CC BY
40
В.М.Шадрин
САМОУПРАВЛЯЮЩИЕСЯ ОБЩНОСТИ ПРОШЛОГО. УРАЛЬСКАЯ КАЗАЧЬЯ ОБЩИНА
В условиях трансформации политической системы и формирования гражданского общества эффективным инструментом демократизации страны может стать организация действенного, представительного местного самоуправления. Изучение истории местного самоуправления в России, и в частности на территории Южного Урала, помогает понять суть сложных общественно-политических явлений современности и убедиться, что муниципальное движение в нашем обществе имеет глубокие корни, является частью общемирового процесса и отличается, безусловно, своими особенностями, историческим и региональным своеобразием. Особенно это актуально сегодня, когда местное самоуправление понимается как признаваемая и гарантируемая Конституцией Российской Федерации самостоятельная деятельность населения по решению вопросов местного значения, исходя из интересов населения, его исторических и иных местных традиций.
В этом плане, по нашему мнению, немалую ценность представляет исторический опыт казачьего самоуправления. Казаки не знали крепостного рабства. Органическими чертами их психологии были чувство внутренней свободы и любовь к порядку, дисциплине, сформированная суровой действительностью, необходимостью быть в постоянной боевой готовности. Если равенство и братство не были реальностью в казачьей общине, то, по крайней мере, они являлись идеалом, к которому казаки стремились. Это позволило им выработать своеобразные формы народоправства, осуществляемого через войсковые и станичные круги, выборных атаманов, ответственных перед своими избирателями.
Заселение территории нашего края, как известно, происходило двумя путями: вольная крестьянская колонизация и правительственная военная колонизация. Эти две линии были тесно связаны между собой. В результате на противоположных окраинах Южного Урала, как отмечал уральский исследователь М. Д. Машин, образовались исетские и яицкие казачьи общины, ставшие первоначальной базой образования казачьих войск. Два пути колонизации обусловили и два способа образования казачества -Яицкого (Уральского) и Исетского, с одной стороны, и Оренбургского - с другой. Соответственно этому становление системы управления и самоуправления шло двумя путями. Первый - путь самобытного творчества, приводивший к созданию социального устройства, аналогичного «варварским» объединениям периода «военной демократии»; второй - путь государственного «устроения» казачьих формирований для решения военно-политических задач.
В отличие от Оренбургского, созданного по инициативе правительства в первой половине XVIII в., Яицкое казачье войско возникло стихийно, примерно во второй половине XVI в., в результате притока беглых, образовавших своеобразную вольную казачью республику. Отношения яицкого казачества с Московским государством первоначально строились по типу взаимоотношений последнего с различными ордами кочевников. Начиная с 1623 г. Яицкое войско находилось в ведении Посольского приказа. Затем с 1680 г. по 1711 г. войском ведал приказ Казанского дворца. В 1711 г. яицкие казаки были подчинены Сенату, а в 1719 г. заведывание ими было поручено коллегии иностранных дел, и, наконец, с марта 1721 г. войско было подчинено военной коллегии.
Примерно до середины XVII в. на Яике существовали сравнительно небольшие казачьи общины, насчитывавшие от нескольких сот до двух-трех тысяч человек. Каждая из этих общин управлялась своим выборным атаманом на основе достаточно демократических установлений, пронизанных от начала до конца военным духом. Во второй половине XVII в. мелкие общины были вытеснены из низовий рек Яика (Урала) и Эмбы в ее верховья. Здесь яицкое казачество постепенно объединяется вокруг общины, сложившейся в Яицком городке (позднее Уральске), и выбирает единого атамана, который назывался войсковым. С этого времени военной, политической и социальной формой объединения вольных казаков становится войско. В XVII в. оно упоминается применительно к Тереку, Дону и Яику. Основными признаками войска принято считать наличие военной дружины и сельской общины. В дальнейшем понятие «войско» вошло в обозначение административно-территориальных единиц Российской империи.
