CC BY
11
ДИАГНОСТИКА СОЦИУМА
И. А. Шаповал
Ценности и смыслы. 2024. № 2 (90). 64-80. Values and Meanings. 2024. No.2 (90). P. 64-80. УДК 17.171; 316.472 D0I:10.24412/2071-6427-2024-2-64-80
Самоотчуждение поколения Z в проекции «моделей должного»
Шаповал Ирина Анатольевна
Доктор педагогических наук, профессор, профессор Воронежского государственного педагогического университета, г. Воронеж, Россия E-mail: irinashapoval@yandex.ru http:// orcid.org/0000-0003-4285-2810
Аннотация. Актуальность изучения самоотчуждения поколения Z в проекции «моделей должного» определяется ростом стремления человека быть хозяином своего «Я» на фоне усиления социальной турбулентности. Проблема исследования: дефицит научного знания о самоотчуждении как личностном механизме замены традиционных ценностей эгоцентричными. Цель: анализ связей и взаимовлияния содержания «моделей должного» и самоотчуждения у представителей поколения Z. Методы: категориально-генетический анализ и синтез; диагностический эксперимент; обобщение. В статье уточнены телеологические и законнические аспекты и контрпозиции «моделей должного». Отчуждение и самоотчуждение рассмотрены в их связях с самоотношением субъекта, в их формах (самоотстранение, «невоплощен-ность») и в динамике перехода к самопреобразованию. Систематизированы характеристики молодежи поколения Z в сферах общения, самосознания, отношения к ценностям. Результаты исследования подтвердили тенденции гедонизма и «анонимной ответственности» в развитии ценностно-смысловой сферы центениалов; эгоцентричный прагматизм субъектных и незначимость роли традиционных «моделей должного» в принятии решений. Установлены размытость ценностей «Я» в самоотношении и их психологическая дистанциро-ванность от отношений. В Заключении отмечаются связи между отсутствием внимания к традиционнным «моделям должного», обеднением «Я» субъекта и его целей достижения личного благополучия и получения удовольствия. Показана роль информатизации пространства
© Шаповал И. А., 2024
64
развития личности в «играизации» жизни и конструировании «ложного Я». Подчеркиваются незаменимость самоотчуждения как механизма развития личности и отрицательные эффекты отказа от него.
Ключевые слова: ценности, «модели должного», контрпозиции, самоотношение, отчуждение, самоотчуждение, «играизация», «ложное Я».
Для цитирования: Шаповал И. А. Самоотчуждение поколения Z в проекции «моделей должного» // Ценности и смыслы. 2024. № 2 (90). С. 64-80.
SELF-ALIENATION OF GENERATION Z IN THE PROJECTION OF «MODELS OF DUE» Irina A. Shapoval
Dr. Sc. (Education), Professor, Professor of State Pedagogical University, Voronezh, Russia E-mail: irinashapoval@yandex.ru ORCID: 0000-0003-4285-2810
Abstract. The relevance of studying the self-alienation of generation Z in the projection of "models of due" determines the growth of a person's desire to be the master of his "I" against the background of increasing social turbulence. The problem of research: deficit of scientific knowledge about self-alienation as a personal mechanism for replacing traditional values with egocentric ones. Purpose: to analyze the connections and mutual influence of the content of "models of due" and self-alienation among representatives of generation Z. Methods: categorical genetic analysis and synthesis; diagnostic experiment; generalization. Research. The article clarifies teleological and legalistic aspects and counter-positions of "models of due". Alienation and self-alienation are considered in their connections with the self-attitude of the subject, in their forms (self-estrangement, "non-incarnation") and in the dynamics of the transition to self-transformation. The characteristics of the youth of generation Z in the spheres of communication, self-awareness, attitude to values are systematized. The results of the study confirmed the tendencies of hedonism and "anonymous responsibility" in the development of the value-semantic sphere of centenials; egocentric pragmatism of subjects and the insignificance of the role of traditional "models of due" in decisions. The blurring of the values of the "I" in self-relation and their psychological distance from the relationship are established. The conclusions note the links between the lack of attention to the traditional "models of due", the impoverishment of the subject's "I" and his goals to achieve personal well-being and pleasure. The role of informatization of the personal development space in the "playization" of life and the construction of the "false self" is shown. The irreplaceability of self-alienation as a mechanism of personality development and the negative effects of abandoning it are emphasized.
Keywords: values, "models of due", counterpositions, self-attitude, alienation, self-alienation, "playization", "false Self".
For citation: Shapoval I. A. Self-alienation of generation Z in the projection of «models of due» // Values and Meanings. 2024. No.2(90). P. 64-80. (In Rus).
Введение
Обострение связи проблем долженствования, самоотношения и самоотчуждения связано со стремлением человека и общества к стабилизации и возвращению способности эффективно функционировать
в условиях реконструкции социальной жизни.
В логике системно-антропологического подхода способом существования «Я» как открытой системы выступает гомеорез, постоянное саморазвитие. Самоотношение является особой подсистемой личности, и сущность и характеристики того и другого выводятся из особенностей их связей с миром (Н. И. Сарджвеладзе; О. В. Лукьянов). Желание субъекта быть хозяином своего «Я», самоподтверждаться и самоосуществляться заставляет его постоянно реадаптироваться к изменяющимся условиям и — для поддержания веры в свой потенциал в достижении долгосрочных целей — пересматривать свои Я-концепцию и самоотношение, удерживая их непрерывность в потоке трансформаций.
