий по отношению к слову ночь употребляется автором совершенно одинаково, придавая ему значение умиротворённости, спокойствия и постоянства. Сравним восприятие ночи маленьким Глебом с ощущением этого же времени, но уже взрослым мужчиной, которое описано в романе «Путешествие Глеба»: «Бредёт маленький человек с двумя-тремя мальчишками по родным полям в душнопрелестной, синеющей летней ночи» [IV, с. 75]. Лексема ночь вмещает в себя и понятие родных полей, и детское непосредственное переживание всего происходящего, она «душнопрелестна» для маленького человека. И позже видим: «Июнь, ранняя ночь синеет, в синеве этой, всё, что ушло: детские горести, ранцы, уроки» [IV, с. 291]. Синева ночи всё та же, но в прошлом всё пережитое, поэтому значение синей ночи здесь можно трактовать двояко: с одной стороны это символ постоянства мира, а с другой - это тоска по всему ушедшему и пережитому (детству, родителям и т.д.). Время осознаётся прежде всего в изменениях мировосприятия. Оно не только параметрично, но и аксиологично (оценочно).
Таким образом, видим, что принципиальной функциональной разницы в изображении синего и голубого колорати-вов в семантической области «природное время» у писателя нет.
2). Семантическая область «человек» (15 единиц): оттенки синего и голубого использованы здесь для характеристики глаз человека, а поскольку глаза - зеркало души, они выражают все оттенки чувств, состояние души и мыслительных процессов. Но Б.К.Зайцев, как истинный художник, способен при описании глаз, сказать намного больше, у него цвет отражает всю внутреннюю сущность человека: «Раз, когда Петя открыл свой стол, к соседнему подошёл круглолицый юноша, голубоглазый, в голубенькой рубашке под тужуркой. < ...>. В Алёше было что-то такое простое, ясное, как голубизна глаз. Странным казалось, зачем он здесь» [I, с. 376]. Интересно, что в описание глаз своих героев писатель включает прилагательные «света»: ясные, светлые или прилагательные, дающие эмоциональную характеристику персонажа: «Он (Ретизанов) сел с Христофоровым и вперил в него синие, взволнованные глаза» [II, с. 239] или «Теперь только заметил он, какие голубые, светлые и тихие глаза у этого кривоногого человека»[I, с. 186]. Часто обладателями голубых глаз у Б.К. Зайцева становятся люди, идущие легко по жизни, таким представлен Алёша в «Дальнем крае» и Лабунская в повести «Голубая звезда», она так описана автором: «Голубоватое эфирное существо, полное лёгкости и света» [II, с. 308]. Важно, заметить, что эти герои не идеализированы автором, они просто вызывают симпатию, потому что с лёгкостью смотрят на происходящее и воспринимают его таким, какое оно есть.
3). Семантическая область «пространство» (16 единиц): Пространство у Б.К. Зайцева развёрнуто в двух плоскостях: в горизонтальной (дом, имение, город, Москва, Италия, Франция) и в вертикальной (дом, небо, Бог, Космос). Назовём лексемы, неоднократно встречающиеся в прозе писателя и имеющие непосредственное отношение к микрополю описываемого цвета: даль, горизонт, равнина. Эти три слова практически всегда охарактеризованы автором при помощи адъекти-вов синий или голубой. Даль всегда загадочна, она обнадёжи-
вает и успокаивает, она светла и прозрачна: «Аллея бульваров уходила особенно стройно и изящно в голубоватую даль» [VIII, с. 19]; «Вдали, тонко и легко, голубели очертания Воробьёвых гор» [II, с. 238]. Даль у Б.К. Зайцева не абстрактное существительное, она в контексте произведения - живое существо: «Синеющим, прозрачно-перламутровым оком опаловым смотрит на нас даль, слушает душой эфирной»[П, с. 343]. Здесь явно видно пантеистическое восприятие всего мира, когда божественное начало обнаруживается во всём. Словосочетание «голубые дали» употребляется и как синоним лексемы Родина, оно наполнено тоской и глубоким переживанием невозможности вернуть прошлое: «Даже Замоскворечье мне нравилось, то есть не само оно, а тёплый ветер, летевший оттуда, с юга, голубые дали, какие-то воображаемые края там, за Чёрным морем и Крымом»[! с. 246]. Несколько раз встречаем колоратив голубой рядом со словом горизонт, что так же закономерно, поскольку его лексическое значение вмещает в себя следующее: видимая граница (линия кажущегося соприкосновения) неба и земной или водной поверхности, а также небесное пространство над этой поверхностью. Линия горизонта символизирует переход из мира земного в мир небесный или из настоящего в прошлое.