Располагая огромными степными и луговыми пространствами (свыше 7 млн га), яицкие казаки могли бы с большими выгодами заниматься скотоводством и земледелием, однако основным источником их продовольствия служило рыболовство. «Казак не любит натужной, каждодневной работы, - пишет о яицких казаках В.П.Правду-хин, - он воин, охотник, рыбак, но не земледелец. Скучные и тяжелые заботы он распределил между женою и батраком-киргизом»1. Признав над собою добровольно власть Московского государства, казаки долго еще не могли изменить своего образа жизни. Недостаток хлеба, денег и других вещей помимо торговли и мены они пополняли «промыслом» - грабежом и разбоем в аулах соседних кочевых народов, грабили купеческие караваны и нападали на приморские персидские города. Отсутствие прямого вмешательства правительственной власти обусловлило консервативный характер внутренней жизни яицких казаков. «Домашнее» управление войска в значительной степени напоминало характер древневечевого устройства Новгородской общины. Все казаки подчинялись одинаковым правилам и следовали одинаковым обычаям. Длительное время вольное казачество сохраняло основной институт военной демократии - Войсковой круг, являвшийся высшим органом казачьего самоуправления. Этот феномен догосударственного бытия в русских регионах исчез еще во времена Киевской Руси. Круг решал все вопросы войны и мира, ведал судопроизводством и т.д., по сути представлял, как было отмечено выше, исходную архаическую структуру догосударствен-ного образования. Василий Никитич Татищев, возглавлявший Оренбургскую комиссию в 1737-1739 гг., касаясь уральских казаков, писал, что «старшин у них чрезвычайно много, и выбирают большей частью люди безграмотные. В круг их приходит множество, где и при слушании указов бесчинство, брани и крики бывают, и часто случается, что атаман унять не в состоянии»2. Особенно поразила Татищева крайняя неразбериха в судопроизводстве: «Всего хуже то, что они никакого для суда закона и для правления устава не имеют, но поступают по своевольству, не рассуждая, что им полезно или вредно: по обычаю за бездельные дела казнят смертью, а важными пренебрегают»3. Войсковое право, как видим, представляло собой право обычное, ибо «дела решались без каких-либо писанных законов, а по древним... казачьим обычаям». В этом отношении Яицкое войско имело сходство с обществами и государствами, находившимися на начальной стадии развития цивилизации. С 1723 г. избрание войском атамана было поставлено в зависимость от утверждения его императором, при этом на Высочайшее имя разрешалось представлять трех кандидатов. Это повлекло снижение авторитета войскового круга и увеличение влияния войсковых чиновников.
После подавления восстания Е.Пугачева изменилось название войска (вместо Яицкого - Уральское), были ликвидированы казачьи круги, назначение войскового атамана стало исключительной прерогативой императора.
Основная масса уральцев по происхождению, в отличие от ряда других казачьих войск, была чисто русской, мало смешанной с татарами и башкирами, калмыками и киргизами. Согласно старинному казачьему правилу, вопрос о приеме в казачью общину решался кругом, но уже в конце XVII в. бывало, что яицкие атаманы, прикрываясь требованиями правительства о неприятии беглых, не предоставляли новых пришельцев кругу, а обращали их на несколько лет в своих работников, раздавали в услужение родственникам. Нижнюю ступень социальной лестницы на Яике занимали неимущие работники из числа свободно продававшихся в общинах пленных татар, калмыков, киргизов, чувашей, башкир.
В последующем имущественное неравенство, все более развивавшееся в казачьей среде, наложило серьезный отпечаток и на всю организацию управления Яицким казачьим войском. В ХУП-ХУШ вв. это неравенство не было еще столь значительным. Традиции общинной демократии, как отмечал исследователь уральского казачества В.Ф. Мамонов, были еще слишком сильны и составляли достаточно разительный контраст с порядками, существовавшими на территории Российского государства4.
Яицкое казачье войско во многих и весьма существенных отношениях резко отличалось от Астраханского, Оренбургского, Сибирского и других казачьих войск Российской империи. Известный исследователь Сибири Г.Н .Потанин, наблюдавший жизнь уральцев, отмечал, что «это был особый мирок царства Русского... Во всем великорусском мире нет места, где бы сепаратизм между областью и остальным миром был глубже, чем между уральской общиной и ее соседями. Уральцы - самые верные слуги старого порядка и представляют великолепно сплоченную опору для него. Если бы не эти консервативные массы уральской общины, то строй ее показался бы постороннему наблюдателю идеалом, к которому следовало бы направить жизнь всех остальных русских общин.. ,»5. Организация внутреннего хозяйства, воинской повинности и местного управления имела много особенностей, присущих только одному этому войску.
В хозяйственном отношении войско составляло одну громадную общину. К концу первой мировой войны в 480 населенных пунктах 30 станиц проживало до 300 тыс. местного и пришлого населения, в том числе до 170 тыс. непосредственно казаков. Войско пользовалось нераздельно площадью свыше 7 млн га, как было указано выше, и рыбными промыслами по реке Урал примерно на 600 верст. Отступления от системы общинного земледелия, которые имели место во всех иных казачьих войсках, выразившиеся в обращении значительной части войсковых земель в частную собственность офицеров и чиновников, не были характерны для Уральского войска. Здесь ни офицеры, ни чиновники не смели претендовать на владение собственными участками6. На устойчивость общинного земледелия большое влияние оказала организация рыбных промыслов. Войсковой капитал также оставался общим и не делился на постаничные капиталы.
Общинные принципы организации местного управления во второй половине XIX в. были закреплены в Положении об общественном и хозяйственном управлении Уральского казачьего войска, Высочайше утвержденном в 1874 г.7 В войске был учрежден съезд выборных от станичных обществ, на обсуждение которого выносились
все хозяйственные и некоторые другие дела. Съезд рассматривал, например, такие хозяйственные вопросы, как порядок рыболовства и пользования земельными угодьями, меры по обеспечению продовольствием войскового населения, по охране войсковых лесов, установление лесных такс, меры по охране войсковых морских и речных вод от незаконного рыболовства, разверстка между станичными обществами всех земских повинностей, открытие новых торгов и базаров и др.