Необходимыми условиями адекватности и эффективности этих процессов выступают желание субъекта изменить себя, действия по самопреобразованию (спонтанные и неконтролируемые или мотивированные и осознанные) и аутопсихологическая компетентность — способность и готовность ориентироваться в пространстве своего Я и целенаправленно использовать свои внутренние ресурсы для преобразования себя (Л. А. Степнова). Рождению, становлению и реализации такой компетентности предшествуют во времени отчуждение, самоотчуждение и осознание наличия внутренней проблемы.
Согласно исследованиям [6; 7; и др.], современных студентов как поколение Цифровой социализации Z (Homeland Generation, Homelanders), зумеров / центениалов характеризуют явный и выраженный отход от традиционной системы ценностей и от гетерономного определения своего социального положения (статуса, функции, роли) и их замена эгоцентричными самоопределением и ценностями. Проблема нашего исследования: роль самоотчуждения как внутреннего механизма этих процессов.
Цель настоящей работы: анализ связей и взаимовлияния содержания «моделей должного» и самоотчуждения у представителей поколения Z.
Теоретико-эмпирические основания определения связей самоотчуждения и «моделей должного»
Мы исходим из того, что самоотношение и самоотчуждение — суть акты бытия единого феномена «Само-» человека, интегрирующего, организующего и регулирующего концепты самопознания, саморегуляции и т.д. Существование и функционирование самоотношения и самоотчуждения обеспечивает их постоянный взаимообмен информацией
и энергией, и потому одно не может существовать без второго, и победа одного над другим невозможна.
Сущностные характеристики, тенденции и связи самоотношения и самоотчуждения субъекта, формируясь в определенном социокультурном контексте, проявляются, в том числе, в содержании «моделей должного». Очевидно, что нарушения взаимодействия самоотношения и -отчуждения, ослабление или размывание их границ способны трансформировать и ценности, и «модели должного» субъекта.
Рассмотрим «модели должного» как репрезентации ценностей личности. Учитывая, что аспект долженствования является необходимой составляющей любой ценности как отношения наших желаний и надежд к тому, что должно существовать в мире (в человеке или в социуме), сами долженствования могут становиться ценностью, но по критерию их субъекта они неоднородны [6]:
— телеологическое долженствование обращено к благу «Я» самого человека: создав некий абстрактный эталон себя, он настраивается на приближение к нему, реализует в этом приближении свою активность и переживает определенные состояния сознания;
— законнические долженствования / обязанности создаются и диктуются извне и значительно сужают субъектность человека: «следует», «нужно», «должно» отождествляются с «принужден» или «требуется».
Те и другие долженствования коррелируют с внутренними ценностями и декларируемыми ценностными ориентациями, расхождение между которыми объективно и субъективно детерминировано [9]. Во-первых, при недостаточно развитой системе ценностей и/или рефлексии человек может неадекватно определять реальную роль конкретной ценности в своей жизни. Во-вторых, в целях защиты и/или стабилизации самооценки он может субъективно преувеличивать или преуменьшать значимость каких-то ценностей. В-третьих, ценности (идеалы и стереотипы, прошлое и будущее) разнородны и потому могут быть недостаточно дифференцированы и согласованы. Кроме того, система ценностей субъекта динамична согласно интра- и интерперсональным трансформациям его Я-концепции и самоотношения.
Отражая отношение субъекта к миру и к себе, система его «моделей должного» интегрирует контрпозиции «Я должен» и «Мне должны», которые выступают готовыми универсальными схемами и интерпретациями различных ситуаций/событий, и регуляции в них своего поведения.
Кроме того, будучи своего рода метакоммуникативными сообщениями [21], «модели должного» дают нам инструкции или помощь в прогнозировании своего/чужого поведения в определенных ситуациях и его последствий.
Закономерные реакции личности на изменения социума — периодические пересмотр и коррекция самого содержания «моделей должного», их иерархии и баланса: если прежние императивы свою эффективность и востребованность утрачивают, человек их «консервирует» (откладывает «на потом») или отчуждает их и ищет либо создает новые. Тем самым через самоотчуждение преобразуются субъективное настоящее, прошлое и будущее самоотношение.
Уточним связи самоотношения и самоотчуждения.
Изначально самоотношение интерпретировалось через конструкты уверенности в себе, самоуважения, аутосимпатии, самопринятия, глобальной самооценки (С. Куперсмит, М. Розенберг и др.). В России самоотношение начинали изучать как подкласс социальной установки (Д. Н. Узнадзе, И. С. Кон и др.) или как направленное на себя отношение человека к ситуации удовлетворения его потребности в континууме «желания-возможности» (Н. И. Сарджвеладзе). Анализ самоотношения как подсистемы самосознания позволил нам выделить ряд таких его характеристик, как характер связей его модальностей (позитивной и негативной, оценочной и эмоциональной), его дифференцированность в зависимости от состояния границ «Я» и аффективный знак в зависимости от характера отношения субъекта к своим Не-Я (негативный, нейтральный, отвергающий) [20]. В этом контексте можно утверждать также, что характеристики самоотношения связаны в первую очередь с уровнем развития и когнитивной сложностью самосознания: степенью дифференциации осознаваемых Я и Не-Я и их интегрированности в образе Я (в отличие от его противоречивости и конфликтности).