4). Семантическая область «космос» (31 единица): человек перед лицом космического пространства - тема, традиционная для литературы. Обычно она связана или с мотивом мировой гармонии, или с мотивом трагического разлада в душе героя. В сюжете Б.К. Зайцева особую роль играют мир неба, образы ночи и солнечного дня (солнце, луна, звёзды). Горнфельд А.Г. справедливо назвал писателя «поэтом космической жизни» [8, с. 12-13]. Образ звёздного неба устойчиво воплощает такие символические смыслы, как «свет, противопоставленный тьме», «чистота», «бесконечность». Одновременно этот образ часто соотносится с мотивом драматически сложных загадок бытия. Важно отметить, что эти образы не являются безликими, часто они антропоморфны и отмечены излюбленным голубым или синим цветом, что вновь отсылает читателя к философии Вл. Соловьёва. Голубая звезда - спутник и самого Б.К.Зайцева, и его героев. Вега была для него отражением Родины в далёком Париже. Он писал об этом в одной из своих коротких повестей «Звезда над Булонью»: «Я и раньше по вечерам видел её, но уверен не был - сквозь городскую муть мелких звёзд её созвездия не различить. А теперь ясно: это она ведёт золотой параллелограмм, четыре как бы сестрицы и ещё одна сбоку, все вместе Лира, шестизначное созвездие. Его альфа есть голубая звезда первой величины. Молодость неба, небесная дева Вега. Она ближе других и моложе, её свет в меньшее время до нас доходит, и он нежно-голубоват, в нём мир и успокоение.
Я видел её в России, в счастии и беде, сквозь ветви при-тыкинских лип и из колодца двора Лубянки. Видел её в Провансе, близ пустынного монастыря Торонэ, где в лесу сохранилась тропинка, по которой св. Бернард ездил на осле в аббатство. В Париже я её потерял. Но вот в глухой утренний час она явилась мне вновь над Булонью» [III, с. 423]. Голубая звезда имеет здесь дополнительную семантику, связанную с Родиной писателя.
Звезда для Б.К.Зайцева - это и олицетворение чистоты, невинности, первой любви: «Петя взглянул вверх... и первое, что он увидел, была голубая Вега. Звезда, которой чище и невиннее нет в небе, как нет равного первой любви [1,с.432]. Восприятие и эстетическая оценка, данная звёздам Б.К.Зайцевым, близка к оценке этой красоты, определённой Вл.Соловьёвым: «Мировое всеединство и его выразитель, свет, в своём первоначальном расчленении на множественность самостоятельных средоточий, обнимаемых, однако, общею гармонией, - красота звёздного неба» [5, с. 219]. Звёздное небо, по мнению философа, представляет наибольшую степень красоты, поскольку «при созерцании звёздной ночи эстетическое впечатление всецело ограничивается самим небом, а красота земных предметов, сливающихся во мраке, не может иметь значения» [5, с.219]. Поражает своей красотой и зайцевское небо, в котором особая роль отводится колора-
тивной лексике, несущей на себе дополнительную семантику божественного начала, бесконечности и вечной молодости: «В окне, над синим снегом с бриллиантами, ёлочка разлапистоостроугольна, над нею Сириус махровый, иссиня-златомерцающий» [III, с. 113] или «Луна зашла, небо тёмнозвёздное - синева с золотом» [IV, с. 236]. В последнем примере прилагательное "звёздное" имеет значение колоратива, его можно считать окказиональным образованием.
Образ луны не менее значим в прозе писателя. Она - ночная бродяга, прекрасная, недоступная, навеки чужая, но герои чувствуют на себе её непосредственное влияние, они всегда находятся под её светом: «Виден был двор, залитый голубоватой луной» [11,с.257] или «Точно из далёкого мира, таинственного и светлого, кто-то ранит невидимыми стрелами земное сердце» [I, с. 346].
К семантической области «космос» справедливо, на наш взгляд, будет отнести примеры, в которых субъект действия не назван, но его присутствие очевидно, и оно сопровождается лексикой с цветовой семантикой, помогающей определить творца Вселенной, который управляет гармонично созданным им миром: «Если ночь выпадала лунная, голубело и там в тихо
Библиографический список
1. Зайцев, Б.К. // Собр. соч.: в 11 т / вступ. ст., подг. текста и коммент. Т.Ф. Прокопов. - М.: Русская книга, 1999-2001. Все цитаты приведены по этому изданию с указанием тома и страницы.
2. Бахилина, Н.Б. История цветообозначений в русском языке. - М., 1975.
3. Василевич, А.П. Цвет и названия цвета в русском языке / А.П.Василевич, С.Н.Кузнецова, С.С.Мищенко; под общ. ред. А.П. Василевича. - М., 2005.
4. Трубецкой Е.Н. Избранные произведения. - Ростов-на-Дону: Феникс, 1998.