В XIX в. в среде уральцев распространилось буржуазно-либеральное течение, направленное на достижение культурной и экономической самостоятельности области, - областничество. Пропагандистами течения были представители местной интеллигенции - И.П.Хорошихин, И.И.Железнов, Н.А.Бородин и др. Областники пропагандировали мысль о том, что земля Уральского войска составляет особый край России, имеющий право на свое, особое бытие. Уральцы, как отмечает А.И.Изюмов, не стремились к отделению от России и не претендовали на абсолютно независимое политическое существование, но желали приоритета перед Центром в управлении краем на началах самоуправления. Они противостояли наступлению всероссийского капитала, прокламировали идеи народоправства, выдвигали теорию федерального устройства государства, которое должно состоять из самостоятельных в культурном, экономическом и географическом отношении областей8.
На первую половину XIX в. приходится заключительный этап интеграции Ураль -ского войска в государственную систему Российской империи. Войско получило «почти совершенное регулярное устройство» с более или менее определенными правами и обязанностями казачьего населения, отчасти определяемое положением о войске, отчасти - обычным правом, опиравшимся на старинные казачьи традиции. Ни русско-японская война, ни первая русская революция 1905-1907 гг. не затронули основ уральской казачьей общины. Вплоть до первой мировой войны там сохранялась местная организация хозяйственного управления в войске. Съезд выборных от станичных обществ (соответствовал губернскому земскому собранию) и войсковое хозяйственное правление (соответствовало земской управе) регулировали хозяйственную жизнь общины по единому плану.
Уральская казачья община была практически уничтожена в ходе гражданской войны 1918 - 1920 гг. в Советской России.
Несмотря на ряд недостатков, на наш взгляд, нельзя забывать и о том, что казачья община - основа местного самоуправления, база, в которой демократия обнаруживает механизм своего наиболее полного раскрытия и сдерживания бюрократических тенденций. Безусловно, ни одно государство, никакая государственная власть не может существовать без своей бюрократии. Ее наличие и рост - неизбежные спутники централизованной политической жизни. Но при отсутствии сдерживающих механизмов бюрократия перерастает степень рациональности, становится иррациональной силой, действующей исключительно в собственных интересах, и подрывает, в конечном счете, саму государственную власть. Община же как раз и выступала той социальной организацией, которая играла роль тормоза для бюрократизации, ибо по своей сути расположена по другую сторону чиновничьего стола.
Возврата в прошлое нет. В рамках концепции синергетики возрождение казачьей общины и принципов самоуправления в традиционной форме невозможно. Вместе с тем, надо полагать, становление самоуправления в казачьих регионах должно пойти по пути синтеза современной демократии и казачьих традиций. Возможность такой
организации местного казачьего самоуправления с учетом исторических и иных традиций не отвергается Федеральными законами «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» и «Об обеспечении конституционных прав граждан Российской Федерации избирать и быть избранными в органы местного самоуправления».
Примечания
1 Правдухин В.П. Яик уходит в море. Челябинск, 1977. С.37.
2 Цит. по: Кузьмин А.Г. Татищев. М., 1981. С. 245.
3 Там же.
4 См.: История казачества Урала. Оренбург; Челябинск, 1992. С. 28.
5 Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1983. Т. 6. С. 150, 157.
6 См.: Столетие военного министерства, 1802-1902: Воинская повинность казачьих войск. СПб., 1907. Т. XI, ч. 3. С. 238.
7 ПСЗ. Собр. 2. Т. XLIX, №> 53237.
8 См.: Изюмов А.И. Уральская казачья община // Вопр. истории. 1998. С. 133.
ПРОБЛЕМЫ ГРАЖДАНСКОГО И ТРУДОВОГО ПРАВА
В. Ф.Кузнецов
ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ: ПОНЯТИЕ И СТРУКТУРА
Принятие Федеральных законов «О судебных приставах» и «Об исполнительном производстве» явилось тем существенным правовым механизмом, с которым связано восстановление прав и законных интересов граждан и организаций.
Одним из основных результатов судебной реформы за последние 10 лет стало образование системы принудительного исполнения, в результате чего создана служба судебных приставов1.
В общей части Модельного кодекса использованы ключевые понятия: «судебный пристав» и «исполнение судебных решений»2.
В юридической литературе высказаны различные точки зрения на место исполнительного законодательства в системе российского права, его взаимосвязь с процессуальным и административным правом.
В частности, В.В. Ярков считает, что если рассматривать исполнительное производство как составную часть гражданского и арбитражного процессов, то тогда можно объяснить до сих пор сохраняющееся наличие ряда существенных гарантий прав должника и стадии исполнения. Если же исполнение - суть административная процедура, то тогда главной его целью является обеспечение реализации положений судебного и несудебного акта без соблюдения тех гарантий, которые свойственны судебной процессуальной форме3.
Вместе с тем в пользу самостоятельного и внепроцессуального характера исполнительного производства говорит наличие специфических черт, принципиальных положений, специфика норм, регулирующих исполнительное производство. Исполнительное производство имеет сложный предмет правового регулирования4.