Категории отчуждения и самоотчуждения согласуются с семантической оппозицией «родной-чужой» и описываются как ситуация нарушения или разрыва связей человека с миром и с самим собой. Онтологически отчуждение (англ. alienation) двояко [16]: это, с одной стороны, отношения субъекта с какой-либо его функцией в результате разрыва их изначального единства; с другой — сам процесс разрыва этого единства, имеющий следствием обеднение природы субъекта и изменение (извращение, перерождение) природы отчужденной функции.
Г. Зиммель связывал самоотчуждение с субъектно-объектными отношениями субъекта: имея целью локализацию или снижение напряжения, оно происходит согласно творческой воле его субъекта или же логике самого объекта отчуждения. Позитивный смысл самоотчуждения обнаруживается в том, что оно побуждает человека к постоянному саморазвитию, эволюции, самореализации [4]. Тем не менее, будучи реакцией субъекта на превышающее его адаптационные возможности действие стимула и состоянием фрустрации [5], самоотчуждение может стать и разрушительным.
Психоанализ, используя контекст субъективного и объективного для объяснения отчуждения, акцентировал его негативную сторону (З. Фрейд): вытеснение, «бегство в болезнь» и т.п. как способы отстранения человека от травмирующей его реальности. К. Хорни для определения самоотчуждения использовала метафору «сделка с Сатаной»: отказаться от себя — все равно, что продать душу. В «социализированном» неофрейдизме Э. Фромма отчуждение впервые соединилось с самоотчуждением: восприятие и ощущение себя как чего-то чуждого есть результат нарушения естественной связи человека с природой, отсюда — с другим человеком и затем с самим собой.
Экзистенциальная психология связала отчуждение и самоотчуждение с дефицитом осмысленности жизни или с утратой ее смысла, экзистенциальным вакуумом/недугом. Убеждение в бессмысленности и жестокости жизни, апатию и неизбирательную и сумбурную активность субъект реализует на уровнях когниций, эмоций и действий в одной из базовых форм деструктивного поведения и жизненного стиля [10]. Вегетативность как самый тяжелый экзистенциальный недуг («растительное существование») характеризуют апатия и скука, прерываемые периодами депрессии, низкий уровень активности, внешне и внутренне бесцельной. Бессилие исходит из осознания человеком значимости активного участия в жизни и одновременно своей неспособности к нему. Нигилизм отличается наличием парадоксального смысла, или антисмысла: раздраженный и циничный, нигилист видит смысл только в отрицании всего претендующего на позитивный смысл, агрессивен и стремится к соперничеству. Наконец, авантюризм сохраняет некоторую возможность для позитивного смысла, но лишь в поведении риска.
В философско-социологической модели Е. Н. Осина и Д. А. Леонтьева отчуждение выступает психологическим механизмом смыслоутраты [11]
или целостным устойчивым состоянием нарушенное™ смысловых связей в структуре жизненного мира. Для постановки диагноза «экзистенциального вакуума» существенными для россиян признаками являются утрата или искажения составляющих переживания осмысленности собственной жизни [9]. Это наличие цели жизни (призвания, смысла), «верность ложному пути» (способность выполнять обязательства при наличии внутреннего протеста), удовлетворенность самореализацией, интерес и эмоциональная насыщенность жизни, переживание чувства ее авторства и ее управляемость (уверенность в принципиальной возможности осуществить жизненный выбор).
В концепции И. В. Латыпова самоотчуждение представлено как нарушения самоидентичности субъекта: процессы обособления, изоляции и объективации человека от своего Я или каких-то его составляющих, несущих конфликтный потенциал [8]. При этом субъект в разной степени утрачивает не только самоидентичность и чувство собственной субъ-ектности/причинности (в отличие от деперсонализации), но и смыслы своего существования и деятельности:
— самоотчуждение сопровождается приобретением и явными признаками психологического неблагополучия в сферах суверенности и базальных измерений самоотношения: неприятия себя, снижения субъектности и переживания осмысленности жизни;
— самоотстранение связано с меньшим переживанием смыслового отчуждения и снижения аутосимпатии, так как экзистенциальный вакуум заполняется внешними увлечениями и действиями и потому не осознается.
Главное отличие самоотчужденного образа Я — осознанное негативное восприятие своих собственных качеств и переживание смыслоутраты; самоотстраненного — бессознательная изоляция отдельных составляющих личности, угрожающих его психологическому благополучию.
В современной антропоцентрической модели самоотчуждение оценивается как крайняя форма отчуждения и сравнивается с аутоиммунным заболеванием [18]. Ключевым и наиболее «близким» личности эмоционально-психологическим фактором его развития выступает сегодня информационная среда, а его продуктом — новый тип личности: «самоотчужденный человек».