5. Соловьёв, В. Чтения о Богочеловечестве: Статьи; Стихотворения и поэма; Из «Трёх разговоров»; Краткая повесть об Антихристе. -СПб., 1994.
6. Гуревич, А.Я. Категории средневековой культуры. - М., 1984.
7. Мелетинский, Е.М. Поэтика мифа. - М., 1976.
8. Горнфельд, А.Г. Лирика Космоса // Книги и люди. Литературные беседы. - 1908. - Т.1.
сверкающем снеге» [I, с. 96]; «В звонкий сентябрьский день, когда дымчаты дали, опалово-лиловое разливается в воздухе» [I, с. 111]; «Потом облака поднялись, в их просветах заголубело» [I, с. 548](Подчёркивание наше -Е.Т.).
Таким образом, единицы микрополя синего цвета характеризуются практически одинаковой эмоциональной окрашенностью и семантикой, это обусловлено как традиционной цветовой символикой, так и авторским восприятием. В узуальном восприятии синий символизирует мудрость, спокойствие, искренность, глубину. Чувства, которые передаёт этот цвет в творчестве Б.К. Зайцева, - нейтральные: умиротворение и покой. Голубой цвет не имеет больших отличий, он у Зайцева выступает как проводник между миром небесным и земным, это цвет Софии Премудрости Божией, цвет философии Вл. Соловьёва, он символизирует чистоту, добро, вечность, несёт ощущение уравновешенности и лёгкости.
Художественные образы, построенные на осмыслении единиц микрополя синего цвета, подсказаны Б.К. Зайцеву самой жизнью. В их основе лежат личные впечатления и знание родной культуры, истории и глубокая религиозность.
Bibliography
1. Zaycev, B.K. Collected edition: in 11 volumes/ Boris Zaycev; / opening page, text preparation and comments by T.F. Prokopov. - M.: Russian book, 1999 - 2001. All citations are taken from this edition with volume and page indicates.
2. Vasilevich, A.P. Color and color name in Russian language/ A.P. Vasilevich, S.N. Kuznecova, S.S. Mischenko, under the general editorship of A.P. Vasilevich. M. - 2005.
3. Gornfeld, A.G. Lyrics of space/ Gornfeld A.G. // Books and people. Literary conversations. - 1908. - V.1, p.13-21.
4. Gurevich,A.J., The categories of medieval culture/ Gurevich A.J. - M., 1984.
5. Meletinskij, E.M., Poetics of myth / Meletinskij E.M.. - M., 1976.
6. Soloviev, V. Readings about God and mankind; Articles. Poesy and poem; From «Three conversations»; The short story about Antichrist / Soloviev V.. - SPb., 1994.
Article Submitted 10.02.11
УДК 792.036
Е.Н. Яркова, кан. искусст., доц. АлтГАКИ, г. Барнаул, E-mail: [email protected]
МЕТОД И «СИСТЕМА» К.С. СТАНИСЛАВСКОГО О ВОСПРИЯТИИ КАК ФИЗИЧЕСКОМ ДЕЙСТВИИ АКТЁРА
В работе рассматривается соотношение и взаимосвязь метода физических действий (МФД) и «системы» Станиславского. Высказывается мысль о природном системном взаимодействии элементов психотехники в физическом действии актёра. Прогнозируется, что научный междисциплинарный анализ соотношения МФД и элементов психотехники актёра определит дальнейшее развитие системной теории творчества актёра.
Ключевые слова: метод и «система» К.С. Станиславского; метод физических действий в работе актёра; «система» творчества актёра; восприятие.
Разработка метода физических действий (МФД) постепенно раскрывает К.С. Станиславскому природное единство восприятия и действия в работе актёра. Сценическое восприятие как органическое взаимодействие элементов психотехники в физическом действии (ФД) способствует «правильному» творческому (этюдному, импровизационному) самочувствию. Положение о восприятии как физической работе всего организма актёра, пусть даже в противостоянии Станиславскому, сумел развить полемически настроенный к методу своего учителя Н.В. Демидов. «Понять - означает почувствовать», «переживание есть действие», «мысль - есть самое активное действие». Эти короткие «школьные» тезисы «систе-
мы» так же близки педагогическим опытам Н.В. Демидова. Станиславский и Демидов разошлись во времени, но одинаково верно определили художественную функцию взаимосвязи физического действия и восприятия. В начале 50-х годов Демидов пишет о единстве действия и восприятия в работе актёра, которое открывается ему в работе над известными в театральной школе упражнениями-«диалогами». На личном педагогическом опыте Н.В. Демидов раскрывает суть «этюдной техники» в своих «демидовских диалогах». К середине прошлого века, доверяя только собственному опыту и творческой интуиции, Демидов вполне справедливо сближает восприятие и действие актёра [1, с. 374-379]. В Части 3, Главе 12 своей