Итак, в целом отчуждение субъекта в отношениях с людьми и миром и его самоотчуждение взаимосвязаны и взаимно переходят друг в друга
[4; 23]. Очевидно, что, утрачивая связь с собой, переставая ощущать себя центром своего мира и актором своих действий, человек в результате теряет и продуктивные связи с другими людьми, и способность их устанавливать. Но чувства внутренней неопределенности и тем более самоотчуждения невыносимы для человека и подталкивают его к «заботе о себе» (М. Фуко): к самопреобразованию и реконструкции самотождества. Решающим толчком к самоизменению становится «кристаллизация недовольства» [22]: истолкование ассоциативных связей между субъективным восприятием проблем, затрат и негативных результатов как комплексной и неизбежной последовательности.
Самоотчуждение начинается с ощущений онтологической тревоги / сомнения, чувства онтологической вины / упущенной возможности, фрагментарности и/или подчиненности своей жизни и проблем с поиском объектов идентификации. Результатом процессов разотождествления, самоотчуждения и самоотречения могут становиться как деперсонализация личности с защитным вытеснением или расщеплением Я, так и его трансформация и реконструкция [1]. Можно проследить этапы динамики самоотчуждения и выхода из него:
1. Возникновение субъективных ощущений «деструктивного самотождества» и их отражение в поведении: фиксация на себе, самопоглощенность, самоизоляция, самонавязанность и т.д.
2. Обнаружение в себе «чужого Я» и невозможности быть прежним.
3. Разотождествление «Я»: отрицание неких суб-Я и Не-Я и попытки освободиться от них.
4. Проектирование «другого Я» и построение планов самоизменения.
5. Поиск приемлемых способов самоизменения (состояний, желаний, поступков), их согласование с личностными ресурсами и применение.
«Приговоренность» человека к непрерывному развитию определяет его стремление «встать над полем», преодолеть его границы (К. Левин), ощутить свободу по отношению к ним и дистанцироваться от «груза прошлого» (Р. Харре), превратить ставшее неподлинным бытие в подлинное (К. Ясперс). «Восхождение выше» открывает путь к внутренним кризисам и конфликтам в подчинении «себя примитивного» (какой я есть) «себе высшему», каким я должен быть [23]. Тем самым периодическое самоотчуждение Я, «поиск себя» и «возвращение к себе» в новом качестве бытия для развития личности необходимо, но потенциально — и деструктивно, и конструктивно.
Психологические характеристики молодежи поколения Z неоднозначны. В большинстве научных трудов отмечается, прежде всего, специфика социокультурного пространства развития детей-центениалов: их максимальное приближение к информации. Становясь с техникой на «ты», человек превращается в «цифрового аборигена» (digital Native), жителя «цифрового века» [3]. Смещение баланса в коммуникациях с окружающим миром в сторону виртуальной среды, опосредованной интернетом и гаджетами, определяет значительный рост информированности детей, их познавательного развития и сдвиг в использовании доступных им способов социализации и индивидуализации: пространством самореализации детей-центениалов становится простой и органичный для них виртуальный мир.
Уже на этапе перехода к школьному обучению центениалы демонстрируют специфику своего интеллектуального, социально-психологического, личностного развития [13]. В познании ведущим признаком выступает «клиповость» мышления: фрагментарное и красочное восприятие окружающего (фрагментарное или глобальное) сочетается с неспособностью системно воспринимать информацию, мыслить и излагать свои мысли. Как следствие, во-первых, снижаются интерес и способности к анализу и самостоятельным открытиям, к творческому воображению; во-вторых, чрезмерная уверенность в своих взглядах и мнениях делает второстепенной способность к самоанализу и самокритике или искажает ее развитие.
С другой стороны, чем меньше «живой» коммуникации, тем больше ребенок и подросток отстают в социальном и ментальном развитии: не развиваются социальные мотивы и навыки общения, межличностного взаимодействия, сотрудничества, рефлексия и эмпатия. Ожидание безусловного принятия себя и нетерпимость к критике блокируют развитие чувств долга и ответственности, в том числе перед самим собой. В итоге уже на пороге школы большая часть центениалов инфантилизирована и на этом фоне развиваются в дальнейшем их стремления к индивидуальности, аутентичности, самореализации в реальном мире [там же].
У студентов поколения Z доступ к информационной среде гораздо шире, а уровень цифровой компетентности выше, именно поэтому им больше угрожает информационное отчуждение. Его влияние на составляющие их глобального самоотношения и самореализацию в реальном мире отражают [12; 15; и др.]:
— в сфере общения — особый феномен одиночества: выступая сред-
ством спасения от потока информации, оно переживается даже в кругу близких при отсутствии гаджета как ощущения неуюта и тревоги;
— в сфере самосознания на первом плане проблемы субъективной зависимости от «цифры» и самотождества. Склонность представлять свое публичное Я в цифровом пространстве идеальным и подчеркнуто индивидуальным, с размытыми социальными и тендерными характеристиками способствует усилению самоотчуждения и разотождествления.
В целом указанные характеристики самосознания и коммуникаций представителей поколения Ъ усиливают и подкрепляют их готовность и склонность к постоянной внешней и внутренней мобильности, к быстрому избавлению от старых привычек и к жизни без привычек вообще. Факты того, что 40% современных студентов категорически отрицают традиционный нормативно-ценностный контекст, а еще 25% находятся в его «пограничье», свидетельствуют о внутрипоколенческом ценностном расколе и «перекодировке культуры». Здесь же можно отметить не наблюдавшуюся у предыдущих поколений специфику самоотношения, самоотчуждения и базовых ценностей. В саморефлексии статусно-личностной определенности у студентов доминируют индивидуалистические ассоциации позитивной креативной амбициозности самовыражения, самоутверждения (я субъект воли, я лидер...) и отчуждения (я никто, одиночка) или эгоизма (я эгоист) [2]. Большая часть опрошенных считает себя свободными в выборе средств и методов достижения целей ради достижения успеха в жизни и допускает нарушение моральных принципов и норм. Ради сиюминутного удовольствия, выгоды, высокой оценки они готовы идти и на риск, недооценивая его последствия. Оставшееся меньшинство исследователи справедливо оценивают как «отклоняющееся»: это те, кто придерживается традиционной модели ценностей, замкнут в круге интересов семьи и отчужден от изменений современного мира, в т.ч. идеологических.
Другие исследования констатируют у студентов-центениалов типичные инструментализацию ответственности и манипулирование ею (отказ, избегание, минимизация по степени и по времени). Это относится и к профессиональному самоопределению [12; 15]: большая часть студентов признается, что в вуз они пришли за дипломом, а не за знаниями и профессией. Актуальны и распространены ориентации на быстрое обогащение, получение комфорта и сиюминутных удовольствий; планы построения своего будущего отсутствуют, а профессия оценивается
как ресурс / инструмент для получения в будущем «высокодоходной экономической ниши».
У примерно четвертой части современных студентов выявлена новая форма самоотчуждения — «невоплощенность» в интернете [7]. Ее высокие показатели сопрягаются со значительно превышающими средние значения показателями отчуждения и самоотчуждения в формах вегетативности и бессилия. Модус бытия такого «невоплощенного» — бестелесный способ виртуального существования, самоотождествление с фантазийными образами, смоделированная реальность — обуславливает стойкие переживания онтологической ненадежности именно виртуальной реальности (ontological untrustworthiness of cyberspace) и одновременно утраты реальной жизненности себя и других людей, иллюзорности бытия и всего существующего.
Методы исследования Теоретико-сравнительный категориально-генетический анализ и синтез базовых концептов и конструктов; диагностический эксперимент; обобщение.
В эмпирическом исследовании связей «моделей должного» и самоотчуждения использовались вербальная проективная методика (модификация Must-теста «Определение жизненных ценностей личности» П. Н. Иванова и Е. Ф. Колобовой), отдельные шкалы Теста-опросника самоотношения В. В. Столина и С. Р. Пантелеева (ОСО) и Опросник субъективного отчуждения для учащихся (ОСОТЧ-У) Е. Н. Осина.
Диагностика «моделей должного» и самоотчуждения проводились у студентов 1-го — 4-го курсов бакалавриата (18-22 года), обучающихся по психологическим профилям.
Результаты исследования По показателю самоотчуждения высокий уровень обнаружен у единиц опрошенных, а повышенное самоотчуждение плавно снижалось от 1-го курса к 4-му (25,7 и 13,6% соответственно). Неудовлетворённость собой и чувство нежелания или способности что-либо изменить проявлялись в согласии с утверждениями: часто я сам не могу понять, чего хочу; жизнь кажется мне довольно скучной и бессмысленной; счастье — это миф, который люди придумали, чтобы избежать отчаяния; я часто чувствую, что не в силах добиться в жизни того, чего хочу и т.п.
Для уточнения предпосылок появления самоотчуждения использовался анализ близких к нему шкал самоотношения как специфической
активности субъекта в адрес своего «Я» [14]: самоуважения, аутосим-патии, близости-самоинтереса к себе.
Оценочный конструкт Самоуважения основан на сравнении или внутреннем обосновании и включает Самопонимание и Самоуверенность — веру в свои силы, самостоятельность, способности и возможности контролировать свою жизнь и быть самопоследовательным. В динамике средних значений Самоуважение снижается на 4-м курсе в сравнении с 1-м (67,5 и 49,2%) на фоне роста Самопонимания, нарративов для «внутреннего употребления» (76,3 и 80,0%).
Аутосимпатия отражает безоценочную дружественность-враждебность к своему Я, включая Самопринятие и негативный полюс Самообвинения — по сути, первый шаг к самоотчуждению: видение в себе по преимуществу недостатков, низкая самооценка, готовность к вынесению самоприговоров на фоне раздражения и презрения к себе. Незначительное снижение Аутосимпатии к 4-му (72,1 и 66,7%) и Самопринятия (76,5-68,7%) обеспечивает в основном снижение Самообвинения (39,2 и 29,6%).
Самоинтерес, близость к своим мыслям, чувствам и готовность общаться с собой «на равных» также снижается незначительно (71,2 и 66,7%) в сравнении с Ожидаемым отношением других (46,9 и 31,2%).
Таким образом, в динамике самоотношения студентов от 1-го курса к 4-му отчетливо выражено снижение полярных друг другу измерений Самоуважения и Самоотчуждения. На фоне незначительного роста Самопонимания и отчетливого снижения Самообвинения и особенно Ожидаемого отношения других редукцию Самоотчуждения можно объяснить формированием эгоцентрических установок и ценностей в отношениях с миром и самим собой. Отсутствие выраженной динамики других показателей самоотношения у большинства опрошенных характеризует их как находящихся в «пограничье смыслов»: традиционных и «перекодированных» [2].
Представленные данные указывают в целом на девальвацию ценности самоопределения и традиционных способов самореализации у современных студентов как в реальном, так и во внутреннем мире. Прежние формулы Само- становятся когнитивно аморфными и непродуктивными стереотипами, связанная с ними эмоциональность — амбивалентной, их конативное воплощение — пассивным. Снижение потребности в самосогласии и самоутверждении обуславливает отсутствие или сглаженность
конфликтов и кризисов в этой сфере.
Как это отражается в «моделях должного»? Учитывая внутреннюю «двуликость» субъективных ценностей, проективные ассоциации «моделей должного» изучались в контрпозициях: «Я должна» и «Мне должны», или Я и МНЕ [19]. Анализ динамики ассоциаций показал их одинаково резкую диспропорцию на 1-м, и на 4-м курсах (Я почти в 3 раза больше, чем МНЕ) и различия в иерархиях должного.
У первокурсников 1-е позиции в иерархии заняли Я в кластере Индивидуализм/самосовершенствование (23.7%) и МНЕ в кластере Интимные отношения (51.6%), где ярче всего проявляется наивный эгоцентризм: «Мне / меня должны» уважать, принимать, любить, дарить, помогать и поддерживать, давать / отдавать, обеспечить и т.п. (по убывающей).
На 2-м месте в иерархиях Я и МНЕ оказался Бытовой комфорт, на 3-м — собственно Социальные отношения. В целом «модели должного» первокурсников характеризуют их как инфантилов, сосредоточенных на любви к себе и заботе о себе: полюбить себя и свое тело, баловать, защищать себя...
У четверокурсников на первом месте в иерархиях Я и МНЕ оказываются Социальные отношения (20.9 и 43.3% соответственно), а Интимные отношения и Бытовой комфорт перемещаются на вторые позиции (18.9 и 22.4%). На первый план выходят «модели должного» социальной желательности: какой должно быть (опрятной, вежливой, искренней, милой и т.д.) и какой — не быть. Рост числа таких моделей указывает на взросление, перестройку взаимоотношений студентов с миром и перенос индивидуалистической и эгоцентрической модальностей в область социальных отношений.
Таким образом, анализ результатов исследования:
1. Подтвердил тенденции развития у студентов поколения ^
— ценностной ориентации в направлении эгоцентризма, гедонизма, «анонимной ответственности», «неспособности к разговору» (Г.-Г. Гадамер);
— эгоцентрично-прагматического вектора телеологических «моделей должного» в отношении себя и других при незначимости роли традиционных законнических ценностей и долженствований в принятии решений.
2. Констатировал:
— невыраженность у студентов интереса к своему Я, отсутствие четких
ориентиров и «оторванность» ценностей смыслов Я и самоотношения от индивидуальности, их психологическую дистанцированность от связей, отношений, ситуаций;
— возрастную динамику снижения значимости, в том числе адаптивной, полярных друг другу конструктов самоуважения, самообвинения, ожидаемого отношения от других и самоотчуждения.
Заключение
Отсутствие внимания к осмысливанию традиционнных «моделей должного» обедняет и Я-личное, и Я-социальное субъекта и ограничивает его взаимодействия и отношения с окружающими плоскостями достижения личного благополучия и получения удовольствия. Выбор созерцательно- или агрессивно-защитной жизненной стратегии в настоящее время жизни общества оказывается малоэффективным. Рост информатизации социокультурного фона и пространства развития личности все больше распространяет в качестве жизненной стратегии «играизацию»: симулятивную жизнь «понарошку» с конструированием «имиджевых Я», взаимными манипуляциями и ценностно-нравственной амбивалентностью. «Модели должного» и поведенческие паттерны в такой стратегии жизни легко изменяются соответственно прагматике момента, его ожиданиям и требованиям. Опасения самопонимания, самораскрытия и самопрезентации сглаживаются путем конструирования «ложного Я» с помощью самообмана, идеализации, усиления самоконтроля или компенсируются нигилизмом либо поведением риска.
Чаще всего отказ субъекта от неких «неподходящих Я» направлен на их сокрытие от «разоблачения» другими и самим собой, то есть выполняет защитную и адаптивную функции психической саморегуляции. Однако снижение дискомфорта и сохранение непротиворечивости Я-образа оплачиваются искажением оценки объективной реальности, контакта с ней или его прерывания и системным дисбалансом, снижением устойчивости и общей витальности Я как подсистемы личности.
Включение процессов самоотчуждения как механизма развития личности прямо зависит от энергии стремления субъекта преодолеть границы заданного, стать иным, чем в данный момент, и выйти на более высокий уровень. Рефлексия Я, необходимого именно ему и действий «ради себя», осознание противоречий, «частичная смерть» изжившего себя образа Я (К. Домбровский) и его последующее замещение новым образом — необходимые шаги к рождению новых аспектов личности.
В любом случае и сам отказ от субъективного отчуждения, и связанные с ним трансформации «моделей должного» нелинейны, противоречивы и неравномерны. Отказ от комфорта, добытого ранее за счет искажения оценок реальности и контакта с ней, может привести к новому «разрыву», «сдвигу» смыслов Я и отношений с миром и отрицательно сказаться на жизнестойкости, автономии, самоэффективности, чувстве связности Я.
Литература
1. Гротштейн, Д. С. Расщепление и проективная идентификация. М.: Институт общегуманитарных исследований. 2017. 220 с.
2. Данилов А. Н., Грищенко Ж. М., Щелкова Т. В. Поколение Z: раскол традиций или перекодировка культуры // Журн. Белорус. гос. ун-та. Социология. 2017. № 1. С. 109-118.
3. Дери М. Скорость убегания: Киберкультура на рубеже веков. [Электронный ресурс]. Екатеринбург: Ультра. Культура; М.: ACT, 2008. 478 с. URL: http://www.marsexx. ru/lit/dery-escape.html (дата обращения: 25.09.2023).
4. Зиммель Г. Избранные труды: Философия культуры. СПб; М.: Центр гуманитарных инициатив, 2013. 432 с.
5. Епанчинцева Г. А. Отчуждение как философская и психологическая категория // Психология и психотехника. 2015. № 7 (82). С. 663-674.
6. Ильясов Р. Ф. Динамика ценностей долженствования современной молодежи ... дисс. канд. фил. наук: 09.00.11 / Елабуга, 2011. 128 с.
7. Коптева Н. В. Невоплощенность в интернете как новая форма технологического само отчуждения (на примере студентов гуманитарных вузов) // Вестник Удмуртского университета. 2021. Т. 31, вып. 2. С. 160-169.
8. Латыпов И. В. Взаимосвязь самоотчуждения и образа Я личности // Мир науки, культуры, образования. 2011. № 2. С. 224-227.
9. Леонтьев Д. А. Ценностные представления в индивидуальном и групповом сознании: виды, детерминанты и изменения во времени // Психологическое обозрение. 1998. № 1. С. 13-25.
10. Мадди С. Р. Смыслообразование в процессе принятия решений // Психологический журнал. 2005. Т. 26, № 6. С. 87-101.
11. Осин Е. Н. Смыслоутрата как переживание отчуждения: структура и диагностика: дис. . канд. психол. наук. М., 2007.180 с.
12. Сигнаевская О. Р. Мир человека: смыслы и ценности эпохи постмодерна // Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 4 (258). Философия. Социология. Культурология. Вып. 23. С. 11-16.
13. Сорокоумова Е.А., Курносова М. Г. Специфика психологической готовности современных детей к школьному обучению // Педагогика и психология образования. 2020. № 1. С. 238-255.
14. Столин В. В. Самосознание личности. М.: Издательство Московского Университета, 1983. 284 с.
15. Третьякова В. С., Церковникова Н. Г. Цифровое поколение: потери и приобретения. [Электронный ресурс]. // Профессиональное образование и рынок труда. 2021. № 2. С. 53-65. https://d0i.0rg/10.52944/P0RT.2021.45.2.004 (дата обращения: 25.09.2023).
16. Философия: Энциклопедический словарь. М.: Гардарики / Под ред. А. А. Ивина. 2004. 1072 с.
17. Хватова М. В. Самоотношение в структуре психологически здоровой личности // Психолого-педагогический журнал Гаудеамус. 2015. № 1 (25). С. 107-117.
18. Хохлова А. П. Антропоцентрическая модель формирования отчуждения и са-
моотчуждения в информационном пространстве // Общество: философия, история, культура. 2023. № 4 (108). С. 105-109.
19. Шаповал И. А. Анализ фреймов «моделей должного» студенток поколения Z // Проблемы психологического благополучия: материалы международной научно-практ. конференции / Отв. редакторы С. А. Водяха, Ю. Е. Водяха. Екатеринбург: УрГПУ; Фергана, 2022. С. 125-133.
20. Шаповал И. А., ФоминыхЕ. С. Самоотношение как феноменологическое поле диагностики психологических границ личности и ее здоровья // Клиническая и специальная психология. 2018. Том 7. № 1. С. 13-27. https:// doi:10.17759/cpse.2018070102
21. Bateson G. A Theory of Play and Fantasy // The Game Design Reader: a Rules of Play Anthology. Cambridge, 2006. Р. 67-73.
22. Baumeister R., Leary M. The Need to Belong: Desire for Interpersonal Attachments as a Fundamental Human Motivation // Psychological Bulletin. 1995. no. 117.pp. 113-115.
23. Dqbrowski K. W poszukiwaniu zdrowia psychicznego / Przedm. Bogdan Suchodolski. Warszawa: Panst. wydaw. nauk, 1989. 214 p.
24. LaingR. D. The divided Self. An existential study in sanity and madness. UK: Penguin Books, 2010. 218 p.
References
• Bateson G. A Theory of Play and Fantasy // The Game Design Reader: a Rules of Play Anthology. Cambridge, 2006. Р. 67-73.
• Baumeister R., Leary M. The Need to Belong: Desire for Interpersonal Attachments as a Fundamental Human Motivation // Psychological Bulletin. 1995. no. 117.pp. 113-115.
• Dqbrowski K. W poszukiwaniu zdrowia psychicznego / Przedm. Bogdan Suchodolski. Warszawa: Panst. wydaw. nauk, 1989. 214 p.
• Danilov A. N., Grishchenko ZH. M., SHCHelkova T. V Pokolenie Z: raskol tradicij ili perekod-irovka kul'tury // ZHurn. Belorus. gos. un-ta. Socio-logiya. 2017. № 1. S. 109-118. [In Rus].
• Deri M. Skorost' ubeganiya: Kiberkul'tura na rubezhe vekov. [Elektronnyi resurs]. Ekaterinburg: Ul'tra. Kul'tura; M.: ACT, 2008. 478 s. URL: http://www.marsexx.ru/lit/dery-escape.html (data obrashcheniya: 25.09.2023) [In Rus].
• Epanchinceva G. A. Otchuzhdenie kak filosofskaya i psihologicheskaya kategoriya // Psihologiya i psihotekhnika. 2015. № 7 (82). S. 663-674. [In Rus].
• Filosofiya: Enciklopedicheskij slovar. M.: Gardariki / Pod red. A. A. Ivina. 2004. 1072 s. [In Rus].
• Grotshtejn, D. S. Rasshcheplenie i proektivnaya identifikaciya. M.: In-stitut obshchegumani-tarnyh issledovanij. 2017. 220 s. [In Rus].
• Hohlova A. P. Antropocentricheskaya model' formirovaniya otchuzhdeniya i samootchuzh-deniya v informacionnom prostranstve // Obshchestvo: filosofiya, istoriya, kul'tura. 2023. № 4 (108). S. 105-109. [In Rus].
• Hvatova M. V. Samootnoshenie v strukture psihologicheski zdorovoj lichnosti // Psihologo-pedagogicheskij zhurnal Gaudeamus. 2015. № 1 (25). S. 107-117. [In Rus].
• Il'yasov R. F. Dinamika cennostej dolzhenstvovaniya sovremennoj molodezhi ... diss. kand. fil. nauk: 09.00.11 / Elabuga, 2011. 128 s. [In Rus].
• Kopteva N. V. Nevoploshchennost' v internete kak novaya forma tekhnologicheskogo samo-otchuzhdeniya (na primere studentov gumanitarnyh vuzov) // Vestnik Udmurtskogo univer-siteta. 2021. T. 31, vyp. 2. S. 160-169. [In Rus].
• LaingR. D. The divided Self. An existential study in sanity and madness. UK: Penguin Books, 2010. 218 p.
• Latypov I. V. Vzaimosvyaz' samootchuzhdeniya i obraza YA lichnosti // Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya. 2011. № 2. S. 224-227. [In Rus].
• Leont'ev D. A. Cennostnye predstavleniya v individual'nom i gruppovom soznanii: vidy, de-terminanty i izmeneniya vo vremeni // Psihologicheskoe obozrenie. 1998. № 1. S. 13-25. [In Rus].
• Maddi S. R. Smysloobrazovanie v processe prinyatiya reshenij // Psihologicheskijzhurnal.
2005. T. 26, № 6. S. 87-101. [In Rus].
• Osin E. N. Smysloutrata kak perezhivanie otchuzhdeniya: struktura i diagnostika: dis. ... kand. psihol. nauk. M., 2007.180 s. [In Rus].
• SHapoval I. A. Analiz frejmov «modelej dolzhnogo» studentok pokoleniya Z // Problemy psihologicheskogo blagopoluchiya: materialy mezhdunarodnoj nauchno-prakt. konferen-cii / Otv. redaktory S. A. Vodyaha, YU. E. Vodyaha. Ekaterinburg: UrGPU; Fergana, 2022. S. 125-133. [In Rus].
• SHapoval I. A., Fominyh E. S. Samootnoshenie kak fenomenologicheskoe pole diagnostiki psi-hologicheskih granic lichnosti i ee zdorov'ya // Klinicheskaya i special'naya psihologiya. 2018. Tom 7. № 1. S. 13-27. doi:10.17759/cpse.2018070102 [In Rus].
• Signaevskaya O. R. Mir cheloveka: smysly i cennosti epohi postmoderna // Vestnik CHelyabinskogo gosudarstvennogo universiteta. 2012. № 4 (258). Filosofiya. Sociologiya. Kul'turologiya. Vyp. 23. S. 11-16. [In Rus].
• Sorokoumova E. A., Kurnosova M. G. Specifika psihologicheskoj gotovnosti sovremennyh de-tej k shkol'nomu obucheniyu // Pedagogika i psihologiya obrazovaniya. 2020. № 1. S. 238-255. [In Rus].
• Stolin V V. Samosoznanie lichnosti. M.: Izdatel'stvo Moskovskogo Universiteta, 1983. 284 s. [In Rus].
• Tret'yakova V S., Cerkovnikova N. G. Cifrovoe pokolenie: poteri i priobreteniya. [Elektronnyi resurs]. // Professional'noe obrazovanie i rynok truda. 2021. № 2. S. 53-65. https://doi. org/10.52944/P0RT.2021.45.2.004 (data obrashcheniya: 25.09.2023) [In Rus].
• Zimmel' G. Izbrannye trudy: Filosofiya kul'tury. SPb; M.: Centr gumanitarnyh iniciativ, 2013. 432 s. [In Rus].
Статья поступила в редакцию 30.10.2023; одобрена после рецензирования 01.12.2023; принята к публикации 15.01.2024.
The article was submitted 30.10.2023; approved after reviewing 02.12.2023; accepted for publication 15.01.2024.
